Охрана железнодорожных узлов Шепетовки, Казатіша, Бердичева и Сарны. Окончательный развал Армии. Конец полка.

Назначение генерала Корнилова Верховным Главнокомандующим, его решительные меры для водворения порядка и дисциплины в Армии и в тылу были встречены благомыслящей частью Армии и страны с чувством громадного облегчения и больших надежд на будущее.

Под впечатлением катастрофы июльского поражения Временное Правительство уступило требованиям Корнилова о введении военно- полевых судов и смертной казни на фронте и в ближайшем тылу. Когда же некая видимость порядка была восстановлена, Керенский, побуждаемый своей личной неприязнью к Корнилову, начал исподволь рубить тот сук, на котором еще держалась правительственная власть.

Усиление пропаганды в Армии начало сказываться и в полку. Под влиянием агитации извне авторитет офицерского и унтер-офицерского состава и какая то видимость дисциплины, которые держались еще каким то чудом в полку, совершенно пропали.

Так 6 августа пулеметная команда без офицеров, вахмистра и взводных самовольно перешла на другой бивак, в местечко Плещик. Правда, что после поездки туда полковника Звегинцова, команда на следующий день вернулась на свой прежний бивак, но главной причиной тому было не столько желание подчиниться распоряжению начальства, сколько далеко недвусмысленная встреча, которую оказал команде стоявший в Плещике 10-ый пехотный запасный полк. 12 августа наряд № 5-го эскадрона ушел со станции Шепетовка Подоль- екая, не дождавшись себе смены и не доложив об этом начальнику наряда.

Вместе с этим № 4-ый эскадрон, посланный в Славуту для поимки скрывавшихся в окрестных лесах дезертиров, которые организовались в банды и грабили местное население, работал очень хорошо и передал уездной милиции несколько сот дезертиров и большое количество оружия.

19 августа было получено приказание дивизиону, стоявшему в Шепетовке, перейти в Сарны. На его место должен был прийти дивизион Конной Гвардии.

24 августа все эшелоны полка прибыли в Сарны. По дороге эшелоны полка встретили много эшелонов Кавказского конного корпуса, застрявших на различных станциях во время своего движения к Петрограду.

27 августа командир полка и старший полковник были вызваны телеграммой штаба фронта в Бердичев, куда они и прибыли на следующий день. Там они узнали, что накануне генерал Корнилов был смещен с должности Верховного Главнокомандующего. По всей России была разослана телеграмма Керенского, адресованная «всем, всем, всем» и объявляющая Корнилова изменником.

Корнилов был арестован, и вместе с ним «за соучастие» были также арестованы 28 августа главнокомандующий Юго-Западным фронтом генерал-лейтенант А. И. Деникин, начальник штаба Юго-Западного фронта генерал-майор С. JI. Марков, генерал-квартирмейстер штаба Юго-Западного фронта генерал-майор М. И. Орлов, главный начальник снабжений Юго-Западного фронта генерал-лейтенант Е. Ф. Эльс- нер, переводчик при штабе Юго-Западного фронта поручик В. К. Кле- цанда и командующий Особой Армией генерал-от кавалерии И. Г. Эр- дели.

31. августа последовал указ Правительствующего Сената о предании суду Верховного Главнокомандующего генерала-от инфантерии Лавра Корнилова, главнокомандующего Юго-Западным фронтом генерал-лейтенанта Антона Деникина, начальника штаба Верховного Главнокомандующего генерал-лейтенанта Алексея Лукомского, начальника штаба Юго-Западного фронта генерал-майора Сергея Маркова и помощника министра путей сообщения на театре военных действий генерал-лейтенанта Владимира Клембовского. 1 сентября Верховным Главнокомандующим был назначен Керенский при начальнике штаба генерале Алексееве.

Как при получении известия об отречении Государя, так и теперь, все в полку почувствовали, что произошло нечто непоправимое, и что окончательный развал того, что было некогда Кавалергардским полком, неизбежен и неотвратим.

30 августа, одновременно в Сарнах и в Казатине, в обоих дивизионах произошли одинаковые события, подтвердившие правильность решения старших офицеров полка о постепенном его оставлении офицерским составом. В обоих местечках состоялись общие митинги стоявших там дивизионов, на которых были вынесены совершенно однородные постановления: «выразить недоверие всему офицерскому составу».

Общность этих двух постановлений не оставляла никаких сомнений в том, что люди действуют по чьей то, заранее заготовленной указке, повинуясь давлению извне. Впрочем, это было подтверждено прибывшим в штаб полка в Сарны комиссаром Особой Армии поручиком Елисеевым. Вследствие полной невозможности добиться какого бы то ни было примирительного решения, комиссар Особой Армии постановил, что «ввиду острого недоверия солдат к командному составу, все офицеры, находящиеся к 1 сентября в строю, должны покинуть полк для замены их более демократичными».

31 августа наряд на станции Сарны был заменен казаками 15-го Донского полка и 4 сентября штаб полка и 2-ой дивизион перешли в деревню Выгов, на охрану станции Коростень.

После вынесенного офицерам недоверия полковой адъютант послал комиссару Юго-Западного фронта следующее отношение: «Командир полка приказал сообщить Вам для сведения что 30-го сего августа, вследствие выраженного солдатами недоверия всему офицерскому составу полка, комиссаром Исполнительного комитета Особой Армии было признано необходимым удалить весь наличный состав офицеров полка для замены его новыми, что в ближайшее время должно быть приведено в исполнение. Полковой адъютант штабс-ротмистр князь Ливен».

12 сентября в расположение штаба полка, в местечко Коростень, приехал помощник комиссара Юго-Западного фронта Григорьев. Он, не опрашивая офицеров и не заходя в штаб полка, прямо прошел в полковой комитет, откуда после короткого заседания вышел с готовым постановлением: «Во избежание дальнейших осложнений удалить из полка теперь же, в первую очередь, одинадцать нижепереименован- ных офицеров: : полковника Д.

После объявления этого постановления офицерам, на вопрос полковника Звегинцова, в чем заключаются предъявленные им обвинения, комиссар фронта ответил, что, в сущности, ни в чем. Далее, он сказал, что он, лично, преклоняется перед офицерским составом полка, который, несмотря на тяжелые обстоятельства, до конца исполнил свой долг перед родиной, но что комиссары никаким авторитетом и властью больше не пользуются, и потому они совершенно бессильны что бы то ни было предпринять в защиту командного состава.

После смещения генерала Корнилова и предания его суду, полный развал охватил всю Россию. Страна настойчиво хотела и требовала мира, а Временное Правительство продолжало неизменно твердить о продолжении войны до ее победного конца, не имея уже никакой возможности выполнить свои заявления.

Смертная казнь была снова упразднена. Никем и ничем более не сдерживаемые левые партии начали явную борьбу для свержения Временного Правительства. Керенский, только что вышедший победите-

Э ШЕЛОН С ПОПОЛНЕНИЕМ ИДУЩІЙ НА ФРОНТ

ПУСТОЙ СОСТАВ ИДХЩІЙ в тыл.

На основании свободы печати, которая, в числе прочих «свобод», была распространена в войска, при полковой канцелярии начала издаваться газета «Не Правда» на разные полковые темы. Рисунок к статье «На охране железных дорог — без перемен.»

лем в своей личной борьбе с Корниловым, в свою очередь был побежден советами. По всей России пронеслась новая кровавая волна погромов. С особенной силой беспорядки разразились в Киеве, Бахмаче, Казани, Орле, Тамбове и в Ташкенте.

Понятно, что при тех условиях, в которых находилась страна и при фактическом отстранении всего офицерского состава, результаты охранной службы на железной дороге сводились к нулю.

Офицеры, є своей стороны, ни во что больше не вмешивались, ожидая своей очереди, чтобы покинуть полк.

Согласно постановлению следственной комиссии по делу генерала Корнилова, все заключенные 28 августа в Бердичевскую тюрьму генералы: Деникин, Марков, Орлов, Эльснер, Эрдели, поручик Клецанда и арестованный немного позже командующий 1-ой Армией генерал-лейтенант Ванновский, должны были быть отправлены в Старый Быхов, где уже находился в заключении генерал Корнилов и другие, причастные к этому делу лица.

Опасаясь какого либо выступления со стороны местного исполнительного комитета, который всячески противился отправке заключенных куда бы то ни было из Бердичева и требовавшего «народного суда» здесь же, на месте, день и час отправки заключенных на вокзал хранился в тайне. Для большей скрытности в тюрьму не были даже потребованы грузовики для перевозки заключенных. Но, несмотря на старания комиссара Временного Правительства Иорданского сохранить тайну, исполнительному комитету все же удалось какими то путями выяснить время перевода заключенных на вокзал. И когда арестованные, под охраной юнкерского караула под командой штабс-капитана Бетлинга, двинулись на вокзал, все улицы мгновенно заполнились солдатами местного гарнизона, рабочими и подонками местного населения.

Со всех сторон раздавались громкие крики, требовавшие оставления арестованных в Бердичеве. По мере приближения к вокзалу, толпа все увеличивалась, и в арестованных стали бросать камни и комья грязи, требуя самосуда. Слабый, около 40 человек, юнкерский караул с трудом сдерживал наседавшую толпу.

В этот день, 27 сентября, кроме роты какого то пехотного полка, охрану Еердичевского вокзала нес наряд от № 2-го эскадрона в составе 30 Кавалергардов под командой поручика А. В. Чичерина.

При выводе арестованных из тюрьмы ему было передано по телефону распоряжение комиссара фронта о принятии надлежащих мер для безопасного пропуска через вокзал арестованных офицеров в приготовленный вагон 2-го класса и о подчинении ему пехотного наряда.

Видя, что через двери пробиться на перрон ей не удастся, толпа обежала вокзал и через железнодорожные пути проникла на платформу.

В это время арестованные были уже в вагоне, у окон и дверей которого стали юнкера. Остальные пристроились к Кавалергардскому наряду впереди вагона.

Перед ними собралась тысячная толпа, которая требовала выдачи арестованных. Толпе удалось отцепить и откатить паровоз. Прибежал комиссар Иорданский и силился успокоить толпу, но все его старания не привели ни к чему. «Что делать? Скажите, что делать?» спрашивал он Чичерина и на его ответ, что надо открыть огонь, он, взявшись за голов у, все повторял: «Нет, нет, только не это!».

Наконец, уступая требованиям толпы, комиссар приказал подать товарный вагон, чтобы перевести в него арестованных. Вагон был подан вместе с паровозом. Надо было торопиться и поневоле пришлось взять тот вагон, который был ближе всего. Он оказался до крайности грязным, на полу лежала солома и коровий помет.

Юнкера, стоявшие впереди классного вагона были посланы занять товарный вагон и паровоз, чтобы не повторилась бы снова расцепка. Под охраной остальных юнкеров и Кавалергардов арестованные были переведены в товарный вагон.

Какой то оборванец, совершенно пьяный, подошел к Чичерину и требовал, чтобы его пропустили к заключенным. Распахнув некое подобие шинели, он вытащил из под нее обнаженный бебут (род кривого кинжала, который находился на вооружении пулеметных и некоторых артиллерийских частей) и, потрясая им, кричал что «переговорит с золотопогонниками по-своему».

Толпа совершенно озверела и начала наседать на Кавалергардов. Видя, что никакие уговоры больше не помогут, и что толпа может ежеминутно ринуться вперед и смести все перед собой, Чичерин скомандовал: «Прямо по толпе! Прицел постоянный!». Щелкнули затворы. Кавалергарды взяли на-изготовку.

Объятая животным страхом толпа легла. Паровоз рванул и быстро начал удаляться, увозя арестованных офицеров и их конвой.

В это время в задних рядах толпы кто то уронил ручную гранату. Эффект взрыва был потрясающий. Толпа, как один человек, вскочила и, давя друг друга, бросилась бежать. Через несколько минут вокзал опустел-

Но эти события не прошли бесследно для № 2-го эскадрона. Чичерин и эскадронный комитет стали получать подметные письма с угрозами и обещаниями расправы. Несколько дней спустя, когда Чичерин ехал под вечер из Бердичева в эскадрон, по нем было сделано несколько винтовочных выстрелов из небольшого леска вблизи дороги. Немного позже на том же месте была ранена лошадь под ординарцем эскадрона. По ходатайству Чичерина ему было разрешено присоединиться к полку, куда эскадрон прибыл 9 октября и стал на своих старых квартирах в Казатине.

10 октября на станцию Казатин пришли два эшелона полка Гетма- на Полуботьки, одного из новейших, пореволюционных формирований, основанных на принципе национальностей. Где то по дороге ими была разбита цистерна со спиртом, и почти весь состав обоих эшелонов был пьян.

Неизвестно, по какой причине, между двумя Кавалергардами № 1-го эскадрона, занимавшего в этот день одним полуэскадроном наряд на вокзале, и несколькими полуботьковцами произошло столкнове- неи, скоро превратившееся во всеобщую свалку.

Часть Кавалергардов была разоружена и избита, другой, вместе со штабс-ротмистром Г. А. Скалоном, удалось забаррикадироваться в комендантском управлении станции. Вокруг них собралась огромная толпа полуботьковцев, которые старались взломать двери управления и расправиться с остальной частью наряда.

Со станции позвонили в эскадрон штабс-ротмистру Звегинцову, и туда же прискакал конный ординарец от наряда.

Немедленно были подняты по тревоге остальной полуэскадрон и № 2-ой эскадрон, которые галопом направились к вокзалу. К этому времени часть полуботьковцев разбрелась по местечку, где начался погром еврейских лавок и домов.

Чтобы очистить Казатин от грабителей, Звегинцов оставил штабс- ротмистра А. В. Чичерина с полуэскадроном № 2-го эскадрона и вызвал туда же еще и № 3-ий эскадрон.

В момент прибытия Звегинцова с двумя полуэскадронами на вокзал, в комендантском управлении засело 17 Кавалергардов со штабс- ротмистром Скалоном. Некоторые из них были без оружия, а патронов у всех имелось только 50 штук. Окна и двери в управлении были заставлены изнутри различной мебелью: столами, лавками и стульями. Некоторые полуботьковцы старались проломить дверь в управление пожарным багром, другие раскладывали вокруг охапки соломы, чтобы выкурить осажденных.

Когда спешенные Кавалергарды показались на перроне, толпа полуботьковцев двинулась им навстречу с угрожающими криками.

Быстро выстроив своих людей, Звегинцов скомандовал: «Прицел постоянный! Пальба эскадроном!». Над платформой вокзала была стеклянная крыша. Предупредив людей, чтобы они целили в нее, Звегинцов подал исполнительную команду: «Эскадрон, пли!». Грохот выстрелов, звон разбитого стекла и крики нескольких раненных гулко пронеслись по вокзалу. Второго залпа давать не пришлось- Все побежало. Захваченные полуботьковцами и забаррикадировавшиеся в управлении Кавалергарды были освобождены. Подобрали нескольких раненных и помятых при бегстве полуботьковцев и начали очищать здания и пути Казатинского вокзала.

К этому времени полуэскадрон № 2-го и № 3-й эскадрон очистили местечко от грабителей. Все они были снова посажены в вагоны, причем приклады работали во-всю. К обоим эшелонам был применен дав- но испытанный на охране способ: к каждому из поездов, уходивших в различные направления прицеплялось по одному вагону из эшелона.

26 октября, в № 246 газеты «Армия и Флот свободной России», так назывался теперь «Русский Инвалид», было помещено следующее сообщение: «В 7 часов утра 25 октября Председатель Временного Правительства Керенский отправился по делу чрезвычайной важности на фронт».

Начался большевистский переворот и 27 октября большевики захватили власть и образовали Совет народных комиссаров. Под лозунгом «война-войне!» был объявлен декрет о заключении мира. К противнику были посланы парламентеры: 9-го гусарского Киевского полка поручик Шнеур, член Армейского комитета 5-ой Армии военный Ерач Сагайлович и вольноопределяющийся Мерен, и было объявлено сообщение о немедленном начале демобилизации.

Все эти сведения, также как и известия об убийстве в Ставке генерала Духонина и о бегстве генерала Корнилова из Быховской тюрьмы были получены в Казатине несколько дней спустя.

К 1 ноября в полку оставалось всего четыре Кавалергардских офицера: временно командующий полком ротмистр Г. С. Воеводский, его помощник по строевой и хозяйственной части штабс-ротмистр В. Н. Звегинцов, штабс-ротмистр А. В. Чичерин и полковой адъютант штабс-ротмистр светлейший князь А. П. Ливен.

3 ноября в Казатин приехал полковник 8-го драгунского Астраханского полка Абрамов, посланный чтобы вступить в командование полком. До этого Абрамов находился в прикомандировании к Ораниенбаумской стрелковой и пулеметной школе. Этим, вероятно, и объясняется, что он привез с собой и передал в полковой комитет нечто вроде рекомендации, выданной ему исполнительным комитетом рабочих и солдатских депутатов города Ораниенбаума и Ораниенбаумской пулеметной школы. В этих документах, помещенных в красный сафьяновый переплет, Абрамов выставлялся как истинный друг народа и верный поборник прав и завоеваний революции и выражалась уверенность, что товарищи солдаты оценят своего нового товариша командира и под его водительством дружно станут на защиту советского правительства.

В день своего приезда в Казатин Абрамов собрал общий митинг дивизиона, на который офицеры не были приглашены. На митинге он передал председателю полкового комитета привезенные с собою бумаги, после чего обратился к солдатам с приветственной пространной речью, уговаривая их подчиниться советской власти и вынести тут же на митинге соответствующее постановление.

Однако такого постановления вынесено не было. Люди прямо сказали, что по этому вопросу они хотят поговорить со своими офицерами. Тогда, немедленно после митинга, Абрамов послал остававшимся четырем офицерам предписание: «С получением сего немедленно вые- хать в Киев и поступить в распоряжение начальника штаба 1-ой Гвардейской кавалерийской дивизии»-

Сто девяносто три года прошло со времени основания Петром Великим Кавалергардии. Сто девяносто три года несли Кавалергарды Верей и Правдой службу своим Государям, помогая Им строить Великую Российскую Империю. И наступил, наконец, тот день, когда первый полк Русской конницы прекратил свое существование.

Не стало больше того полка, про который, на заре его боевого существования, величайший из полководцев мира Император Наполеон 1-й сказал после боя под Аустерлицем, обращаясь к пленным офицерам полка: «Votre regiment a fait noblement son devoir!» (Военно-Учебный Архив, № 1555 и 1555а). Не стало больше того полка, о котором, в сумерках его боевой славы, разведка Верховного командования противника писала: «Vorziigliche Truppe» («Nachrichtenabteilung des A.O.K. «Die Russische Armee Anfang 1917», стр. 158). С отъездом последних офицеров временно порвалась последняя связь с прошлым. Душа полка отлетела. Полк умер...

Поезд на Киев отходил около 5 часов вечера и было достаточно времени, чтобы собрать и уложить во вьюки то небольшое имущество, которое офицеры имели при себе.

Через денщиков и вестовых отъезд их стал известен людям и ко времени отхода поезда на Казатинском вокзале собрались почти все три эскадрона дивизиона и трубачи.

С какой то смущенной неловкостью люди наперебой старались чем- нибудь услужить своим офицерам- Очистили им в вагоне отдельное купе и перетащили туда вещи. Кто то принес и положил в купе хлеб, масло, варенье, бутылку вина. На лоскутке бумажки солдатской рукой было написано карандашом: «Кушайте на здоровье!».

Плотной толпой теснились солдаты перед вагоном. «Прощайте, Ваше Высокоблагородие! Прощайте, Ваша Светлость! Счастливого вам пути, не поминайте нас лихом! Дай вам Бог счастья!». У многих, у очень многих, на глазах были слезы.

С трудом сдерживая охватившее их волнение, прощались офицеры со своими людьми. Пробил третий звонок. Кондуктор свистнул. Протяжно ответил ему паровоз. Из среды солдат выступил вперед взвод- нйы № 1-го эскадрона Ялакас и громко крикнул: «А ну-ка, хлопцы, нашим господам офицерам в последний раз — ура!». Люди дружно подхватили. Трубачи заиграли полковой марш. Поезд медленно двинулся вперед, увозя последних Кавалергардов продолжать свой крестный путь служения России- Полк умер...

Все чаще и чаще стучали колеса вагонов. Быстрее мелькали, утопая в надвигавшейся ночи, огни станционных построек. Поезд набавлял ходу.

Вдруг, в открытое окно вагона, словно последнее благословение

умирающего полка, порывом ветра донесло заключительное колено родного марша:

«Chevaliers Gardes, prenez garde La Dame blanche vous regarde! Chevaliers Gardes, prenez garde, La Dame blanche vous entend!»