Приказ о заложниках от 26 июня 1919 г. № 194.

„Об'являю для всеобщего сведения, что последними событиями как на Онежском фронте, так и в Дайеровском полку, с неоспоримою ясностью показано, что все усилия низкой пропаганды большевиков и все нити изменнических заговоров направляются главным образом против начальствующих лиц и доблестного корпуса офицеров, неизменно верных долгу служения Родине.

Я пришел к убеждению, что с низкими изменниками правила обычного правосудия неприменимы.

Я заявляю во всеобщее сведение, что в моих руках находится несколько сот лиц, замешанных в грязном деле большевистской пропаганды.

Ныне пусть знают все негодяи, что за каждое покушение на офицерскую жизнь или свободу будут своею жизнью отвечать эти большевики, незаслужено пощаженные.

Каждый волос с головы погибшего при исполнении служебного долга офицера будет оплачен жизнью большевистских предателей.

Приказ этот прочесть во всех ротах, эскадронах, батареях и командах.

Генерального Штаба Генерал-Лейтенант Миллер

Буржуазия и Северное Правительство.

„Союзники, оказавшие вооруженную поддержку, сразу тратиться целиком на всю авантюру не хотели. И вот, Верховное Управление во имя спасения Родины и завоеваний Революции обратилось к местным „денежным тузам". Буржуазия охотно откликнулась и в лице „Торгово-промышленного союза", на своем собрании 7-го августа постановила дать „правительству* деньги, выпустив 5°/о „Заем доверия" и обязалось покрыть таковой среди своих членов на сумму десять миллионов рублей. Верховное Управление объясняло этот заем как временную меру, ибо, по его словам, деньги изготовляются в Англии, обеспеченные золотом, но пока еще не готовы.

Для практического проведения постановления Торгово-промышленного союза в жизнь была избрана компания из семи человек, в состав который вошли: А. Чудинов, М. Чудинов, В. Чувакин, И. Багриновский, И. Данишевский, М. Берденников, и П. К. Минаев, самая отборная компания Архангельских толстосумов, выпустившая воззвание: для „возрождения родины" не жалеть средств и последовать примеру Минина.

Эта же теплая компания собрала довольно значительную сумму денег на похороны расстрелянного сов. властью шпиона полковника Иванова, уличенного в сношении с англичанами на предмет сдачи Архангельска. И вот, буржуазия и белогвар- дейщина с помпой похоронила его. Газеты трубили о мученике за дело возрождающейся России, павшем от руки „большевистских комиссаров".

«Рабочее Звено» (Ежемесяч. журнал) 1923 г. № 3, Март стр. 78.

Армия Северного Правительства.

„Полки, укомплектованные солдатами из Архангельска и смежных уездов, совершенно не испытавшие черных сторон большевизма, ибо в Архангельске большевизм в восемнадцатом году был очень мягок, они, эти полугородские жители, находились под влиянием Саламболы. Так назывался рабочий район Архангельска, центр большевистской пропаганды, места, где сходились все нити большевистской агентуры.

Именно эти солдаты послужили бродильным элементом для восстаний, имевших место в июле, в ряде полков: третьем, шестом и других, и они же сыграли печальную роль в восстании, предшествовавшем падению Северной Области.

Почему тяготели они к большевикам? Ведь видели они ясно, что большевики не исполняют своих обещаний, что большевистские лозунги, это журавли на небе. Они это знали, ибо пленные красноармейцы, подробно и детально рассказывали им о своем житье-бытье.

„Подожди, ужо покажем, как на нашей шее сидеть".

„Ведь, как на твою спину сядет комиссар, возражал красноармеец из пленных, также будет командовать. Такова наша доля".

„Тот комиссар, он из наших, свой. А это баре. В золотых погонах. Генералы тоже. Они в вагонах, а мы, вишь в землянках".

И большевизмом, ненавистью к барам и интеллигенции были заражены в сущности особенно те, кого можно было считать, если не на половину, то на четверть интеллигентами. Толковые, смышленые, зачастую унтер-офицеры—на проверку оказывались не только болыпевиствуЮщими, но и членами коммунистической партии. Из множества фактов, одно наилучше характеризует этот тип людей.

Стояли жестокие морозы. Лес, казалось стонал от холода, его сковавшего. Выйти наружу не было возможности. Мерзло лицо, руки, ноги отмораживались уже через несколько минут.

Ночью неожиданно в наш лазарет пятерых солдат привели. Их привел конвой. Ноги их были совершенно отморожены, настолько, что никаким образом нельзя было оторвать с них примерзшие сапоги. Обморожение было так сильно, что пришлось многим ампутировать немедленно пальцы, ступни. Четверо из солдат стонали и безпрестанно ругали пятого. Но пятый молчал. Это был молодой, интеллигентного вида солдат. Писарь— унтер-офицер, он сманил восемь солдат своей части перейти к красным. Раздобыли лыжи. Благополучно прошли десять верст и здесь заблудились в лесу. Начались морозы. Трое замерзли, остальных подобрал конвой. Конечно, им грозил расстрел. Особенно зачинщику. Несмотря на жестокую боль, ругань своих спутников, он не проронил ни слова. Он считал себя повидимому правым.

Такие люди, фанатики, упорные, служили цементом в среде колеблющихся, полубольшевистских солдат. Они вели их за собой.

А те шли, повинуясь глухому чувству ненависти к барам и „авось будет лучше".

Третьей категорией были красноармейцы, взятые в плен. Сначала их было немного, единицы. Но впоследствии, после удачных наступлений на Двинском и на железнодорожном фронте, когда были взяты в плен многие тысячи красных солдат—эти последние положительно заполнили все фронтовые части. Были роты, где 90% состояло из красноармейцев. При этом пополнение ими частей шло весьма упрощенно. Их мыли, посылали в тыл и через неделю, другую направляли уже в часть. Проверки их большевизма не было, почти не было. Поэтому нередко оказывалось, что ответственные коммунисты попадали в боевые части, или что коммунисты комиссары попадали в штаб полка или дивизии, на телеграф и так далее, как наиболее расторопные".

«Архив Русской Революции», том IX, Соколов: «Падение Северной Области» гл. III. стр. 24—25.