Глава III. Межпартийная борьба вокруг социального законодательства в 70-90-е годы XIX века

Правительству Г ладстона не удалось удержать умеренные позиции, обес­печив тем самым поддержку и консевативных, и радикальных кругов англий­ского общества. В 1873 г. ключевые положения предвыборной программы ли­беральной партии были выполнены, вместе с тем чего-либо нового и значимого своему электорату партия предложить не смогла. Как отмечал «Edinburgh Review», «либеральная партия была ослаблена завершенностью своих дости­жений»^[432]. В феврале 1874 г. королевой Викторией было метко подмечено, что «большинство либералов с трепетом спрашивают: «А что же дальше?”»^[433] Кон­структивная программа, способная привлечь внимание различных классов анг­лийского общества, не была выдвинута либералами и накануне выборов. Ярким свидетельством тому стал манифест У. Гладстона к избирателям в Гринвиче. Находившийся в это время в Лондоне российский посол Ф.И. Бруннов в своих письмах обращал внимание на «неопределенность» и «неуверенность» самого лидера либералов. В выступлении Гладстона Бруннов не увидел и следа авто­ритета, которого можно было бы ожидать от министра, поддерживаемого

...... 442

огромной политическом партиен и имевшего опыт руководства парламентом .

Гладстон, обладавший уникальной способностью улавливать малейшие колебания в общественном мнении, чувствовал, что народные симпатии не на стороне либералов, но не мог найти точку опоры и сформулировать позитив­ную программу, которая придала бы партии новый импульс. Особенно беспо­мощно на этом фоне выглядели предвыборные обещания либералов об отмене подоходного налога, что даже в глазах далёких от политики обывателей выгля­дело чистым популизмом.

Разочарованность большинства англичан внутриполитическими меро­приятиями либералов, с одной стороны, и энергичные, целенаправленные уси­лия Дизраэли по реорганизации партии и дальнейшему продвижению «нового торизма» и себя в качестве его идеолога — с другой, привели к победе на вы­борах в январе 1874 года консерваторов, впервые за четверть века выигравших парламентскую гонку и завоевавших внушительное большинство в парламенте.

Г ладстон назвал эту победу «трагической ошибкой» и отходом от естест­венного, легитимного политического общества (natural legitimate political society), созданного благодаря усилиям либералов^{[434] [435]}. Дж. Чемберлен, напротив, считал поражение либералов заслуженной карой, настигшей партию ввиду раз­розненности, разобщённости и неспособности посвятить себя решению задач, действительно актуальных для большинства населения^[436].

Данная критика была, во многом, справедливой, принимая во внимание, что сам Гладстон неоднократно подчёркивал, что не рассматривает либераль­

ную партию как средство для проведения социальной политики и не стремится нарушать баланс между общественными классами^[437].

Задача либеральной партии, как понимал её Г ладстон, заключалась в том, чтобы выступать посредником, брокером между народом и государством и раз­личными классами. Либерализм никогда не был идеей, исходившей из народа, и никогда в полной мере не сможет приобрести подлинно социальные черты, считал он, опираясь на принципы политической экономии и свободного рынка^[438].

Вместе с тем общественное мнение 70-х годов требовало иного подхода, коллективизм витал в воздухе, чего так и не смогли в полной мере понять либе­ралы, несмотря на попытки перехода к социальному либерализму^[439].

Англичане, исповедовавшие либеральные взгляды в 50-х годах XIX века, в 70-х годах утратили веру в «либеральную миссию», а самого Гладстона обви­няли в утрате партией боевого духа и упаднических настроениях^[440].

Победа на выборах упрочила положение лидера консервативной партии Б. Дизраэли, получившего, наконец, «мандат» на реализацию курса «нового то­ризма» и возможность исполнить свои предвыборные обещания.

Дизраэли сумел предложить народу то, чего он ждал большего всего — социальные преобразования и возрождение национального духа, зиждившегося на веру в величие Англии.

Данные векторы, ставшие основой консервативной политики в 1874-1880 гг., строились на тонком политическом расчёте и умелом использовании народных настроений. Англичане, уставшие от рациональных доводов Г ладстона о необ­ходимости экономно и последовательно расходовать ресурсы, не замахиваясь на чрезмерные социальные реформы и масштабные внешнеполитические кам­пании, ждали совсем другой риторики, которую своевременно взял на воору­жение Дизраэли^[441].

Общественное мнение встретило его как политического деятеля, непоко­лебимого в своей вере в могущество Англии и возможности её социального развития и, что самое главное, способного изменить ближайшее будущее, в то время как Г ладстон говорил лишь о далёких перспективах, путь к которым не близок и полон испытаний^{[442] [443]}.

Заручившись поддержкой среднего класса, не простившего либералам космополитизм во внешней политике, и рабочего класса, ожидавшего от Дизра­эли социальных реформ в духе «нового торизма», правительство Дизраэли на­чало действовать.

Так, в 1874 году кабинетом Дизраэли был принят закон, запрещавший ра­боту в промышленности детей моложе 10 лет и обязавший их до 14 лет делить своё время между школой и фабрикой. В 1875 году правительство приняло за­кон «О предпринимателе и рабочем», отменивший закон о «Хозяине и слуге» и закрепивший возможность достижения сторонами договорённостей на равных правах. В 1875 году был также издан закон о народном здравии, объединивший все ранее принятые законы, изданные с 1847 года, и дополнивший их новыми постановлениями в части борьбы с нездоровыми жилищами.

Все эти мероприятия, вместе с тем, заполнили лишь первые два года пре­бывания кабинета Дизраэли у власти, после чего, как справедливо выразился один либеральный депутат — современник Дизраэли, в палате царствовала

451

«почти священная тишина» .

После 1876 года деятельность консерваторов в области социальных ре­форм была практически свёрнута, уступив место вопросам внешней политики. Дизраэли призывал к укреплению могущества Англии, присоединению новых колоний и активному продвижению её национальных интересов, на что «вла­дычица морей» имела, по его мнению, полное право, учитывая особое положе­ние Великобритании в мире, её героическую историю и уровень политического

и экономического развития . Вместе с тем в проводимой политике правитель­ство вынуждено было учитывать неуклонно ухудшающуюся ситуацию в стра­не, обусловленную экономическим кризисом, выражением которого стали спад промышленного производства и деловой активности в сфере торговли, а также обостроение проблем в сельском хозяйстве, процветание которого ещё недавно воспринималось как нечто само собой разумеющееся.

Дизраэли, вместе с тем, не спешил удовлетворить требования своего электората. Консерваторы надеялись, что кризис в скором времени минует в силу цикличности, присущей развитию экономики. При этом отказ от свобод­ной торговли, призывы к которому всё чаще звучали в обществе, мог толкнуть в лагерь либералов несогласных представителей буржуазии, а «дешёвый хлеб», к которому апеллировали сторонники протекционизма, вызвать в обществен­ном мнении ненужные ассоциации с социализмом, требованиями чартистов и идеями Роберта Оуэна, которых так боялась аристократия.

Таким образом, Дизраэли предпочёл не принимать никаких системных решений по выводу экономики из кризиса, сконцентрировавшись преимущест­венно на «большой игре» (Great Game), происходившей в указанный период во внешней политике (русско-турецкая война, приобретение акций Суэцкого ка­нала, война с бурами и пр.), победа в которой, по мнению лидера консервато­ров, могла привести к расширению рынков сбыта для Великобритании и, как

453

следствие, преодолению спада .

Тем не менее, несмотря на удачи премьер-министра на международной арене, экономика продолжала прибывать в серьёзном упадке, падал ВВП, и росла безработица. Данные факторы позволили либералам обвинить консерва­торов в дефиците бюджета, игнорировании вопросов внутренней политики и интересов простых англичан. Либеральные издания всё чаще ставили вопрос: ^{[444] [445] не являются ли консерваторы тайными агентами враждебных Англии госу­дарств, действующими против своего монарха и народа?[446]}

Положение правительства Дизраэли, желавшего после активных 1874-1876 гг. переключиться с решения внутренних проблем на проблемы межгосударственные, еще более усложнила экономическая депрессия. Данный поворот совсем не устраивал большую часть британцев. Кроме того, проведен­ные социальные реформы в ряде случаев не являлись оптимальными. Ряд соци­альных проблем не был окончательно решен и требовал доработки и развития законов, принятых в первые годы пребывания у власти данного консервативно­го правительства.

Произошедшие в обществе изменения, следствием которых стала зависи­мость власти от общественгого мнения, остались, к несчастью для Дизраэли, недоступны пониманию рядовых и ведущих членов консервативной партии. Большинство тори так и не осознало, что пренебрегать настроением народа в сложившейся ситуации, по меньшей мере, недальновидно. Лишь немногие смогли признать, что «трудящиеся классы стали хозяевами, а не клиентами; они могут и уже ведут свою собственную борьбу»^[447].

Отрицательное отношение большинства консерваторов к продолжению реформаторской деятельности подогревалось резкой критикой либералов, бро­савших в их адрес обвинения в беспрецедентной уступчивости всем требовани­ям низших слоёв, что, безусловно, как было отмечено выше, не соответствало истине.

Вместе с тем проанализировав социальное законодательство правитель­ства Дизраэли, некоторые из либералов пришли к выводу, что многие тори, подверженные демократимческому влиянию, уже не выполняли свой классиче­ский функционал, их воля к сопротивлению радикализму притупилась^[448].

Таким образом, к концу срока пребывания у власти кабинета Дизраэли консерваторы оказались в положении, аналогичном тому, в котором к 1874 го­ду находилось правительство Г ладстона: для наиболее радикальных представи­телей партии и трудящихся масс действия правительства были недостаточными и половинчатыми; класс собственников, составлявших костяк партии, наобо­рот, воспринял реформы, проведённые кабинетом, чуть ли не как предвестник социализма и испытывал в этой связи серьёзные опасения и недовольство по­литикой правящей партии.

Все достижения консерваторов в области рабочего и социального законо­дательства поставила под сомнение экономическая депрессия конца 70-х годов. Многие тори, изначально скептически относившиеся к социальным преобразо­ваниям, в сложившейся ситуации прямо объясняли трудности в промышленно­сти и сельском хозяйстве как следствие социального законодательства, нару­шившего традиционные условия жизни рабочих, а также подорвавшего в рабо­чей среде стремление к самостоятельному решению возникающих проблем, без оглядки на государство, на чем строилось национальное благополучие.

Наиболее последовательно этой точки зрения придерживались консерва­торы, имевшие тесные связи и сферы влияния в сельской местности. Источни­ком раздражения для них явилось усиление налогового бремени, а также ре­форма начального образования, последствия которой лишили их дешёвого дет­ского труда, а, значит, нанесли прямой убыток.

В данной ситуации и речи быть не могло о продолжении интенсивной со­циальной политики в интересах массового избирателя, консерваторы, оценив риски, приняли решение о сворачивании активности в данной сфере^[449].

Вместе с тем причиной отставки кабинета Дизраэли по результатам вы­боров в парламент в апреле 1880 года послужило не затишье в сфере социаль­ного реформирования.

Камнем преткновения стала внешняя политика Дизраэли: либералы назы­вали курс премьера шовинистским или «джингонизмом» , Гладстон жёстко раскритиковал его в рамках знаменитой Мидлотианской кампании 1879 года.

В целях сокращения дефицита бюджета, образовавшегося в результате активного вмешательства в военные действия за пределами Англии, правитель­ство было вынуждено поднять подоходный налог, что в совокупности с инфор­мацией о «болгарских ужасах», умело поданной либералами^{[450] [451], а также аграр­ным кризисом и снижением цен на сельскохозяйственную продукцию, вызвало недовольство большинства населения Великобритании, обладавшего правом голоса.}

Либералы собрали под своими знамёнами тех, кто устал от авторитарного правления («personal rule») Дизраэли (как его называли либералы, подчёркивая доминирующую роль Биконсфильда в партии и правительстве) и ждал от Г лад- стона «честной, справедливой внутренней политики» на благо процветания большинства англичан»^[452]. У Гладстона, так же, как и у Дизраэли, не было чёт­кой экономической программы по выводу экономики из кризиса, но вопреки холодной логике общественное мнение видело в нём политика, способного на проведение дальнейших реформ в развитие курса либерального министерства 1868-1874 гг^[453].

Таким образом, учесть консерваторов была предрешена. Парламентские выборы принесли сокрушительное поражение консерваторам и победу либе­ральной партии: она получила 351 место в парламенте, консерваторы — 239.

Узнав о победе либералов, 76-летний премьер, внешне невозмутимо пе­ренёсший поражение, обратился к дочери Солсбери, в поместье которого ожи­дал подведения итогов голосования: «Это эпизод в Вашей жизни, это конец моей».

Правительства Гладстона 1880-1885 гг., 1886 г. и 1892-1894 гг. концен­трировались преимущественно на ирландском вопросе и третьей реформе из­бирательного права, социальные реформы проводились весьма ограниченно. Наиболее продуктивными в части социальных реформ оказались для либералов 80-е годы, когда были приняты такие крупные законодательные акты, как, Акт о введении обязательного посещения начальной школы всеми детьми в стране до 10 лет, закон об ответственности предпринимателей за производственный травматизм. Проведение этих законов в значительной степени связано с ини­циативой радикалов Мунделлы и Чемберлена, стоявших во главе соответст­вующих министерств, сумевших заручиться поддержкой Гладстона. После 1880 г. усилия либералов в социальной сфере резко сократились. В период 1881­1886 гг. можно отметить лишь закон 1881 года о выплате жалования морякам флота, акт 1883 года о предотвращении эпидемических заболеваний и создание в 1885 году под руководством члена либеральной партии Дилка (соратника Чемберлена) королевской комиссии по обследованию жилищных условий ра­бочих. Ряд намеченных реформ был отменён, в том числе, под давлением про­мышленников. Так, в 1884 году Чемберлен был вынужден снять с обсуждения билль о торговом судоходстве, предусматривавший распространение положе­ний закона об ответственности предпринимателей за производственный трав­матизм на моряков торгового флота и направленный на исключение практики судовладельцев посылать в море непригодные суда с целью получения стра­ховки^[454]. Либеральной партией не был также поддержан проект реформ совета

Лондонского графства, имевшей целью передачу коммунальных служб в собст­венность муниципальных органов. В 1883 году провалилась поправка к закону об ответственности предпринимателей 1881 года, ликвидировавшая практику «добровольного» отказа рабочих от своего права на компенсацию^[455].

В 1883-1884 гг. году была опубликована «Радикальная программа» под общей редакцией Чемберлена, предусматривавшая, в том числе, увеличение го­сударственных затрат на социальные нужды, введение прогрессивно­подоходного налога, воссоздание мелкого землевладения, развитие «муници­пального социализма». Вместе с тем, Чемберлен не настаивал на скорейшей реализации пунктов данной программы. Цитируя «Вестник Европы»: «Можно быть радикалом по стремлениям и идеалам, но оставаясь практическим парла­ментским дельцом... Можно признавать необходимость известных социальных реформ и в то же время откладывать их осуществление до более благоприятных обстоятельств»^[456].

Соратники по партии (в частности, Дж. Морли) настойчиво советовали Гладстону не растрачивать свои силы на «изумрудный остров», но опираясь на ключевой для либеральной политики принцип действия (action), сосредото­читься на объединении либералов в общих стремлениях к проведению давно назревших преобразований во внутренней политике (в том числе, развитие жи­лищного строительства для рабочих, реформы здравоохранения и образования).

Гладстон, между тем, выбрал иной курс: в период пребывания у власти в 1880-1885 гг., 1886 г. и 1892-1894 гг. «великий старец» предпочёл балансиро­вать между вигами и радикалами, используя первых в качестве сдерживающей силы в наиболее острых вопросах (в первую очередь, в вопросе о самоуправле­нии /гомруле/ Ирландии), а вторых — для активизации умеренной части либе­ральной партии в таких аспектах, как третья избирательная реформа и даль­нейшее движение в сторону социального реформирования^[457].

Курс консервативного правительства Р. Солсбери 1886-1892 гг., несмот­ря на ряд проведённых социальных реформ (в частности, в сфере жилищного строительства и народного образования) и предвыборную кампанию, направ­ленные на «человека с улицы», существенно отличался от «нового торизма», провозглашённого Дизраэли. Кабинет Солсбери отказался опираться на «есте­ственные узы, неразрывно связывающие аристократию и простой народ» (к чему так активно призывал Дизраэли), но предпочёл апеллировать к интере­сам имущих классов и использовать такие традиционные для классического либерализма и бентамизма идеалы, как «самопомощь», призывы быть бережли­вым и борьба с социализмом.

Таким образом, можно констатировать, что наиболее насыщенными с точки зрения социальных реформ, отвечающих принципам «нового торизма» и «социального либерализма», а, следовательно, представляющими наибольший интерес для проводимого в диссертации исследования, являются периоды пре­бывания у власти кабинетов Гладстона в 1868-1874 гг. и Дизраэли в 1874-1880 годах (с акцентом на 1874-1876 гг.).

При этом следует отметить, что в указанный период, едва отличаясь друг от друга своими принципами и методами, партии преимущественно оспаривали власть. Программы консерваторов и либералов были составлены главным обра­зом для нужд войны, ведущейся между ними. Наряду с проблемами, действи­тельно выдвинутыми народной жизнью, в программах фигурировали и другие, созданные для того только, чтобы можно было на них «поиграть в орёл или решку»^[458]. Как пишет М.Я. Острогорский в работе «Демократия и политиче­ские партии», обычное выражение «игра партии» хорошо передаёт сам харак­тер их сражений: «Не то чтобы лидеры и их сторонники в громадном большин­стве, по крайней мере, были бы лишены убеждений, искренности, но жесткая погоня за успехом партии так хорошо их скрывает, что часто невозможно раз­личить, является ли этот успех целью или средством. Оппозиция, редко движи­мая принципами, старается, главным образом, затруднить существование пар­тии, находящейся у власти, даже рискуя подорвать правительство страны. Пар­тии, далёкие от того, чтобы служить друг другу сдержкой, стараются выиграть друг у друга в скорости, их политика, руководимая потребностью «красть голо­са», является политикой надбавок... Их важнейшая забота существовать, и вы­сочайший подвиг лидеров не какие-нибудь великие дела, а сохранение партии живой, что невольно напоминает известное латинское изречение: «propter vitam vivendi perdere causa» (чтобы сохранить жизнь, теряют смысл жизни)»^[459].

Вывод, сделанный М.Я. Острогорским (и как было рассмотрено ранее, Г. Спенсером в работе «Личность и государство»), находит своё отражение, по меньшей мере, частичное, в постоянных колебаниях партий и электората, кото­рые наблюдались в течение последней четверти XIX века: избиратели массами переходили из одной партии в другую, считая, очевидно, что партийное боль­шинство, образовавшееся на последних выборах вследствие их голосования, ложно отразило их политические чувства. Это явление наблюдалось с такой ре­гулярностью, что получило в политологии соответствующее определение — «балансирование маятника». В жизнь партий в указанный период вошла посто­янная неуверенность, так как большинство могло образоваться лишь за счёт не­устойчивых и колеблющихся элементов. Достаточно было, чтобы 5 % «шатаю­щихся» избирателей (wobblers) перешло на другую сторону, чтобы к власти пришла другая партия и изменилась правительственная политика. При этом эти 5 %, производившие балансирование маятника, содержали, помимо сознатель­ных избирателей, людей, которых приводили в движение исключительно гром­кие избирательные кампании. Данная ситуация, в свою очередь, привела к то­му, что балансирование маятника давало крайне скудное представление как об изменениях в партийных принципах и установках, так и в настроениях умов по результатам проведённых выборов.

Конкретные примеры, описывающие специфику межпартийной борьбы консерваторов и либералов вокруг принятия социального законодательства, в том числе иллюстрирующие вышеуказанные выводы, приведены далее в на­стоящей Главе.

§1. Реформы в сфере начального образования и здравоохранения

К началу 70-х годов постепенно сформировались два возможных сцена­рия дальнейшего развития начального образования, один из которых следо­вало выбрать правящему в рассматриваемый период кабинету Гладстона, зая­вившему о готовности к реформам в данной социальной сфере.

Активность либералов в данном направлении была связана с отставанием Англии от передовых стран по уровню народного образования (так, в 1870 году всего лишь 40 % детей в возрасте от 3 до 13 лет посещали школу, в то время как в США и Пруссии данный показатель достигал 50-60 %), что, по мнению руководства партии, могло привести к стагнации в экономике и анархии в стра­не, в случае если правительству придётся иметь дело с непросвещёнными мас­сами, отрицавшими прогресс и буржуазные ценности^[460]. Кроме того, в рассмат­риваемый период большинство школ страны работало при англиканской церк­ви, делавшей упор на богословском образовании. Англиканская церковь сопро­тивлялась попыткам государства ввести светское образование, видя в этом яв­ную угрозу своему влиянию. Таким образом, если в начале XIX века церковно­приходские школы можно рассматривать как прогрессивное явление, благодаря которому азы грамотности смогли, в том числе, получить дети городских и сельских рабочих, то, начиная со второй половины столетия, позиция клери­кальных кругов, не заинтересованных в модернизации сложившейся системы, являлась стоп-фактором для развития начального образования и, как следствие, промышленного развития Англии.

Классический либеральный тезис гласит, что свободу могут иметь только рациональные люди, то есть, индивиды, способные к нравственной рефлексии по отношению к самим себе и к тем идеям, которые они отстаивают. Социаль­ные условия, в которых находился рабочий класс (за исключением квалифици­рованных рабочих, материальные условия которых соответствовали уровню жизни среднего класса) и сельские жители в рассматриваемый период, наобо­рот, способствовали деградации, что хорошо осознавала интеллектуальная эли­та либеральной партии. Более того, невежество, согласно воззрениям либера­лов, являлось орудием аристократии и церкви, поддерживавших тори. Пере- спективы благополучного существования общества зависили, по их мнению, от повышения образования и развития сознательности трудящихся (что было особенно актуальным в условиях демократизации политической системы и до­пущения до избирательных урн большинства).

Все это служило для либеральной партии мощным стимулом для борьбы за распространение начального образования и соответствующей работы с об­щественным мнением, поддержка которого, начиная с 1867 года, позволила Гладстону приступить к решению вопросов в сфере народного образования^[461].

Правительству требовалось либо принять решение о модерназации уже сложившейся системы, основу которой составляли церковно-приходские шко­лы, либо прекратить субсидирование данных школ, создав принципиально но­вую системы начального образования, сделав основной акцент на выборных школьных комитетах на местах. Второй вариант предполагал также придание начальному образованию светского характера, снижение влияния англиканской церкви, введение налога на нужды школ и распространение в перспективе принципа обязательного обучения на всех детей Великобритании без каких- либо исключений. Принятие закона Форстера о начальном образовании либе­ральным правительством в 1870 году предопределило, по сути, выбор второго варианта развития народного просвещения, являвшегося более компромиссным и перспективным, с точки зрения либералов.

Консерваторам, пришедшим на смену либералам в 1874 году, пришлось, в свою очередь, приступить к решению вопросов начального образования, по­зиция по которым в рядах консервативной партии была не столь однозначной.

С одной стороны, необходимо было на практике продемонстрировать приверженность новому торизму (в июне 1874 года Дизраэли в свойственной ему патетической манере было провозглашено, что «судьба этой страны зави­сит от образования её народа»^{[462] [463]}) и, как минимум, не выглядеть в глазах обще­ственности менее прогрессивными, чем либералы, а с другой — сохранить ча­стно-церковную систему обучения, поддерживаемую англиканской церковью,

471

на которую в свою очередь опирались консерваторы , и ограничить распро­странение школьных комитетов в графствах.

После реформы 1870 года во многих сельских районах (где тори тради­ционно пользовались наибольшей поддержкой) частные школы не смогли кон­курировать со школьными комитетами, финансируемыми за счёт государствен­ных средств. Нонконформистами было приложено немало усилий, чтобы ли­шить частные школы возможности получать поддержку местных налогоопла- тельщиков. Это вынудило частные школы существовать только за счёт собст­венных доходов, которые формировались из платы за обучение, вносимой уче­никами. Таким образом, на благосостояние учебного заведения напрямую

472

влияли количество учеников и уровень их посещаемости .

В условиях роста цен, сокращения числа учащихся (за счёт их перехода в учреждения под эгидой школьных комитетов) и возрастающих трудностей в обеспечении добровольных пожертвований (ввиду кризисного состояния эко­номики и снижения реальных доходов населения) владельцы частных школ оказались явно в невыгодном положении в сравнении со школьными комитета­ми, обладавшими налоговыми фондами и, что самое главное, правом принуди­тельного обучения.

Консерваторы вместе с тем были преисполнены решимости отстаивать систему религиозных и частных школ, видя в них ключевой плацдарм для борьбы с либеральной партией и укрепления влияния тори среди сельских жи­телей.

При этом статистика играла на руку консерваторам: в 1875 году в Вели­кобритании действовало 12 081 частных начальных школ с 1,6 млн учениками и 1 136 государственных школ с 227 тыс. учениками^{[464] [465].}

Одновременно, несмотря на меньшее распространение, у государствен­ных школ было явное преимущество на фоне частных — принцип принуди­тельного обучения, что, в свою очередь, обеспечивало как финансирование со стороны местных властей, так и высокую посещаемость. К 1873 году по реше­нию местных властей этот принцип распространялся на 40 % детей, к 1876 году — на 50 %, причём в городах данный процент доходил до 84 %.

Учитывая, что закон Форстера 1870 года в текущих политических реа- лииях не было возможности обойти, у консерваторов, по сути, оставался один выход для спасения частно-религиозных школ (а соответственно, во многом, и будущего консервативной партии) — введение посещения школ учениками в принудительном порядке. Безусловно, далеко не все в консервативной партии поддерживали данный путь, представители правового крыла (в частности, Бо- шамп, Томас Коллинз, Хиткот) сопротивлялись до последнего, видя в обяза­тельном начальном обучении угрозу для землевладельцев и фабрикантов. Дей­ствовать решительно консерваторов заставила как позиция англиканской церк­ви, неоднократно выражавшей недовольство правительством Дизраэли за не­способность поддержать частные школы и традиционное преподавание в рам­ках англиканского вероисповедания, так и активность либералов, выступавших за всеобщее обязательное обучение. Так, парламентарий Диксон, рьяно высту­павший за всеобщее обязательное обучение, вносил в парламент соответст­вующие законопроекты в 1874, 1875, 1876 годах.

Первым шагом консерваторов в сфере начального образования стал ме­морандум виконта Сэндона, вводвший всеобщее обязательное начальное обра­зование, презентованный в ноябре 1874 года кабинету министров.

В пояснительной записке к плану Сэндон аргументировал необходимость его скорейшего рассмотрения по следующим причинам. Во-первых, в случае если либералы внесут хорошо продуманный билль, защищающий интересы школьных комитетов и нонконформистов, исход голосования по нему мог стать весьма сомнительным для правительства^{[466] [467]. Во-вторых, требовала разрешения ситуация, обусловленная грубыми нарушениями в области детского труда (не­смотря на законодательное ограничение детского труда на заводах и фабриках, фабричные инспектора регулярно отмечали присутствие на работе детей, воз­раст которых не допускал их труд на фабрике). В-третьих, необходимо было ограничить создание школьных комитетов в сельской местности, чтобы под­держать частные школы — этот пункт среди всего перечисленного имел для Сэндона наибольшее значение .}

Отношение консерваторов к школьным комитета Сэндон со всей откро­венностью, которую он мог позволить себе лишь в стенах парламента, проком­ментировал следующим образом: «Я считаю, что школьные комитеты (или по­добные им учреждения) необходимы для больших городов и не являются там политическим злом, но я убеждён, что в маленьких сельских городках и дерев­нях они (помимо их общепризнанных неудобств) приведут к очень серьёзным политическим результатам. Они станут излюбленными трибунами для сектант­ских проповедников и местных агитаторов и обеспечат своими регулярно по­вторяющимися каждые три года перевыборами нашим сельским жителям именно ту подготовку в политической агитации и возможность создания поли­тической организации, каковых жаждут политиканы Бирмингемской лиги (речь о левом, наиболее радикальном, крыле либеральной партии, лидером которого был Дж. Чемберлен. — Примеч. автора) и которые будут опасны для государ­

ства»

Из этой речи очевидно, что Сэндон сделал ставку на традиционную ре­шимость консеваторов любой ценой защищать основы своего влияния в сель­ской местности. Выживут ли частнык школы — напрямую зависело от финан­совой поддержки, гарантировать которую могло лишь увеличение количества учеников и посещаемости.

Сэндон предложил установить на время школьных занятий запрет найма на работу детей в возрасте до девяти, а затем и до десяти лет. Местным властям он вменил обязанность обеспечить посещение этими детьми частных школ. В период между 10 и 13 годами дети были вправе посещать лишь половину заня­тий, посвящая труду оставшееся время. Контроль за исполнением данных предписаний возлагался на местную власть, в том числе на специально созда­ваемые комитеты по посещению школ. Родителям, не имевшим возможность заплатить за обучение детей, следовало обращаться в данные комитеты . ^{[468] [469]}

Сэндон полагал, что наличие различных контролирующих органов сдела­ет введение школьных комитетов повсеместно маловероятным, что позволит при поддержке местной власти усилить позиции частных школ, «для которых вопрос всеобщего обучения стал после закона 1870 года делом жизни и смер­

ти»

Инициативы Сэндона вместе с тем не были поддержаны кабинетом, так как предложенные им мероприятия в то время считались весьма радикальными. Однако все понимали, что просто так проблема начального образования в Ве­ликобритании не решится. Безинициативность министров стало ещё труднее оправдать после того как либерал Фоссет привлёк внимание к недостаточному посещению школ детьми в сельских районах, что явно было обращено против консерваторов, отстаивавших роль частно-религиозных школ в сельской местно­сти.

Изменения в настроениях членов консервативного кабинета произошли к осени 1875 года, показателем чего сталь речь Кросса на открытии благотвори­тельной ярмарки в Ланкашире с целью сбора средств на строительство новой церкви и школы, в рамках которой министр внутренних дел поддержал прин­цип всеобщего обучения при активном использовании государственно-

479

административного ресурса управления .

Второй меморандум Сэндон представил кабинету в ноябре. Он отметил недопустимость равнодушия, проявленного тори по отношению к сельским де­тям, и определил цели, которым, по его мнению, должен был бы следовать ка­бинет в области народного образования. Сэндон продолжал настаивать на сни­жении количества школьных комитетов и «сохранении системы частных школ — существенно более дешёвых, чем комитетские, как имеющей важное социаль­ное значение в стране, представляющей лучшее обеспечение духовному и рели­гиозному обучению, и как исподволь являющейся большим и легитимным ис- ^{[470] [471]}

точником силы церкви» ^[472]. От также предложил отказаться от прямого прину­ждения к посещаемости школ. Критикам закона либералов 1870 года, не при­нимавшим принудительное образование в любом виде, пришлось по душе дан­ное компромиссное предложение^[473].

За счёт разработки льгот и поощрений за посещаемость и успеваемость Сэндон надеялся обеспечить успех системе косвенного принуждения к обуче­нию детей, не достигших десятилетнего возраста, а также сделать наличие ми­нимального уровня грамотности для детей старше 10 лет обязательным услови­ем при приёме на работу. Чтобы поощрить посещаемость школы детьми 10 лет и старше, в качестве награды Сэндоном было предложено бесплатное обучение. Он надеялся, что эти меры будут способствовать возрождению церковных школ и преподаванию в каждой школе Библии в рамках единого вероисповедания^{[474] [475].}

В этот раз Сэндону удалось добиться поддержки кабинета, принявшего 17 ноября 1875 года решение о разработке законопроекта, базируясь на поло­жениях меморандума. Прохождению билля в парламенте, сами того не желая, поспособствовали либералы бесконечным внесением своих предложений о вве­дении единой для всей страны системы школьных комитетов. Последнее из них, выдвинутое либералом Диксоном, было отклонено большинством голосов буквально накануне внесения предложений Сэндона . На фоне радикальных либеральных инициатив предложения консерваторов, несмотря на всю обру­шившуюся на них критику, о чем будет сказано далее, выглядели вполне взве­шенными и умеренными.

18 мая 1876 года Сэндон вынес на рассмотрение парламента проект школьной реформы, предварительно выступив с речью, отличавшейся умерен­ным и либеральным духом. В первую очередь, он заверил, что целью прави­тельственных мер не является отмена или поворот вспять политики в области школьного образования, порождённой законом 1870 года. Напротив, акценти­ровал Сэндон, правительство намерено продолжать её в том же ключе. Сам за­конопроект запрещал брать на работу детей, возраст которых менее 10 лет. Найм подростков от 10 до 14 лет разрешался при условии, что за пять преды­дущих лет они посетили школу не менее 250 раз в год или сдали все экзамены за четвёртый класс. Планировалось, что данные меры будут осуществляться шаг за шагом и вступят в полную силу лишь к 1881 году. Сэндон возлагал на реформу большие надежды, так как, по его мнению, она позволит переложить ответственность с государства на родителей за получение их детьми образова­ния^[476]. Согласно биллю, увеличивалась помощь школам для детей бедняков. Большое влияние на улучшение финансового положения частных школ оказало двукратное повышение дотаций из расчёта по 6 шиллингов на ученика, а также отмена положений, согласно которым субсидия парламента не может быть больше совокупного дохода школы от пожертвований и платы за обучение^[477].

Контроль за исполнением билля возложили на школьные комитеты, го­родские и попечительские органы (в тех местах, где не было комитетов), полу­чившие право издавать постановления об обязательном обучении^[478].

Несмотря на всю его умеренность и продекларированное продолжение курса, определённого в законе о народном образовании 1870 года, билль был встречен левым крылом либералов с крайним неудовольствием. Нонконформи­сты — члены либеральной партии, были уверены, что билль полностью отвеча­ет интересам церкви и частных школ, во благо которых он и задумывался. Ли­бералы считали, что данный билль практически не способствует системе при­нудительного обучения, но полностью устраивает частные школы. Именно по­этому представители либеральной партии требовали безоговорочного перехода к всеобщему начальному образованию.

Серьёзной критике со стороны либералов подверглось и предложение Сэндона о бесплатном обучении в качестве награды, увидевших в нём первый шаг к введению всеобщего бесплатного обучения и веяния социализма.

Кроме того, существенные замечания к биллю высказали и аграрии-тори, усмотрев в законе вероятность лишиться рабочей силы, а также наиболее ради­кальные члены консервативной партии, выступившие за обязательное во всех школах религиозное обучение и предоставление местным властям полномочий ликвидировать по собственному усмотрению школьные комитеты .

Таким образом, Сэндон оказался в более чем затруднительном положе­нии, так как ему пришлось сопротивляться и весьма реакционным предложени­ям соратников по партии, и радикальным идеям, рождавшимся в недрах оппо­зиции.

Столкнувшись с серьёзными возражениями обеих партий, правительство Дизраэли сочло целесообразным пойти на уступки всем сторонам. Обновлён­ный билль предусматривал назначение городскими советами и попечительски­ми палатами специальных комитетов, контролировавших проведение закона в жизнь. В билль также включили положение, согласно которому родители лю­бого ребёнка старше пятилетнего возраста обязаны обеспечить ему должный уровень образования. Плату за обучение детей бедняков, согласно биллю, должны были вносить местные попечительские советы, со школьных комите­тов данное предписание при этом было снято (что потребовало отмены одной из статей закона Форстера 1870 года). Существенно усилились положения ста­тьи, касавшейся обязательного обучения детей до десяти лет.

С другой стороны, новые предложения Сэндона должны были удовлетво­рить и землевладельцев, рассеяв их опасения относительно возможных нега­тивных последствий для рынка рабочей силы. Так, согласно принятой консер­ваторами к биллю поправке, 10-летние дети получали возможность работать без удостоверения, если половина их времени отводилась занятиям согласно ^[479] местным постановлением или, при отсутствии последних, рабочему законода­тельству. С местных властей на срок не более шести недель в год также были сняты ограничения по найму детей в возрасте от 8 до 10 лет для сельскохозяй­ственных нужд.

В рамках доработки билля была принята поправка консеватора Альберта Пэла, предложившего распустить «ненужные школьные комитеты». Данное предложение вызвало яростное негодование со стороны либеральной партии, усмотревшей в этом посягательство на закон 1870 года и готовой в случае со­хранения поправки вотировать против законопроекта Сэндона в целом. По­правку при этом поддержали такие видные деятели консервативной партии, как Солсбери, Норткот, Б. Хоуп и лорд Скотт.

В сложившейся непростой ситуации Сэндон и поддерживавший его Диз­раэли, тем не менее, смогли найти выход из положения. Отдав должное школь­ным комитетам в крупных городах, Сэндон в своей речи по данному вопросу сообщил, что поправка, внесённая Пэлом, будет принята правительством при­менительно к сельской местности. Большинством голосов (140 против 81) она

488

была принята .

В окончательном варианте закон о начальном образовании был зачитан в палате общин 5 августа 1876 года и принят 73 голосами против 46. Палата лор­дов также не стала затягивать его рассмотрение, в результате билль успели

489

принять в последний день парламентской сессии, перед каникулами .

Необходимо отметить, что кабинет тори в целом достиг своих целей, во имя которых и затевалась реформа — была сохранена частно-церковная систе­ма обучения и ограничено распространение школьных комитетов в графствах.

Вместе с тем, возможно, даже против своей воли, консерваторы сделали ещё один шаг в сторону всеобщего обязательного начального образования, по­всеместно введённого в Великобритании лишь несколько десятилетий спустя. Члены партии при этом не скрывали, что улучшение народного образования ^{[480] [481]}

рассматривалось как второстепенный вопрос, не вызывавший энтузиазма у большого числа консерваторов. Первопричиной закона об образовании явля­лось стремление консерваторов сохранить и усилить своё идеологическое влияние в сельской местности.

Таким образом, закон был принят не столько в целях повышения образо­вательного уровня детей рабочих и введения всеобщего, обязательного обуче­ния, сколько для решения частных проблем деловых кругов и самих тори, не желавших отдавать пальму первенства в вопросах народного просвещения ли­бералам.

После принятия закона 1876 года последовал длительный мораторий на последующие реформы в сфере народного образования, и департамент просве­щения постепенно погрузился в летаргический сон.

Ситуация изменилась с момента назначения Дизраэли министром про­свещения лорда Гамильтона. Назначение Гамильтона совпало с усилением враждебности к росту расходов на образование как со стороны правительства, которому требовались ресурсы для ведения колониальных войн и проведения имперской политики, так и со стороны налогоплательщиков и членов палаты общин, представлявших их интересы, столкнувшихся с налоговыми тяготами, углубившимися в связи с экономической депрессией.

Действительно, расходы на образование увеличились с 1 550 000 фунтов в 1875-1876 гг. до 2 150 000 фунтов в 1878-1879 гг., а расходы на одного ре­бёнка соответственно с 25 шиллингов в 1870 году до 35 шиллингов в 1878 году. Наконец, субсидия правительства, направленная на увеличение посещаемости школ, в течение того же периода возросла с 9 шиллингов 9 пенсов до 15 шил­лингов 3 пенсов .

Любой пересмотр действовавшей системы негативно отразился бы на ин­тересах частно-церковных щкол, желая помочь которым правительство в 1876 ^[482] году отменило принцип, согласно которому субсидии, предоставляемые школе, не должны были превышать её доход из других источников.

Настоящий кризис разразился в 1880 году, когда казначейство решило радикально урезать субсидии на преподавание дисциплин, выходивших за рам­ки принципа трех «R» (то есть, reading, writng, arithmetic^[483]).

Учитывая, что данные изменения ударяли непосредственно по церковным школам, являвшимся получателями значительной части субсидий, Гамильтон прекрасно понимал, какой ущерб в этой связи может быть нанесён как системе образования, так и имиджу правительства, что было особенно чувствительным ввиду предстоящих выборов. Именно поэтому он принял решение обратиться непосредственно к Дизраэли, который, обладая прекрасным политическим чутьём, поддержал позицию Гамильтона и заставил правительство отказаться от данной инициативы^[484].

Мишенью атаки консерваторов по-прежнему являлись школьные комите­ты, распространение которых, в особенности в сельской местности, они пыта­лись предотвратить. Наиболее жёсткие выпады в их сторону прозвучали в июне 1879 года, когда член консервативной партии парламента Дж. Йорк раскрити­ковал ежегодно растущие расходы, продуцируемые лондонским школьным ко­митетом: «Настоящая система является коммунистической по своей сути. На­чальное образование, подобно физическому существованию, гарантируется го­сударством каждому из мотивов государственной политики. Это совершенно правильно; однако, с того момента, когда были преодолены пределы разумной необходимости, они оказались на грани коммунизма все имеют право по­лучить образование, но не роскошное образование»^[485]. Кроме того Йорк отме­тил следующее: «образование должно иметь некоторое практическое отноше-

ние к цели жизни ребёнка — к занятию, которым он будет зарабатывать себе на хлеб...» .

В этой ситуации Г амильтон оказался на высоте и, несмотря на свою при­верженность интересам консервативной партии, считал недопустимым нанесе­ние урона начальному образованию и фаворитизм в отношении частно­церковных школ. Со многими другими требованиями коллег по партии он в то же время был вполне солидарен. Так, Гамильтон не поддержал стремление школьных комитетов ввести для детей ряд специальных дисциплин за рамками элементарной грамотности. Во-первых, данное мероприятие было весьма доро­гостоящим для правительства, во-вторых, подавляющему большинству школь­ников эти предметы не были нужны из-за отсутствия времени и способностей к их изучению. При этом он стремился организовать систему так, чтобы наиболее трудолюбивые и способные дети, могли воспользоваться более разносторонним образованием. Для решения данного вопроса Г амильтон предложил ввести две категории начального обучения: первая — для получения базовых знаний ос­новной массы школьников, вторая (со значительно более высокой платой) — для разносторонней и основательной подготовки наиболее способных и про­явивших рвение к учению. Г амильтон прекрасно знал, что ряд школьных коми­тетов уже фактически реализовал данный подход и подвергся жёсткой критике ещё в августе 1878 года из-за нежелания местного крупного капитала спонси­ровать создание классов для наиболее одарённых детей^{[486] [487].}

Гамильтон получил согласие коллег по партии на формирование школ второй категории и начал разработку для школ из первой категории более про­стой и компактной программы, когда победа либералов на выборах ознамено­вала конец его полномочиям.

Накануне выборов Гамильтоном был подготовлен новый образователь­ный кодекс, повышавший критерии допуска детей к изучению специальных предметов. Кодекс был подвергнут критике со стороны наиболее видных чле­нов правительства, среди которых Дизраэли, Солсбери, Ричмонд. Вместе с тем его либеральный преемник Манделла в правительстве Г ладстона впоследствии принял данную схему на вооружение.

Поражение консерваторов на выборах помешало Гамильтону осущест­вить и другие его проекты в области начального образования. Так, он готовился к введению, начиная с 1879 года, всеобщего обязательного начального обуче­ния, для чего было достаточно школьных помещений и учителей. Вместе с тем реализация этого замысла в национальном масштабе осложнялась тем, что из 23 млн жителей Великобритании 7 млн не подпадали под постановления вла­стей на местах.

Даже после формирования нового состава палаты общин и либерального правительства Гамильтон немеревался выступить с проектом билля, однако по­сле введения Манделлой, опасавшимся конкуренции со стороны консерваторов, в частности Гамильтона, закона о всеобщем обязательном обучении это уже не требовалось.

Невзирая на неудачи при проведении реформы начального образования, инициативы консерваторов значительно повлияли на дальнейшее реформиро­вание данной социальной сферы. Народное просвещение получило существен­ное развитие в период правления кабинета Дизраэли. Лучше всего об этом сви­детельствовали цифры, приведённые во время выступления Манделлы в палате общин в августе 1880 года. Он сравнил ситуацию с народным просвещением в 1870 и 1879 годах. Его выводы свидетельствовали о том, что введение прину­дительного обучения не только увеличило количество учеников в школах, но и повысило качество посещения занятий. Если в 1870 году в Великобритании, по данным статистики, насчитывалось 1 693 000 детей школьного возраста, в 1874 г. их число возросло до 2 497 000, в 1879 г. до 3 710 000, то есть на 119 %. По­сещаемость при этом характеризиуют следующие данные: 1870 г. — 1 125 000, 1874 г. — 1 679 000, 1879 г. — 2 595 000. Таким образом, по сравнению с нача­лом 70-х годов, посещаемость выросла на 125 %. Манделлой было также рас­смотрено увеличение налога на образовательные нужды, в результате чего один ребёнок обходился государству в 1879 году в 15 шиллингов 5 ¹А пенса против 9 шиллингов 11 У пенсов в 1870 году и 12 шиллингов 5 пенсов в 1874 году. В це­лом Манделлой было выражено одобрение введению принудительного образо­вания, благодаря чему число школьников, получавших образование, стало еже­годно расти примерно на 200 000 человек^[488]. Таким образом, народное образо­вание всё глубже проникало во все классы английского общества, беднейшим представителям населения была дана реальная возможность повысить образо­вательный уровень.

Однако равнодушное отношение элиты к качеству преподавания и степе­ни просвещенности, выходившей за пределы элементарной грамотности, не могло не повлечь ответную негативную реакцию. Дж. М. Тревельян впоследст­вии так охарактеризовал данную систему образования: «Благодаря ей много­численное население страны уже умело читать, но не умело разбираться, что стоит читать, а что не стоит, то есть являлось лёгкой добычей для сенсаций и бесчисленных обманных призывов. Следовательно, с 1870 г. значительно пони­зилось качество литературы и журналистики, так как теперь они служили для удовлетворения запросов миллионов полуобразованных и четвертьобразован­ных людей, предки которых, не будучи в состоянии читать вообще, не были покровителями газет и книг. Небольшой высокообразованный слой общества уже не устанавливает норм в той степени, в которой он это обычно делал, а стремится усвоить нормы большинства»^[489]. Такова была цена данной реформы.

Вместе с тем приобщение большинства населения к литературе и прессе благодаря повышению уровня грамотности открыло для правящих кругов но­вые возможности. В викторианскую эпоху, в период упадка религии и роли англиканской церкви (несмотря на все меры, предпринятые консервативным правительством), о чём свидетельствуют многочисленные источники^[490], и воз­растания роли общественного мнения, литература и пресса стали, чуть ли, не единственным источником идеологического влияния на народные массы со стороны аристократии и буржуазии, почерпнувшей у старинной английской аристократии необходимые для этого идеологические средства.

Как писал известный литературный критик того времени, входивший в состав ряда школьных комитетов и рьяно защищавший обязательное начальное образование Мэтью Арнольд «.. .Они наступают, эти массы (речь идёт о рабо­чем классе. — Примеч. автора), жаждущие овладеть миром, чтобы придать бо­лее ясный смысл собственной жизни и деятельности. В этом их неудержимое развитие, а их природные учителя и направители — те, кто непосредственно над ними, средние классы. Если они не смогут заручиться их симпатией или дать им направление, общество окажется перед опасностью анархии»^[491].

«Откажитесь делиться с детьми рабочих духовным, и они, став взрослы­ми, потребуют коммунистического передела материального»^[492] — эта фраза, произнесенная уже в XX веке английским писателем Джорджем Сампсоном, как нельзя лучше продолжает идеи М. Арнольда. Эту же мысль Сампсон выра­зил и более прямо: «Если не швырнуть массам несколько романов, они могут ответить швырянием камней с баррикад»^[493].

Художественная литература второй половины XIX века рассматривалась истеблишментом Великобритании как средство для трансляции и разъяснения точки зрения «хозяев», способное обезопасить правящие круги от политическо­го фанатизма и идеологического экстремизма. Учитывая, что литература в большей степени говорит про универсальные ценности, оставляя за скобками такие проходящие вопросы, как закон о бедных, перенаселение трущоб, ненор­мированный рабочий день или антисанитария английских индустриальных го­родов, она могла, по мнению господствующего класса, служить рабочим «хо­рошую службу» — помочь забыть об их проблемах и провести время, размыш­ляя о библейских истинах и красоте, а также содействовать единению всех классов.

Викторианское руководство для учителей английского языка возлагало на английскую словесность большую ответственность: она должна была формиро­вать чувство сплоченности между всеми классами. Викторианский писатель Х. Робинсон характеризовал литературу как «дверь в безмятежную, ясную оби­тель истины, где все могут встретиться и продолжить свой путь совместно над дымом и суетой, шумом и смятением низкой человеческой жизни, состоящей из

ГЛЛ

забот, дел и споров» .

Наиболее прозорливые чиновники министерства просвещения и литера­турные критики викторианского периода, заинтересованные в сохранении су­ществующего порядка вещей, рассуждали следующим образом: будучи по сути своей процессом уединённым и созерцательным, чтение прекрасно служит для сдерживания любых разрушительных тенденций к коллективной политической активности . Если долгие часы труда и недостаток образования мешают рабо­чим самим заниматься творчеством, их может греть мысль, что другие англи­чане, такие же, как они, имеют такую возможность и уже создали шедевры.

Согласно английскому учебнику 1891 года по литературе: «Люди нужда­ются в политической культуре, иными словами, инструкции в том, как они должны относиться к Государству, к своим обязанностям в качестве граждан. Эти чувства им нужно внушать, опираясь на легенды, героические истории и патриотические примеры, приведённые для них живо, пылко и увлекатель-

но»

Все это можно достигнуть и без финансовых издержек и труда, затрачен­ного на обучение широких масс классике, то есть, латинскому языку. Англий- ^{[494] [495] [496]}

ская литература должна быть написана на родном для британцев языке, что де­лает ее доступной и простой для восприятия^[497].

Таким образом, значимость идеологического влияния на народные массы разделяло большинство представителей истеблишмента, независимо от их пар­тийной принадлежности. Именно поэтому в период упадка религии и консерва­торы, и либералы так активно взялись за вопросы народного просвещения, осознавая всю силу данного инструмента. Приобщение рабочего класса и низ­ших слоёв среднего к азам элементарной грамотности стало задачей, объеди­нившей в данный исторический период обе партии, заинтересованные в даль­нейшем контроле над духовным развитием своего электората.

Более того, все большее распространение в общественном мнении в рас­сматриваемый период получили идеи о тесной связи между военными успеха­ми государств и уровнем образования населения. В качестве примеров приво­дились победа Севера над Югом в гражданской войне в Соединённых штатах Америки в 1865 году, победа Пруссии над Австрией в Австро-Прусской войне 1866 года^{[498] [499]. Соответствующих взглядов придерживался, в частности, Джон Стюарт Милль .}

Таким образом, из всех социальных реформ, проведённых кабинетом Гладстона и Дизраэли в 70-90-х годах XIX века, именно в сфере начального образования межпартийная борьба консерваторов и либералов приобрела наи­более противоречивый характер. Партии, изначально не являвшиеся монолит­ными, но объединявшие различные группы собственников и представителей различных общественных классов, вынуждены были не только противостоять в парламенте и за его пределами своим политическим оппонентам, но и искать хрупкий компромисс внутри себя. Данная ситуация была обусловлена относи­тельной новизной данной тематики, отсутствием длительной истории парла­ментских дебатов и опыта достижения договорённостей. Ключевую роль здесь сыграло то значение, которое приобретало начальное образование для Велико­британии, вступившей в острую конкуренцию с другими державами за лидер­ство на мировом рынке и уступавшей им с точки зрения элементарной грамот­ности среди населения, что в ближайшей перспективе могло негативным обра­зом сказаться на темпах экономического развития. Кроме того, в период упадка религии, возросшей роли прессы и литературы именно начальное образование являлось инструментом воздействия на широкие массы, средством для их при­общения к ценностям, определённым английским истеблишментом.

Среди социальных проблем британского общества рассматриваемого пе­риода охрана общественного здоровья занимала отдельное место. Сменявшие друг друга кабинеты министоров на протяжении всего правления королевы Виктории не раз пытались решить данную проблему, постепенно создавая не­обходимую законодательную базу и выделяя значительные средства на нужды здравоохранения. Однако, невзирая на усилия властей, в Великобритании со­хранялся высокий уровень смертности населения, чему способствовали чрез­мерные физические нагрузки на производстве и неблагоприятные жилищные условия. Подлинным бичом населения являлись оспа, туберкулез, многочис­ленные инфекционные заболевания, ежегодно уносившие тысячи жизней.

В 40-х годах XIX века ситуация в здравоохранении начала меняться к лучшему благодаря деятельности филантропов и врачей, привлёкших к этой проблеме внимание правительства. Эдвин Чедвик, подготовивший в 1842 году доклад, посвящённый состоянию санитарных норм в рабочей среде, и его сто­ронники провели огоромную работу, результатом которой стал билль 1848 го­да, направленный на системное реформирование системы здравоохранения в Англии. В соответствии с положениями билля утверждался Главный комитет по здравоохранению, по аналогии с ним создавались местные комитеты, к ком­петенции которых относились контроль за канализациями, обеспечение водо­

снабжения городов, недопущение и ликвидация чрезвычайных ситуаций, в слу­чае их возникновения в сфере здравоохранения .

В 1860 году на смену Главному комитету, распущенному в 1858 году, явился Тайный совет, возглавил его член либеральной партии Джон Саймон. Благодаря его работе в 1866 году появился первый за многие годы билль об ох­ране общественного здоровья. В законе явственно прослеживалось стремление подчинить местные комитеты центральным органам, таким образом, обеспечив согласованность действий между ними и повысив эффективность управле-

ния

В 1871 году был издан билль правительства Гладстона, регламентиро­вавший создание единой администрации в области здравоохранения, что долж­но было обеспечить возможность контроля деятельности организаций по охра­не общественного здоровья на местах.

Билль жестко критиковался консерваторами ввиду того, что на органы местного самоуправления возлагалась слишком большая ответственность, не соразмерная, по мнению консерваторов, с их полномочиями.

В 1874 г. консервативное правительство Дизраэли (в лице консерватора Склейтер-Бута — представителя Комиссии по местному самоуправлению), проводя в жизнь принципы «нового торизма», предложило поправку к санитар­ным законам, предусматривающую расширение контроля Комиссии за дейст­виями местной власти^{[500] [501] [502].}

К 1875 году Склейтер-Бутом было разработано три серьёзных законопро­екта в сфере здравоохранения. Ключевой из них — «Об общественном здраво­охранении», завершил консолидацию в единую систему санитарных законов, принятых в предыдущие периоды, в том числе в 1871 году.

При этом, согласно законопроекту Склейтер-Бута, местным органам вла­сти вменялось в обязанность регулировать практически все сектора существо­

вавшего в то время коммунального хозяйства, а также отдельные сегменты формируемого общественного здравоохранения.

Таким образом, законопроект консерваторов, по сути, развил либераль­ные идеи 1871 года, в свое время подвергшиеся яростным нападкам тори. Но­ваций данный законопроект не содержал, тем не менее, благодаря ему форми­ровались необходимые предпосылки для повышения эффективности практиче­ского использования соответствующего законодательства и усиления системы общественного здравоохранения в графствах^[503].

Общественное мнение крайне сухо встретило данный закон, не придав ему особого значения и не увидев заслуги консерваторов в развитии здраво­охранения^{[504] [505].}

Сдержанную, а порою и негативную реакцию на инициативы консервато­ров в сфере здравоохранения можно отчасти объяснить ещё не поблекшим в народной памяти законом о вакцинации 1867 года, проведённым кабинетом Дерби-Дизраэли, вызвавшим протест населения Великобритании и стремитель­ный рост числа антипрививочных групп. Закон обязывал прививать ребенка в течение первых 90 дней его жизни. Отказывающихся от прививок штрафовали чиновники, пока ребенку не исполнялось 14 лет. Закон был принят на основа­нии заверений официальной медицины о безопасности противооспенных вак­цин. Вакцинация, тем не менее, не смогла спасти Англию от эпидемии оспы, разразившейся в 1870 году и унёсшей тысячи жизней, особенно среди бедняков .

Второй законопроект, предложенный Склейтер-Бутом, поднимал пробле­му фальсификации медикаментов и продуктов питания. Основной закон по данной проблематике, принятый либеральным правительством Гладстона в 1872 году, запрещавший любые добавки в продукты с целью увеличения их ве­са^[506], оказался неэффективным, о чём в 1874 году заявила парламентская ко­миссия, сформированная преимущественно из консерваторов.

Комиссия рекомендовала правительству Дизраэли заменить закон 1872 года новым и обеспечить контроль за его исполнением^[507].

Вместе с тем несмротря на разработанные меры, направленные против махинаций при реализации лекарств и продуктов, закон 1875 года не обязывал местную власть назначать специальных экспертов. Таким образом, единствен­ное средство, способное обеспечить реальное действие закона, было проигно­рировано^{[508] [509].}

Вышеуказанное положение не являлось единственным недостатком бил­ля: ряд его положений носил рекомендательный характер, что негативным об­разом влияло на возможность его применения на практике. Уже в марте 1876 года в палате общин со стороны либеральной оппозиции отмечалось, что в ряде районов местная власть отказывается от назначения экспертов, предписанного законом, в отдельных графствах чиновники отказывались принимать какие- либо меры ввиду отсутствия в законе положений о выделении средств на опла­ту услуг экспертов.

Склейтер-Бут, опасаясь слишком сильно «закрутить гайки» и тем самым настроить местные власти против консерваторов, не решился в полной мере воспользоваться властью и ввести принудительное назначение экспертов, а также по средствам закона обязать местные власти выделять средства, необхо­димые, чтобы содержать их штат. В результате, назначение экспертов получило обязательный характер лишь в 1879 году .

Ещё один (третий) законопроект Склейтер-Бута был направлен против за­грязнения рек отходами фабричного производства и сточными водами. Иссле­дованием данной проблемы, начиная с 1868 года, занималась специально соз­данная для этого парламентская комиссия. Последние отчёты, содержавшие

итоги работы Комиссии, были выпущены в 1874 году . Здравомыслящие люди понимали, что загрязнение рек несло серьёзную угрозу общественному здоро­вью, но остановить его было весьма затруднительно, так как местная власть оказывала резкое сопротивление любому мероприятию, обязывающему их при­ступить к созданию очистных сооружений. Будучи у власти, либералы не смог­ли преодолеть данное противодействие, в результате чего закон 1872 года ли­шился статей, касавшихся загрязнения рек, проект билля графа Шефтсбери — известного филантропа, придерживавшегося консервативных взглядов, посвя­щённый этому вопросу, был провален в 1873 году^[510].

Вместе с тем напряжённость в рядах заинтересованных лиц к 1875 году ничуть не ослабла. На сей раз решать данную проблему пришлось консерва­тивному правительству, пытаясь одновременно учесть интересы общественных деятелей, стоящих на страже общественного здоровья и сохранения природы, а также промышленников, защищавших свои капиталы. Данная задача приобрела особую актуальность, учитывая, что к 1874 году в рядах консервативной пар­тии было, как отмечалось выше, сосредоточено большинство буржуазии, в лице которой тори нашли существенную опору. При этом правительству Дизраэли необходимо было выполнить предвыборные обещания своего лидера и проде­монстрировать эффективность консервативного кабинета в области реформы здравоохранения, в особенности учитывая возможность «сыграть на контрасте» с либеральными законами 1872 года, воспринятыми общественным мнением как «беззубые» и непродуктивные.

Необходимость действовать вынудила маркиза Солсбери (являвшегося к тому моменту правой рукой и наиболее вероятным приемником Дизраэли в ка­честве лидера консервативной партии) внести на рассмотрение палаты лордов билль о загрязнении рек. Согласно биллю, сливать ядовитые жидкости в реки было запрещено, но решение о том, какие из них следовало отнести к ядови­

тым, поручалось принять чиновникам в судах графств, что формировало благо­приятную почву для коррупции и махинаций.

Вместе с тем парламентариями (среди которых особенно выделялись ли­бералы, не забывшие приём, оказанный консерваторами в палате общин зако­нопроектам Гладстона 1871 и 1872 гг.) было резко раскртиковано другое поло­жение билля, посвящённое загрязнению рек владельцами шахт и предпринима­телями. Данное положение предусматривало дифференцированный подход, ба­зировавшийся на сроке, в течение которого осуществлялось загрязнение. Так, от предпринимателей менее 12 лет загрязнявших реки, требовалось либо при­нять меры для снижения уровня вредности сбросов, либо полностью отказаться от них. Тем, кто не подпал под это определение, правительство, как пояснил Солсбери, лишь порекомендовало использование «наиболее полезных и дос­тупных средств для обезвреживания своих стоков» .

Это нелогичное решение спровоцировало жаркие споры, как в парламен­те, так и в правительстве. Склейтер-Бут, напрмер, считал, что требование об обеспечении безвредности промышленных стоков необходимо предъявлять ко всем предпринимателям, невзирая на срок загрязнения рек. В то же время, со­гласно его позиции, конфискация предприятий, в случае системного нарушения закона (за что выступал Солсбери), была слишком суровой мерой для владель-

цев

Солсбери, в свою очередь, считал анонсированные меры недостаточны­ми, чтобы полностью защитить реки от загрязнения, и следующим образом объяснял Кроссу свой отказ убрать статью о 12-ти годах: «Я думаю, что к бил­лю придерутся, скорее, потому, что в нём указан срок в 12 лет, а не в 30. То, что председатель (Склейтер-Бут. — Примеч. автора) называет «конфискацией», есть процесс, полностью аналогичный выселению сквайера, который поселился на чьей-то чужой земле. Люди, которые загрязняют воду, используемую теми, кто проживает вниз по течению, просто преступники, и они имеют не больше

HPD. Vol. 223. P. 1889. Smith P. Op.cit. P. 225.

права на какую-либо ренту, чем карманник, которого заставили вернуть носо-

522

вой платок его соседа» .

Солсбери, вместе с тем, пришлось умереть пыл ввиду энергичных про­тестов владельцев промышленности на севере Англии, интересы которых ста­вил под угрозу данный законопроект. В итоге, после незначительных колеба­ний, кабинетом было принято решение об исключении из законопроекта статьи о загрязнении рек шахтами и фабриками. По результатам в проекте закона со­хранились лишь положения, препятствующие загрязнению рек твёрдыми веще­ствами и сточными водами. В стремлении успокоить общественность, прави­тельство объявило о своём намерении ещё раз рассмотреть проблему загрязне­ния рек отходами шахт и фабрик через год. До крайности выхолощенные меры, принятые в 1875 году, даже не заслужили упоминания в прессе .

В 1876 году Склейтер-Бутом была предпринята очередная попытка про­ведения билля, затерявшегося, по словам лорда Солсбери, при закрытии сессии во всеобщей путанице . Во избежание очередной вспышки негатива промыш­ленников автор со всей тщательностью подошёл к переработке билля. В новой редакции законопроекта загрязнение рек квалифицировалось как нарушение, независимо от характера — минерального, промышленного, или же в виде ка­нализационных отходов. Одновременно виновникам загрязнения давалось дос­таточно времени для устранения нарушений, кроме того, без решения комитета по местному самоуправлению нарушитель не мог понести наказание. Особый акцент делался на то, что интересы промышленности следует «должным обра­зом учитывать»^{[511] [512] [513] [514]}.

В рамках дебатов при рассмотрении законопроекта в пользу промышлен­ников консерваторы вынуждены были сделать еще ряд уступок, что привело к возмущению среди оппозиции, увидевшей в этом ущемление общественных интересов. Комментируя их нападки, Кросс отметил, что в сравнении с сущест­вующим промышленным загрязнением, Склейтер-Бут шагнул так далеко, как это позволила сделать общественность^[515]. Тем не менее, в законопроект всё же вошли положения о предотвращении загрязнения новыми промышленными предприятиями.

Несмотря на недостатки законов 1875 года и неготовность правительства, невзирая на все предвыборные обещания Дизраэли, ставить общественные ин­тересы выше интересов монополий и использовать инструменты государствен­ной власти в целях наведения порядка в здравоохранении на местах, они всё же положительно повлияли на снижение уровня смертности (данная тенденция наметилась ещё в 1870 году — каждый следующий год умирало на 10% насе­ления меньше, чем в предыдущий). Существенно сократились вспышки инфек­ционных заболеваний, что во многом было обусловлено мерами, направленны­ми против загрязнения рек.

После принятия в 1875 году биллей активность правительства в области реформ здравоохранения снизилась, однако отдельные мероприятия оно прово­дило и в последующие годы. Занятый преимущественно вопросами внешней политики, кабинет вместе с тем осознавал необходимость «игры на опереже­ние» с либералами и демонстрации своей приверженности новому курсу, про­возглашённому лидером партии (так, в одной из своих речей в Манчестере в 1872 году Дизраэли сказал: «Здоровье народа — важнейший из вопросов, какие только могут привлекать внимание государственного человека»^{[516] [517]. В 1877 году он произнёс одну из самых известных своих фраз: «Здоровье нации — это фун­дамент, на котором основываются её счастье и могущество» ).}

В этой связи в последующие годы были изданы законы, позиционируе­мые консерваторами как продолжение реформы здравоохранения. Например, в 1876 году Кросс сумел обеспечить принятие билля, направленного на создание и сохранение зелёных зон в центре города, где рабочие могли бы отдыхать, тем самым, поддерживая здоровье. Либеральное правительство во главе с Гладсто­ном пыталось реализовать нечто подобное, но законопроект не прошёл через

529

палату лордов .

В 1878 году правительством Дизраэли был принят закон, регулирующий отношения в области водообеспечения населения. Проблема водоснабжения городов и, в особенности, Лондона по-прежнему стояла очень остро. К 1877 го­ду уровень смертности взрослого населения в сравнении с предшествующими годами существенно снизился. Работники санитарных служб объясняли это пе­рестройкой работы канализационных систем наиболее крупных городов Анг­лии . Тем не менее, масштабы водоснабжения не могли обеспечить беспере­бойную подачу воды для бытовых и дренажных нужд жителей, что было необ­ходимо как в гигиенических целях, так и исходя из противопожарных сообра­жений.

В 1869 году комиссией Ричмонда было рекомендовано передать водо­снабжение от частных компаний муниципальной власти . В 1877 году к по­добному мнению пришёл специальный комитет при палате общин . Среди членов комитета были представители партии консерваторов Ричи и Форсит, а также Хогг — член столичной Палаты общественных работ. На протяжении долгого времени правительство Дизраэли игнорировало эту проблему и отка­зывало в помощи общественным деятелям, готовым приступить к её решению. Так, осенью 1878 года кабинетом был отклонён билль Хогга о национализации

-533

лондонских водопроводных компаний .

Вместе с тем дальше делать вид, что в больших городах проблемы водо­снабжения не существует, было невозможно. Повышение цен на услуги водо­снабжающих компаний Лондона, проведённое в 1878 году, стало поводом для новых требований к правительству касательно защиты интересов потребителей ^{[518] [519] [520] [521] [522] и налогоплательщиков. Всю первую половину 1879 года данная идея активно обсуждалась в парламенте. Инициаторами являлись, преимущественно, либе­ралы, но некоторые консерваторы, включая графа Шефтсбери, к ним присоеди­нились[523] [524]. В Лондоне царило большое оживление. Всё очевиднее становилось, что дальнейший отказ принять соответствующий акт со стороны правительства может окончательно подорвать доверие населения и вызвать самые негативные последствия.}

Именно поэтому в августе 1879 г. Кросс от имени правительства поддер­жал инициативу деятеля либеральной партии Фоссета, в очередной раз при­влёкшего внимание палаты общин к вопросу водоснабжения. Кросс не стал конкретизировать свои планы (если таковые действительно имели место), объ­яснив это нежеланием влиять на курс акций водоснабжающих компаний. Вме­сте с тем правительство сделало следующее заявление: в случае национализа­ции правительством компаний, оно готово осуществить выкуп их акций по цене «на такой день, как скажем, последний день прошлого полугодия (то есть, 30 ию­ня 1879 года. — Примеч. автора), не принимая в расчёт потенциальные добав­ления к их стоимости или спекулятивные изменения» . Данное обещание бы­ло встречено всеобщим одобрением^[525].

Начав рассмотрение вопроса водоснабжения, Кросс привлёк в помощни­ки инспектора Э. Смита, являвшегося экспертом в данной проблематике. Под влиянием его советов, правительство приняло решение выкупить акции у водо­снабжающих компаний. Сначала обсуждался вопрос касательно их передачи непосредственно государству. Но канцлер казначейства Норткот не принял это предложение, продемонстрировав тем самым несогласие с расширением сферы ответственности государства. В качестве альтернативы он выступил с предло­жением о создании выборного органа, которому должно быть поручено осуще­ствление сделки по выкупу акций на одобренных правительством условиях .

В согласовании условий выкупа и заключалась главная трудность. Ком­пании, в течение длительного времени стремившиеся сохранить стоимость ак­ций на одном уровне или по возможности «раздуть» эту цену для получения выгодной компенсации, намеревались в этой связи максимально поднять цены. Желая продемонстрировать уважение к собственности и частному капиталу, успокоив тем самым избирателей из буржуазии, увидевших проявления социа­лизма в этом законопроекте, правительство выразило поддержку водоснаб­жающим компаниям и было готово пойти на их требования.

Таким образом, к январю 1880 года Смит сумел достичь соглашения с компаниями, опираясь на выставленные ими условия. Кроме того, он даже от­ступил от принципа, провозглашённого Кроссом а августе 1879 года, и был го­тов при оценке акций учесть будущие перспективы развития компаний, что обернулось значительной суммой. Скоро о данной уступке правительства в Си­ти узнали все, акции водоснабжающих компаний стремительно взлетели вверх.

Сложившаяся ситуация вызвала у правительства серьёзные опасения. Не­смотря на то, что на заседании кабинета 17 января планы Кросса в целом были одобрены, Норкот по-прежнему был ими недоволен. 20 января он писал Крос­су, что в случае принятия условий Смита консервативная партия окажется в весьма «неуютном» положении в парламенте (что было особенно некстати, учитывая нараставшую критику со стороны либеральной оппозиции в части внешней политики правительства Дизраэли. — примеч. автора). Канцлер ка­значейства предполагал, что общественное мнение обвинит участников перего­воров в стремлении к личной выгоде, и не поддержал позицию Смита, высту­павшего, с его точки зрения, словно он «является адвокатом компаний» .

Премьер-министр отчасти разделял эти чувства, но Кроссу была предос­тавлена возможность поступать по своему усмотрению, чем он и воспользовал- ^{[526] [527]}

ся, вынеся 2 марта 1880 года на рассмотрение палаты общин билль «О покупке предприятий по водоснабжению». Защищая билль, Кросс стремился макси­мально обосновать уступки, сделанные водоснабжающим компаниям, особенно согласие на учёт перспектив компаний в рамках оценки их акций. «Доброжела­тели» из числа оппозиции и «соратники» по партии уловили в тоне Кросса оп­равдательные нотки, что свидетельствовало о неустойчивости его позиции в данном вопросе. Билль предусматривал баснословную по тем временам ком­пенсацию в 31 млн фунтов и должен был быть рассмотрен парламентским ко­митетом, который был вправе принять или отклонить условия соглашения пра­вительства с компаниями по рассматриваемому вопросу, но не мог изменить

их

В комитет планировалось включить не только консерваторов, но и либе­ралов. Тем самым, при условии эффективности принимаемых решений и их одобрения со стороны населения, правительство стремилось заручиться под­держкой либеральной части парламента, в случае же непринятия билля или его неэффективности — переложить вину за бездействие в данной сфере на либе­ралов или как минимум размыть ответственность.

Вместе с тем в ответ на инициативы правительства поднялась буря воз­мущения со стороны городских жителей. Г орожане открыто протестовали про­тив огромных сумм, которые правительство собиралось платить за национали­зацию водоканалов. Гнев публики во многом был срежессирован либеральной партией, активисты которой усиленно разносили слухи о сговоре правительства и водоснабжающих компаний и о том, что тори пекутся о своём кармане, а не о народных интересах. Общественное мнение в полной мере отразила статья «Таймс», датированная 8 марта 1880 года, в которой подчёркивалось, что ком­пании могут получить за свои акции на 75% больше их реальной стоимости и стоимости 6-ти месячной давности. Такие спекуляции неизбежно наводили на мысль о закулисных махинациях, участниками которых являлись самые высо- ^[528]

копоставленные лица, выступавшие за реформу. Билль при этом, согласно про­зрачным намёкам «Таймс», был необходим для прикрытия и легитимизации коррупции.

В результате правительству пришлось уступить: буквально на следую­щий день после объявления о роспуске парламента и предстоящих выборах Кросс сообщил, что билль в эту сессию рассматриваться не будет^[529].

Неудачная попытка консервативного правительства решить проблемы водоснабжения Лондона лишний раз подтвердила выводы, сформировавшиеся по результатам анализа действий тори в других областях социальной политики — к окончанию срока полномочий кабинета министры Дизраэли полностью утра­тили интерес к внутриполитической деятельности и уделяли ей всё меньше внимания.

Либеральным правительством Г ладстона, пришедшим на смену кабинета Дизраэли по результатам выборов в парламент 1880 года, был создан специаль­ный комитет по водоснабжению Лондона. По мнению членов комитета, куда помимо либералов вошли консерваторы Кросс и Склейтер-Бут, данный орган был создан специально в целях дискредитации действий тори в решении данно­го вопроса. В подходах комитета просматривалась, скорее, политическая со­ставляющая и отражение межпартийной борьбы консерваторов и либералов, нежели серьёзный анализ предложенной в данной сфере реформы.

Национализация водоканалов на основе соглашений с компаниями могла бы обеспечить жителей столицы централизованным водоснабжением, контроль над которым взяла на себя общественность. Как показало дальнейшее развитие событий, в сравнении с 46 млн фунтов, которые привительству всё же при­шлось заплатить за национализацию, 31 млн был не столь уж непомерной сум­мой.

Вместе с тем очевидно было, что год от года возраставшая забота тори об интересах крупного бизнеса в полной мере проявила себя в вопросе водоснаб­жения и явилась не лучшей для консервативной партии прелюдией к предстоя­щим выборам 1880 года.

На выборах в парламент 1880 года победила либеральная партия, вос­пользовавшаяся обострением социально-экономических вопросов вследствие экономического кризиса и получившая большинство во многом благодаря аги­тации Национальной либеральной федерации во главе с Дж. Чемберленом. Чемберлен — один из наиболее ярких идеологов «социального либерализма» и критиков тори в их попытках привлечь на свою сторону народ, прославился своими требованиями обеспечить каждого британца водопроводом и газовым освещением («социализм газа и воды»).

Радикальные обещания на практике выразились в том, что правительство Гладстона было вынуждено ежегодно издавать по несколько несущественных законов в области здравоохранения, направленных на уточнение положений за­кона «Об общественном здравоохранении» Дизраэли, что, в свою очередь, дало возможность маркизу Солсбери (лидеру консерваторов после смерти Дизраэли) обвинить вигов в популизме и отходе от центристских позиций.

Резюмируя мероприятия, осуществлённые консерваторами и либералами в рамках реформирования здравоохранения с 1871 по 1880 гг., следует отме­тить, что ни та, ни другая партия не смогла на практике реализовать предвы­борные обещания. Причиной тому служили как объективные факторы (сопро­тивление власти на местах, неготовность рядовых англичан к усилению сани­тарных мер и вмешательству специально созданных комитетов в их быт, эко­номический кризис 70-х гг.), так и нежелание партийной элиты ставить обще­ственные интересы выше интересов монополий и крупного капитала. Критикуя друг друга за непоследовательность и противоречивость, консерваторы и либе­ралы, сформировав кабинет, ограничивались, между тем, незначительными преобразованиями, наиболее существенными из которых явилось принятие за­кона «Об общественном здравоохранении» (1875 г.), борьба с фальсификацией медикаментов и пищевых продуктов, ограничение загрязнения рек промыш­ленными отходами. Вместе с тем, несмотря на всю ограниченность принятых мер, они всё же положительно повлияли на снижение уровня смертности, сни­жение инфекционных заболеваний и улучшение санитарного состояния круп­ных промышленных городов.