Начало контр-революционного движения в Сибири.

от 17 сентября 1918 г. 3).

„В середине мая положение было таково. В Иркутске и Забайкалье господствовали большевики, захватившие Благовещенск, Хабаровск и затем Владивосток.

Бунтовавшие запасные батальоны „товарищей" были разогнаны и сменены китайскими войсками (в декабре). Русская милиция заменена также китайской. Администрация жел. дор. сохранилась русской во главе с Управляющим дорогой генералом Хорватом.

Затем, пользуясь свободой от большевизма, в Харбине и на более крупных ж. д. станциях (Хайлар, Манчжурия) собралось несколько тысяч русских офицеров (большею частью из войск бывшего Заамурского округа пограничной стражи, а также из войск, ранее квартировавших в Приамурском округе).

Масса эта оказалась по достоинствам своим не очень то высокой и мало способной сорганизоваться в регулярные прочные единицы. Это—с одной стороны, а с другой, у высших чинов отсутствовала необходимая воля и организаторские дарования, при наличности мелкой зависти и готовности к интригам. Союзники, т. е. японцы и отчасти французы (знакомые Вам ген. На- касима и лейт. Пелио) сразу же своим участием внесли много зла в попытке создать здесь русские войска. Так как сверху уклонялись от об'явлення формирования войсковых частей, то таковые стали сперва возникать самостийно. Забайкальского войска эсаул Семенов выпорол на ст. Манчжурия нескольких ж. д. агентов за их симпатии к большевизму и об'явил сам себя атаманом. Ему дали сейчас же денег японцы и французы. Начался набор добрых малых, готовых на все, кроме установления у себя хотя бы тени необходимого воинского порядка.

Нечто подобное создалось, но в значительно более мелком масштабе, и на востоке, на ст. Пограничная с самозванным Уссурийским атаманом эсаулом Калмыковым, который, как оказывается, даже и не приписан ни к одному казачьему войску, а просто значится Харьковским мещанином. „Атаман" этот также состоит под покровительством японцев, которые и субсидируют его денежными подачками.

Наконец, в самом Харбине возникла было офицерская организация полковника Орлова на более регулярных началах.

Еще в январе возникла на Д. В. мысль о сформировании в полосе отчуждения Китайской жел. дор. правительства из числа русских деятелей, собравшихся в Харбине, Владивостоке, Китае и Японии, причем главою такого правительства большинство избирало Управляющего Китайскою ж. д. ген.-лейт. Хорвата, как лицо, особенно популярное в Китае. Однако, эта мысль встретила среди наших дипломатических представителей в Пекине ряд сомнений в успехе ея осуществления и было a priori предложено генералу Хорвату сперва создать некоторую вооруженную силу из числа хотя бы прибывших на Д. В. офицеров и, только заручившись, этими необходимыми данными, реализировать свое выступление. А так как ген. Хорват всю службу провел вне строя и по медлительному, нерешительно-эластичному характеру своему и недоверчивости к сотрудникам мало гарантировал возможность определенной организации воинских частей, то для этой цели и был вызван Путиловым и кн. Кудашевым А. В. Колчак и, так сказать, навязан ими, чего, однако, тогда же никто А. В. Колчаку не высказал. Решено было, что ген. Хорват озаботится подбором хороших политических деятелей, а адмирал Колчак сформирует для него войска на основах дисциплины и строгой иерархии, в чем была обещана союзниками широкая помощь деньгами и оружием.

Честный, открытый, с сильной волей, глубоко и искренне любящий родину, А. В. Колчак принял это предложение и в конце апреля приехал в Харбин. Но здесь его сразу же враждебно встретили и японцы, определившие в нем крупного, стойкого» чисто русского деятеля, и старшие чины наши, и господа самозванные атаманы. В течение мая и июня разыгралась грустная, и гнусная с точки зрения русских интересов драма, авторами которой были конечно японцы, режиссировали же свои. А. В. травили в Харбине все, а атаман Семенов отказался даже его принять, когда адмирал сам к нему приехал на ст. Манчжурия. О каком либо воинском единовластии никто и слышать не хотел: оно казалось опасным японцам, подозрительным для высших властей, стеснительным для младших чинов и контр-революцион- ным для масс.

В результате так никаких войск и не сформировали. Культивировались, как бы наперекор основной идее, лишь разные небольшие отдельные отряды, никого выше себя не признающие и составленные главным образом из китайцев, монгол и бурят. Затем возникло несколько высоких штабов и много генеральских должностей до главнокомандующего фронтом включительно. Завелась переписка, канцелярия, делопроизводители, а воителей состояло к 1 июля и то „по спискам", в отрядах, признающих адмирала, всего 740 человек, у атамана Семенова,—грубо неподчиняющегося ни адмиралу, ни ген. Хорвату—что-то около 1800 человек (китайцы, монголы, буряты, японцы, 100 сербов, 400— 500 забайкальских казаков и немного русских офицеров), у атамана Калмыкова—70 человек. Вот и весь боевой состав, друг друга не признающий и даже угрожающий один другому.

Вследствие всего этого 30 июня н. ст. адмирал Колчак выехал в Токио, чтобы лично выяснить там, являются ли поступки ген. Накасима и некоторых офицеров японского ген. штаба, заключающиеся в подговаривании начальников русских отрядов не признавать адмирала и не исполнять его приказаний, их личными выступлениями против него или это делалось с ведома и одобрения начальника японского генерального штаба.

В Токио, в присутствии нашего посланника В.

В июне весь Харбин был полон воплями о необходимости для спасения России призвать союзников, а главное японцев.

Больше всего в этом отношении агитировал образовавшийся здесь еще ранее Дальне-Восточный Комитет, при участии бывшего члена Государственной Думы Ст. Вас. Востротина (кадет). Господа эти сочинили целое молебное послание от лица „лучших русских людей" и через ген. Хорвата отправили его в Токио н другим союзникам.

Вскоре (9-го июня н. ст.) после от'езда Адмирала из Харбина, ген. Хорват об'явил себя Всероссийским Правителем, принявшим на себя и „всю полноту государственной власти", для чего выехал на ст. Гродеково, находящуюся на русской территории в Уссурийском крае.

Хорват организовал так называемый „Деловой Кабинет", в состав которого вошла часть членов Дальне-Восточного Комитета, председателем его был избран Востротин. Пост военного министра принял недавно перед этим прибывший от Вашего имени ген. Флуг.

Адмирал Колчак в состав кабинета приглашен не был, ввиду того, что в бытность свою в Харбине он всех восстановил против себя.

Повидимому, и это выступление было произведено не без настояний японцев, гарантировавших свою всесильную поддержку. Хотя незадолго до этого из японских субсидий было выдано некоему Краковецкому—военному министру еврейско-сибирского Дерберовского Правительства 50 тысяч рублей, и само прави- тельство предупредительно перевезено во Владивосток, где оно и об'явило себя истинным правительством Сибири. Таким образом, в Уссурийском крае, сразу же появилось два правительства: во Владивостоке, находившемся во власти большевиков—якобы выбранное населением Западной Сибири, во главе с Дербером, и на пограничной с Манчжурией ст.

Чехо-словаки, находившиеся во Владивостоке, сперва хранили нейтралитет, но затем, под угоозой выступления против них германо-австрийских пленных, обезоружили во Владивостоке и Никольске-Уссурийском большевиков. Роль при этом М. К. Дитерихса до сих пор для меня не ясна (лично мне с ним еще не пришлось увидеться). Официально он заявил, как офицеру командированному к нему адмиралом Колчаком, так и представителям ген. Хорвата (между прочим ген. Флугу), что он теперь не является русским, а только чехо-словаком, что считает Россию совершенно развалившейся, что никакого русского правительства ранее, чем через два года, создать нельзя, и что все русские военные организации подлежат немедленному роспуску. Ввиду этих суждений он категорически отказал в разрешении генералу Хорвату переехать во Владивосток.

В подобных переговорах прошел июль.

2-го августа ген. Хорват, опять таки невидимому не без совета японцев, воспользовавшись отсутствием ген. Дитерихса, проехал во Владивосток. Поезд его пропустили, но следовавшие сзади эшелоны с офицерскими ротами и чехами не были пропущены. Вследствие этого 5-го августа произошла стычка на ст. Голенки. Чехи взорвали путь перед русским бронированным поездом, выстрелами из которого затем были убиты два чеха.

В августе начали прибывать во Владивосток, в Харбин и на ст. Манчжурия войска, присланные союзниками согласно условий интервенции. Японцы ввезли пока (к 20 сент. н. ст.) в общем около двух дивизий, остальные силы союзники решили ввозить строго по условиям интервенции. Главное командование и на так называемом Хабаровском фронте, и на Забайкальском, іг общее •всеми союзными силами взяли в свои руки, конечно, японцы (фельдмаршал Отани).

Американцы привезли свои войска из Филиппин, французы и англичане из ближайших азиатских колоний.

Весь август правительства ген. Хорвата и Дербера провели во Владивостоке, высиживая друг друга на измор, при более чем недвусмысленном отношении дипломатических и военных представителей союзников.

Наши послы в Токио и Пекине заняли в этом вопросе позицию невмешательства, при чем однако кн. Кудашев, не делая никому исключения, передает официально все обращения, воззвания и манифесты каждого возникающего правительства, не считаясь с его credo, кроме ярко большевистских. Что касается вопроса об организации русской армии, то ген. Флуга об этом даже и слушать не хотят союзники.

Сперва союзников представляли во Владивостоке их коммерческие консула и старшие войсковые начальники. Но недавно вместо первых образован „Высокий совет комиссаров" из специальных представителей: от Англии—сэр Эллиот (бывший советник английского посольства в Петрограде), от Франции— г. Реньо (только что покинувший ноет посланника в Токио), от Америки назначается также посланник в Японии и от Японии г. Масаджеро. Между высоким советом консулов и старшими военными начальниками союзных войск, невидимому, нет солидарности во взглядах.

Находящиеся во Владивостоке русские офицеры, сперва организованные (т. е. попросту нанявшиеся) революционно-большевистским земством, пытались было признать ген. Хорвата, но за это, вследствие навета Дербера, были публично разоружены по постановлению совета союзных консулов, приведенного в исполнение приказом ген. Накасима. Акт этот был настолько позорно обставлен, что присутствовавший русский артиллерийский чиновник (завед. оружием) застрелился.

Событие это вызвало много сочувственных и даже патриотических разговоров. Союзники удивлялись, они никак не могли представить себе, чтобы у русских сохранилось еще столь сильно выраженное чувство национальной чести. Но, однако, все это не помешало в день похорон многим русским дамам и господам иринять приглашение и веселиться на благотворительном чае, устроенном как бы нарочно англичанами на палубе крейсера „Суффольк".

В первых числах сентября происходит новое важное событие. Чехо-словаки, задержанные в дороге большевиками в Западной Сибири, прорвались под начальством чеха Гайда в Забайкалье, взяли Читу и вошли в соприкосновение с только что начавшим наступление Забайкальским отрядом, состоящим из японцев, чехов и войск Семенова. Гайда заявил себя во время борьбы с германо-болыпеви- ками в Сибири человеком решительным, расстрелявшим массы и перепоровшим еще большее числа лиц.

Гайда об'явил себя главнокомандующим всеми русскими и чехо-словацкими войсками и как только добрался до ст. Оловянная Забайкальской же л. дор., вызвал к себе ген. Хорвата и Дитерихса.

С прибытием Гайды открылся жел.-дор. проезд в Иркутск и далее, чуть ли не до Самары, явилась, наконец, давно жданная возможность войти в сношения с Западной Сибирью и ее правительством.

20-го сентября н. ст. во Владивостоке собрались играющие доминирующую роль старшие представители союзников, правительства Хорвата и Дербера, Вологодский и „диктатор" Гайда., третирующий, пока, всех и каждого.

В общем, все более и более выясняется, что союзники вступили в пределы России не ради спасения ее, а, вернее, ради своих собственных выгод. России никому не нужно. Установление у нас определенной твердой правительственной власти вредно для интересов господ союзников, желающих хозяйничать самостоятельно. Но особенно для них нетерпима организация русской военной силы.

Наглее всех это высказывают японцы, вносящие всюду интриги через своих агентов и закупленных ими русских пособников. Вступление японцев равносильно военной оккупации занятой ими территории. Например, в Хабаровске они присвоили себе амурские канонерки и их дорого стоющую базу, под предлогом военной добычи, отнятой у большевиков.

Для своих расплат с русским населением они ввели особые боны, меняемые только на иены.

Соперниками японцев являются только американцы, сильные с промышленной и финансовой стороны, но слабые в военном отношении. Соперничество это уже обозначается явно: японцы порой как бы издеваются над американцами. Недавно, например, на протест американцев по поводу ввода японцами значительно больших сил, нежели это было оговорено в условиях интервенции, японцы насмешливо ответили, что они ничего не имеют, если американцы введут сюда большее число своих войск, даже большее, чем это может сделать Япония.

Тот же ген. Накасима и другие японские офицеры не стеснялись публично бранить американцев, по-азиатски стараются натравить на американцев других союзников и, особенно, нас русских, всюду и везде подчеркивая, что американцы — явные сторонники большевиков.

Что касается американцев, то эти госиода в политическом отношении скорее наивны и до сих пор еще продолжают смотреть на Россию и на наш большевизм по внушениям своей еврейской клики, которая являлась в С. Штатах до последнего времени единственным источником познания России.

Есть сведения, что в настоящее время эта ориентировка уже подверглась критике, и американцы хотят сами, помимо евреев, познакомиться с Россией, ее населением, укладом его жизни и экономическими нуждами. Но когда все это. случится!

Англичане, как всегда, третируют нас свысока, а французы почему-то пока находятся под видимым влиянием Японии.

О китайцах я и не говорю, — Китай сам все еще переживает революцию, при дружелюбном содействии японцев, ссужающих деньги и оружие одновременно и северянам и южанам, как это уверяют, делали они и у нас, субсидируя также одновременно и Семенова (не признающего ген. Хорвата), и самого Хорвата, и Дербера, а весной даже хабаровских большевиков. Нельзя умолчать и о высказываемых союзниками чаяниях в отношении вознаграждения от нас за их „бескорыстную помощь". Еще с адмиралом Колчаком по этому поводу заводил разговор ген. Нака- сима, но А. В. довольно определенно уклонился от этого вопроса, как стоящего вне его компетенции. Пока выясняется, что Япония, обездоленная железом, возьмет себе: 1) наши побережные районы, богатые железной рудой, 2) нашу часть В.-Китайской ж. д. и видимо еще с придачей—3) Владивостокского порта и Уссурийского края. Пока же японцы скупают пароходы на Амуре и занимают двоими командами наши речные канонерки.

Американцы часто много говорят о необходимости обеспечить за собой право на постройку жел. дор. через Камчатку на Иркутск (кажется) с эксплоатацией прилежащего района. Вопрос этот не новый и возникал еще до войны.

А как здесь жаждут многие получить от Вас, глубокоуважаемый Михаил Васильевич (Алексеев), хотя бы какие-нибудь указания, что надо делать и как поступать, чтобы спасти родину от грядущего рабства ея под игом не только Германии, но и тех же союзников, вступающих ныне в наши пределы, якобы, из бескорыстных побуждений".

Деникин. «Очерки русской смуты,» т. Ill, стр. 105 — 109.