Биографический сюжет № 11. А.Г. Здравомыслов

Теперь, возвращаясь к сформулированной выше дилемме относительно генезиса современного этапа отечественной социологии, зададимся вопросом: можно ли - если не обнаруживаются признаки непрерывности - говорить о том, что конец 50-начало 60-х гг. было временем проторенессанса и ренессанса? В моем понимании, это могло быть так лишь в том случае, если бы советские социологи, начинавшие работу в то время, одновременно с разработкой собственной методологии и собственного арсенала эмпирических методов, с освоением теорий и методов западной социологии осознанно обратились к тому, что делали русские и советские социологи до них.

Умерших и расстрелянных не вернешь. Но еще были живы Г.Д. Гурвич, Н.О. Лосский, П.А. Сорокин, Н.С. Тимашев, и многое помнили люди, работавшие с Н.И. Кареевым, знавшие П.А. Флоренского, А.В. Чаянова, Н.Д. Кондратьева. К примеру, в относительно недавней статье Р.Г. Яновского [4] отмечается, что в архиве семьи Кондратьева хранится свыше ста писем от него из Суздальской ссылки, куда он был отправлен в 1932 г. и где был расстрелян в сентябре 1938 г. Они многое приоткрывают в его исследовательской методологии и рассказывают о его личностных качествах. Наверное, можно было бы записать воспоминания об А.К. Гастеве, его сын, логик, математик Юрий Алексеевич Гастев (1928-1993), был ровесником первых советских социологов и работал в Институте конкретных социальных исследований в секторе Ю.А. Левады.

Из Англии можно было получить ценнейшую информацию о жизни и творчестве С.Л. Франка, из Франции -

С.Н. Булгакова, из США - Е.В. Спекторского, из Израйля - Б.Д. Бруцкуса, из Швейцарии - С.Н. Прокоповича, из Праги - С.С. Маслова.

Однако более или менее целенаправленное освоение наследия русского зарубежья началось лишь в начале 1990-х гг., а до этого времени работы опальных социологов, экономистов, социальных философов цитировались крайне редко и преимущественно в критическом ключе. Их труды не переиздавались.

Многие факты могли вспомнить представители поколения Б.А. Чагина. Можно было приступить к анализу прошлого и готовить методические пособия и учебники, включить курс истории дореволюционной социологии в программу подготовки кадров, подключить к разработке этой проблематики молодых ученых. Но подобные шаги не просто не были сделаны. Принципиально то, что они и не могли быть сделаны.

Политические и идеологические обстоятельства, характер культуры того времени, установки, сформированные пропагандой и школой, реже - семьей, препятствовали зарождению такого отношения к прошлому.

Таким образом, вероятность того, что на рубеже 50-60-х гг. могло спонтанно, снизу оформиться движение по возрождению дореволюционной социологии, была крайне мала. Более того, если бы кто-нибудь и задумался о разработке программы возрождения русской социологии, т. е. обращения к прошлому, к «корням», то можно утверждать, что это намерение не было бы поддержано «верхами». Работы пассажиров «философского парохода», высланных в 1922 г. из России по распоряжению правительства РСФСР (Н.И. Бердяев, Н.О. Лосский, И.А. Ильин, С.Л. Франк, П.А. Сорокин и ряд других социальных мыслителей), попали в разряд запрещенных, в некоторых библиотеках они хранились, и не составляло большого труда их прочесть. Помимо этого, действовал запрет на контакты советских граждан с этими учеными и людьми из их окружения. Так, Г.В. Осипов [5] вспоминает, что в 1962 г. во время работы V Всемирного конгресса социологической ассоциации в Вашингтоне к нему подошел Питирим Сорокин и сказал, что давно хотел поговорить с советскими учеными, но они его избегают. Далее Осипов поясняет, что советским участникам форума было категорически запрещено по собственной инициативе вступать в контакт с иностранцами, а тем более с Сорокиным, высланным из страны и приговоренным к смертной казни. Без разрешения руководства делегации нельзя было разговаривать один на один с зарубежными участниками конгресса - только в присутствии третьего лица. На свой страх и риск Осипов не отказался от знакомства, и все сложилось благополучно.

В любом случае принятие концепций, развивавшихся дореволюционными социальными мыслителями и социологами, в то время было невозможно, поскольку они не отвечали положениям марксизма-ленинизма. С целого ряда социологов, которые работали в России в первые послереволюционные годы и в 30-х гг.

Биографический сюжет № 12. И.С. Кон

В 1968 г. я основал сектор истории социологии в ИКСИ, а в 1970 г., во время Всемирного социологического конгресса в Варне, - Исследовательский комитет по истории социологии Международной социологической ассоциации, в состав которой вошли крупнейшие социологи мира, начиная с Парсонса и Мертона. В течение 12 лет я был сначала его президентом, а затем вице-президентом; поскольку советские власти ни разу за эти годы не выпустили меня для участия в его работе; меня выбирали заочно [6, С. 215].

Еще меньше шансов в СССР было на возрождение того немалого по объему и важного по содержанию пласта русской дореволюционной социологии, который был образован религиозными социальными учениями. Вне зависимости от того, что и кому в этом наследии представляется значимым, оно в любом случае должно быть заново проанализировано и осмыслено. Вот что считает в связи с этим В.А. Бачинин: