ТАКТИКА В I-IV вв.

Для реконструкции тактики я в хронологическом порядке разберу пять, как представляется, наиболее информативных пассажей из Тацита, Лукиана, Диона Кассия и Аммиана Марцеллина, рассказывающих о сражениях, в которых принимали участие сарматы.

Итак, Тацит пишет: «В самом деле, у сарматов не только голос полководца [Фарасмана. — А. Щ, но и сами себя они побуждают, чтобы не допустить бой посредством стрел, а предвосхитить его натиском и рукопашной. Поэтому возникли различные виды сражения, так как парфянин, привыкший с равным искусством преследовать или бежать, разделял тур- мы, стремился к пространству для ударов, а сарматы, отложив лук, которым они владеют хуже, устремлялись на врага с контосами и мечами. Подчас по образу конного боя сменялся фронт и тыл, иногда противники, как в сомкнутом строю, толкали и были толкаемы телами и ударами оружия. (2) И уже албаны и иберы стали схватывать, сбрасывать, создавать двоякий бой врагам, которым наносил ранения сверху всадник, а вблизи — пехотинцы. Между тем Фарасман и Ород, в то время как они энергично участвовали в схватках или помогали колеблющимся, были замечены и поэтому узнаны друг другом, с криком они съезжаются на конях с метательными снарядами; Фарасман опередил противника, ибо нанес ему ранение через шлем. Но он не смог возобновить нападение, поскольку был вынесен конем вперед, а пораженного прикрыли сильнейшие из его спутников.

Несмотря на отсутствие подробностей, краткость и определенную риторичность повествования, тактика боя показана историком очень точно и ясно. Это позволяет предположить, что описание Тацита восходит к компетентному источнику. Вначале Тацит, по-видимому, отмечает способ передачи «приказов» у сарматов — пересылку информации по цепочке по фронту. Далее он указывает на явную необычность данного боя для сарматов: в начале боя они не использовали лук. На основании изображения на сосуде из Косики, где поверженный противник поражен стрелами, и росписи Стасовского склепа, где показан конный лучник впереди катафракта, мы также можем предположить, что сарматы обычно начинали бой с традиционной для кочевников перестрелки[630]. Об этом же упоминает и Мовсес Хоренаци (III,9).

К подобным же выводам мы можем прийти, рассматривая уже приведенное сообщение Амвросия Медиоланского об аланах: «...для них обычна привычка сражаться издали, а возможность отступить они прикрывали такой хитростью: бросить аркан и запутать врага — таково искусство аланов и их военный нрав»[631]. В данном пассаже говорится о типичной кочевнической тактике: обстрел противника и нанесение ему этим возможно большего урона, затем ложное бегство с целыо расстроить боевые порядки увлекшегося преследованием противника, чтобы потом неожиданно напасть на него. Французский майор Бон- но-дю-Мартрей, комментируя труд гусарского капитана англичанина JT. Нолана, так характеризует подобный способ действия конницы в бою: «Обыкновенная тактика всех иррегулярных наездников... состоит в том, чтобы, показав вид, как будто бы они обращаются в бегство, этим вызвать своего противника на одиночный бой»[632]. Во время этого отступления сарматы применяли прием «парфянской стрелы» — стреляли назад по своим преследователям[633] и даже набрасывали на них аркан.

Можно предположить, что сарматы, как и другие кочевники, обстреливали не только всадников врага, но и их коней.

Бой. Роспись склепа из Пантикапея, открытого Стасовым в 1872 г. (первая половина II в.). Справа показан боспорский всадник (возможно, командир) в красноватом плаще, чешуйчатом панцире и пластинчатом остроконечном шлеме, который на быстром аллюре атакует врагов. За ним идут два тяжеловооруженных пехотинца, которые представляют отряд или, скорее, воинов, сопровождающих предводителя в бою. Врагами греков являются легкий конный лучник, который стреляет на скаку, и катафракт, зажавший пику для поражения всадника в двух руках. Бой в самом разгаре: на земле лежит лошадь, пораженная пикой, которая переломилась при ударе и осталась в ее теле. Рядом с лошадью видим ее поверженного наездника, у которого отрублена голова, однако этот трофей еще не унесен с поля боя. Отметим, что грива убитого коня подстрижена на сарматский манер с двумя зубчиками. Под конем боспорца лежит еще один поверженный враг, который убит дротиком с петлей, разломившимся в теле жертвы. Скорее всего, поразил врага пеший боспорец, у которого вместо двух копий осталось одно. Воспроизведено по: Античные государства Северного Причерноморья. 1984: табл. CVII,3

лась в кочевой среде, в межплеменных войнах между наездниками. Ведь потеря коня была особенно ощутима для природного всадника-кочев- ника, поскольку лишала его необходимого средства передвижения в бою, ведь в гуще боя не всегда удавалось пересесть на заводного коня7.

Вернемся к анализу описания боя Тацитом. Сарматы хорошо понимали, что парфяне являлись более искусными лучниками (они были одними из самых лучших стрелков древности), тогда как сами сарматы не отличались особо высоким мастерством владения луком, уступали в меткости и дальности стрельбы и иберам-картлийцамя. Впрочем, и сре- Ср.

ди сарматов встречались умелые лучники[634]. Поэтому в бою с парфянами кочевники выбирают весьма разумную тактику: атаковать и сразу перейти врукопашную. Цель данных действий очевидна: понести меньший урон от стрел лучше стреляющего противника. Подобный тактический прием не был уникальным, наоборот, он являлся типичным. Он напоминает действия греческих гоплитов, которые с расстояния выстрела из лука бросались бегом на противников-персов[635]. Данная тактика указывает на хорошее знание сарматами противника.

Далее Тацит переходит к описанию собственно битвы, которая началась с боя всадников. Для понимания способа действия сарматов нужно ясно представлять себе тактику их врагов. Тацит отмечает, что обычная тактика парфянских конных лучников заключалась в нападении, а затем в преследовании или отступлении с попутной стрельбой по противнику Г1о-видимому, основная масса войск Орода состояла из конных стрелков. Можно предположить, что тактические конные подразделения у парфян были небольшими, по несколько десятков всадников. У Тацита эти отряды называются turmae. Таким же образом историк описывает и парадно-боевое построение парфян при церемонии инвеституры: «...потурмам и с отеческими значками»[636]. Вероятно, данная информация говорит не только о драконах — значках для тысячи воинов[637], но и о других штандартах, которые могли иметь более мелкие подразделения всадников. Непосредственно в бою парфяне рассыпались в своих конных отрядах в неглубокую для удобства стрельбы линию. Стрелять же из лука нужно было с некоторого расстояния, что отмечает и Тацит[638]. С другой стороны, согласно Джуаншеру, аланский конный лучник мог успешно прицельно стрелять с расстояния трех утеванов, т.

Тацит ясно рисует два способа боя, возникших в ходе парфянско- сарматской гиппомахии. Первый способ —типичный для древнего сражения всадников[642]: конники атакуют друг друга, стреляя на ходу по противнику. Обычно при подобной атаке один отряд, даже не вступив врукопашную, поворачивался тылом, второй его преследовал[643]. Поскольку сарматы решили атаковать не с луком, а с пиками и мечами, возник и другой вид конного боя, наподобие пешего, в котором сражаются друге другом две линии войск. Кочевники стремились напасть вблизи на отряды парфян, которые, в свою очередь, рассыпаясь, стремились избежать рукопашной[644]. Бонно-дю-Мартрей замечает о такой тактике конницы: «...иррегулярная кавалерия... обыкновенно старается сначала утомить вас частыми наскоками, а потом тотчас же удаляется врассыпную...»[645] Когда схватка все же завязывалась, то парфянам приходилось менять свой лук на оружие ближнего боя. Такие столкновения, обычно весьма кратковременные, завершались бегством одной из сторон[646]. Преследование со стороны победителей могло иметь место или нет в зависимости от обстоятельств. Причем, естественно, преследующие продолжали наносить урон противнику, стреляя в него из луков[647], если находились на некотором расстоянии, или коля и рубя, если гнались по пятам. После первой атаки стороны разворачивались и съезжались опять. Подобная повторная атака, очевидно, представлена на фреске из склепа Ашика[648]. Тут изображено уже второе столкновение противников, поскольку после первой схватки конницы на земле остались лежать трое убитых всадников. О подобной же манере действия сарматских конных пиконосцев упоминает и Арриан[649]. Аналог такому способу боя мы можем увидеть у тюркских бронированных всадников, вооруженных копьями (VII—VIII вв.), которые действовали обычным для конского боя способом: атака — разворот — отъезд для сбора — следующая атака[650].

Далее в бой, описанный Тацитом, вступают пехотинцы Фарасма- на, иберы и албаны.

Военачальники парфян и союзников, сражаясь на передовой, своим примером воодушевляли бойцов, особенно на тех участках боя, где положение было неустойчивым. Заметив один другого, полководцы противников бросаются друг на друга с метательными копьями (tela). Фарасман, метнув копье, ранил Орода в голову. Последний, видимо,

Бой двух шеренг всадников. Фреска третьего яруса помещения VI / 41 дворца в Пен- джикенте вблизи Самарканда (Согд, первая четверть VIII в.)* Воины вооружены пиками, иногда с флюгерами, небольшими круглыми щитами, мечами, висящими на поясе; на головы надеты остроконечные шлемы с на- носником и бармицей; в трех случаях кольчуга прикрывает также и лицо. Из нательного защитного вооружения имеются кольчуги, на которые мог надеваться кафтан. Конь воина без доспехов, на морду надет металлический капцуг, облегчающий управление животным. На фреске живо представлен момент столкновения двух шеренг противников, скачущих галопом. Ближайший к нам всадник, несмотря на кольчугу, проколот пикой насквозь и падает с коня.

Воспроизведено по: Nicolle 1996: 60, fig. 30С

свалился с коня. Однако ибер не добил своего противника, потому что не смог быстро остановить мчащегося коня и — что важнее — потому что Орода прикрыли подоспевшие телохранители (satellites). Вместе с тем, поскольку парфяне увидели, как Ород упал, они решили, что он погиб. Парфянское войско дрогнуло и отступило или, скорее, бежало.

Таким образом, данная битва не была достаточно типичным полевым сражением для сарматов, однако она позволяет нам прийти к следующим выводам» Сарматы в начале боя обстреливали противника из лука, а затем атаковали его с пиками и мечами. Если первая атака была неудачна, то всадники производили контрмарш и атаковали снова. В противном случае завязывалась конная стычка врукопашную. Вероятно, тактика сарматов напоминала и тактику кочевников гайопой- цев (Синьцзян, V в.), которые «в сражения не строятся в ряды; отделившеюся головою [колонной? клином?] производят натиск; вдруг выступают, вдруг отступают; постоянно сражаться не могут»27.

Тацит оставил нам и описание другого сражения между сарматской конницей и пехотой римлян. Вероятно, подобная ситуация была достаточно типичной, поскольку римская конница не могла противостоять ни по численности, ни по своим качествам сарматской. Зимой 69 г. 9000 конных роксоланов совершили разбойничий набег на римскую провинцию Мезия, где их неожиданно атаковали вспомогательные части III Галльского легиона. Тацит так описывает этот бой: «Когда умы римлян были заняты гражданской войной, внешние дела оставались без присмотра. Воодушевленные этим роксоланы, сарматский народ, уничтожив прежней зимой две когорты, с большой надеждой вторглись в Мезию; до девяти тысяч всадников, вследствие необузданности и прежнего успеха, жаждали скорее добычи, нежели битвы. Итак, на рассеянных и беспечных роксоланов неожиданно напал со своими приписанными вспомогательны!^ частями третий легион. (2) У римлян все было готово к сражению, сарматы же, рассеявшиеся ради добычи или обремененные ношей, гибли, словно связанные, поскольку скользкие дороги лишили их коней проворности. Ведь удивительно сказать, что вся доблесть сарматов находится как бы вне их самих. Никто в пешем сражении настолько не бессилен, но, когда они наступают по турмам, едва ли какой-либо строй сможет им сопротивляться. (3) Но тогда, когда был сырой день и таял лед, они не использовали и ни контосы, и ни мечи, которыми, очень длинными, они действуют обеими руками притом, ычто их кони поскальзывались, а катафракты отягощали их. Ведь их князья и все наиболее знатные имели это прикрытие, составленное из железных пластинок или очень твердой кожи; оно непроницаемо как для удара, так и, когда роксоланы натиском врагов сброшены с коня, они неспособны были подняться: наряду с глубиной, еще и вязкость снега их поглощала. (4) Римский же воин, нападающий в легком панцире и с метательным пилумом или с ланцеями, когда нужно, колол вблизи легким мечом беззащитного сармата (ибо.у нихт существует обычая прикрываться щитом) дотехпор, пока немногие, которые пережили бой, не скрылись в болотах»[652].

В данном случае причины поражения сарматской конницы совершенно очевидны. Во-первых, римляне успели построиться, создав основу боевого порядка и выслав вперед, по своей традиции, вспомогательные части. Строй же легко опрокидывает беспорядочного врага —

это военная аксиома. Во-вторых, римляне неожиданно напали на противника, который, рассеявшись, беспечно занимался грабежом. А неожиданность в бою, в свою очередь, приводит к ошеломлению противника, и, как следствие этого, обычно возникают неразбериха и паника[653]. В-третьих, всадники сарматов, отягощенные добычей, были не способны сразу успешно противостоять римским войскам. В-четвертых, в данном случае мы опять видим превосходство пешего бойца над воином на коне[654]. Поскольку сарматы при нападении на них оказались рассеянными, в ходе боя римские вспомогательные пехотинцы, вооруженные значительно легче катафрактов, находившиеся в свободном для метательного боя строю, могли легко нападать, а при случае уклоняться и/или отбивать наскоки разрозненных сарматских всадников. Ауксилиарии, размыкаясь, закидывали противника пилумами и легкими копьями (ланцеями) либо, побежав сбоку или сзади, кололи верхового сармата мечом[655]. Всадникам же в тяжелых доспехах было трудно отбиваться от наседавших на них с разных сторон пехотинцев. В-пятых, немаловажным обстоятельством, способствовавшим поражению роксоланов, были и погодные условия, главным образом вязкий глубокий снег и гололед. Всадники превосходят пехотинцев в скорости и маневренности, а вязкий снег и скользкий грунт лишили конников этого преимущества; так как неподкованные лошади вязли в снегу и скользили по льду, кони роксоланов скакали медленно и осторожно22. Поскольку животные постоянно оступались и скользили, всадники также могли периодически терять равновесие, которое было необходимо им для эффективного действия оружием.

О боевой мощи сарматов Тацит замечает, что основной силой сарматского войска являлась конница. Не случайно же Тацит и в другом пассаже подтверждает эту аксиому, считая конницу главной боевой силой сарматов-языгов[656]. Действительно, при неблагоприятных условиях наездники сарматов не могли спешиться и сражаться на земле,

как, например, это делали монголы[657]. Это объяснялось не только тем, что всаднический доспех был неудобен для пешей битвы, но и неумением сарматов сражаться пешими[658]. Ведь хождение пешком считалось у аланов позорным для мужчин занятием. Вероятно, и у остальных сарматов был аналогичный «кодекс чести».

Примечательно свидетельство Тацита о том, что сарматы наступали отдельными отрядами. Историк называет их латинским термином «turma», обозначавшим подразделение из 32 всадников[659]. Однако в данном пассаже это, естественно, не термин, а лишь абстрактное обозначение отряда всадников. Можно предположить, что количество сарматских конников в подобном отряде было невелико: несколько десятков — несколько сотен всадников. Как представляется, сарматская конница действовала в бою небольшими, прямо не связанными друг с другом отрядами, образуя при этом широкий фронт[660]. Строй, состоящий из отдельных отрядов, отмечается Маврикием в качестве типичного для «скифов» (гуннов, аваров и тюрок): «В битве же... [они строятся] разрозненными мойрами по друнгам, связывая мойры друг с другом так, чтобы казаться неким одним построением»[661]. Авары строили свой боевой порядок в 12-15 таких отрядов[662], а монголы еще в XVII в. могли построиться для боя в построение из 61 отряда, именуемое «бычий удар», для предупреждения окружения[663].

Тацит отмечает, что при атаке сарматских всадников «едва ли какой-либо строй сможет им сопротивляться»[664]. Это сообщение перекликается с информацией тактиков о клине конницы. Так, Арриан пишет: «Кажется полезным также и этот строй [клин. — А. Я], пото

му что командиры построены по периметру, а фронт, уменьшенный в острие, легко позволяет пробить любой вражеский строй»[665]. Следовательно, уже в древности было распространено теоретическое мнение о том, что клин предназначен для разрыва строя противника. Однако у нас есть и более конкретное сообщение Элиана о пробивной способности клина: «Полагали, что эти клиновидные строи имели пользу более продуктивную, чем квадратные, посредством того, что по их периметру были построены командиры, а фронт, созданный неким образом узким, делает проезд (tv)v Ыппгиыч) через оказавшееся пространство удобным»[666]. Таким образом, Элиан ясно дает понять, что узкий фронт отряда всадников предназначен для маневрирования на поле боя. По мнению некоторых военных историков Новейшего времени, всадники строились клином лишь для удобства маневрирования и разворота[667].

В. Д. Блаватский, а вслед за ним Ю. М. Десятчиков, А. М. Хазанов,

В.              А. Горончаровский и другие полагают[668], что сарматские катафракты атаковали клином, ссылаясь при этом на сообщение Арриана, который пишет: «Мы слышим, что именно клиновидными строями (тац... e|xpoXoec,Seat та^еас) особенно пользовались (xexpija^ac) скифы и фракийцы, научившись от скифов. А Филипп Македонянин и македонян обучал пользоваться (xpfjaSat ?7^y|cjxy|o,?v) этим строем»[669]. Элиан приводит эту же информацию: «Считают, что клиновидными строями скифы и фракийцы пользовались (xcxpi)a^a0gt;а македоняне их использовали (e/pvjcravTo), когда Филипп этот вид ввел»[670]. Немного по-другому звучит сообщение Асклепиодота: «Говорят, что клиновидные строи скифы и фракийцы изобрели, а позднее и македоняне использовали (XpVaaSai) их как пригодные более, чем квадратные»[671]. Первые два пассажа говорят об особом распространении клиновидного строя у скифов, от которых его переняли фракийцы. Асклепиодот же упроща

ет схему развития этого строя, считая его изобретателями и скифов, и фракийцев. Лишь позднее такое построение применил царь Македонии Филипп II (359-336 гг. до н. э.). В данных сообщениях клин обозначает именно Д-образное построение, а не колонну Не случайно же строй назван «клиновидным» (IjjiPoXoetS^), а не просто «клином» (efxpoXov), что могло обозначать просто глубокий строй[672].

Как отмечает С. М. Перевалов (1997:133), в «Тактике» Арриана, судя по временным рамкам, скифы названы своим именем, ведь вряд ли в в. до н. э. речь шла о савроматах, тогда непосредственно не соприкасавшихся с фракийцами. Действительно, все три тактика считали Sxuamp;oa своеим общим первоисточником именно скифов. Это ясно по сообщению Асклепиодота, который указывает, что Филипп обучил македонян этому строю «позднее» (ucrrepov). Источником информации для данных сообщений послужила античная традиция (axouofjLev у Арриана, Soxooat у Элиана и Хеуетас у Асклепиодота). Обычно в качестве непосредственного первоисточника данных сочинений рассматривается несохранившееся произведение Посидония Родосского, опиравшегося, в свою очередь, на утерянную «Тактику» Полибия[673].

Впрочем, простое приписывание клина только скифам и фракийцам было бы упрощением проблемы. У Элиана и Арриана глагол доаорас. в разбираемой сентенции стоит в перфекте. Вероятно, так было написано в общем первоисточнике трех тактик. Асклепиодот же построил свою фразу по-другому: в первой части своего предложения он не использовал этот глагол. Сохранение же перфекта глагола xpao|xat в текстах Элиана и Арриана свидетельствует о том, что, по мнению этих авторов, скифы как использовали, так и продолжают в настоящее время использовать клин[674]. Для нас весьма важна информация военного практика Флавия Арриана (около 89— между 169 и 180 г.). Ведь он более нигде в своей «Тактике» не использовал перфект глагола              а              в

данном пассаже он его сохранил. К тому же Арриан часто употребляет усиленную форму этого глагола — Staxpaopiat[675] — наряду с обычной формой глаголахрао|хси[676]. Рассказывая же о вооружении легковооруженных

воинов у греков, он даже заменил перфект xexpyjTat первоисточника на причастие 8tocxpw(ji?vov как на более подходящую форму[677]. Примечательно, что, говоря о ромбовидном построении конницы фессалийцев, Ас- клепиодот и Элиан сохраняют перфект xexp?)aamp;ai своего эллинистического первоисточника[678], тогда как Арриан поставил этот глагол в прошедшем времени, в аористе, — exP*)0aVT°[679]- Следовательно, данное сохранение стиля первоисточника не было случайным у Арриана. Более древних скифов Арриан, как и Элиан, мог рассматривать здесь как современных ему сарматов или даже, более конкретно, как аланов. Ведь «Скифия» становится у авторов I-II вв. не определенным «этнонимом», а просто топонимом[680]. Названия же «скифы», «сарматы», «аланы» становятся взаимозаменяемыми. Первый и последний этнонимы эквивалентны у Арриана. Так, он два раза в своей «Тактике» говорит о коннице сарматов и аланов[681], а в третьем месте заменяет последнее название на скифов[682].

В пользу существования клиновидного построения у сарматских всадников не может свидетельствовать и тот факт, что в Notxtia Digni- tatum (Ос., XL, 54) упоминается расквартированный в Британии «клин сарматов» (cuneus Sarmatarum, Bremetenraco). Cuneus — это не обозначение вида построения в поздней Римской империи, а просто название отряда всадников[683]. Тем более что в надписи из Рибчестера (Северная Британия), в которой Аполлона просят дать здоровье императору (238-244 гг.), конный отряд назван просто n(umerus) eq(uitum) Sarmat(arum) Bremetenn(acensium) Gordian(orum)[684].

У              собственно скифских конных лучников, редко переходящих врукопашную, клиновидный строй мог получаться вследствие того, что вождь с дружиной сражался впереди остальной массы всадников, воодушевляя последних на борьбу[685]. Конники северных фракийцев также были верхо

выми стрелками[686]. И они в принципе могли образовывать клиновидное построение в бою по тому же принципу что и скифы. У сарматов также могло быть клиновидное построение. Оно возникало стихийно при конной атаке таким же образом: предводитель отряда с ближайшими дружинниками на хороших лошадях несколько вырывался вперед, а позади следовали все остальные воины[687]. Очевидно, данные отряды, не очень большие по численности, составляли представители знати вместе со своими дружинниками и клиентами[688]. Вероятно, и противоречие в данных Арриана, упоминающего в начале «Диспозиции против аланов» панцирь и катафракту аланов (Ас., 17), а затем говорящего, что аланы были без доспехов (Ас., 31), объясняется тем, что впереди атаковали знатные всадники в доспехах, а позади них следовали конники, снаряженные легче[689].

Информацию же Тацита о неотразимости атаки сарматской конницы следует расценивать в том смысле, что римская конница, действовавшая по преимуществу ланцеями[690], не могла выдержать атаки сарматских всадников. А у пехоты только хорошо организованный и спаянный отряд мог отразить нападение сарматской конницы. Данной неотразимости способствовали сам вид неотвратимо надвигающейся конной массы и ее быстрый аллюр при атаке. В. Д. Блаватский (1954:121), основываясь на изображениях, считает, что сарматские тяжеловооруженные всадники атаковали, используя карьер. Действительно, на репрезентативных памятниках мы находим коней сарматов, атакующих быстрым галопом. Однако нельзя отрицать, что этот аллюр является простой данью героизированной иконографической традиции[691]*. Впрочем, нельзя также исключить и того, что атака конницы велась именно таким быстрым аллюром. Однако в самом бою сарматские верховые копейщики ехали средним аллюром, вероятно рысью, о чем упоминает Валерий Флакк[692]. План отражения атаки та

кой конницы достаточно ясно изложен Аррианом в «Диспозиции против аланов», где плотно сомкнутый строй пехоты при поддержке метателей и артиллерии должен отбить конную атаку врагов[693]. Напротив, если пехотинцы не были уверены в себе, то они вряд ли смогли бы вынести даже вид атакующей конницы. Так, французский полковник Ш. Ардан дю Пик эмоционально замечает: «Сила кавалерии заключается.* . в ужасе от удара, — да, но не в ударе. Следовательно — в решимости и больше ни в чем»[694].

Итак, бой роксоланов с римлянами, описанный Тацитом, опять же нельзя рассматривать в качестве «стандартного» для сарматов. Он был неожиданным для кочевников, которые не успели приготовиться к сражению. К тому же они были отягощены добычей. Впрочем, из данного пассажа совершенно ясно, что в грабительские набеги отправлялись лишь всадники, а катафракты, как уже говорилось, были представителями наиболее знатных членов племени. Они наступали небольшими отрядами, состоящими как из представителей знати, так и из хуже вооруженных дружинников, сородичей и клиентов[695].

О более типичном сражении, в котором участвуют сарматы и аланы в качестве союзников боспорцев, воюющих со скифами, рассказывает нам древнегреческий сатирик Лукиан в своем диалоге «Токса- рид, или Дружба» (54—55). Хотя данное описание довольно абстрактное и носит скорее гипотетический характер, но все же мы можем почерпнуть из него определенные характерные черты военного дела населения Северного Причерноморья. Источник Лукиана неизвестен, но, видимо, в своем описании автор опирался на современную ему военную практику[696]. М. И. Ростовцев полагал, что Лукиан в своем рассказе базировался на историко-этнографическом материале эпохи эллинизма, который он переработал «в духе своей новеллы»[697]. Естественно, нельзя исключить использование Лукианом более древнего материа

ла, но совершенно ясно, что автор вносил современные ему элементы в повествование (например, название тех же аланов). Противниками в бою выступают скифы во главе с Арсакомом и его товарищами Лоха- том и Макентом и боспорцы с их союзниками, среди которых автор выделяет Адирмаха[698], предводителя махлиев[699]. Боспорская армия состояла из ополчения эллинов, а также союзных им махлиев, аланов и сарматов. Причем два последние этноса, по сообщению Лукиана, поставили 20 ООО воинов[700]. Общее же количество союзных войск, если верить источнику, было 90 ООО бойцов, из которых одну треть составляли конные лучники. Это, по-видимому, отражает реальную пропорцию: стрелки на конях в первые века новой эры представляли собой подавляющее большинство конницы народов Северного Причерноморья. Это были в основном аланы, сарматы и боспорцы. Две трети армии приходилось на пеших боспорских ополченцев, пехотинцев союзных племен и в меньшей степени на всадников, главных оружием которых были пики. Скифы противопоставили данной армии менее 30 ООО пеших и конных воинов[701].

О построении войск перед битвой Лукиан, как ни странно, ничего не сообщает. Это может свидетельствовать о том, что источником для описания боя было не историческое сочинение, в котором обычно тщательно рассматривается диспозиция противников перед столкновением. Исходя из описания сражения, можно предположить, что в центре союзников стояли боспорцы и сарматы, на одном фланге были аланы и махлии, а на другом — аланы. О самой же битве Лукиан рассказывает с точки зрения скифов: «И когда мы увидели, что они наступают, мы устремились навстречу, выслав вперед конницу. Когда происходила долгая жаркая битва, и уже стало обнаруживаться, что у нас и фаланга прорывается; и, наконец, все скифское войско было разрезано на две части; и стала убегать одна часть, не совсем явно побежденная, но бегство казалось скорее отступлением, ибо аланы не осмелились далеко преследовать ее, а другую, к тому лее еще и меньшую половину, аланы и махлии, окружив, стали избивать, отовсюду густо

пуская стрелы и дротики, так что наши окруженные стали очень страдать [= нести большие потери] и уже многие из них стали бросать перед собой оружие. (55) Среди них оказались Лохат и Макент; они, сражаясь впереди, были уже ранены: в бедро втоком — Лохат, а Макент — секирой в голову и контосом в плечо. Заметив это, Арсаком, находящийся с другими нашими воинами, посчитал постыдным, если он уйдет, бросив друзей; он, закричав и давая шпоры коню, поскакал через врагов, разгоняя их кописом, так что махлии даже не выдержали порыва его духа, но, разделясь, позволили ему проехать. А он, достигнув друзей и поощрив всех других воинов, устремился на Адирмаха и, ударив кописом около шеи, рассек его вплоть до пояса. Когда тот упал, все махлийское войско было рассеяно, а немного позднее — аланское, а за ним — эллины. Так что мы начали побеждать и, убивая, продвинулись бы далеко, если бы ночь не прекратила дело»[702].

Перейдем к рассмотрению описания боя. Наступающей стороной были союзники, имевшие численное превосходство. Главной атакующей силой у них оказались аланы и махлии, тогда как сарматы в бою не упоминаются вообще, а греки — только при отступлении. Чтобы предотвратить неожиданность нападения и успеть приготовиться к бою, скифы выслали вперед конницу Позади следовала пехота. Далее Лукиан пропускает подробности схватки всадников и переходит непосредственно к центральному сюжету боя — к сражению пехоты. В ходе битвы скифы были разделены противником на две части. Это свидетельствует о том, что у союзников был сильный центр*10. Тут, очевидно, как и в битве при Фате, стоял наиболее многочисленный отряд*1. Задача этого, очевидно конного, отряда состояла в разрыве боевого порядка врага, что и было произведено. Одна часть скифов стала отступать. При этом аланы не осмелились преследовать ее, возможно, опасаясь удара во фланг со стороны еще сражающейся части противника, или же потому, что они пошли на помощь другой, еще ведущей бой части своего войска. Аланы и махлии, используя свое численное превосходство на флангах, окружили второе, меньшее по количеству, крыло скифов. Очевидно, захождение за фланги врага с целью его окружения было обычным маневром сарматов и аланов — на него прямо указывают Арриан, Клавдиан и Дион Кассий[703]. Окружив противника, аланы и махлии отнюдь не стремились рисковать жизнью и сражаться врукопашную, предпочитая с дистанции метать дротики и стрелять из лука. Подобная тактика, очевидно, была характерной для кочевников, позднее, к примеру, ее применяли монголы[704]. Поскольку окруженные скифы несли существенные потери, они стали сдаваться в плен, бросая оружие на землю. По-видимому, последний жест и был знаком сдачи в плен[705]. Кроме того, сдача на милость победителя могла выражаться просто в поднятии рук вверх[706].

Далее главный герой рассказа Лукиана, военачальник скифов Ар- саком, совершает героическое деяние. Находясь среди отступающих скифов, он решает не отходить вместе со всеми, а прорываться к сво- ИхМ окруженным друзьям Лохату и Макенту. Вероятно, все они как представители командного состава сражались конными. Отметим характерную деталь — ранение Лохата втоком копья. Копья в битве ломались особенно часто у всадников, подчас после первого же удара при атаке[707]. Вероятно, и у Лукиана речь идет о ранении именно копьем, поскольку пика-контос втока не имела. Ранение же Макенту контосом в плечо, очевидно, нанес аланский конник. Всадник, атакуя конного противника, держал пику, видимо, в двух руках, выставив наконечник достаточно высоко, как показывают изображения. Поэтому рана и была нанесена в плечо. Удар секирой по голове, по-видимому, нанес кавказец-махлий. Арсакома во время его прорыва сопровождал еще и конный отряд, тогда как внимание писателя сосредоточено лишь на этом герое. Последний прорвался сквозь окружение к своим товарищам. Лукиан ясно сообщает, как произошел этот прорыв: враги психологически и физически не смогли вынести прямой атаки Арсакома. Они расступились, образовав разрыв в боевом порядке, и всадники главного героя прорвались. Далее Арсаком, заметив вражеского полководца, правителя махлиев Адимарха, вступает с ним в поединок. Ведь предводитель являлся головой войска, вдохновлял его на борьбу. Ар-

саком убивает своего противника, разрубив его мечом. Лукиан называет данное оружие хогс^, т. е. кривым рубящим серповидным мечом, имеющим лезвие на внутренней вогнутой части, которым скифы не пользовались[708]. По-видимому, в данном случае имеется в виду длинный искривленный меч, рубящий внутренней стороной, известный нам по археологическим находкам[709]. Гибель предводителя весьма дурно сказывается на моральном духе армии, в особенности — варварской. Поэтому махлийское войско, оставшееся без вождя, тут же было рассеяно. Оказавшиеся без поддержки аланы также вынуждены были повернуться тылом. Последними отошли, по-видимому, пытавшиеся соблюдать строй греки. Скифы преследовали отступающих.

Из данного пассажа Лукиана вырисовывается общая картина тактики сарматов: сильный центр разделяет войско противника на две части. Далее сарматы стремятся зайти в тыл и окружить противника, после чего враг подвергается истреблению, главным образом посредством метательного оружия.

Поединок как начальная фаза боя ясно не отмечен античными авторами у сарматов и аланов. Возможно, это связано с тем, что такой поединок в начале битвы не был характерной чертой римского военного дела начала новой эры. Соответственно, и сарматы не пытались вызвать противника на поединок. Вместе с тем позднее, в походе на сарматов императора Галерия, юный Константин победил предводителя варваров, видимо, в конном поединке[710]. В связи с варваризацией римских войск в армию империи стали проникать варварские методы боя. В своих кавказских походах аланы использовали поединок, воюя с врагами, у которых одной из форм борьбы была мономахия. Единоборство предводителей перед основным сражением или даже в ходе самого боя отмечают грузинские и армянские источники. Конные по- единщики, скача резвым аллюром, сшибаются друг с другом на копьях, подчас пробивая противника насквозь[711]. Поединок предводителей или их представителей был характерной чертой для войн «героического века», ведь вождь, при отсутствии аппарата власти, должен был под

держивать свой авторитет, влияние и свою репутацию опытного и храброго воина[712]. Гибель же предводителя негативно сказывалась на моральном духе воинства, часто приводя его к бегству[713]. Вероятно, по договору сторон поединок военачальников мог заменять даже сам бой, как это было в пассаже Константина Багрянородного, описывающего войну боспорского царя и пришедшего с ним войска с «Меотидского озера» против херсонеситов (первая половина IV в.)[714].

У Диона Кассия мы можем найти описание того, как римляне разбили конных языгов во время зимнего набега последних через Дунай в период Маркоманских войн (зима 173/74 г.): «А римляне тогда на земле, а затем и на реке, победили языгов. Я не говорю, что какая-то на- вмахия случилась, а что римляне, преследуя их, бежали через замороженный Истр и тут, как на суше, сразились. (2) Ибо языги, заметив, что их преследуют, воспротивились им [римлянам], надеясь легко разгромить их, так как последние не были привычны ко льду; и одни языги с переда сшиблись с ними, а другие, — проскакав вокруг с флангов, ибо кони у них приучены и в таких обстоятельствах вести себя осторожно. (3) Увидев же это, римляне не испугались, но, сомкнувшись, и вместе со всеми образовали фронт против них, а большинство римлян положило щиты на лед, и одну ногу они поставили на них, чтобы меньше скользить; уперевшись, римляне приняли на себя нападавших и, хватаясь одни за узду, а другие — за щиты и контосы, тянули их. (4) И от этого вцепившиеся опрокидывали и людей, и коней, ибо, в самом деле, языги из-за силы более не способны были выдержать скольжение. Конечно, скользили и римляне, но либо всякий упавший у них навзничь тянул за собой противника и ногами подбрасывал его назад, как в борьбе, (5) оказываясь таким образом поверх него, либо, упав лицом, римлянин даже ртом хватал ранее упавшего. Поскольку варвары и неопытны для борьбы таким способом (и), будучи более легкими, не в состоянии были сопротивляться, так что из многих убежали немногие»[715].

Оставив в стороне экзотическую стратегему римлян со щитами, мы ясно видим следующие черты сражения. У языгов действует только конница — пехота не участвовала в набеге. Этой коннице противостояла римская пехота. Вероятно, языги, уже потерпев поражение, отступали достаточно медленно, так как их преследовала пехота. Преследуемые римлянами сарматы внезапно остановились на льду Дуная и опять же внезапно для врага перешли в контратаку. Это решение, вероятно, объяснялось тем, что кони кочевников были приучены скакать по ледяному покрову, а римляне, наоборот, не привыкли сражаться в такой ситуации. Поэтому языги решили атаковать противника в невыгодных для него условиях. Бой на льду не был чем-то уникальным для номадов Северного Причерноморья[716]. Отметим, что Арриан также считает, что аланские верховые контофоры могут во время отступления перейти в контратаку[717]. Маврикий же рекомендует обучать византийскую конницу аланскому упражнению, в котором всадники возвращаются из преследования, а затем вновь идут в бой[718]. Следовательно, здесь представлена традиционная для номадов тактика — отступление с целью разорвать строй противника, а затем нападение на его расстроенный боевой порядок.

Языги далее действуют традиционно для кочевников: часть всадников атакует фронт противника, не давая последнему перебросить силы с этого участка строя в другие места, а другая часть пытается обойти врага с флангов, намереваясь его окружить[719]. Очевидно, языги действовали тем же способом, что и турки в XVIII — начале XIX в. Последние строились в виде неправильных колонн, затем атаковали, стремясь произвести сильное психологическое впечатление на противника, пытаясь при этом прорвать вражескую боевую линию. Заметив замешательство обороняющихся, они бросались в образовавшиеся разрывы. Если же противник оказывал сопротивление, то турки «растягивались наподобие веера, и в то время как одни действовали с фронта, другие обходили его тыл и фланги»[720]. Римляне, однако, успели постро

ить боевую линию и встретили конную атаку языгов, как обычно, построившись плотным строем. В рукопашной схватке опять оказалось, что пехотинец в ближнем бою превосходит всадника, который лишен возможности маневрировать. Римляне отражали атаку, хватаясь за оружие врага и сбрасывая верховых на землю. Все эти действия усугублялись скольжением по льду. Возникала своеобразная толчея, в которой более многочисленные пехотинцы римлян, естественно, одерживали победу. Языги не смогли спешиться и продолжить сражение — они не привыкли к подобному способу боя. Они бегут. Во время бегства сарматы рассыпались на небольшие группы или даже на отдельных всадников с целью сократить свои потери при бегстве[721]. Это также типичная кочевая практика. Причем бежавшие могли опять слиться в единый отряд уже в безопасном месте[722].

Таким образом, из данного пассажа Диона Кассия мы можем сделать следующие заключения о тактике языгов: при бегстве для них характерны неожиданный переход в контратаку на расстроенный преследованием строй противника, одновременная атака фронта и флангов врага с целью его окружения, неумение сражаться, спешившись с коней. Все эти черты не являются присущими только языгам — они характерны и для других сарматских народов.

Небезынтересную информацию о тактике сарматов мы можем найти и у Аммиана Марцеллина в его описании разгрома двух римских легионов (всего около 3000-4000 воинов) в Валерии (восточная часть Паннонии, 374 г.)[723]. Мезийский и Паннонский легионы, идя против сарматов, действовали несогласованно друге другом. «Поняв это, очень проницательные (sagacissimi) сарматы, не ожидая обычного сигнала к бою, нападают сначала на Мезийский легион, и пока солдаты медленно из-за сумятицы готовили оружие, многих из них убили; с возросшей самоуверенностью они прорвали паннонскую линию и, разбив массой строи, сдвоенными ударами истребили бы почти всю линию, если бы некоторые быстрым бегством не спаслись от угрозы смерти».

Итак, сарматы прекрасно воспользовались несогласованностью действий двух легионов для того, чтобы разбить их порознь. Данная такти-

ний бой был скорее вынужденным способом борьбы. Элементом боя у сарматов был и поединок предводителей. В ходе боя они стремились зайти в тыл врагам, обходя их с флангов, одновременно угрожая центру противника. Если враги поддавались и образовывали в построении разрывы, то сарматы входили в них и окружали противника по частям. Если же атаки не приводили к успеху, то они могли использовать так- тику ложного отступления с целью расстроить строй преследующего врага, а затем неожиданно перейти в контратаку. Если и она не приводила к успеху, то ложное отступление могло перерасти в бегство. Во время бегства сарматы рассыпались на небольшие группы или даже на отдельных всадников с целью сократить свои потери при бегстве (ср.: Крымские татары. 1909: 99). Следовательно, тактика сарматов и аланов была одной из разновидностей кочевой. Подобную тактику конницы, действовавшей как легкая кавалерия Нового времени, венгерский исследователь Э. Дарко именует«туранской» или, лучше сказать, общекочевой111. Росляков 1962: 237; Darko 1935:449-450,459-460.