Это была наиболее гетерогенная по своему составу прослойка скифского привилегированного слоя. В нее могли входить представители потомственной родо-племенной аристократии, не управлявшие какими-либо группами населения или территориями, а подвизавшиеся вокруг царя, в его дружине или аппарате управления, и царские чиновники, и доверенные лица, как скифы, так в отдельных случаях и нескифы, добившиеся высокого положения не знатностью, а личными заслугами, и, может быть, даже наиболее приближенные слуги, фактическое положение которых не соответствовало их формальному статусу. Дружинники, точнее, та их часть, которую условно можно отнести к служилой знати, едва ли были однородны по своему составу. Если судить по сравнительно-историческому и этнографическому материалу, состав дружины был весьма пестрым, так как в одной из своих функций она являлась органом власти, противостоящим традиционным родо-племенным структурам. Так было у монголов [Владимирцов, 1934, стр. 87 и сл.], кочевых узбеков [Ахмедов, 1965, стр. 103—104], казахов [Толыбеков, 1959, стр. 243], калмыков [Небольсин, 1852, стр. 21—22] и многих других. Объединяющим началом в дружине были не происхождение, а безусловная верность предводителю. В огузском эпосе суровая битва описывается следующими словами: «Тот день (был подобен дню страшного суда; бек был отделен от своего нукера, нукер— от своего бека» [Книга моего деда Коркута, 1962, стр. 31]. И у скифов дружинники могли вербоваться как из наиболее заслуженных и доверенных ферапонтов, так и из среды родо-племенной знати или из простых свободных скифов. Они не только составляли отборные воинские части, они являлись телохранителями и стражей (Р о 1 у а е n, Strateg., VIII, 56), могли выполнять важные дипломатические поручения, как выполняли их тюленгиты казахских ханов. Не из дружинной ли среды происходили Арсаком и Лонхат, незнатные и небогатые, но вместе с тем популярные воины, пользовавшиеся предпочтением скифских старейшин и даже посылавшиеся в качестве послов к боспорскому царю (Luc, Тох., 44—49)? Впрочем, однозначный ответ на этот вопрос едва ли возможен, так как и он связан с неразрешимой полностью проблемой источников Лукиана. Богатые сопутствующие мужские погребения в царских курганах Чертомлык, Солоха и Гайманова могила с большим количеством оружия, с изделиями из золота, с предметами, выполненными в зверином стиле, вполне могли принадлежать привилегированным дружинникам, имевшим сравнительно высокий социальный статус, но следовавшим в могилу за скифскими царями и владыками, распространяя тем самым свою верность им и на тот свет. Подобные дружинники, по-видимому, сопровождали царей во всех их походах, передвижениях и путешествиях. Из них могла состоять большая свита (отратгл)11 царя Скила, с которой он прикочевывал к Ольвии, когда желал насладиться эллинским образом I жизни, и которая ожидала царя в предместье города (H e r., I IV, 78). Однако свита царя состояла не только из дружинников. В ней были также какие-то «начальники» или «предводители» (тюк Хжиаеюк oi nposaxs?xs?). Именно они, спровоцированные одним из ольвиополитов, показавшим им царя в вакхическом исступлении, «пришли в сильное негодование» и рассказали о виденном остальной свите, т.е., очевидно, дружине (H e r., IV, 79). Эти «предводители», составлявшие часть свиты Скила, едва ли были номархами или вождями каких-то иных подразделений. Скил направлялся в Ольвию не в поход, а с частным визитом, не заинтересованный в широкой огласке. Вероятно, под «предводителями» Геродот имел в виду лиц, занятых в центральном аппарате управления (отчасти, возможно, совмещенном с дружиной), сколь примитивным бы он ни был. Такие люди скорее должны были сопровождать царя во всех его передвижениях, чем номархи и подобные им представители родо-племенной знати. Приблизительно двумя с половиной веками позднее функции геродотовых «предводителей», возможно, выполняли «скептухи» царя Сайтафарна из декрета в честь Протогена. Может быть, они также находились с царем в его ставке и играли немаловажную роль в управлении, непосредственном принятии и выполнении решений, и поэтому в первую очередь их, а не сидевшую или кочевавшую по отведенным ей маршрутам родо-племенную знать стремились ублажить ольвийские послы. О существовании у скифов служилой знати, в какой-то мере отделенной от родо-племенной, свидетельствуют еще две фигуры, эпизодически появляющиеся в скифской истории. Первая — это Тимн, один из основных информаторов Геродота в Ольвии, грек, являвшийся эпитропом (елгсроло^) царя Ариапифа в этом городе (Her., IV, 76), т. е. его агентом, выполнявшим торговые и, возможно, дипломатические поручения [Латышев, 1887, стр. 43, прим. 10]. Вторая относится уже к эпохе позднескифского царства в Крыму. Это также грек, Поси- дей, сын Посидея, успешно боровшийся с пиратами по заданию скифского царя [IOSPE, I2, № 168, 669, 670, 671, 672; Латышев, 1887, стр. 131, 133; Ростовцев, 1918а, стр. 190; Дашевская, 1960]. Однако ни Тимна, ни Посидея нельзя назвать типичными представителями этой прослойки. Дело даже не в их греческом происхождении. Посидей, находясь на службе у Скилура, почти определенно оставался ольвийским гражданином. Возможно, был им и Тимн. Аристократия у хунну. Из других древних кочевников евразийских степей наиболее подробные сведения имеются об аристократии хунну. Помимо правящего рода шаньюев у хунну имелись другие знатные роды. «Три фамилии Ху- янь, Лань и позднее появившаяся Сюиту считаются у сюнну знатными родами» [Таскин, 1968а, стр. 40]. В «Истории поздней династии Хань» Фань Е упоминается еще один знатный род, Цюлинь, и сообщается, что эти роды постоянно вступали в брачные связи с шаньюями и ведали разбором судебных дел [Таскин, 1973, стр. 73]. Высший слой составляли 24 начальника, имевшие титул вань-ци, т. е. темники. Они подразделялись на «сильных», способных выставить 10 тыс. всадников, и «слабых», способных выставить несколько тысяч всадников. Наиболее знатные и влиятельные из них были членами правящего рода шаньюев. Положение крупных сановников, не принадлежавших к роду шаньюев, определялось степенью их влияния и количеством подчиненных им людей [Таскин, 1973, стр. 73]. «Все сановники занимают должности по наследству» [Таскин, 1968а, стр. 73]. По мнению В. С. Таскина, Сыма Цянь имеет здесь в виду не переход власти от отца-темника к сыну, а занятие того или иного поста в зависимости от родственной близости к шаньюю [Таскин, 1973, стр. 12]. «Каждый из двадцати четырех начальников также сам назначает тысячников, сотников, десятников, небольших князей, главных помощников, дувэев, данху и цецзюев» [Таскин, 1968а, стр. 40]. Шаньюи имели аппарат центрального управления, в состав которого иногда входили перешедшие на сторону хунну китайцы. Наконец, у шаньюев были телохранители, очевидно, дружинники, иногда настолько доверенные, что им поручались дипломатические поручения [там же, стр. 43, 46, 141, прим. 135]. Таким образом, у хунну имелись лишь частично совпадающие друг с другом прослойки наследственной и служилой знати, организация которых во многом основывалась на военно-иерархическом принципе. В целом состав и положение привилегированного слоя у хунну очень похожи на положение дел в государствах чингисидов, а также в узбекских и казахских ханствах, причем по сравнению с последними хунну в некоторых отношениях кажутся даже более развитыми. Удивляет только слабое развитие у хунну наследственного принципа. Впрочем, в данном вопросе источники довольно противоречивы. Во всяком случае, у вассальных племен определенно была своя наследственная аристократия.