4.1. ПРИВЛЕЧЕНИЕ ИНОСТРАНЦЕВ К СОТРУДНИЧЕСТВУ С РАЗВЕДКОЙ

Основой русской военной агентурной разведки всегда были аген- ты-иноеграпцы, состоящие с псп в тайном сотрудничестве. Терминология для обозначения различных категорий негласных агентов была не- устоявшаяся и видоизменялась с течением времени.

Предполагалось, чго главные агсшы будут проживать в “главных пунктах неприятельской территории и приписанных к ней районах" и “должны быть набираемы из развитых людей, по возможности, с военным образованием”. Главные агенты, выступая в качестве агеїггов-вер- бовщнков, должны были работать через “второстепенных агентов, которые подразделялись на агентов-резидеитов и агентов-ходоков (подвижных агентов) ". При этом высказывалось пожелание, чтобы часть агеигов-резпдешов принадлежала "к высшему классу населения”. По сути своей второстепенные агенты подразделялись на агентов-источников информации иагеитов-наблюдателей. В обязанности последних вменялась организация непосредственного наблюдсіпія за состоянием различных объектов разведки: войск, крепостных сооружений, железнодорожных станций и соответственно железнодорожного сообщения через лих и т.д. К 1910 году ГУГШ отказалось от деления негласных агентов на главных п второстепенных. Применительно к негласной агентуре употреблялись также такие понятия как “агент-резидент”, “агент-вербовщик”, “агент-наблюдатель”, “агент-почтальон”, “агент- посыльнын” и т.д. Сами названия выражали в этих случаях сущность нспользоваїшя иностранцев.

Штабы военных округов, обозначая негласную агентуру, вначале также использовали понятия “главные и второстепенные негласные агенты”. Однако в последующем была предпринята попытка ввести “жесткую” терминологию и негласная агентура “по характеру своей деятельности" директивно была подразделена па “внутреннюю” и “внешнюю” агентуру.

“Внутренняя” агентура, согласно архивным документам, имела своим “главным назначением сбор документальных данных в центральных и местных военных управлениях и в войсковых штабах, а равно и тех административных учреждениях, кои принимают участие в разработке подготовленных соображений по выполнению мобилизации, перевозке и снабжению войск” СП-

Таким образом, “внутренняя” агентура представляла собой агентов- источников документальной информации. “Внешняя” агентура, в свою очередь, имела “прямой задачей сбор необходимых сведений путем непосредственного наблюдения и изучения предметов разведки (войск, крепостных, железнодорожных и иных сооружений, местности и т.п.)"и выступала в качестве агентов-наблюдателей.

“Внешняя” агентура подразделялась на “aran ов-резцдетов н “подвижных агентов наблюдения.” Для обеспечения связи с внешней агентурой использовались “агешы-почтальопы”, “агенты для поручений” ит.д.

“Агентура обоих указанных типов, — отмечалось в «Основных положениях д;и организации и ведения военной разведки штабами пограничных округов» от 1912 г., — взаимно дополняют друг друга, причем «внутренняя» агентура имеет то преимущество, что путем ознакомления с добытыми ею данными, она способна сразу же и весьма широко раскрыть деятельность наблюдаемых противников, тогда как «внешняя» агентура ведет к той же цели лишь путей крайне кропотливого и медленного собирания отдельных наблюдений; зато последняя, то есть «внешняя» агентура более надежна, так как выводы из ее деятельности базируются на ряде наблюдений и фактов, взаимно корректирующих друг друга и потому исключающих возможность быть легко введенными в заблуждение" [2].

“Основными положениями” допускалось “в интересах экономии ... совмещение в одном лице функции агентов различных категорий”. "Так, «внутренние» агенты в местных военных и административных учреждениях могут быть вместе с тем и агентами-резидентами в составе «внешней» агентуры", — разъяснялось в документе.

Подходы, применяемые ГУГШ и штабами восіших округов к при- вдеченшо иностранцев к тайному сотрудничеству с разведкой, следует исходить из того, что они были идентичны.

На Западевцібовка агентов-источников документальной информации как ГУГШ, так и штабами воешшх округов, в подавляющем большинстве случаев была непредсказуема и осуществля лась стихийно.

Негласная агентура этой категории, как впрочем и других категорий, но в меньшей степени, комплектовалась в основном за счет доброжелателей — лиц, которые письменно или устно обращались с предложением услуг к военным агентам, в российские миссии, штабы военных округов, непосредственно в ГУГШ в Петербурге, а также в дру гис главные управления военного ведомства, в министерства иностранных и внутренних дел. Услуги предлагались как на разовой основе, так носили и долговременный характер.

Предлагалось все — от планов отдельных крепостей до чертежей новейших образцов оружия и военной техники. Но, безусловно почетное место среди таких документов занимали планы войны с Россией ее потенциальных противников — Германии и Австро-Венгрии, именно то, что больше всего интересовало Генеральный штаб.

10 (23) марта 1907 года в Главное управление Генерального штаба было перенаправлено письмо, поступившее по адресу: "Императорское военное министерство, Санкт-Петербург" [3].

"Позволю обратиться, — писал некий Франкенберг, — не может ли министерство или Императорское русское правительство принять меня на свою службу. Имея сношения с военными властями в Кенигсберге и вне его округа, мне представился случай передать русскому правительству весьма важные сведения. Одним лицом, попавшим в нужду, мне передана рукопись, которая без сомнения для вас имеет большую ценность, но о подробностях я охотно поговорил бы с одним из ваших агентов в назначенном вами пункте для дальнейшего выяснения этого дела. При представлении трудов я назову только «мобилизационный план германской армии» (два тома), а также инструкцию для мобилизации 1 армейского корпуса. Дабы представившийся такой случай мог быть использован, желательна наибольшая быстрота действий, поэтому я ожидаю вашего быстрого решения.

ГУГШ 12(25) марта направил поступившее письмо в штаб Виленского военного округа, рекомендуя соблюдать максимальную осторожность, “так как возможно, что Франкенберг действует по поручению разведывательного отделения германского Генерального штаба”. В ответе, последовавшим вскоре от штаба Виленского военного округа, констатировалось, что “сношение с таким лицом, как Франкенберг, требует исключительной осторожности”. “Необходимы вполне опытные лица, — указывалось далее, — которые могли бы точно установить степень достоверности и искренности n? агаемых им услуг, а также и такое обстоятельство, что не является ли Франкенберг двойным шпионом с главной целью выведать путем переговоров побольше сведений о положении дела разведки в русской армии. Наконец, необходима большая денежная сумма, так как, очевидно, Франкенберг дешево не продаст имеющихся у него сведений, особенно, если они представляют ценный характер в настоящее время “[4]. "Враспоряжении штаба Виленского военного округа, —делалось заключите в рапорте начальника штаба, — не имеется ни денежных сумм, ни опытных лиц, которые смогли бы с толком вести переговоры с Франкенбергом, а потому вступление в сношения для штаба округа является не только рискованным. но при настоящих условиях даже невозможным".

Сомнения, приведшие к отказу от предлагаемых услуг, предстояло решать представителям разведки каждый раз индивидуально.

Так, 13(26) апреля 1907 года в штаб Виленского военного округа поступило письмо Мюллера, русского поданного, с предложением услуг в части добывания документальных материалов по германским вооруженным силам. Для работы с Мюллером, был выделен капитан Левицкий. Всего с Мюллером было проведено две встречи. Первая — состоялась в сентябре в Эйдкунене (на германо-российской границе, со стороны Пруссии) в гостинице “Руслянд”. Мюллер оказался по профессии парикмахер ом, проживающим в Кенигсберге.

Пассивность разведки в части вербовки агентов-источников документальной информации являлась общепринятой и в какой-то степени общепризнанной. В декабре 1907 г. начальник штаба Виленского военного округа, докладывая в ГУГШ об организации разведки округом, писал, что "негласная агентура должна комплектоваться из лиц германского подданства в том случае, если они сами предложат свои услуги" [7].

29 января (11 февраля) 1910 г. начальник Генерального штаба, адресуясь все к тому же начальнику штаба Виленского военного округа, отмечал невысокие результаты в постановке дела разведки округом. “Я полагаю так же, — недоумевал НГШ, — что вряд ли ощущается недостаток в лицах, предлагающих свои услуги" [8].

Предложения услуг разведке носили столь частный и достаточно регулярный характер, что потребовали своего упорядочения. 17(30) марта 1908 г. начальник Генерального штаба сообщил военному министру, что “за последнее время неоднократно бывали случаи обращения иностранцев к старшим представителям различных управлений военного министерства с предложением услуг по добыванию и передаче секретных сведений и документов по иностранным армиям. Эти предложения лишь частью доходили до 1 обер-кварта, который имеет наиболее полные данные и средства как для правильной оценки делаемых предложений, так и для ведения дальнейших переговоров и сношений с лицами, делавшими подобные предложения” [9].

Как правило, когда речь шла о продаже важных секретных доку- : ментов, их предлагали не те, кто имел к этим документам непосредствен- * ный доступ, а і регьи лица, посредники, весьма далекие к моменту предложения услуг от воинской службы. В качестве посредников выступали лица, принадлежащие к разным слоям общества, различного образовательного уровня, обоего пола — коммивояжеры, парикмахеры, бывшие военнослужащие, нередко дамы, в том числе и благородного происхождения, обладающие свободой перемещения. Инициатива продажи не подлежащих разглашению материалов военного характера чаще всего принадлежала не самим источникам этой информации, а посредникам. Имеїшо они отыскивали в военной среде тех, кто, по их мнению, по тем или иным причинам готов был пойти на сотрудничество с иностранными державами, или же подталкивали предварительно отобранных кандидатов к такому сотрудничеству.

Не всегда посредники, следуя пожеланиям тех лиц, от которых они получали или собирались получать документальные материалы, раскрывали их имена разведке. А российская военная разведка, в свою очередь, не проявляла настойчивости по раскрытию инкогнито будущего негласного агента, соглашаясь сотрудничать с ним “втемную”, полагая в э гом случае основной своей задачей получеппе достоверной документальной разведывательной информации.

Для многих посредников поиск лиц, имеющих доступ или могущих иметь доступ к секретной информации и способных пойти (в ряде случаев после соответствующей обработки) на продажу этой информации иностранным государствам, становился профессией — прибыльной и опасной. В ней они достигали определенных высот, осваивая и принимая на вооружение мегоды работы негласной агентуры, являясь по своей сути агентами-вербовщиками, действующими по собственному по- • чину. Мет одика действий посредников в поисках агентов-источников, как это вытекаег из анализа архивных источников, была сродни с приемами германских негласных агентов во Франции и в целом ничем не отличалась от действий агептов-вербовщиков всех разведок.

Так, в циркуляре штабам военных округов от 17 февраля (2 марта) 1908 г., составленном на основе добытых негласным путем сведений, отмечалось: “Тайный германский агент поселяется в намеченном французском военном центре и, посещая мелкие кафе, кабачки и различные увеселительные притоны, заводит в них знакомства со штабными нижніми чинами, стараясь найти между ними людей, склонных к кутежу, увязших в долгах, имеющих любовниц, словом, одержимых какой-нибудь страстью и не имеющих средств ее удовлетворить, наконец, людей просто порочных. Для начала агент просит дать просто какое-нибудь невинное сведение, на- прхмер, список офицеров и хорошо за это платит. Далее следует просьба о доставлении более подробных сведений, и так постепенно при помощи JO- юта человек доходит до того, что выкрадывает из секретного шкафа уже настоящую военную тайну и зачастую сам дезертирует. Этот прием практикуется, вероятно, и для уловления офицеров, с той лишь разницей, что ареной деятельности являются клубы, модные рестораны...''[Щ.

Примерами вербовки, применяемыми агентами-вербовщиками.по словам профессионального разведчика П.Ф.Рябикова, могли служить следующие: “намеченное; сильно запутавшееся материально лицо, втягивается в дело о будто бы неожиданном наследстве из заграницы; сначала это лицо вызывается для переговоров в ближайший заграничный город, причем дело затягивается из-за каких-либо формальных причин; вызванному лицу дастся аванс в счет наследства; происходят все новые и новые вызовы; затем агент-вербовщик просит привезти какие-либо военные документы или планы для начала несекретные и имеющиеся в продаже; раз это сделано —намеченное лицо постепенно затягивается и делается шпионом" [11].

Весьма практиковался способ объявления в газетах, указывал Рябиков. Причем, обыкновенно публиковалось обьявлеіше с приглашением на работу переводчиков и корреспондентов. С посредником, выступающим в качестве вербовщика и предлагающим рабо гу, завязывал переписку “целый ряд лиц, ищущих куска хлеба и постепенно многие из них затягиваются в шпионство". В больших игорных местах, таких как Остенде, Монте-Карло, отмечал Рябиков, "имеются особые вербовщики агентов, которые пытаются достигнуть своей цели при содействии дам полусвета и во время игры. Стараются познакомиться с немецкими офицерами и втянуть их в игру таки.м образом, чтобы ил г ничего другого не оставалось как пуля или измена”.

В большинстве случаев поередшіки, являясь по своему характеру авантюристами, пытались “выжать” максимум из попавших к ним в руки документов и предлагали их продать каждому, кто готов был заплатить, не ограничиваясь одним адресатом. Посредники обходили представителей иностранных государств, предлагая один и тот же документ, или даже пытались “сбыть” его сотрудникам различных учреждений одной страны как за рубежом, так и в ее пределах.

6(19) сентября 1906 г. временно исполняющий должность помощника военного агента во Франции Генеральної о штаба капитан А. А. Игнатьев представил в ГУГШ рапорт следующего содержания: “Один из тайных агентов, работающих у меня, предложил мне приобрести копию секретного плана мобилизации итальянской армии и, как образец, принес мне первые 50 страниц 11 тома. Коты сделана фотографическим способом... Я первоначально отметил, что данные эти особенно не могут интересовать мое правительство, на что агент мне объяснил, что весь документ заключает в себе около 1000 печатных страниц, и что Россию может интересовать план сосредоточения итальянской армии к швейцарской границе для совместных действий с германскими армиями против Франции. Из дальнейших расспросов выяснилось, что документ уже был в руках бывшего начальника русской тайной полиции в Париже господина Мануйлова, который, якобы, предлагал его приобрести военному министерству, но получил отрицательный ответ” [12]. “Со своей стороны предполагаю, —доносил Игнатьев, — что означенный документ был уже продан фрснцузскому правительству и агент мой, сохранив копии, желает получить вторично за него деньги в России. Зная, однако, трудность получения каких-либо сведений от французского Генерального штаба, и не будучи осведомлен о степени интереса к плану сосредоточения итальянской армии, считаю долгом об изложенном довести до сведения вашего”.

ГУГШ уведомило Игнатьева, что "начальник Генерального штаба приказал отклонить приобретение плана мобилизации итальянской армии" [13]. 22 января (4 февраля) 1910 года ГУГШ направил военным агентам в Китае и Японии, консулам в Гирине и Цицикаре, окружным генерал-квартирмелсгерам штабов Омского и Иркутского ВО, начальнику штаба Заамурского округа пограничной стражи циркулярную телеграмму, в которой сообщалось для руководства следующее: “В последнее время были случаи обращения иностранных аферистов к нескольким нашим официальным учреждениям и лицам одновременно с предложением приобрести совершенно тождественные документы военного характера. Во избежание в будущем нежелательных недоразумений и непроизвольных затрат, могущих при указанных условиях вылиться в форму или приобретения одним учреждением или лицом документов, уже признанных другими негодными, или же одновременного приобретения двумя лицами и учреждениями хотя и годных, по тождественных документов" [14]. Циркуляр заканчивался словами: "Начальник Генерального штаба приказал: в интересах регулирования рассматриваемого вопроса необходимо, чтобы о каждом предложении упомянутого характера.. безотлагательно доносилось в ГУГШ".

Посредники, агенты-вербовщики, действующие на свой собственный счет, стекались в столицы нейтральных государств и в Париж, как в “общеевропейские центры для всякого рода сделок по тайной агентуре (купля-продажа секретных документов, вербовка агентов, свидание с тайными агентами и т.д.) "[15]. В этой связи у ГУГШ появилась мысль не дожидаться обращения таких посредников с предложением услуг, а самим их разыскивать и привлекать к сотрудничеству в качестве аген тов-вербовщиков.

В ноябре 1906 г. ГУГШ высказалось о целесообразности насаждения агентов-вербовщиков в Западной Европе, в том числе в Париже — один, Лондоне — один, Вашингтоне — два, Брюсселе — три, Швейцарии — четыре [16]. “Эти лица, — указывалось в пояснительной записке, — должны комплектоваться из интеллигентных людей по возможности из высшего общества (им назначен оклад в 8000 рублей в год) ". “Они имеются в тех государствах, где у нас не предположено устраивать сеть агентуры, а выбраны такие центры, которые имеют по тем или иным причинам важное значение для международного шпионства. Их назначение вербовать агентов преимущественно среди офицеров, попавших в затруднительное материальное положение, добывать секретные документы. Кроме того, держать ГУГШ в курсе современного состояния дела разведки в Европе и Америке (ее приемы, организация, меры борьбы контрразведки) ". Во вре- мявойны эти лица могли бы служить для связи, считало ГУГШ. Вместес тем как привлекать к сотрудничеству с разведкой этих агснтов-вербов- щиков и на кого будет возложена эта задача, ГУГШ хранило молчание.

7(20) августа 1912 г. в адрес военных агентов в странах Западной Европы было направлено циркулярное письмо, за подписью начальника Генерального штаба, в котором в частности, говорилось: "Ввиду того, что Париж, Брюссель и Цюрих, как значительные центры международного шпионажа, являются местопребыванием крупных агентов этого рода деятельности, было бы в высшей степени желательным, если бы Вам удалось узнать адреса подходящих лиц, которым можно было бы поручить ведение разведки в широких размерах" [17].

Однако каких-либо результатов в этом направлешш достигнуто не было, в основном, из-за нежелания военных агентов использовать эту категорию лиц.

Наряду с посредниками, среди лиц, предлагавших свои услуги разведке, присутствовали и такие, которые не имели доступа к секретным документам, либо утратили такой доступ, шібо предлагали материалы и сведения, не представляющие интереса для разведки. Эта категория доброжелателей видела в сотрудничестве с разведкой решение своих материальных проблем, в ряде случаев выход из создавшегося тупикового положения и готова была выполнять те задачи, которые сочтут возможным на нее возлагать. Как правило, эти люди не могли быть ис- пользованыкак агенты-источники и использовались в первую очередь в качестве агентов-набшодателей, а также агентов-вербовщнков, аген- тов-почтальонов и т.д.

3(16) января 1914г. воеиный агент во Франции Генерального штаба полковник А А.Игнатьев лслеграфировал в ГУГШ: "Ко мне явился запасной унтер-офицер, батальонный писарь 2 Мазурского пехотного полка из города Летцен, уроженец Берлина, бежавіиий от долгов, с предложением сообщить данные о полку и Мазурских озерах и работать впредь по нашим указаниям, может поселиться где угодно в Германии" [18].

21 августа (3 сентября) 1913 г. Игнатьев запросил указании у Энке- ля в связи с тем, что к иему явился некий Эрнст Мартин, “получивший приказ из Петербурга за подписью Эйзен ждать его в Париже 20 августа (2 сентября)’’, однако на встречу с ним никто не пришел. ГУГШ сообщило, что Энкель не смог прибыть в Париж в указаішое время и что, судя по письму, полученному в ricTq)6ypre, его автор “производит впечатление интеллигентного немца". В этой связи Игнатьеву предписывалось выяснить у Мартина, “какого рода разведку может он вести —

наблюдательную или документальную, согласен ли поселиться в любом из указанных ему пунктов, каково его материальное положение'' [19].

Прибывший к этому моменту — 9(22) сентября 1913 г. — в Париж Энкель провел встречу с доброжелателем, о результатах которой Игнатьев доложил в ГУГШ следующим образом: "Все устроено, Мартин принят Энкелем на службу" [20].

24 апреля (7 мая) 1914 г. Игнатьев доложил в ГУГШ, что к нему явился венгр, Корейн В ильм ос, "проживающий в Париже и занимающийся темным делом продажи патентов" [21]. “Дело это, по-видимому, не налаживается, — писал Игнатьев, — и он ищет другого источника дохода". После наведения справок о Вильмосе “через тайную полицию при посредстве французского разведывательного отделения", Игнатьев “признал этого пронырливого и вкрадчивого негодяя полезным элементом для вербовки агентов на его родине, где у него сохраничись отношения с некоторыми офицерами".

На Востоке привлечение к сотрудничеству с разведкой имело свои особенности, хотя и здесь присутствовало предложение услуг разведке со стороны доброжелателей и использовались своеобразные посредники.

В июне 1910 г. военный агент в Китае Генерального штаба полковник Л.Г.Корнилов сообщил начальнику штаба Приамурского военного округа о полковнике корейской службы, некоем Ии Капе, предложившим свои услуги в качестве организатора разведывательной службы из Владивостока “во всей Северной Корее". Письмо с предложением услуг было передано Корнилову через агента русского Министерства финансов Гойера. Корнилов считал, что сделанное предложение заслуживает внимания [22].

Русские военные разведчики на Востоке — военные агенты, негласные военные агенты, сотрудники негосударственных учреждений —

в силу недостаточного владения языком страны пребывания или в ряде случаев его совершенного незнания в деле насаждения негласной агентуры должны были действовать через посредников, которые могли помочь вступшь в контакт с местными жителями или же брали на себя функции подбора интересующих разведку лиц. Чаще всего такими посредниками были драгоманы — штатные переводчики при европейских миссиях — и нештатные переводчики, выступающие в качестве сотрудников российских миссий, а также переводчики штабов военных округов.

В странах Востока должности драгоманов, как правило, занимались сотрудниками российского МИДа. В качестве нештатных переводчиков (значительно реже драгоманов) выступали местные жители.

К числу таких драгоманов относился уже упоминаемый М.М.Попов из Генерального консульства в Харбине, создавший совместно с коммерческим агентом на КВЖД Ладыгиным жизнеспособную негласную агентурную организацию в Монголии. В 1913 г. старший адъютант разведывательного отделения штаба Приамурского военного округа Генчіального штаба полковник Петерс сообщил в ГУГШ: “Штатные мои переводчики являются главными моими помощниками по насаждению агентуры" [23].

Начальник штаба Кавказского военного округа, доклад»,івая в ГУГШ 9 (22) мая 1907 г. о постановке дела разведки в округе, отмечал в части предполагаемых расходов на разведку следующее: "... можно положить, что содержание шпиопа-резидента в качестве помощника военного драгомана в местах нахождения в мирное время военных агентов потребует в год 600 рублей, а вне пунктов пребывания военных агентов —1200рублей (а в Эрзинджане, где уже таковой агент имеется, — около 1600 рублей) " [24].

30 марта (12 апреля) 1909 года генеральный консул в Багдаде Орлов доносил послу в Константинополе, что Кавказский военный округ просил его оплачивать содержание секретного агента округа в размере 50 рублей ежемесячно, на что им был получен аванс. Секретным агентом оказался бывший драгоман негласного воєнної о агента в Моссуле Бен- зешра —Азиз. Орлов отказался выплатить указанную сумму, так как нашел “сношение с этим пьяницей компрометирующим и опасным” и ходатайствовал об отмене решения [25].

Китайский служащий при военном агенте в Кигае полковнике Корнилове — “секретарь по китайским делам” — получал разведывательную информацию через “хорошихзнакомых" в военном министерстве [26].

В ряде случаев во имя привлечения к сотрудничеству с разведкой местного жителя, владеющего если не ру сским, то одним из западноевропейских языков, могущим послужить средством общения с российским разведчиком, принимались сомнительные решения.

В апреле 1908 года шанхайский помощник военного агента в Китае подполковник Вальтер докладывал военному агенту полковнику Корнилову, что им “нанят китаец, рекомендованный нашим здешним консульством... католик, образование получил в иезуитском колледже в Италии. владеет итальянским, французским, английским языками. 50лет, женат. Уволен из итальянского консульства в Шанхае за неблаговидные денежные поступки. Пять лет служил в русском консульстве в Ханькоу и уволен также за вымогательство. В настоящее время определенных занятий не имеет. Имеет большой круг знакомых” [27].

Для привлечения к сотрудничеству с разведкой “иноеіранньїх подданных” из Европы посредников не требовалось. В 1908 году в связи с необходимостью вербовки агента-наблюдателя в Учане или Ханьяне

Корнилов дал следующие письменные указания своему помощнику Вальтеру: "Агента желательно иметь не из русских, так как в случае осложнения с Китаем всем русским придется выехать и получение сведе- > tтратится в самое важное время. Агент из китайцев допустим только в крайности. Лучше всего подыскать агента из европейцев —мел- ; ких служащих в таможне, на заводах, в конторах и проч."[28].

И такой негласный агент из иностранцев — по фамилии Грунер — был найден и включен в агентурную сеть. Грунера использовали в качестве агента-наблюдателя и агента-вербовіцика. 3(16) января 1909 г. Корнилов просил Афанасьева передать Грунеру, что “его отчет о поездке в Гаонань-фу по многим вопросам слишком схематичен, лишен многих ценных и интересных подробностей, которые не могли ускользнуть от человека, хорошо знающего край и внимательно относящегося к делу" [29]. "Нахожу возможным, — писал Корнилов, — пользоваться в этих целях разведки услугами Грунера не иначе, как при соблюдении следующих условий: 1.

Сохранение в полной тайне всех получаемых им от военного агента поручений; 2.

Безусловного отказа от представления без вашего ведома и разре- . шения в чье бы то ни было пользование всех добытых и почученных им по поручению военного агента материалов и сведений. 3.

Представление им всех сведений Вам, как лицу, на которое возложено непосредственное ведение разведки в Маньчжурии.

Агента, нанятого им в Гаонань-фу, примите в ваше ведение. Однако категория иностранцев, подданных европейских государств на Востоке, была достаточно ограничена и встречалась «почти исключительна в открытых для международной торговли центрах-»”.

Таким образом, на Востоке создание агентурной сети имело свои особенности. Наличие языкового барьера побуждало военных агентов, негласных военных агентов действовать через штатных и нештатных переводчиков.

В целом разведка на местах не проявляла инициативы для привлечения иностранцев к разведывательной деятельности. Это было очевидно для ГУГШ. В январе 1912 г. полковник Энкель направил циркулярное письмо военным агентам в тех странах, которые являлись потенциальными противниками России, и в первую очередь Германии и Австро-Венгрии. 23 января (5 февраля) он писал военному агенту в Вене полковнику Занкевичу, что важность задач, стоящих перед делопроизводством, “не допускает возможность ограничиться лишь пассивным использованием благоприятных случайностей для насаждения упомянутой сети (негласной агентуры — примеч. авт.), а требует широкого применения в этом направлении активного начала" [30]. Активное начало, согласно письма Энкеля, заключалось в привлечении к сотрудничеству с разведкой “иностранцев на основании личных наблюдений” или доходящих до военных агентов сведений. Такие сведения должны были касаться следующих категорий иностранцев:

. “I. Чинов из числа служащих в центральных учреждениях военного министерства или войсковых штабов Австро-Венгрии, отличающихся нравственной неустойчивостью и беспринципностью, падких до денег или женщин, а равно обремененных долгами. 2.

Лиц различных национальностей, положений и профессий, пригодных... для осведомительной службы вмирное и военное время, в отношении которых при этом создается впечатление, что попытка привлечь их на упомянутую выше службу могла бы увенчаться успехом". "Лица этой категории, — указывал Энкель, — предпочтительно, не должны принадлежать к национальности, недружественной той политической группе, в которую входит Австро-Венгрия, и вместе с тем не должны подлежать призыву на родине в случае войны в ряды армии".

В заключение Энкель заверил Занкевича, что "попытки привлечения на осведомительную службу указанных Вами лиц будут производиться со всей необходимой осмотрительностью и осторожностью, что Ваше участие... будет сохранено в полнейшей тайне".

Исходя из имеющихся в ГУГШ сил, вербовку по “наводке” военных агентов вышеперечисленной категории иностранцев могли осуществлять только кадровые разведчики Центра — Главного управления Генерального штаба и штабов военных округов. Однако какой-либо реакции от “милостивого государя Михаила Ипполитовича" из Вены; как впрочем, и из других западноевропейских столиц на просьбу Энкеля “не отказать в содействии” не последовало. И ничего удивительного, так как обращения к военным агентам из Особої о делопроизводства носили рекомендательный, а не обязательный характер.

В мае 1911 г. была предпринята попытка ) закони гь пассивность штабов военных округов в деле насаждения агенгов-источшпсов документальной информации. Так, в проекте Инструкции по организации и ведению разведки штабами Петербургского, Виленского, Варшавского, Киевского и Одесского военных округов в отношении "внутренней” агентуры отмечалось, что ее “штат не поддается решению никакой регламентации, ибо в деле обеспечения себя этой агентурой разведывательные органы, как общее правило, находятся в полной зависимости от совершенно случайных проявлений наличия предложений, наличия в составе подлежащего учреждения лиц, су бьективные качества коих допускают возможность активного заагентуривания их, служебное положение агента и пр." [31]. Неубедительность вышеприведенного тезиса привела к появлению на полях проекта пометки сделанной рукой генерал-квартирмейстера ГУГШ генерала Данилова: "У меня сомнение, правильно ли это? Мне кажется, что корень ошибок именно в том, что мы ждем предложений, а не насаждаем, соблазняем и пр. Спа- бые люди ведь есть, надо их только искать, чтобы найти". Сделанное замечание, привело к соответствующим коррективам не только раз- , работанного проекта, ио и последующих документов, в том числе “Основных положений для организации и ведения военной разведки штабами пограничных округов” от 1912 г.

"При насаждении агентов, — отмечалось в разделе «Внутренняя агентура», — не следует ограничиваться приемом на службу в качестве агентов только лиц, предлагающих свои услуги, и притом, часто в turn же определяемых пунктах" [32]. “Не отказываясь от приема этих лиц на службу, — отмечалось в Основных положениях, — необходимо вместе с тем проявлять должную активность с целью самостоятельной вербовки агентов из подходящей к тому среды и насаждения их в пунктах по строго намеченной системе". Далее указывалось на необходимость “путем всестороннего обследования личного состава тех учреждений, в коих предложено насадить агента, наметить могущих быть использованными лиц”. “В случае же невозможности завести агентуру среди наличного состава намеченных учреждений” предписывалось "настойчиво проводить в число служащих этого учреждения своих доверенных лиц ”. На сей раз требования активного поиска агентов — источников документальной информации были вроде бы заложены в директивном документе. Однако, исходя из укоренившейся практики шгабов военных округов отмахиваться от указаний ГУГШ, эти требования так и не были восприняты последними для обязательного исполнителя.

Ориентировка русской разведки на “доброжелателей” приводила к внедрению провокаторов в агентурную сеть. "Благодаря содействию одного богемского музыканта, — вспоминает австро-венгерский разведчик Ронге, —мы основательно надули русский разведывательный пункт в Киеве... Этот музыкант похвастал в Киеве своим знакомством с обремененным долгами австрийским офицером Генерального штаба. Русская агентура немедленно к нему приблизилась. Он для вида дал себя завербовать в качестве шпиона, затем явился в русскую полицию за некоторыми «справками». Этот последний поступок окончательно укрепил доверие к нему начальника киевской разведывательной службы...

После этого киевский полковник приказал организовать мнимому австрийскому офицеру Генерального штаба свидание с одной красивой женщиной в Праге, от которой он должен был получить дальнейшие указания. Это удалось блестяще. Офицер Генерального штаба, женщина, фотография которой вскоре украсила пашу коллекцию, и музыкант съехались в Праге. В результате этого свидания наш офицер встретился с русским полковником Линдау (псевдоним одного из сотрудников разведывательного отделения штаба Киевского военного округа — примеч. авт.), который обогатил наши сведения о методах киевского шпионажа" [33]. Описываемые события относятся к 1911—1912 гг. Русской разведке вскоре удалось вскрыть провокатора и связь с "австрийским офицером Генерального штаба” была прекращена.

Несколько иначе обстояло дело с привлечением к сотрудничеству “внешней” агентуры. Здесь присутствовала определенная ишщиа шва со стороны разведки. При подборе “внешней аген гуры” военная разведка, согласно “Основных положений для организации и ведения военной разведки штабами пограничных округов”, исходила из следующих требований. “Агенты по возможности не должны выделяться га общей среды коренного населения страны. Полезно, чтобы они были связаны лично или материально с теми пунктами, в коих им предстоит работать... При невозможности найти таковых лиц на местах, полезно поселять в нужных пунктах подходящих агентов, предоставляя им возможность легализировать положение каким-либо дополнительным занятием" [34].

Род занятий в мирное время этой категории агентов должен был “обеспечивать им возможность в военное время естественным пу тем оставаться на своих местах и облегчать собирание сведений”. Агентов- разведчиков и их помощшисов рекомендовалось “избирать из среды лиц, торгующих продовольственными припасами, скотом или фуражом, владеющих мелкими торговыми заведениями (пивными, харчевнями, постоялыми дворами и т.п.), железнодорожных служащих и буфетчиков на соответствующих станциях и т.п.”; подвижными агентами наблюдения — лиц, занимающихся извозом или маркитанством; агентами-по- чтальонами — разьездных агентов и служащих торговых фирм и г.д.

Была отмечена нецелесообразность "комплектования сети внешней агентуры военнообязанными армий наших противников, как призываемых в военное время на действительную службу”, правда, с оговоркой, что "контингент этот полезен лишь для создания «внутренней» агентуры".

Однако и в случае с “внешней” аг ентурой учет вышеперечисленных требований производился не в ходе активного поиска подходящих лиц, а путем “примернвания” этих требований на иностранцев, предлагающих свои услуги разведке.

Как видно, процесс создания негласной агентурной сеги в целом продолжал оставаться случайным и бессистемным, а материально-денежный мотив как основа привлечения иностранцев к сотрудгшчсству с разведкой был преобладающим.

Так, у старшего адъютанта разведывательного отделения Приамурского военного округа полковника Петерс К.К. не было никакого сомнения, что за деньги можно получить доступ к любой секретной информации. "Внутренняя агентура установлена мной пока что в Маньчжу рии в нескольких ямынях, — огмечал Петерс, — но это очень дорогое удовольствие, так как у китайцев места покупаются за деньги. Поэтому мы подготовленного агента-китайца сажаем туда. От него мы уже получаем еженедельные копии всех секретных докладов и распоряжений” [35].

В меньшей степени присутствовали политический и идейный мотивы привлечения иностранцев к сотрудничеству с разведкой. Политический мотив был основанна неприятии представителями различных национальностей и народов политики, проводимой правящей нацией в многонациональных государствах. Использовалось также противостояние православия и мусульманства в странах Ближнего и Среднего Востока.

Идейный мотив, в свою очередь, проистекал из глубоких симпатий к России, вере в то, что она выражает и защищает интересы славянских народов. Такие симпатии исходили от “братьев по крови и вере".

Местные жители страны пребывания не воспринимались разведкой как однородная моноэтническая масса в национальном отношении. Разведка пыталась вьщелить представителей тех национальностей, которые в силу целого ряда причин быстрее бы пошли с ней на сотрудничество, чем лица других национальностей.

"При укомплектовании личным составом сети «внешней» агентуры необходимо иметь ввиду нижеследующее, —предписывалось «Основными положениями для организации и ведения военной разведки штабами пограничных округов» от 1912г. — агентов желательно избирать из национальностей враждебно или в крайнем случае индифферентно относящихся к нашим вероятным противникам" [36]. Подобные рекомендации скорее интуитивно, чем целенаправленно использовались организаторами негласной агентуры на местах.

Так, хозяйками “условного адреса”, на который поступала корреспонденция, предназначенная военному агенту в Скандинавии Генерального штаба полковнику Игнатьеву, были две школьные учительницы “провинции Шлезвиг-Гольштейн, отторгнутой Пруссией от Дании в войну 1865 года". За каждое доставленное письмо Игнатьев платіи “этим датским патриоткам на немецкой земле ничтожную сумму — две кроны" [37].

Негласный агент того же Игнатьева, отставной германский полковник Шварц, следующим образом объяснил мотивы предложения своих услуг разведке: “Я родом из Шлезвига и всю жизнь таю ч душе месть пруссакам за угнетенную родину" [38]. Правда, Шварц запросил пять тысяч марок за поставленные сведения, чго объяснил желанием еще при жизни “обеспечить материально свою любимую дочь”.

В феврале 1910г. участники совещания старших адъютантов разведывательных отделений штабов военных округов при обсуждении “принятых способов вербовки и подготовки негласных агентов" пришли к следующему выводу: “Желательно, чтобы военные агенты собирали сведения о тех лицах за границей, которым можно было бы предложить ведение военной разведки. Предполагается, что таких лиц можно было бы найти среди берлинских евреев" [39].

В части организации "тайной разведки в мирное время при штабе крепости Осовец” в 1911 г. были высказаны следующие соображения:

"сведения могут быть достаточно верными и своевременными, если они .'будут сообщаться лицом, проживающим в означенном пункте, знающим жизнь его населения, к нему приглядевшегося... Таковыми лицами могут быть торговцы из евреев. Ими можно пользоваться даже не на началах купли-продажи, а на почве знакомства и словоохотливости немецкого еврея, говорящего по-русски" [40].

Штабом Кавказского военного округа в качестве "внешней” агентуры использовались армяне, “имеющие какое-либо отношение к турецкому военному ведомству в силу своих специальностей и занятий” (например, поставщики в войска продовольствия и обмундирования, подрядчики по строительным работам, военные портные, содержатели посещаемых военными кофеен и кухмистерских и т.п. [41]. Тем же штабом Кавказского военного округа было “предусмотрено” накануне и в ходе войны с Турцией развернуть разведку из пограничных с ней персидских городов через турецких курдов [42].

В подготовленном в июне 1906 г. докладе штабом Приамурского военного округа в части предложений по организации разведки в Корее отмечалось: “Там нам необходимо заручиться симпатиями туземцев разных классов, начиная с высших, иметь своих агентов во всех слоях населения, подыскивая их главным образом из лиц, недружелюбно относящихся к японцам” [43].

Русофильство, достаточно широко распространенное на территориях Австро-Венгрии, населенных славянами использовалось дія привлечения к сотрудничеству сразведкой штабами военных округов. "Желательно кроме того иметь агентов в Праге, — отмечал в рапорте начальник штаба Варшавского военного округа на имя начальника Генерального штаба от 21 апреля 1906 г., — столице славянской нации, наиболее симпатично относящейся к России и ищущей сближения с наш. Это доброе отношение к нам чехов, казалось, следовапо бы должным образом «эксплуатировать в целях тайной разведки» “ [44].

На контакты с ГУГШ выходили и сами чехи, лидеры оппозиционных славянских партий Австро-Венгрии. Так, один из руководигслсй нар односоциальной партии, выступающий за идею национального возрождения, депутат рейхстага Клофач обратился в 1914 г. с предложением развернуть секретную организацию в Чехии с целью “подготовить целый ряд надежных людей в каждом городе и каждой деревне, чтобы, на случай наступления русского войска через Силезию на Восточную Моравию были люди, на которых русское войско могло бы положиться” [45]. Предполагалось, что создание секретной организации поможет "облегчить нам разведочную деятельность”. Возможные расходы на содержание такой организации по подсчетам Клофача составили бы “до 10 ООО рублей ежегодно".

18 апреля 1913 г. начальник штаба Киевскою военного округа докладывал в ГУГШ: “По вопросу о содействии Германии Австрии в случае войны с нами агенту удалось добыть при посредстве видных представителей Краковской военной организации следующие данные о Резервной армии... Резервная армия будет состоять из двух австро-германских и одного германского корпусов" [46].

Симпатии к России были особенно распространены в Галиции и .безусловно, использовались российской военной разведкой. В интерпретации австро-венгерского разведчика Макса Роиге этот факт прозвучал следующим образом: “О том, как глубоко была отравлена Галиция русскими интригами, свидетельствуют два процесса проходившие в 1914 г. Состоявший на пенсии окружной секретарь Александр Раманик из Рогатина обратился с просьбой к известному русофилу судейскому чиновнику и депутату рейхсрата Владимиру Куриповичу достать ему важные военные документы из Львовского корпусного командования. Курилович счел его за провокатора и донес на него полиции. К своему ужасу он потом узнал, что Раманик — его единомышленник. Па суде он взял обратно все свои показания и его единомышленник был оправдан. Еще один случай. Молодой православный священник Макс Сандович и другой более пожилой поп Игнат Гудима были арестованы за шпионаж. Найденные у них заметки скомпрометировали журналиста Семена Бендасюка и судейского чиновника Василия Колдра. Следствие установило связь их с русским графом Бобринским, с русско-галицийским благотворительным союзом, с местами русофильской пропаганды — с Почаевскам православным монастырем, с интернатом в Житомире и с русским разведывательным бюро" [47].

В начале Первой мировой войны отделом военной цензуры при ге- иерал-квартирмейстере штаба Юго-Западного фронта была выпущена брошюра “Современная Галиция". Она предназначалась для командного состава армий фронта и должна была служить справочным материалом о политических партиях Галиции и их отношении к России. В ней были указаны все члены русофильских организаций, на которых можно было рассчитывать. Эта брошюра, добытая вскоре австрийцами агентурным путем, стала роковой для многих русофилов. Многие из них были арестованы и осуждены [48].

Наряду с материально-денежными и идейными мотивами присутствовал и частный мотив. К этому мотиву относились, в том числе, неудовлетворенность своим социальным положением, своей карьерой, симпатии к русскому разведчику.

Чаще всего идейный мотив подкреплялся материально-денежным.

Каковы же результаты деятельности ГУГШ в целом по созданию негласной агентурной сети. К 1910 году из-за переоценки важности дела организации и ведения разведки на Дальнем Востоке, а также случайного по своей суги характера комплектования негласной агентурной сети для центрального органа русской военной разведки на Западе сложилась весьма напряженная ситуация. 24 ноября 1911 г. в Докладной записке

Особого делопроизводства Огеиквара констатировалось, что ГУГШ “пока не имеет здесь (на Западе — примеч. авт.) собственной агентурной сети, способной в мирное время дополнить работу наших военных агентов, а в военное — долженствующей сыграть роль главнейших источников нашего осведомления в стратегическом тылу вероятных противников" [49].

“Надобность в таковой сети весьма остра, —отмечалось в Записке, — а потому ныне с установлением отпуска Главному управлению достаточных для сего средств, насаждение упомянутой сети выдвигается на первое место в ряду задач, намечаемых к выполнению в области разведки ". При этом "на первое время имеется в виду создать возможно прочный остов этой сети в пределах минимума того, что нам по этой части совершенно необходимо, расширение же ее за этими пределами соответственно наличию средств, — составит задачу второй очереди" Первоначальный минимальный состав негласной агентурной сечи на Западе был определен следующим образом: пять агентов в Германии, три — в Австро-Венгрии, два —на Балканском полуострове и один — в Швеции [50].

ГУГШ ежегодно привлекало на Западе к негласному сотрудничеству по несколько иностранцев. Однако э го сотрудничество, как правило, было непродолжительным в силу раскрытия контрразведкой тайной деятельности завербованной негласной агентуры, а также отхода сс от сотрудничества с разведкой или отказа самой военной разведки от услуг негласных агентов. Причина в обоих последних случаях заключалась в том, что к разведывательной деятельности привлекались случайные люди.

Ужев конце 1911 г. в агентурную сеть был включен негласный агент “на заводе Крупна" под номером 21 (исключен из состава сети в 1912г.) [51]. В 1912 г. были завербованы №№ 87,104 и 106 в Германии и №№ 102, 103 в Австро-Венгрии [52]. К 1914г. все вышеперечисленные агенты кроме № 87 “уже не состоят на службе Главного управления Генерального штаба " [53].

И только № 87 (“работает на германском фронте по Австро-Венгрии, поставил интересные данные из германского генерального штаба о влиянии босне-герцеговинских укреплений на общий план действий австрийцев”) сохранился в агентурной сети больше двух лет. 1913 год — очередной приток негласных агентов — № 107 (в Сараево), № 112 (в Вене), № 115 (в Праге) и № 118 (в Румынии и Болгарии) [54].

В целом, привлеченные к сотрудничеству с разведкой ипосгрпцды, работали неровно. Деятельность агента № 112 аттестовывалась следующим образом ГУГШ: “Агент развитой и полезной (бывший прусский офицер, ныне, видимо, имеющий значительные связи в Вене). Агент работал с большой пользой и во время балканского кризиса. Сообщавшиеся сведения были как общего военно-политического характера, так и специального военного. Более подробно агент характеризует отношения Австро-Венгрии к Италии, Германии к Балканским государствам

Во всяком случае сведения, сообщенные агентом, могут служить исходными положениями для направления военной разведки'' [55]. Характеристика агента № 115 сводилась к констатации, что “видимо, работать может, но до сих пор ограничивается лишь сообщением незначительных сведений”. Наиболее результативно по сравнению с № 1 Сработал негласный агент под номерам 107.

В 1911 г. из числа нескольких только что привлеченных к сотрудничеству негласных агентов создается агентурная организация № 30 для разведки Германии. Состав этой организации был непостоянен, однако, он регулярно пополнялся благодаря усилиям ее руководителя и ГУГШ. Имеющаяся негласная агентура ограничила зону деятельности организации Западной Германией. В 1913 г. принимается решение о создании “обширной агентурной организации в Восточной Германии, зачатки, которой ныне уже имеются", а также о развертывании агентурной организации в Австро-Венгрии. Костяк агентуры последней должны были составить негласные агенты № 107, № 112, № 115.

Нехватка опытных негласных агентов приводила к тому, что ГУГШ шло на то, чтобы повторно привлекать к сотрудничеству с разведкой уже проваленных агентов Так, китаец Чжао-юй-тин “в 1908 году был принят на постоянную службу Главного управления Генерального штаба в качестве негласного агента по разведке в Пекине, где под руководством военного агента издавал на наши средства китайскую газету и работал не без успеха по документальной разведке” [56]. Уже в 1910 г. Чжао-юй-тин, проходивший по документам как негласный агент № I, был арестован “по обвинению в военном шпионстве в пользу России, но за недоказанностью сего обвинения, осужден за политическую пропаганду к заключению в тюрьму", из которой был освобожден в середине 1912г.

ГУГШ сочло, что “принятие вновь на службу поразвгдке этого развитого и опытного агента, казалось бы, представляется весьма желательным”, что и было сделано.

По состоянию на 1(14) января 1914г., постоянная негласная агентура ГУГШ состояла из шести негласных агентов и шести агентурных организаций [57].

Из шести негласных агентов, четверо работали на Востоке ив Азии: № 12— в Китае (Брей); № 17 — в Индии (Андреев); № 18 — Секстане (Выгоршгцкий); № 22 — в Китае (Чжао-юй-тин) и только двое — на Западе: № 87 — в Германии и № 118 — в Румынии и Болгарии (Шнейдер).

Пять из шести агентур ных организаций действовали на Востокеив Азии (четыре из них возглавлялись негласными военными агентами) — № 6 — в Корее (Бирюков, консул в Гензане); № 14 — в Маньчжурии (Афанасьев, консул в Цицикаре); № 15 —в Корее и Маньчжурии (Надаров, вице-консул в Янцзыфу); № 20 — в Монголии (Ладыгин, коммерческий агент на Китайской Восточной железной дороге); № 23 —в Азербайджане (Андриевский, военный секретарь в Урмии).

На Западе имелась всего одна агентурная организация № 30 в Западной Германии. В течение 1914г. планировалось развернуть еще две агентурных организации ГУГШ в Западной Европе: одну — № 31 —в Австро-Вешрии и вторую — Восточной Г ермании.

К началу войны агентурная организация № 31 находилась в стадии формирования. Планы насаждения подобной организации в Восточной Германии так и остались на бумаге. 4.2.