1. ВЕК ЗДРАВОМЫСЛИЯ НА ОСТРОВЕ ВЕЛИКОБРИТАНИЯ

Принятие декларации прав Вильгельма Оранского 1689 г. и последующая отмена в 90-е годы политической и церковной цензуры выпустили джина из бутылки. Поток памфлетов, листовок, ежегодников, ежеквартальников, ежедвухнедельников, еженедельников, ежемесячных журналов и ежедневных газет и другой печатной продукции залил страну и породил массового читателя.

Указанные процессы заметно повлияли и на экономическую активность масс, что привело к существенному улучшению условий жизни в старой доброй Англии, ставшему особенно заметным в начале XVIII столетия, в годы правления королевы Анны Стюарт (1702-1714). Яркие свидетельства тому можно найти у такого зоркого наблюдателя жизни и поборника прогресса как Даниель Дефо156.

Тогда же произошло и другое значительнейшее событие в жизни Великобритании. В 1707 г. Шотландия приняла судьбоносное решение - заключила парламентскую Унию со своим южным соседом Англией и сразу же включилась в активный процесс широких политических и экономических реформ. В стране быстро формируется единое коммерческое общество, а по темпам роста торгового оборота, легкой промышленности и сельского хозяйства Шотландия стала догонять Англию. Именно здесь в последней четверти века Просвещения начинается промышленный переворот, двигателем которого стала паровая машина шотландского изобретателя Д. Уатта (1736-1819), которому покровительствовал Адам Смит.

Конечно, этот прогресс не обошелся и без издержек: принцип свободной торговли сыграл с коммерческим обществом злую шутку. Когда в середине столетия был открыт дешевый способ перегонки спирта из зерновых, города охватило повальное пьянство, в результате резко возросла преступность, а смертность в Лондоне в два раза превысила рождаемость.

Но, разумеется, самым важным и удивительным результатом социального развития Шотландии был ее культурный скачок. Начинается великий расцвет литературы: Т. Смоллет, В. Скот, Р. Берне не нуждаются в рекомендации. В течение нескольких десятилетий университеты Шотландии стали наиболее передовыми в Европе как по своим учебным программам, так и методам преподавания. Не случайно первый светский философ и просветитель Шотландии профессор моральной философии университета в Глазго Ф. Хатчесон (1694-1746) становится весьма популярным в Германии, а его последователь в области теории морального чувства Д. Юм (1711-1776) оказывает серьезнейшее влияние на философское развитие Канта, а во время своего пребывания в Париже покоряет сердца французов. Весьма влиятельными в Европе были А. Смит (1723-1792), А. Фергюсон (1723-1816), Т. Рид (1710-1796) и другие шотландские мыслители.

Что же лежало в основе этого национального подъема, чем руководствовались в своей практической и научной деятельности, увенчанной блистательными триумфами, те "новые люди", прихода которых предвидел и ожидал Локк (1632-1704), готовя им новую образовательную и воспитательную программу? Для этой цели он и обосновал свою философию "Bon sens, или здравого человеческого смысла"157, удовлетворив тем самым потребность "в такой книге, которая "привела бы в систему тогдашнюю жизненную практику и дала бы ей теоретическое обоснование"158. Именно после этого понятие "Sensus communis (общий смысл)", служившее некогда статьей католического философского лексикона, начинает входить в культурный обиход на британских островах.

Воспитанник Локка Э. Шефтсбери (1671-1713) в своем трактате "De sensus communis" 1711) писал: "Что касается нас, британцев, то, благодаря небу, мы имеем лучшие понятия о правительстве... Мы имеем понятие о гласности и конституции ... можем правильно судить о равновесии между властью и собственностью. Максимы, которые мы отсюда извлекаем, обладают такой же очевидностью, как и математические истины"159.

Шефтсбери толковал sensus communis как чувство общности, общественный интерес, заботу об общественном благосостоянии. Здравый смысл — это социальность, гуманность, т.е. нечто противоположное гоббсовской "войне всех против всех". Это чувство вырастает из сознания общественных прав и обязанностей человека, а также естественного равенства всех людей. Именно на природных основаниях Шефтсбери и пытается построить свою систему нравственности: человек - это некий микрокосм, наделенный моральными и эстетическими внутренними чувствами и находящийся в гармонии со всем макрокосмом. Именно таково было философское и социально-политическое истолкование понятия здравомыслия.

Между тем подобного рода вольнодумство, возникшее как плод дозволенного разномыслия, начало порождать и весьма провокационные парадоксы. Почти одновременно с сочинением Шефтсбери, вышла книжка молодого священника Дж. Беркли "Трактат о началах человеческого знания". В этой книге автор постарался завязать в один узел философию, здравомыслие и религию, а также исследовать главные причины тех заблуждений и трудностей в науках, которые служат основаниями для скептицизма, атеизма и безверия.

Известный английский историк У. Лекки охарактеризовал богословие ХУПІ в. в Англии как холодное, бесстрастное, рассудочное, как рациональную теологию, "которая считала христианство удивительно удобным подкреплением полицейской власти..."6. Позиция Беркли в этом вопросе примерно такая же.

В своей книге, принесшей автору скандальную известность, Беркли объявляет священную войну материализму и его главной опоре - понятию материи. Но при этом он выдает свою философию за... обыденный здравый смысл, заявляя, что его учение противоречит только мнениям философов, а не толпы161.

Отвергая возможность реального содержания абстрактных понятий с целью низвержения общего понятия материи, Беркли не прочь заручиться авторитетом "толпы", которая знать не знает абстрактных понятий; восприятие же - дело частное. Но будущий епископ, конечно, постарался при этом не упоминать софиста Протагора, для которого каждый человек есть мера всех вещей и вопрос о существовании или не существовании каждой вещи, в том числе такой как Бог, решает единолично. Именно по этой причине обеспечение стабильного существования вещей в тот момент, когда их никто не воспринимает, Беркли поручает Богу. Согласно Протагору, однако, у каждого человека искони есть возможность мерить все своей мерой, хотя многие и предпочитают брать меру взаймы: но увы, одолженная мера не становится объективной даже если вы одолжите ее Всевышнему.

В сочинении "Три разговора между Гиласом и Филонусом" Беркли повторяет, что если принципы, которые он старается распространить, будут признаны верными, то их следствием окажется, что атеизм и скептицизм будут совершенно уничтожены, некоторые бесполезные части науки отброшены, умозрение вступит в связь с практической жизнью и люди от парадоксов будут обращены к здравому смыслу. Впрочем, по словам епископа, "первого места среди наших занятий заслуживает размышление о Боге..."8.

В церковных кругах, однако, благочестивые намерения Беркли не были также поначалу оценены в должной мере. Дело в том, что, "сократив" материю, Беркли столкнулся со значительными трудностями, пытаясь согласовать свою теорию с библейской догмой о сотворении мира, на что справедливо указывают некоторые отечественные исследователи162.

У Юма здравый смысл всегда антипод религии. Если с любовью к чудесному сочетается еще дух религиозности, то приходит конец здравому смыслу, пишет он в "Исследовании о человеческом познании". В "Естественной истории религии" он высказывается еще резче: когда возникает какой-нибудь богословский спор, то его исход можно предсказать с достоверностью, даже если оно противоречит здравому смыслу. "Противопоставлять потоку религиозных аргументов схоластики, - продолжает Юм, - такие слабые положения как: невозможно, чтобы одна и та же вещь и была и не была, целое больше части, два и три составляют пять, - это все равно, что претендовать на то, чтобы остановить движение океана при помощи тростинки"164.