Римская провинция Мёзия в первой половине I в. н. э.

Создавая провинцию Мёзию, римляне должны были считаться с исторически сложившимися условиями страны. Поэтому они сохранили в системе провинции племена и их вождейг а над нпми поставили в качестве римских администраторов военных командиров (praefecti), которые объединяли под своей властью несколько племен.

Подобную систему управления окраинными территориями римляне устанавливали не только в Мёзии, но и в других провинциях[169]. Оставив племенную организацию, римляне подчинили ее префектам из числа офицеров близлежащего легиона. Praefectus civitatium — не только военная должность, но и административная. Префекты выступают как руководители племен, а не когорт или ал (для которых имеется самостоятельное обозначение: praefectus auxiliae, praefectus cohortis или alae). Объединение римлянами различных племен в одну префектуру (наша префектура охватывала два больших племени — мёзов и требаллов) способствовало уничтожению раздробленности фракийских племен и ускоряло процесс их объединения..

Свидетельств о племенных общинах в Мёзии во времена Юлиев — Клавдиев, помимо указанной надписи Бебия Аттика, пет. Это обстоятельство, однако, нельзя считать доказательством исчезновения общин, но следует объяснять малой степенью- романизации местного населения и отсутствием связанного с ней обычая ставить надписи. Между тем, и в более позднее время [170] есть свидетельства существования civitates[171], которые являются бесспорным доказательством наличия племенных общин и в начале римского господства в Мёзии.

Превращение Мёзии в провинцию ознаменовалось не только существенными изменениями в административном управлении страны, но и усилением всевозможных поборов и налогов.

Интересный материал для характеристики этой стороны жизни провинции дает также переписка жителей города Истрии с правителями Мёзии, найденная Пырваном[173]. Переписка эта чрезвычайно важна как для характеристики состояния западно- понтийских городов в середине I в. (в частности, Истрии), так и для выявления фискальной политики Рима по отношению к не-греческой части Мёзии, т. е. по отношению к основной части страны. Письмо Флавия Сабина сообщает о то тxardi: tgv 3'Ic7Tpov              -iXoc, fjLsx?’- ^ocXy-GarlZ, т. e., очевидно, о таможенных

станциях на берегу Дуная, стоявших вдоль но течению реки вплоть до моря. Таким образом на всем протяжении Дупая до моря была сеть береговых постов, где взимался в пользу Рима налог за ловлю рыбы. Поборами было обложено и пользование лесом[174]. Подчинив силой оружия местное население, рпмляне считали себя хозяевами всех естественных богатств страны.

Подобно тому, как это было в других завоеванных римлянами областях, жители Мёзии служили во вспомогательных войсках. По аналогии с Фракией, где по крайней мере до 26 г. н. э. алы и когорты возглавлялись вождями и не удалялись на очень далекие расстояния от своей родины[175], можно предположить, что первоначально и в Мёзии

существовала подобная система формирования войска. Однако, очевидно, что такая система военной организации просуществовала в Мёзии недолго. Римляне стали формировать воинские подразделения не по племенному принципу, а набирали когорты из различных фракийских племен[176] {cohortes Thracum). Нельзя сказать, возникли ли все фракийские когорты во времена Августа, но бесспорно, что по крайней мере две из них — I Augusta Thracum и Il Augusta Thracum созданы уже во времена этого императора, так как носят его имя.Намне известнынадписиовспомогательных войсках,относящиеся к эпохе от Августа до Нерона,— все они относятся ко времени Флавиев или еще более позднему.

Нам представляется, что и принцип набора во вспомогательные войска, и метод размещения их диктовался боязнью антиримских выступлений. Однако, вопреки стремлению римлян, создание общефракийских воинских, подразделений должно было способствовать усилению связей между различными фракийскими племенами и уничтожению той племенной раздробленности, которая существовала к моменту римского

завоевания. Процесс консолидации фракийских сил, начавшийся с момента римского завоевания и вызванного им противодействия, усиливался вопреки воле римлян их политикой — как административной, так и военной. Более мелкие племенные подразделения постепенно исчезают, сливаясь с более крупными, этнически и территориально более близкими. Так, Дион Кассий говорит об исчезновении требаллов как самостоятельного племени и о слиянии их с мёзами[181]. ?

?

История Одрисского зависимого государства, в которое входила восточная часть будущей Нижней Мёзии, во времена правления первых трех императоров была насыщена бурными событиями. После смерти Рёметалка I Фракийского (13 г. н. э.) Август разделил Фракию. Брат умершего царя — Рескупорид получил северную Фракию и мёзийские территории; сыну Рёметалка — Нотису досталась южная Фракия.

о              совместных действиях[184].

Восставшими руководили разные вожди, «равные между собой по незнатности»[185]. Очевидно, знать осталась верна своим римским покровителям. Подоспевшие римские войска во главе с Публием Веллеем при содействии Рёметалка Il и оставшихся верными ему фракийцев перебили плохо вооруженных и плохо организованных восставших.

Это сообщение Тацита проливает свет на очень важный для нас вопрос о взаимоотношениях между фракийцами и римлянами в этот, начальный период римской оккупации фракийских территорий. Во главе восставших против Рима стояли вожди из числа рядовых фракийцев, тогда как верность Риму сохраняли цари и приближенная к ним знать.

Жестокое усмирение не надолго успокоило подвластный фракийским царям народ. Уже в 25 г. вспыхнуло новое восстание, и Тацит констатирует в «Анналах»: «В консульство Лентула Гетулика и Гая Кальвизия были определены триумфальные знаки Поппею Сабину за то, что он подавил фракийские народы, жившие на горных возвышенностях. Поводом к восстанию, независимо от характера этих людей, послужило то, что они не хотели допускать набора и давать наиболее здоровых рекрутов в нашу армию. Они даже и царям своим привыкли повиноваться только тогда, когда им вздумается, а если и посылали вспомогательные войска, то ставили своих вождей и воевали только с соседними народами»[186]. Очевидно, памятуя

о              жестокой расправе 21 г., восставшие отправили посольство правителю объединенных провинций (Мёзии, Македонии и Ахайи) Поппею Сабину с просьбой не тревожить их новыми поборами. Ho напрасно: Сабин вызвал легионы во главе с Ie- gatns pro praetore Moesiae — Помпонием Лабеоном, и они, соединившись с Рёметалком II и оставшимися верными ему фракийцами, поспешно двинулись на неприятеля. Осажденные, лишенные воды и пищи, повстанцы героически сопротивля

лись, и часть их пробила себе путь с оружием в руках. Суровые морозы зимы 26 г. положили конец войне.

В 44 г., после смерти Рёметалка II, Фракия была отдана старшему из сыновей Котиса — Рёметалку III, не воспитывавшемуся на родине, не знавшему обычаев и традиций своей страны, римлянину по- духу и полуримлянину по происхождению [187].

Античная традиция ничего не сообщает нам относительно обстоятельств смерти последнего фракийского царя. Весьма вероятно, во фрагментированной надписи в честь Трифены, матери Рёметалка III[189], сообщается об убийстве этого царя. После этого события, происшедшего в промежутке между 44 и 46 гг., Фракия не упоминается более как отдельное государство. Несмотря на почти полное отсутствие литературных источников (за исключением нескольких слов у Тацита в Анналах, XII, 63), все же можно утверждать, что превращение Фракии в провинцию не прошло гладко и сопровождалось народной борьбой. На это указывает ряд косвенных, но достаточно убедительных свидетельств. Именно с этого времени (45—46 гг.) гарнизон Мёзии увеличивается еще на один легион — VIIJ Августов[190], который был присоединен к двум прежним (IV Скифскому и V Македонскому). Лагерь этого легиона был разбит в Новах (Novae) на Дунае. В это же время лагерь V Македонского легиона был перенесен в Эск (Oescus)[191]. Он был расположен в месте пересечения двух крупнейших дорог, ведущих во Фракию—в Сердику и Филиппополь. П р и су т ст вие по дтэ аз делений всех трех мёзийских легионов во Фракии засвидетельствован о

надписи из Castulo в Испании Здесь же следует упомянуть сообщение Тацита о том, что византийцам были уменьшены налоги в связи с тем, что они были истощены войнами: боспорской (т. е. 44—45 гг. н. э.) и фракийской[192]. С этим же следует связать насильственную смерть римского ставленника — фракийского царя Рёметалка III. Таким обрезом восстанавливается картина борьбы фракийцев против римлян в середине 40-х годов I в.

Возможно, решение боспорского царя Митридата VIII выступить против Рима в 44 г. следует связать с его расчетами на то, что часть римских войск занята усмирением Фракии. С другой стороны, последовавшая затем посылка римских легионов под руководством Дидия Галла (A. Didius Gallus) на Боспор для подавления восстания Митридата VIII не могла не отразиться на ходе событий во Фракии и Мёзии, так как вероятно Дидий Галл был легатом Мёзии и легионы, посланные на Боспор, были мёзийскими легионами[193].

Изменения, происшедшие со времени Тиберия, отразились на внутренней жизни греческих городов мёзийского побережья Понта. Как указывалось выше, Овидий в последней, четвертой книге «Ех Ponto», относящейся к 16 г. н. э., дает картину относительного спокойствия, наступившего в Малой Скифии. Действительно, начиная с 16 г. н. э. у Овидия нет указаний

о              нападениях на греческие города. Весьма возможно, что такое положение создалось не только вследствие установления более тесных связей с римскими легионами, стоящими на западе Мёзии, но и в результате присутствия вспомогательных отрядов на нижнем Дунае. Очевидно, таковыми командовал Весталис, о котором сообщает Овидий как об освободителе Эгизоса[194]. Действия Весталиса координировались с действиями прибывших по Дунаю легионеров. Это обстоятельство бесспорно указывает на присутствие римского флота на Дунае. Его появление следует отнести к более раннему времени. Без флота невозможны были бы операции Элия Ката и Лентула, и даже еще раньше, во время походов Kpacca, был применен флот при взятии Генуклы[195]. При таких обстоятельствах в 16—17 гг. н. э. Овидий вынужден был признать, что дикие берега Истра стали безопасны, мёзийские племена замирены, геты же страшились римского оружия[196]. Такое положение на Понте подтверждается сообщением Овидия о некотором урегулировании муниципальной жизни в Томи[197]. К этому же времени относится восстановление в этом городе монетной чеканки[198].

?

Положение греческих городов побережья резко отличается от положения внутренней страны. Как можно заключить на основании переписки, которую вели жители Истрии с правителями Мёзии в 40—50-х годах I в.[199], истрийцам были пожалованы льготы, заключавшиеся в освобождении их от разных поборов, которые обязаны были выплачивать остальные жители провинции. В пяти письмах, которые четыре правителя Мёзии[200] адресовали «архонтам, совету и народу истрийцев», подтверждается право Истрии беспошлинно пользоваться речными и лесными богатствами Дуная и наиболее крупного острова дельты — Певки, причем в каждом письме есть ссылка на давность прав истрийцев[201]. Очевидно, греческие города (определенно можно говорить лишь об Истрии) пользовались привилегиями и не подчинялись сборщикам налогов. Иммунитет греческих городов зависел от воли правителя провинции, что ставило города перед необходимостью все время поддерживать с римскими властями наилучшие отношения. Иммунитет, о котором говорится в переписке, касался налогов на ловлю рыбы (то1 tsAoc Ttov t^amp;utov) и рубку леса, т. е. налога на использование естественных богатств. Привилегированное положение греческих городов побережья проявлялось и в том, что в I в. многие из них восстановили самостоятельную чеканку монеты[202], в то время как начало чеканки в римских городах внутренней части страны относится только к середине III в. н. э.[203].

Римляне искали расположения греческих городов потому, что здесь им легче было найти опору против фракийцев, отсюда они отправляли войска на покорение-новых земель, и недовольство римской политикой в этих пунктах могло привести к

серьезным осложнениям. Все известные нам декреты о льготах греческим городам надают па особенно беспокойные для римлян периоды: самое начало века (весьма вероятно, 6—9 гг.) — периодпаннонско-далматинского восстания; 40—50-е годы — период фракийского восстания и широкого наступления римлян на северо-восток; 100 г. — время подготовки Траяиова походаг.

Переписка дает некоторую возможность судить об экономическом состоянии Истрии. Флавий Сабин, правитель Мёзии, пишет истрийцам, что «почти единственным доходом [вашего] города является тот, который получается от соленой рыбы». Очевидно, продажа рыбы, пойманной в нижнем течении Дуная и в его рукавах, была главной статьей дохода города, и состояние истрийцев зависело от свободы рыболовства на Дунае и особенно у острова Певки. Лагуны близ Истрии или не имели рыбы, или не имели того сорта рыбы, который требовали покупатели[204]. Другой правитель Мёзии, Помпоний Пий, сообщает, что ему стало известно, что Истрия впала в нищету. Упадок Истрии, несмотря на покровительство римлян, может быть, следует объяснять тем, что устье, на котором стоял город, начало заносить песком (Каранасуф, на месте древней Истрии, стоит теперь на некотором расстоянии от водного пути).

Таким образом, как сообщает надпись, основная масса жителей Истрии занималась ловлей и солением рыбы, сбывая которую получала средства к существованию.

Иным было положение Томи. Как можно судить на основании изображений на монетах, интересы города лежали в торговле и мореплавании: в качестве наиболее распространенных изображений на монетах города встречаются Диоскуры и храм, посвященный им же, Гермес и его храм. Изображение Понта у ног городского бога указывает, что море являлось тем фактором, которому город был обязан своим благосостоянием[205]. Немалую роль в экономике города играло зерно, которое из внутренних мёзийских областей шло через гавань Томи на юг. На монетах времен Калигулы и Клавдия изображаются два колоса между шапок Диоскуров, Деметра, держащая в правой руке колосья, три колоса среди факелов и т. д. Изображения этого рода на монетах Томи хорошо согласуются с сообщением Плавтия Сильвана, правителя Мёзии во времена Нерона, о том, что он отправил хлеб из провинции[206].

Обособленное экономическое и политическое положение городов западного Понта было основой их объединения и создания союза — xoivov Постои.

У Овидия в применении к территории греческих городов не встречается термин «Moesia»; он постоянно называет местность, в которой я-гивет, Pontus (Pontus sinister, Laevus Pon- tus, просто Pontus)применяя этот термин так же часто к стране, как и к морю. Весьма вероятно, что область греческих городов и до вхождения в состав провинции Мёзии и после иосила специальное название — Понт, в котором было бы неправильно видеть только географическое понятие. Август мог лишь поощрять объединение городов проримской ориентации, затерянных среди фракийских племен.

Вопрос о возникновении xoivov Hcvtou и. составе городов, входивших в это объединение, до сих пор остается спорным. Одни исследователи временем его возникновения считают римский период[207], другие — доримский, видя в борьбе Каллатиса и Истрии против Византия в эпоху эллинизма зачатки союза поытийских городов[208] или же считая, что он существовал со времени объединенной борьбы этих городов против Лизимаха, который угрожал их свободе[209]. Нам представляется возможным утверждать, что развитие традиций совместной борьбы, происходившей с эллинистического времени, привело в римское время к образованию союза западнопонтийских городов. Начало его ну/к- но искать уже в годы Августа и Тиберия. Центром союза, возможно, уже тогда был город Томи[210]. На ведущую роль Томи в правление Клавдия указывает переписка легатов Мёзии с истрий- цами: легат Туллий Гемин сообщает, что он принял делегацию истрийцев в Томи[211]. Неверно видеть в объединении западнопонтийских городов только культовые цели[212]. Уже то обстоятельство, что во главе союза стал экономически более сильный город Томи, а не Каллатис, который в это время должен считаться ведущим в отношении развития в нем культуры \ доказывает, что не культовые, а экономические соображения играли ведущую роль в создании союза. Это становится совершенно очевидным несколько позднее, когда на монетах западно- понтийских городов появляются буквенные обозначения ценности (А, В, Г, Д), квалифицирующие монеты этих городов соответственно в I, 2, 3, 4 единицы, причем в Томи встречаются и промежуточные номиналы: AG и AG = A[213]I2 и 11Il2 единицы[214]. Этот весьма удобный прием, не свойственный вообще античному миру, появляется в большинстве западнопонтийских городов со времени Коммода (в Томи — со времени Марка Аврелия). Очевидно, цели союза заключались в создании монетной конвенции, с тем, чтобы облегчить обращение монет каждого города па территории всего Заиаднопонтийского союза[215]. Так, монеты различных городов, имеющие одинаковые буквенные обозначения, совпадают и по весу (монеты с обозначением А весят

—3 г, с обозначением В — 7 г, Г — 7—9 г, Л — 10—13 г, AG — 3—4 г, AG — 11—'14 г). Более подробно об этом xoivov Ilovrou будет сказано в главе, посвященной периоду Антонинов, ко времени правления которых относится большинство .сведений по этому вопросу — как эпиграфических, так и нумизматических. Ho времени же Юлиев — Клавдиев следует отнести оформление этого объединения.

G момента организации в Мёзии провинции греческие города от Одесса до Истрии вошли в состав Мёзии. Такой переход западнопонтийских городов из провинции Македонии в провинцию Мёзию был нетруден при объединяющей власти верховного правителя Мёзии, Македонии и Ахайи. Однако правитель Мёзии постоянно пребывал на западе провинции, так как до середины века весь восток ее был во власти зависимого Фракийского государства. В связи с этим в греческих городах находился представитель римской власти — praefectus огае maritimae, присутствие которого на западном Понте во времена Тиберия засвидетельствовано одной из надписей[216]. Первым, получившим эту должность, был Весталис. Он был наделен не только военными, но и юридическими функциями[217].

Римские администраторы стояли вне учреждений полисной древнегреческой демократии, осуществляя над ней контроль.

Так, в письме Флавия Сабина говорится, что позаботиться

о              сохранении права истрийцев на Певку — дело префекта Арунтия Фламмах. В другом его же письме упоминается префект Азиатпк, который сообщает правителю провинции о бедственном состоянии истрийцев. Упомянутые лица — praefecti orae maritimae действовали в 50-х годах. Оба они докладывают правителю провинции о состоянии дел на побережье: на их обязанности лежит следить за благополучием городов; они, возможно, должны были координировать действия флота и войск, отправлявшихся в поход.

Римляне сохранили древнее управление греческих городов. Так, в декретах из Истрии попрежнему употребляется формула «архонты, совет и народ», которым и адресуют свои письма правители Мёзии.