2.1. МЕСТО И РОЛЬ ВОЕННЫХ АГЕНТОВ В ОРГАНИЗАЦИИ И ВЕДЕНИИ РАЗВЕДКИ

Военные агенты к рассматриваемому периоду являлись основным компонентом зарубежных сил военной разведки из числа русских подданных. В период с 1905 по 1914 гг. ГУГШ располагало 6 должностями военных агентов в следующих государствах: в Апстро-Вешрии, Белъ- ши, Нидерландах, Болгарии, Великобритании, Германии, Греции, Дании, Швеции, Норвегии, Италии, Китае, Ру мынии, Севсро-Амсрнкаис- ких Соединенных Штатах, Сербии, во Франции, Черногории, в Швейцарии и Японии.

До 1905 года деятельность воешіьіх агентов за ру бежом по-прежнему регламентировалась “Инструкцией военным агентам (или лицам их заменяющим)” от 1880 года. С учреждением в шопе 1905г. Главного управления Генерального штаба Инструкция 1880 г. была “исправлена”.

Исправления не содержали в себе принципиальных изменении и были внесены в связи с переходом руководства деятельностью военных агентов от Главного шгаба в Главное управление Генерального штаба. Поэтому всюду, где значилось Главный штаб была произведена замена па “Главное управление Генерального штаба”, а слова “военный министр” — словами “начальник Генерального штаба” [1 ].

"Военные агенты. — повторялось в исправленной Инструкции 1905 г., — назначаются для поставлений правительству возможно полных, точных и своевременных сведений о военных силах и средствах иностранных государств”.

Подчиненность военных агентов в Инструкции 19051. не была прямо указана. Значилось лишь, что "донесения военных агентов пишутся па русском языке и адресуются: особенно важные и подлежащие тайне — на имя начальника Генерального штаба с надписью «секретно», все же прочие — в Главное управление Генерального штаба, на котором лежит уже дальнейшее их направление в другие управления, по специальности каждого". "Донесения о составе, численности и расположении войск (с дислокационною картою) доставляются срочно, раз в год, именно к 1 января, — указывалось в Инструкции, — к донесению присоединяются краткие перечневые сведения по форме, удобной для напечатания в особом сборнике, подлежащем представлению Его Величеству 1 марта каждого года ".

С упразднением в июне 1905 г. наместничества на Дальнем Востоке военные агенты в странах региона вновь были переданы в подчинение начальнику Генерального штаба. От военных агентов исправленной Инструкцией 1905 і. требовалось "беспромед.чительное доставление в Главное управление Генерального штаба брошюр и журнальных статей, военного или военно-политического содержания, появление коих производит заметное впечатление на общество".

Согласно очч>едной Инструкщш, принятой в 1912 году, военные агенты были "обязаны следить за прессой тех государств, армии которых поручены их наблюдению, выписывая для этого важнейшие местные газеты, журналы и прочие периодические издания"[2].

По попон Инструкции к первому июня каждого года военные агенты обязывались предст авлять обзоры главнейших явлений за истекший год в военной жизни государе і в, порученных их наблюдению. Военным агентам в Германии н Австро-Венгрнн, кроме того, поручалось предоставлять немедленно в одном экземпляре все появляющиеся официальные уставы или их проекты, инструкции военных законоположений, военные и железнодорожные сметы. Военным агентам в Швеции, Германии, Франции, Великобритании, Турции, Болгарин, Румынии, Китае п Японии предписывалось высылать немедленно по выходе в свет лишь главнейшие уставы, инструкции, поенные законы и сметы, причем определять, что являлось из них главнейшим, — предоставлялось самим военным агентам. Помимо этого военные агенты обязаны были представлять в ГУГШ "периодический обзор руководящей печати государства по текущим военным вопросам". Военные агенты в Австро-Вси- грии, Великобритании, Германии и Франции должны были также дополнять свои обзоры вырезками из газет н журналов. Воешнле агенты принимали непосредственное участие по подготовке сборников ГУГШ по вооруженным силам стран пребывания.

"Военные агенты должны касаться в своих донесениях политических вопросов только в пределах необходимости, — предписывалось Инструкцией 1912г., — поскольку эти вопросы влияют на ту или другую степень военной готовности или способствуют выяснению группировки государств в случае вооруженного столкновения их между собою с Россией".

Военным агентам вменялось в обязанность еще до вступления в должность "вполне изучить военное устройство тех государств, которые будут поручены их наблюдению".

Перед отъездом в командировку воешнле агенты посещали соответствующие делопроизводства ГУГШ, где накапливалась информация по иностранным армиям. Однако с техникой организации и ведения информационной работы нх никто нс знакомил. В результате некоторые “на ощупь” пытались выработать свой подход, другие же всю работу по информации сводили к пересылке в Россию покупавшихся в книжных магазинах иностранных книг и уставов с препроводи тельными рапортами: "При сем представляется. .. "за подписью военного агента.

В части добывания разведывательных сведений о разработке и производстве современного оружия и военной техники за рубежом исправленная Инструкция 1905 г. была лаконична — от военных агентов требовалось лишь следить "за усовершенствованием технических частей ". Однако отсутствие ориентировочно! о перечня военно-технических изобретений и усовершенствований, под лежащих добыванию восіпіьімн ai гитами, плюс техническая некомпетентность большинства из них приводили к неудовлетворительным результатам п вызывали серьезные нарекания со стороны потребителей, каковыми являлись Главные управления военного мшшстсрства.

С целью устранения этих недостатков в начале 1906 года при Генеральном штабе было созвано специальное совещание "по составлению программы для военных агентов" с участием представит елей почти всех главных управлений военного министерства. На этом совещании Генеральному шгабу пришлось выслушать много неприятных истин. Деятельность военных агентов штаба беспощадно критиковалась представителями Главных управлений военного министерства, а некоторые из них даже требовали создания собственной, самостоятельной и независимой от Генерального штаба агентуры. Так, представитель Главного артиллерийского управления заявил, что до сих пор артиллерийское ведомство не имело и не могло иметь постоянных агентов за границей и должно было получать нужные сведения через Генеральный штаб от военных агентов.

Представитель Главного инженерного у правлештя, со своей стороны, ограничился тем, что представил совещанию специальную “декларацию”, в которой указывалось, что это управление мної о сведений получает nqies “посредство” иностранных фирм, но эти сведения должны всегда тщательно контролироваться, так как “фирмы очень часто предлагают то. что за границей при испытании оказалось непригодным для дела". Далее “декларация” указывала, что наиболее ценные сведения можно получать только через посредничество восн- ных агентов, но что практика показала, что донесення военных агентов по техническим вопросам инженерного ведомства носят совершенно слу чайный характер и не основываются "на строгой и вместе с тем необходимой по существу дела программе”.

Участники совещания от Генерального штаба в ответ на все эти упреки успокаивали своих оппонентов, что в будущем работа военных агентов улучшится, что вся беда в том, что до сих пор ни одно из центральных управлений не представляло своих требований. В результате этого совещания все Главные управления военного министерства представили обширные перечни необходимых им сведений. Генералъный штаб свел эти перечни в общую сводку и разослал ее своим военным агентам. Но самое показательное здесь было то, что сводка вышла до того пространной, что это изначально перечеркивало возможность исполнения входящих в нее перечней.

Очередная попытка изменить сложившееся неудовлетворительное положение вещей была ггседгглиня~а тишь ч 1910 голу когда стала о^е- "ктпгнгл 'якчглйлпмоггт. гЪрктптъ TsqvbcTHoc внимание m разведку в воєнно -технической области. В виде опыта было решено назначить помощников военных агентов по технической части при военных агентах во Франции и Австро-Венгрии. Однако Министерство финансов в соответствующих ассигновашіях отказало. Так безрезультатно закончились попытки повысить качество сбора военно-технической информации военными агентами.

В Инструкции 1912 года были сделаны шаги в направлении смягчения претензий к военным агентам в части военно-технической разведки. Так, Инструкции о імечалось следу „ощее; "Военные агенты обязаны всемерно заботиться о том. чтобы им были известны все военнотехнические изобретения и новейшие усовершенствования в области военной техники в той стране, где они состоят агентами". При этом подчеркивалось, что доносить о таковых изобретениях и усовершенствованиях военные агенты обязаны "со строгой разборчивостью и по возможности с точным разъяснением всех, даже мелочных подробностей, составляющих сущность дела". Конечно, выполнение подобной экспертизы во многом зависело от компетсіггности военного агента и его профессиональных качеств, которых многим нз них не хватало. После экспертизы образцы изобретений можно было высылать немедленно только в том случае, “если их приобретение и пересылка ие были сопряжены с расходами”. Каждому ли военному агенту была “по плечу” такая экспертиза на месте?

Среди многочисленных опасностей, подстерегающих военных агентов, отмечал А.А. Игнатьев, немалой являются изобретатели. Ничто не служит гарантией, что перед военным агентом может появиться просто неудачник, или даже сумасшедший. Каждый из них одержим своей ма- нней, и выпроводить его, и отвязаться от него бывает нелегко. Вот один из диалогов, происшедших в помещении Посольства России в Париже в 1906 г. в бытность Игнатьева исполняющим должность помощника военного агента.

В этом же году Игнатьеву пришлось принять изобретателя, добившегося действительно необыкновенных результатов. “Усадив меня за письменный стол. — вспоминает Игнатьев, — он постает передо мной телефонный аппарат, а за моей спиной расположил деревянную раму с проволочной обмоткой. В соседнем дворе его помощник сел за такой же аппарат и начал свободно со мной переговариваться . Я повторял этот опыт с разных мест, выносил телефонный аппарат с рамой на улицу и, убедившись в отсутствии какого-либо проволочного соединения между аппаратами, составил, как мне тогда казалось, блестящий рапорт ".

Прошло много времени, прежде чем пришел с дипломатическим курьером следующий, совсем не дипломатический ответ начальства . "Главное Инженерное управление, — гласила бумага, — изучив рапорт и т. д. помощника военного агента в Париже, пришло к заключению, что означенный офицер или грубо введен в заблуждение, или сам находился в ненормальном состоянии. Подобные телефонные передачи невозможны ". И это в то время, когда как раз при участии посети геля Иі натьева уже осуществлялись опыты по организации беспроводной свят между Европой и Африкой.

Разведывательных сведений, получаемых военными агентами легальными путями с официальных позиций было явно недостаточно, чтобы вскрыть самые “сокровенные” военные секреты государства, и в первую очередь, планы войны с потенциальными противниками. Необходимо было привлечение иностранцев к тайному сотрудничеству с разведкой. Исправленная Инструкция 1905 г. предписывала военным ai ситам поиск тайной, негласной агентуры на случай кризисной ситуации или начала военных действии.

Военные агенты в основном привлекали к сотрудничеству с ра івед- койнегласную агошуру дтя освещения текущих вопросов военного строительства страны пребывания. Какого-либо целенаправленного инструктажа для военных агентов в эгом направлении предусмотрено не было. “Предвидя возможность использования в своей работе секретной агентуры, — вспоминает Игнатьев, — я попросил Главное управление Генерального штаба ознакомить меня хотя бы с основными методами работы в этой области (пользование простейшими шифрами, симпатическими чернилами, чтение запечатанных писем и т.п.). Главное управление дало мне рекомендацию в сыскное отделение Министерства внутренних дел " [4]. О результатах своего посещения М ВД Игнатьев умалчивает. Вопрос же поиска и привлечения иностранца к негласному сотрудничеству с развс;ткой оставался открытым. Здесь каждый "творил” в меру своих возможностей и понимания своего долга.

Показателен в эгом отношении первый опыт того же Игнатьева по заведению негласной агентуры из числа иностранцев.

В 1906 г. он в связи с огъездом в отпуск военного агента во Франции Генерального шгаба полковника В.П.Лазарева был назначен временно исполняющим должност ь помощника военного агента.

В одни из дней всезнающий итальянский военный агент не без иронии спросил Игнатьева, что он думает о заказанном японцами на заводах Ссп-Шамаи осадном парке?

На следующий день новоиспеченный помощник военного агента, естественно, задал тот же вопрос “безмолвному” начальнику 2 французского бюро, который вынужден был ОТВСШТЬ, 41 о хотя он об этом слыхал, но объяснить ничего не может, так как заказ дан не казенным заводам, а частной промышленности. "Л я-то. наивный, рассчитывал на содействие союзного генерального штаба, верил искренности французских излияний о безграничной дружбе!" — вспоминал много лет спустя Игнатьев [5].

Не хотелось, но пришлось идти к заведующему заграничной агентурой Департамента полиции А.М.Гартингу, находившемуся в одном из флигелей Посольства России. "Где же, как не у него, найти негласного агента, способного раскрыть тайну японского заказа!" Игнатьев ухватился за первого рекомендованного ему Гартштгом помощника — отставного французского капитана.

Еще до первого свидания с капитаном Д. Игнатьеву удалось узнать одну из немаловажных подробностей о порядке японских заграничных заказов: японцы всегда требовали продажи не только приборов и машин, но и всех решительно деталей, сопровождавших эти предметы. При заказе орудий они заказывали той же фирме и снаряды-к ним. Капитан Д. после нескольких дней поисков, показавшихся Игнатьеву вечностью, предложил ему устроить свидание с одним инженером, готовым продать за крупную сумму образцы снарядов. Необходимыми деньгами помощник военного агента не располагал, получить их из генерального штаба на столь сомнительное дело нечего было и думать, оставалось попытаться занять в посольстве. На счастье, престарелый осторожный посол был в отпуску, а поверенным в делах оказался экспансивный, но талантливый советник посольства Неклюдов. Выслушав рассказ Игнатьева, он открыл сейф и выдал без расписку зребусмую сумму.

"И вот настало утро, когда я должен был впервые забыть свою фамилию, служебное положение и идти на рискованное предприятие без ведома своего петербургского начальства, — вспоминает Алексей Алексеевич. — Мне казалось, что я все предусмотрел, чтобы скрыть от французских властей свой\«негласчый» набег на их военную промышленность. Один из едва заметных в Париже входов в метро находился в нескольких шагах от моей квартиры, и в тот ранний час, когда я вышел на улицу, я не встретил ни одного прохожего. Через несколько минут, выйдя из поезда подземной железной дороги на Лионско м вокзале, я тут же купил билет до Лиона. В 1 классе пассажиров всегда бывает мало, и мне казалось, что во 2 классе я буду менее заметен в своем дорожно м сером костюмчике. В Лионе, не выходя с вокзала, я занял комнату в отеле «Терминюс», составляющем одно целое с вокзалом, и стал ждать, как было условлено, таинственного инженера со снарядами. Паспортов в ту пору ие требовали, и я отметился в гостинице чужой фа милией: «Брок, коммерсант». Мне все казалось, что вот-вот откроется дверь в мой номер, и французская полиция спросит: «Кто вы такой?» Запутаться в эту минуту не следовало, и потому я «занял» на этот день фамилию у одного из товарищей по корпусу, которую забыть не мог; к тому же фамилия «Брок» лишена резкой национальной окраски — носящий ес может быть и русским, и немцем, и англичанином".

“План мой тем временем совершенно созрел, — продолжает Игнатьев. — Мне прежде всего хотелось этой первой сделкой завербовать инженера и работать с ним впредь без посредства капитана Д. Заплатить условленную сумму, говорил я себе, могу только в том случае, когда найду на снарядах метку-иероглиф японского приемщика, пробитую в стальном корпусе снаряда. Забирать и везти в Париж тяжелые снаряды я, конечно, не стану: усвоенные из корпуса знания об отношении длины снаряда к калибру, определяющем род орудия (длинного, гаубицы или мортиры), давали возможность ограничиться точным измерением снарядов. Для этого я запасся и дюймовой линеечкой и бечевкой".

Программу удалось выполнить полностью, и вечером Игнатьев и незнакомец, утащивший из номера два принесенных им тяжелых чемодана, расстались уже старыми друзьями. Ночью он вернулся в Париж, а утром в обычный час, в сюртуке и цилиндре, выбрн і ын и надушенный, вошел как ни в чем не бывало на обычный прием к начальнику 2 бюро.

"Давно не видел вас. капитан, — сказал ему с улыбкой полковник.

Ну как вы, остались довольны вашим путешествием?"

Лазарев, вернувшийся в Париж, выслушав доклад Игнатьева, "жестоко журил"сто за неосторожность. Напрасно Игнатьев доказывал, что, судя по определенным им калибрам, японский осадный парк предназначается именно против Владивостока, по которому можно вести огонь или с самых дальних дистанций, или же только мортирами. Его старший коллега заявил, что такими датами он в союзной стране заниматься не намерен. Точка зрения, которую впоследствии перенял и развил сам Игнатьев.

В 1909 г. в ГУГШ наряду' с проектом “Инструкции военным агентам и лицам, их заменяющим” был подготовлен проект “Указаний военным агентам по ведешно нелегальной разведки”.

Проекты Инструкции и Указаний были разосланы на отзыв, в том числе и военным агентам. Больших споров проект Инструкции не вызвал. Инст рукция была своевременна и отразила фактические изменения в деятельност и военных агентов.

Военный агент в Турции, в то время Генерального шлаба полковник И.А.Хольмсеи, как всегда откликнулся на обращение центра обширным, официальным докладом, в котором высказал довольно разумные соображения о постановке дела разведки. Свой доклад от 18 февраля 1910г. Хольмсеи начал с экскурса в историю.

“...Неудачное начало кампании 1877—78 гг. объясняется исключительно неточными сведениями о противнике. — писал военный агент. — Мы упустили из виду необходимость тщательной разведки в Турции. Последняя японская война 1904—1905 гг. от начала до конца обличает нас в полнейшем незнании противника и театра войны, в то время как японцы прекрасно были осведомлены о всем происходящем у нас, благодаря налаженной уже в мирное время хорошей тайной разведке, на которую они денег не жалели " [6].

"...Существование нашей негласной агентуры за границей, —продолжал Хольмссн, — должно быть известно лишь крайне ограниченному числу лиц, и агентура должна быть так организована, что арест или измена одного агента не влечет за собой обнаружение существования еще других агентов или всей нашей организации разведки...

...Существующие специальные официальные органы для сбора военных сведений у соседа — военные агенты и консула из военных чинов — должны доставлять таковые сведения о соседе, действуя не только гласно, но и негласно. Наши военные агенты, таким образом, являются руководителями более или менее густой сети тайных агентов. Нельзя не признать такое положение крайне опасным в отношении содержания организации в тайне. При желании соседнему государству более чем легко выследить всем известного военного агента и его деятельность. Не раз нашим военным агентам приходилось оставлять свои посты вследствие обнаружения их тайной деятельности.

...При ныне существующем у нас положении вещей и при скудости отпускаемых на разведку средств надо считать нормальным положением то. что с объявлением войны у нас вовсе не окажется организованной разведки в соседней стране. Так оно до сих пор всегда и оказывалось. Таким образом, явствует, что военный агент в силу официального положения не должен являться в роли начальника тайной разведки в стране, где он аккредитован Он может служить прекрасной контрольной инстанцией над деятельностью прочих органов нашей разведки ", — приходил к выводу военный агент в Турции.

"Так как официальное наше представительство с военным агентом должно покинуть соседнюю страну в момент объявления войны, то государство должно иметь в соседней стране органы, которые могли бы оставаться в стране после объявления войны, т е. тогда, когда сведения о противнике более всего ценны. Очевидно, что эти органы могут быть лишь строго тайные, — продолжал свои рассуждении Хольмсен. — На надежную доставку донесений агентов должно быть обращено самое серьезное внимание, и никоим образом не следует допускать, чтобы донесения предварительно собирались на неприятельской территории, так как захват такой корреспонденции обнаружил бы сразу всю организацию. Органы, разбирающие донесения, должны, по возможности, жить вне неприятельской территории, лучше всего на нейтральной почве. Как известно, Франция и Германия пользуются Бельгией и Швейцарией для таких целей; в этих же странах комплектуется большая часть агентов..."

Генерал-квартнрмейстер Генерального штаба нашел нужным отреагировать на высказанные предложения резолюцией следующего содержания:

"Не могу не согласиться со справедливостью всех высказанных здесь мыслей, не являющихся, впрочем, новыми. Но одно— теоретическая схема, а другое — ее проведение в жизнь. Последнее и представляет наибольшую трудность ".

Как и следовало ожидать, камнем преткновения явились указания, определявшие отношение военного агента к негласной агентуре. Первый пункт Указаний гласил: “Для успешного решения задач, указанных в п. 2 «Инструкции военным агентам», а равно для обеспечения нашей осведомленности о вероятных противниках в случае военного столкновения, военный агент за границей обязан позаботиться о насаждении и постоянном развитии сети негласных агентов, руководствуясь указаниями Гчав- ного управления Генерального штаба и конкретными местными обстоятельствами" [7]. В пункте 2 военным агентам предписывалось "Уделять первостепенное внимание руководству сети в мирное время и обеспечению ее связи с Россией в военное время". Как раз эти однозначные положения вызвали яростные споры. Все корреспонденты так пли иначе высказали отрицательное отношение по данному вопросу. Среди высказавшихся проз іш того, чтобы вменять в обязанность военных агентов ведение негласной разведки помимо уже цитируемого И.А.Хольм- сена были И.М.Морсль, Н.М.Потапови М.К.Марченко — военныеаген- ты в Османской империи, Японии, Черногории и Австро-Венгрии, соответственно. "Военные агенты, — писал один из них, — как лица официальные. находятся на виду у всех; за ними весьма легко может быть установлено самое внимательное наблюдение со дня прибытия в государство, поэтому можно быть уверенным, что военный агент очень скоро будет скомпрометирован, а созданная им организация тайной разведки будет нарушена".

"Организация и ведение разведки. — продолжал свою мысль военный разведчик, — должны быть возложены на офицера Генерального штаба, но не в роли военного агента или вообще официального лица, а проживающего в любом городе данной страны, предпочтительно вне столицы и имеющего вполне определенное явное частное занятие".

Военный агент в Черногории Генерального штаба полковник Потапов ответил, что поручать военным агентам руководство негласной разведкой в тех государствах, где они аккредитованы, ни в коем случае не следует.

Основное из замечаний военного агента в Австро-Венгрии Генерального штаба полковника Марченко сводилось к следующему: “Военный агент может по своему усмотрению и на свою ответственность использовать при благоприятных обстоятельствах представляющийся ему случай негласной разведки и приобретение важных секретных документов и сведений, касающихся той армии, которая может интересовать русское правительство" [8]. Деятельность этого рода, утверждал Марченко, однако всегда будет носить характер случайный и не должна быть возводима в первостепенную обязанность военного агента.

Марченко писал, что "негласнойразведкой должны заниматься специально подготовленные офицеры Генерального іитаба. которые, числясь в должности помощников делопроизводителя разведывательного делопроизводства, проживали бы за границей под видом совершенно частных лиц для организации и руководства негласной разведкой". Вместе с тем он вынужден был признать, что "кадровых офицеров Генерального штаба, пригодных для этой деятельности, пока не существует ". Время нелегальных резидентов и нелегальных резидентур было еще впереди.

Подобная точка зрения была не нова и высказывалась еще за несколько лег до состоявшегося обсуждения военным агентом в Вене в 1902—1905 гг. Генерального штаба полковником В.Х. Роопом, имевшим положительный опыт привлечения к сотрудничеству с разведкой иностранцев. Так, он настаивал на том, что "участие военного агента в негласной агентуре ограничивается тем. что только в исключительных случаях ему приходится разрешать встречающиеся сомнения и давать указания разведчикам, которые бы нуждались в его содействии и совете в деле оценки предлагаемого им секретного материала" [9]. Такие "негласные разведчики (агенты) ". по мнению Poona, должны были набираться в России из числа “лиц военного сословия, на которых можно было бы вполне положиться”, — офицеры и “даже сверхсрочные унтер-офицеры"— и направляться за границу (в частности, в Австро-Всигршо) под чужими именами на постоянное жительство. "Назначение означенных разведчиков должно заключаться в том. чтобы являться посредниками и завязывать сношения с лицами различных слоев общества, способными, в силу ли низкого уровня своей нравственности, денежного расстройства, чувства злобы, желания мщения или других причин снабжать их необходимыми для нас секретными сведениями”, — считал Рооп.

Результатом обсуждения предложенного проекта явилось то, что инструкцией 1912г. ведение негласной агентурной разведки уже не вменялось в обязанность военным агентам, но и ие воспрещалось.

Русская военная агентурная разведка за рубежом в 10 годы XX века действовала в весьма трудных условиях, которые определя.'шсь многими обстоятельствами, такими, как общая военпо-полшическая обстановка в мире, состояние отношений России со страной пребывашм разведчиков, уровень экономического, военного н научно-технического развития последней, внутриполитическое положение, установленный властями и градациями режим проживания в ней ее іраждаи или подданных, а также иностранцев, националыю-психолошчсские, религиозные, образовательные и иные особенности местного населения, численность, оснащенность и уровень подготовки контрразведки н полиции.

Военно-полш ическая обстановка в мире в 1905—1914 гг. характеризовалась для России нарастанием угрозы войны, осложнением и обострением отношений с вероятными противниками. В этой связи, обстановка вокруг военных аг ентов в отдельных странах Западной Европы складывалась весьма сложно. Особенно жестокому давлению подвергались военные агенты в Германин и Австро-Венгрии.

Контрразведка потенциальных противников для борьбы с русской военной разведкой и пресечения в конечном счете ее деятельности применяла активные и превентивные меры. К активным мерам относились слежка за русскими разведчиками, насаждение агентуры в зарубежных представительствах России, использование осведомителей, в том числе по месту жительства русских разведчиков, попытки компрометации в прессе военных агентов, перлюстрация н кошроль за почтово-телеграфными отправлениями, а также попытки внедрения провокаторов в агентурную сеть разведки и перевербовки негласной агентуры из числа иностранцев.

“Систематическое наблюдение русских военных агентов приносило свои плоды, как ни хотели русские скрыть свои следы, но иногда они их все же оставляли. Нередко появлялись агенты, которые контактировали со своими хозяевами в русских посольствах и консульствах.

"Так, в начале 1910 года при наблюдении за Михельсоном (военный агент в Берлине — примеч. автора) был замечен человек, который его неоднократно посещал или встречался с ним в городе. Он показался подозрительным. Он назывался бароном Александром Мурманном, находился в Берлине, якобы, для военно-научной исследовательской работы и часто получал почту из Катовиц, где должен был находиться посредник русской секретной службы. Запросу Ронге (один из руководителей разведки и контрразведки Австро-Венгрии — примеч. авт.) прояснил дело" [10]. Русский негласный агент Мурманн бы арестован и предстал перед судом в Вене в 1912г.

В Западной Европе местные власти использовали нанимавшуюся в русские представительства прислугу из местных подданных для наблюдения за нашими военными агентами, внедряли сотрудников полиции в российские миссии дчя конгроля за деятельностью как самих этих учреждений, гак и непосредственно за деятельностью отдельных членов миссии. Агентура контрразведки работала иногда очень успешно, используя недостатки в организации служебной деятельности посольств, обстановку и порядки, царившие в них.

Примером проникновения контрразведки в государственные тайны России с использованием неудовлетворительного состояния их охраны в российских посольствах, может служить следующий случай.

В декабре 1910 года военный аіенг в Швейцарии Генерального штаба полковник Ромейко-Гурко сообщит в ГУГШ, что им подслушай разговор двух германских дипломатов, из которого он заключил, что немцы в русском посольстве в Берлине имеют своего агента по фамилии Рехак. Главное управление запросило мнение военного агента в Берлине по этому вопросу. Ответ последнего раскрыл неприглядную картину беззабо гности и халатности царских чиновников.

Генерального штаба генерал-майор Михельсон донес 4 февраля 1911г., что Юлиус Рехак действительно служит (около 20 лет) в русском посольстве в должности старшего канцелярского служителя. "На его обязанности. — писал Михельсон,— лежит уборка помещения канцелярии посольства, покупка и выдача письменных канцелярских принадлежностей, отправка почты, заделка курьерской почты, сдача и получение этой почты на вокзалах и пр. Кроме того, «Юлиус» (так его все называют), является комиссионером по каким угодно делам. Осведомленность его поразительна" [11]. Во всех учреждениях и заведениях Берлина, по утверждению военного агента, у Юлиуса имелись “задние ходы ". Он мог достать билеты па железную дорогу или в театр, когда они уже были распроданы, получить беспошлинно с таможни вещи или переслать их и т. д.

"Ясно, каким «удобным» для русской беззаботности человеком является Юлиус,— отмечал Михельсон. —Для того, чтобы чины посольства и «высокие путешественники» еще более ценили Юлиуса, немецкие власти вообще и полиция в Особенности помогают Юлиусу во всем. В довершение всего у Юлиуса на руках находились ключи от помещения канцелярии посольства. Когда происходила уборка, а также ночью, все шкафы посольства находились в его распоряжении. Юлиус, конечно, работает не один ", — пришел к неутешительному выводу Ммхсльсои, так как вся прислуга посольства состояла из "немцев и немецких подданных". Когда военный агент поинтересовался у первого секретаря посольства, как они не боятся держать исключительно немецкую прислугу вообшс и такую личность, как Юлиус, в частности, тот с грустной улыбкой бессильного человека ответил; “Это невозможно. Если мы уволим Юлиуса, то германское Министерство иностранных дел нас съест... Ведь мы его с поличным не поймали..."

“До настоящего времени я не считал себя в праве вмешиваться в дело, во-первых, общеизвестное, а, во-вторых, касающееся Министерства иностранных дел и об изложенном предпочитал докладывать только на словах ", — объяснил свою пассивную познцшо в деле раскрытия немецкого шпиона военный агент в Берлине. "Главноеуправление Генерального штаба усмотрит из настоящего донесения еще раз, почему я не хотел сдавать своих шифров и секретных дел на хранение в посольство’’, — завершил свое донесение Михельсон [12].

О подобной недопустимой халатности, ставшей общим местом в организации работы российских заграштрсдставіггельсгв, писали и другие военные агенты. "В Париже опасность раскрытия военной тайны. —

вспоминает Игнатьев, — начиналась с момента отправки бумаг дипкурьером. По издавна установленному порядку переписка, упаковка и отправка на вокзал дипломатической почты производтись не русскими людьми, а французами. Во время моей службы этим занимался некий Шлат- тери, говоривший немного по-русски. По счастливой случайности КМ. Нарышкин, исполнявиїий когда-то должность советника посольства, обратил мое внимание на слишком долгий срок, который требовался Шлаттери для переезда от здания посольства до вокзала" "Это время, —

пояснил Нарышкин,— использовалось Шлаттери для перлюстрации нашей диппочты французскими властями". "Плохо скрывал Шлаттери свое бешенство всякий раз, когда я привозил и собственноручно вручал ему мою почту лишь за несколько минут до отхода поезда”, — пишет Игнатьев о принятых мерах [13].

Получая столь настораживающую информацию с мест. Генеральный штаб начал принимать меры.

Во-первых, он циркулярно разъяснил всем своим поенным ai ситам, что их квартиры не пользуются правом экстерриториальное ш и поэто- их все же оставляли. Нередко появлялись агенты, которые контактировали со своими хозяевами в русских посольствах и консульствах.

"Так, в начале 1910 года при наблюдении за Михельсоном (военный агент в Берлине — примеч. автора) был замечен человек, который его неоднократно посещал или встречался с ним в городе. Он показался подозрительным. Он назывался бароном Александром Мурмапном, находился в Берлине, якобы, для военно-научной исследовательской работы и часто получал почту из Катовиц, где должен был находиться посредник русской секретной службы. Запросу Роте (один из руководителей разведки и контрразведки Австро-Венгрии — примеч. авт.) прояснил дело"[10]. Русский негласный агент Мурманн бы ajicero в ап и предстал перед судом в Вене в 1912г.

В Западной Европе местные власти использовали нанимавшуюся в русские представительства прислугу из местных подданных для наблюдения за нашими военными агентами, внедряли сотрудников полиции в российские миссии для коигроля за деятельностью как самих этих уч- рсждеіпій, так и непосредственно за деятельностью отдельных членов миссий. Агентура кошрразведки работала иногда очень успешно, используя недостатки в организации служебной деятельности посольств, обстановку и порядки, царившие в них.

Примером проникновения контрразведки в государственные тайны России с использованием неудовлетворительного состояния их охраны в российских посольствах, может служить следующий случай.

В декабре 1910 года военный агент в Швейцарии Генерального штаба полковник Ромсйко-Гурко сообщил в ГУГШ, что им подслушан разговор двух германских дипломатов, из которого он заключил, что немцы в русском посольстве в Берлине имеют своего агента по фамилии Рехак. Главное управление запросило мнение военного агента в Берлине по этому вопросу. Ответ последнего раскрыл неприглядную картину беззаботности и халатности царских чиновников.

Генерального шгаба генерал-майор Михельсон донес 4 февраля 1911 г., что Юлиус Рехак действительно служит (около 20 лет) в русском посольстве в должности старшего канцелярского служителя. "На его обязанности, — писал Михельсон,— лежит уборка помещения канцелярии посольства, покупка и выдача письменных канцелярских принадлежностей, отправка почты, заделка курьерской почты, сдача и получение этой почты на вокзалах и пр. Кроме того, «Юлиус» (так его все называют), является комиссионером по каким угодно делам. Осведомленность его поразительна" [11]. Во всех учреждениях и заведениях Берлина, по утверждению военного агента, у Юлиуса имелись "задние ходы". Он мог достать билеты на железную дорогу или в театр, когда они уже были распроданы, получить беспошлинно с таможни вещи или переслать их и т. д.

“Ясно, каким «удобным» для русской беззаботности человеком является Юлиус,— отмечал Михельсон. —Для того, чтобы чины посольства и «высокие путешественники» еще более ценили Юлиуса, немецкие власти вообще и полиция в особенности помогают Юлиусу во всем. В довершение всего у Юлиуса на руках находились ключи от помещения канцелярии посольства. Когда происходила уборка, а также ночью, все шкафы посольства находились в его распоряжении. Юлиус, конечно, работает не один ". — пришел к неутешительному выводу Михельсон, гак как вся прислуга посольства состояла из "немцев и немецких подданных". Koi да военный агент поинтересовался у первого секретаря посольства, как они не боятся держать исключительно немецкую прислугу вообще и такую личность, как Юлиус, в частности, тот с rpyci пой улыбкой бессильного человека ответил; “Это невозможно. Если мы уволим Юлиуса, то германское Министерство иностранных дел нас съест . Ведь мы его с поличным не поймали..."

“До настоящего времени я не считал себя в праве смешиваться в дело, во-первых, общеизвестное, а, во-вторых, касающееся Министерства иностранных дел и об изложенном предпочитал докладывать только на словах", — объяснил свою пассивную позицию в деле раскрытия немецкого шпиона воеїшьій агент в Берлине. "Главноеуправление Генерального штаба усмотрит из настоящего донесения еще раз, почему я не хотел сдавать своих шифров и секретных дел на хранение в посольство”, — завершил свое донесение Михельсон [12].

О подобной недопустимой халатности, ставшей общим местом в организации работы российских загранпредс гавигс.чьств, писали и другие военные агенты. “В Париже опасность раскрытия военной тайны, — вспоминает Игнатьев, — начиналась с момента отправки бумаг дипкурьером. По издавна установленному порядку переписка, упаковка и отправка на вокзал дипломатической почты производились не русскими людьми, а французами. Во время моей службы этим занимался некий Шлаттери, говоривший немного по-русски. По счастливой случайности К. М. Нарышкин, исполнявший когда-то должность советника посольства, обратил мое внимание на слишком долгий срок, который требовался Шлаттери для переезда от здания посольства до вокзала". "Это время, —- пояснил Нарышкин,— использовалось Шлаттери для перлюстрации нашей диппочты французскими властями ". "Плохо скрывал Шлаттери свое бешенство всякий раз, когда я привозил и собственноручно вручал ему мою почту лишь за несколько минут до отхода поезда", — пишет Игнатьев о принятыхмерах [13].

Получая столь настораживающую информацию с мест, Генеральный штаб начал принимать меры.

Во-первых, он циркулярно разъяснил всем своим военным агентам, что их квартиры не пользуются правом экстерриториальное і и и по > го- му шифры и секретные дела военной агентуры было предписано "хранить в соответствующих помещениях посольств, миссий и генеральных консульств, а отнюдь не с своей квартире, хотя бы и в секретных несгораемых хранилищах..." [14].

Во-вторых, Генеральный штаб предложил военным агентам заменить своих вольнонаемных слуг русскими подданными, военнослужащими, лучше всего m состава нижних чинов полевой жандармерии, причем Генеральный штаб в данном случае соглашался покрыть расходы по отправке и экипировке такого “нижнего чина”, а оплату для него на месте помещения и продовольствие — возлагал на личные средства военных агентов.

В-трсгьих, всем военным агентам было разослано следующее уведомление:

"Имеются сведения о случаях ненадежности частной прислуги некоторых из наших военных агентов. Замечено: 1.

Стремление прислуги точно выяснить, кто посещает военного агента и с какой целью, хотя бы это и не вызывалось требованиям службы. 2.

Рытье в бумагах, брошенных черновиках и т.п. 3.

Вхождение, более частое, чем это нужно, при шифровке бумаг. 4.

Пропажа ключей от секретных шкафов и т.д. Изложенное сообщается для сведения и принятия мер предосторожности — даже от прислуги, вывезенной из России, и уже долго состоящей на службе” [15].

Насколько действенны оказались эти предупреждения судить трудно. Известно, лишь, что, как следует из переписки военных агентов с ГУГШ, некоторые представительства России за рубежом крайне неохотно предоставляли восішьім аг ентам помещения для хранения секретных документов, а если и предоставляли, то сопротивлялись принятию необходимых мер предосторожности. А.А.Игнатьев, отмечает, что “нижние же чины из состава полевой жандармерии” в качестве слуг появились далеко не у всех военных агентов, так как не каждому было “по карману" их содержание за свой счет [16].

В ряде случаев местные власти шли на открытую компрометацию российских военных агентов для достижения сиюминутных политических целей. Так, 3 октября 1913 г. болгарская газел а “Народни права” опубликовала статью, посвященную болгаро-сербскому конфликту и расстановке пошггических сил в этой связи. В статье, в частности, утверждалось, что когда военный министр "генерал Дмитриев составлял планы военных действий, его навещал Романовский (военный агент в Болгарии, Генерального шгаба полковник — примеч. авт.) и вечером все эти планы были известны сербам" [17]. К моменту появления публикации Романовский был не сголь частым гостем у военного министра, так как, по его собственным словам, "преОвидя подобного рода инсинуации я совершенно перестал посещать военное министерство".

В 1912 г. накануне оставления поста военного агента в Дании, Норвегии и Швеции Игнатьевым в шведской газете появилась статья под названием “Граф Игнатьев — шпион”, содержащая рассказ о летнем путешествии семьи Игнатьева в окрестностях крепости Карлскрона, о флирте жены графа "с чересчур доверчивыми шведскими офицерами"... Вместе с тем, в статье ни слова не было о негласной агентуре последнего. Как вспоминает Игна гьев, он бросился к российскому посланнику с требованием добиться ис только рсабилнгацни, но и почетного отъезда. Через несколько дней от имени офицеров стокгольмского г арнизона в честь Игнатьева был дан обед. Фрак виновника торжества украшала звезда, врученная ему накануне в ходе аудиенции шведским королем [18].

В конце 1910г. генерал-квартирмейстер представил доклад начальнику Генерального шгаба с перечислением трудностей, с которыми приходи гея сталкиваться военным агентам в Германии н Австро-Венгрии в своей работе. "Элемент болезненной раздражительности и крайней подозрительности, внесенной событиями 1908 года во взаимоотношения России, с одной стороны, и Австрии и Германии — с другой, — отмечалось в Докладе, — с особенной силой развился, как то и следовало ожидать, на сточь благодатной почве, каковую представляет собою разведывательная деятельность названных государств. Органическое недоверие к России заграницей в этой области за последнее время вспыхнуло с такой силой, что наши соседи склонны в каждом появляющемся в их пределах русском подданном видеть прежде всего военного шпиона, из категории которых не исключены и наши официальные военные агенты" [ 19].

"Положение последних при таких обстоятельствах, —указывалось далее, — ныне представляется тем более трудным, что, не ограничиваясь вполне законными и лояльными мерами предосторожности, германские государства. — избравшие, по-видимому, борьбу с военным шпионством щитом, из-за которого они с успехом и без риска могут наносить укол за уколом русскому самолюбию, — в последнее время стали в широких размерах пользоваться для сего провокацией".

Так, военный агент в Австро-Венгрии с конца 1910 г. Генерального штаба полковник Занкевнч доносил в Главнос управление; ". Вот уже месяц, как я стал получать письма от неизвестных авторов и визиты подозрительных лиц. N, с которым я несколько раз встречался в обществе, тщательно меня избегает Боятся вступать со мной в разговоры и все офицеры ниже генеральского чина... ”[20].

К превентивным мероприятиям, проводимым государственными органами иностранных стран, относилось действующее законодательство против шпионажа и государственной измены и его применение на практике. Характерными в этом плане можно считать сведения о масштаб ах деятельности специальных органов Германии и Австро-Всшрнп

нет за небольшую сумму вступить па крайне опасный путь, так как большинству из них известны трудности этого дела и они достаточно напуганы известными 2—3 случаями поимки европейских шпионов. Следовательно: нужны какие-либо исключительные обстоятельства или особенно крупное вознаграждение, чтобы можно было рассчитывать купить услуги европейца".

Со всеми этими особенностями Самойлов столкнулся с первых дней своего повторного пребывания в Японии. Уже в 1906 году он доносил в Генеральный штаб: "Из секретного источника имею сведения, что за мной установлен самый строгий надзор. Мне даже известны некоторые лица, приставленные чтобы следить за мной, но вероятно есть и другие — мне неизвестные. В последнее время было несколько случаев, заставляющих меня удвоить внимание и принять все меры к надлежащему хранению бумаг, что и заставляет меня возбудить вопрос о разрешении сжечь ненужные дела..." [24].

Нагнетаемая в описываемый период в Германии и Австро-Венгрии кампания шпиономании и жесткий контроль со стороны полиции существенно затруднял поиск и сбор разведывательной информации с позиции восшюго агента через негласную агентуру, понимание трудностей, с которыми сталкивались военные агенты при ведении негласной агентурной разведки в странах с жестким контрразведовательным режимом — Германии, Австро-Вснгрнн и Японии — подталкивало к выводу о целесообразности организации разведки этих государств с Tq>pnTopiiH третьих, ненгральных стран. В 1907 году в рапорте на имя начальника Генерального штаба в связи с увольнением в отставку военного агента в Берлине генерал-майора Розена отмечалось, что "разведка из Швейцарии легко может производиться беспрепятственно в желаемом направлении, в особенности в сторону Германии и Австрии" [25]. В этой связи особое внимание обращалось "на назначение соответствующего лица на должность военного агента в Швейцарии, которое бы своим основательным знакомством с военным устройством среднеевропейских государств, знанием иностранных языков и своими личными качествами давало бы гарантию успешного выполнения тех трудных и сложных обязанностей, которые будут ныне на него возложены". Однако все эти разумные рассуждения остались на бумаге и подобный кандидат Генерального штаба полковник Ромейко-Гурко оказался не на высоте предъявляемых требований.

"При таких условиях представляется совершенно необходимым, — - ходатайствовал в 1910 г. генерал-квартирмейстер перед начальником штаба, — освободить наших военных агентов в Австро-Венгрии и Германии, хотя бы на время, от выполнения каких бы то ни было негласных поручений по разведке и предложить им впредь уклоняться от сношений с лицами, обращающимися к ним с предложениями указанного характера " [26].

В заключении генерал-квартирмейстер предлагал ввести в правило, что разведка против Австрии и Германии и покупка секретных документов этих стран должны возлагаться в виде основной обязанное! и на военных агентов в Бельгии и Швейцарии, "в соответствии с чем должен производиться выбор лиц на означенные должности". Начальник Генерального штаба нашел, что предлагаемые мероприятия не оградят военных агентов от попыток их компрометации и каких-либо решений принято не было.

В 1908 г. военный агент в Японии Генеральної о штаба полковник Самойлов представил доклад в ГУГШ, в котором утверждал, чго "в Японии разведка является делом особенно трудным и рискованным" [27]. Пути решения разведывательных задач в этой крайне сложной обстановке виделись Самойлову следующим образом:

“Для организации в Японии правильной и плодотворной разведки необходимо: I) большие деньги; 2) тщательный выбор агентов (имеется ввиду военных — примеч.авт), причем никоим образом разведка не может быть поручена лицам, прибывающим в Японию впервые; 3) учреждение какого-либо бюро вне пределов Японии, куда могли бы безопасно являться предлагающие свои услуги лица, т.к. в Японии приход их куда бы то ни было будет замечен после первого же раза полицией. 11 наконец, 4) необходима оценка полученных сведений экспертом на месте, иначе будут доставляться под видом секретных сведений переводы из газет, вымышленные известия и т.п. ”.

В докладе по Главному управлению Генерального штаба or 19 (22) декабря 1909 г. отмечались существенные пробелы в части осведомленности "о всех текущих событиях стратегического и военно-политического характера в отношении Японии" [28]. Подобное положение вещей, по мнению авторов, было обусловлено "крайне неблагоприятными условиями для ведения разведки в этой стране. " “Для заполнения этого пробела ныне разработан проект постановки разведки в Японии на новые основания, с перемещением руководящего ею центра из названной страны в Шанхай".

Официальная информация, представляемая военным ai он гам в ш га- бах и военных учреждениях стран пребывания, а также почерпнутая из прессы и печатных изданий, была, однако, далеко не исчерпывающей и не могла устроить Главное управление Генерального штаба. В первую очередь, это касалось все тех же государств, вероятных противников России — Германии и Австро-Венгрии. А имеющаяся немногочисленная негласная агентура, находящаяся на прямом руководстве ГУГШ, не решала поставленных задач. И ГУГШ, перешив вопрос об организации разведки этих государств с территории третьих, ней гральных стран, шло вразрез с положениями официальной инструкции и требовало от военных агентов добывания именно секретных сведений, что было воз- можно только через привлечение к таїшому сотрудничеству с разведкой иностранцев. Результат в этом случае всецело зависел от личных качеств военного агента, его любви к делу, желания и умения работать.

К чести российских военных агентов следует отмстить, что они пытались решать поставленные задачи, в гом числе используя и негласную агентуру. Именно по этой причине Генерального штаба полковник Базаров 22 нюня 1914 года вынужден был покинуть пост военного агента в Берлине, разделив тем самым участь своих предшественников Генерального штаба полковников Михельсона и Шсбеко.

Заместителем Базарова по негласной агентуре остался его секретарь Глсмбиевский. Германская полиция арестовала его 20 июля 1914 года на улице в тот момент, когда он садился в экипаж с секретарем генерального консула Субботиным. В кармаису Глембисвского находились три последних шифрованных телеграммы из русского Генерального штаба, которые он, однако, успел передать Субботину. Продержав Глембисвского под арестом полтора часа, его освободили.

Генерального штаба полковник Занкевнч, прибыв в Вену в конце 1910 г. на пост военного агента, после ознакомления с состоянием дел телеграфировал генерал-квартирмейстеру, что для получения необходимых сведений о военных приготовлениях Австро-Венгрии следует: "прибегнуть к содействию негласной разведки, к организации которой и приступаю’’[29]. "Считаю нужным доложить, — указывал Занкевич, — что подвергаюсь опасности быть скомпрометированным." В 1913 г. из-за ареста одного из своих негласных агентов он был вынужден оставить свой пост и вернуться в Россию. Частая смена военных агентов в Германии и Австро-Венгрии вынуждает ГУГШ "хотя бы временно отстранить их от активного участия в организации и ведении негласной разведки" [30]. Отстранить, но временно, до последующих указаний. Такие же ограничения распространялись и на военного агента в Италии, которая рассматривалась как один из вероятных противников Антаизы. "Перед началом войны на военной агентуре в Италии не только не лежало каких-либо разведывательных задач в Австро-Венгрии и Германии, но военному агенту было категорически воспрещено заниматься тайной разведкой иначе как по особому на то приказанию” [31].

На всех этапах реорганизации военной разве цси особым порядком оговаривалась сист ема связи между военными агентами и центром. Время от времени вносились изменения, уточнялись отдельные положения. Инструкция 1912 т. достаточно подробно излагала правила почтовой и телеграфной связи между военными агентами и Генеральным штабом. Военным агентам предписывалось в случаях особой важности адресовать свои донесення непосрсдствсшю начальнику Генерального штаба, в менее важных случаях — гепсрал-квартирмсйстсру, причем наиболее секретные — в виде личных писем в собственные руки тепер ал-квартир- менсгера. Все прочие донесения должны были направляться в Огдсл генерал-квартирмейстера по соответствующему делопроизводству.

Военным агентам надлежало отправлять свои донесения следующим образом: спешные, но несекретные — почтой или нешифрованными телеграммами; секретные и неспешные несекретные — через курьеров министерства иностранных дел (за исключением военного агента в Турции, который все свои донесения обязан был отправлять по русской почте с пароходами "Русского общества пароходства и торговли"); спешные секретные — шифрованными телеграммами (после своего назначения на должность за границу военные агенты проходили при ГУГШ непродолжительную подготовку по пользованию специальными шифрами). В исключительных случаях разрешалось "отправлять секретные спешные донесения заказными письмами в зашифрованном виде или с особо доверенными и лично известными военным агентам лицами, случайно проезжающими в Петербург, а также, наконец, специальными курьерами или иными способами по усмотрению военного агента. Телеграфные донесения военные агенты должны были направлять по адресу: "Петербург. Огенквар" [32].

Все было просто на бумаге. Организация связи с военными агентами и офицерами-разведчнками на “крышевых” должностях в российских представительствах за рубежом являлась больным вопросом в деятельности разведки. ECJUI бы военное ведомство надеялось на дипломатических курьеров министерства иностранных дел, то оно получало бы почту от своих военных агентов, особенно находившихся в восточных странах, в год два-три раза. Кроме того, следовало иметь в виду, что надежность этих дипломатических курьеров была весьма проблематичной и возможность их подкупить не представляла для иностранных контрразведок большого труда и даже не требовала особсіпю больших денег. Потому-то в большинстве случаев Генеральный штаб до самого начала войны 1914—1918 гг. осуществлял со своими военными агентами самую секретную переписку по обыкновенной почте.

Естественно, такое положение создавало для ВОСШІЬІХ агентов массу проблем. "Вся входящая и исходящая корреспонденция военного агента (телеграфная и почтовая) подвергается перлюстрации", —докладывал 29 апреля 1907 г. военный агеигв Вене Генерального штаба полковник Марченко [33]. Подобные доклады поступали и от других агентов. Но Генеральный штаб реагировал на такие доклады весьма своеобразно — чаще всего вносил “разъяснения” в существующие правила. Так, военному агенту в Китае сообщалось следующее: "...Пересылка корреспонденции вам будет производиться не через Министерство иностранных дел, ибо это затрудняет наши миссии, а через Петербургский почтамт заказною бандеролью непосредственно на имя военного агента в Китае..." [34]. Получалось, что из-за нежелания “загрудняіь наши миссии”, ГУГШ вольно или невольно облегчало противнику возможность досгу па к переписке с поенными агентами. На упаковку и заклейку корреспонденции также не обращалось должного внимания. Так, все тот же Марченко в апреле 1907 года вынужден был донести Генеральному штабу, что "печати на конверте Ns 901 были треснуты и конверт имел подозрительный вид" [35].

Связь военных агентов с Центрам была opi анизована весьма плохо и давала возможность Потенциальным противникам проводить резуль- ть гивные кон грразвсдыватсльпыс акции.

Профессиональные зребовання, предъявляемые к военным агентам, и существующая система отбора кандидатов для замещения вакантных должностей военных ai ентов определяли эффективность работы военных агентов за границей.

"Военные агенты, с одной стороны были дипломатическими представителями своей армии, занимая положение старшего представителя посольства (следующего за советником [первым секретарем в миссии — примеч. авт.]), —вспоминает А.А. Игнатьев, —с другой — ониявлялись информаторами, обязанными собирать сведения об иностранных армиях " [36]. В этой двойственности были, по его мнению, свои положительные и отрицательные стороны. Положительным, как справедливо, отмечает Игнатьтев, было то, что дипломатическая неприкосновенность, распространявшаяся не только на военного агента, но и на его семью, квартиру обеспечивала свободу передвижений за границей, охраняла его бумаї и и переписку. Благодаря своему положению в посольской иерархии военным агентам были обеспечены почетные места на всех собраниях и торжествах, облегчая завязывание нужных знакомств и поддержание отношений с официальными лицами и членами королевских фамилий, к которым рядовые граждане, включая и иностранцев, доступа не имели. Внешний блеск служил надежным прикрытием для деятельности военных агентов.

Отрицательным, по словам Игнатьева, являлось то, что в одном человеке должны были соединяться все качества, требуемые от военного агента: "он должен быть образован и вдумчив, чтобы давать правильную оценку положения, усидчив, чтобы успевать изучить все нужные материалы, наконец, общителен и приятен в обращении, чтобы с первого же взгляда вызывать симпатию и доверие не только мужчин, но и подчас и женщин. Ведь ничто не вызывает больше подозрений, чем необщительность или. наоборот, напускная, слащавая любезность иностранного представителя".

Подобное соединение качеств в одном человеке было редким явлением. Поэтому одни военные агенты закрывались в своем кабинете и делали то, что они с успехом могли делать, нс выезжая за границу, другие, "забывая о необходимой обработке документов, пробовали использовать свое несметное богатство и раскрывать дипломатические «тайны», используя роскошные светские приемы". Третьи "считали необходимым прилагать к своим донесениям о придворных приемах чертеж обеденного стола, обозначая крестиком предоставленное ему на этом банкете место".

"Военный агент, направляя все свои усилия на работу по информации, конечно, не должен был считать внешнее представительство самоцелью; оно являлось лишь важным оружием для работы, требовавишм к тому же владения им, большого навыка ", — высказывал свое убеждение Игнатьев, опираясь на многолетний опыт работы за границей в качестве во- енного агента.

При подборе кандидатов на должности военных агентов и их помощников исходили из имеющегося в ГУГШ “особого списка офицеров", наиболее подходящих назначению на поименованные должности [37]. Кандидатуры для включения в этот список должны были представляться штабами воеїшьіх округов. При этом прилагалась подробная аттестация, "в которой особенное внимание должно быть обращено на свойства характера, степень знания иностранных языков, любовь к делу и знание иностранных армий, степень житейской воспитанности и такта, семейное и материальное положение, так же на внешнюю представительность" [38]. И, конечно, высокий профессионализм военного. Кандидаты должны были быть "не старше 2 лет в чине подполковника и не моложе 3 лет в чине капитана ".

Назначению на должность военного агента mu? его помощника должен был предшествовать переводили прнкомандироваїшс в Отдел генерал-квартирмейстера для соответствующей подг отовки. Невзирая на достаточное количество офицеров Генерального штаба, имеющих требуемую выслугу в чине, кандидатов на занятие вышеперечисленных должностей было немного. Так, в ноябре 1910 года начальник штаба Иркутского ВО докладывал в ГУГШ, что среди офицеров Генерального штаба, состоящих на службе в округе, "не имеется таковых, которые отвечали бы в полной мере всем условиям.., что главным образом относится к соответствующему знанию языков и особенно неимению собственных средств", расход которых был неизбежен при занятии должности военного агента [39]. Отсутствие кандидатов констатировалось и по Казанскому, Одесскому, Кавказскому, Приамурскому н целому ряду других окраинных округов.

Основным поставщиком кандидатов на должности военных агентов являлся штаб войск гвардии Петербургского военного округа и Отдел генерал-квартирмейстера ГУГШ. Нередко среди них оказывались представители аристократии, служившие в гвардейских частях. Объяснение тому заключалось как в наличии материальных средств у последних, так и знание ими в совершенстве одного, а в ряде случаев нескольких иностранных языков. Сама система домашнего образования в семьях, принадлежавших к высшим слоям общества, способствовала овладению иностранными языками "Главным оружием военного агента — иностранными языками, — писал А.А.Иг иатьев, —я владел с детских лет, получив хорошую подготовку дома. В этом отношении я имел преимущество перед другими русскими офицерами, получавшими, как и я, образование в кадетских корпусах и военных училищах, где изучению иностранных языков уделялось крайне мало внимания (за исключением Пажеского корпуса) "[40].

Отобрав кандидата, Генеральный штаб запрашивал его согласие, так как служба на посту военного агента была связана с большими денежными расходами и "малой служебной славой".

Согласно “Штатной ведомости распределения военных агентов них помощников”, “высочайше утвержденной” 23 апреля 1906 года, их опла- 1 а осуществлялась по разрядам, на которые были разбиты иностранные государства [41]. При определении разряда исходили из уровня жизни конкретной страны. Оклады военных агентов России были ниже окладов военных агентов западноевропейских государств. Военным агентам самим приходилось добавлять крупные суммы на покрытие расходов даже чисто служебных, таких как наем квартиры, содержание секретаря, канцелярские и почтово-телеграфные расходы, содержание верховой лошади. В этой связи любителей на заграничные посты найти было нелегко.

После получения согласия кандидата на пост военного агента, Генеральный штаб представлял материалы Министерству иностранных дел, которое в свою очередь, испрашивало согласия через своих послов у иностранных правительств. Только тогда высочайший приказ по военному ведомству и очередной военный агент узнавал о своем назначении из газеты "Русский инвалид”.

Каждый воешгый агент должен был пройти командный ценз в виде четырёхмесячного прикомандирования в должности помощника командира полка. Этот обязательный для штаб-офицеров Генерального глта- ба командный ценз являлся, конечно, слабым паллиативом долголетнему отрыву некоторых военных агентов от своей армшг, что снижало их авторитет как военных специалистов в глазах представителей иностранных генеральных штабов. .

По мнению А.А.Игнатьева, "петербургское начальство вообще недооценивало значения для военных агентов ежегодных поездок в Россию, оно как будто не понимало, что только участие в жизни своей собственной страны и армии даёт возможность военному агенту правильно оценивать изменения в политике той страны, где он находится, и её военные мероприятия " [42].

Не существовало жестко закрепленного срока пребывания военного агента за рубежом. Чаще всего продолжительность нахождения во- енного агента в заграничной командировке определялась наличием замены, если нс считать вынужденного отъезда и і страны в связи с провалом негласной агентуры.

Из вышснапнсанного следует, ско ль тщательно подбирались кандидатуры в качестве военных агентов, хотя в их поді отовке отсутствовала какая-либо система. Насколько эффективно работали военные агенты?

Страны, в которых были представлены военные агенты России, можно условно разделить на несколько категорий: —

"вероятные" противники; —

нейтральные страны, а также государства, не присоединившиеся пока ни к одному нз блоков, и позиция которых могла повлиять на расстановку сил на мировой арене; —

балканские страны; —

государства-союзники; —

"прочие”государства.

К “вероятным"противникам были отнесены Австро-Венгрия, Германия и Турция. Считалось также, что военная угроза исходит н от Японии, хотя планы ведения первых операций на театре военных действий против "страны восходящего солнца" не составлялись. Италия, член “Тройственного союза”, как "вероятный" противник Россией не рассматривалась.

С конца 1905 года военным агентом России в Австро-Всшрнн был Генерального штаба полковник М.К. Марченко, который стремился в полном объеме выполнить задачи, поставленные на командировку, а также давать исчерпывающие ответы на вопросы, возникающие у руководства Генштаба. Марченко была передана негласная агентура сго предшественника В.Х.Роопа, которая освещала ход оснащения австро- венгерских войск современной полевой артиллерией. 19 ноября 1906 і. Марченко докладывал в ГУГШ, что в течение года им было представлено “в подлинных копиях 20 тетрадей с соответствующими чертежами всех тех секретных данных, которыми исчерпывается перевооружение австро-венгерской нолевой артиллерии"[43].

Однако имеющаяся у Марченко негласная агентура не в состоянии была решать все поставленные разведыват ельные задачи.

В сентябре 1906 года полковник Марченко пишет генерал-кваргир- мснстеру ГУГШ: "вследствие письма вашего от 12(25) сентября докладываю, что приложу все усилия и умение, дабы исполнить желание начальника Генерального штаба по сбору сведений о крепостных маневрах " [44]. При этом он добавляет: "Считаю однако, нравственным долгом доложить, что я лишен почти совершенно орудий действий”.

Невзирая на это, Марченко продолжал изыскивать пути по добы- вашно секретной информации. В ноябре 1909 г. австрийской контрразведке стало известно, чго один нз подданных Австро-Вешрии продал военные документы итальянскому Генеральному штабу за 2000 лир. “Продавец” был сфотографирован в Риме и впоследствии опознан как служащий артиллерийского депо Кречмар и был поставлен под надзор полиции. Однажды, он был замечен вместе с полковником Марченко "на неосвещенной аллее в саду позади венского большого рынка". 15(28) января 1910 г. у Кречмара был произведен обыск. Военная комиссия, разобрав найденный материал, пришла к выводу, что Кречмар оказывал услуги по шпионажу "не только итальянцам и русским, но и французам... Министр иностранных дел Австро-Венгрии Эренталъ отнесся к случаю с Марченко очень снисходительно. Он лишь дал понять русскому поверенному в делах Свербееву, что желателен уход Марченко в отпуск без возвращения его в Вену " [45].

"Взамен Марченко, — совершенно обоснованно утверждает Макс Ронге, — мы получили столь же опасного руководителя русской агентуры в лице полковника Занкевича". “Занкевич, проявляя бурную любознательность, посещал два-три раза в неделю бюро дежурного генерала военного министерства и задавал больше вопросов, чем все прочие военные агенты вместе взятые. На маневрах он вел себя настолько вызывающе, что его пришлось ввести в границы. Под предлогом дачи заказов он являлся на военные заводы, пытаясь тем временем узнать их производственные мощности ". "Он был хитер и скоро заметил, что за его жилищем установлен надзор, — отмечает Макс Ронге. — Потребовалось много времени, прежде, чем удалось установить методы его работы”.

Деятельность военного агента в Австро-Венгрии Генерального штаба полковника М.И. Занкевича высоко оценивалась австро-венгерским делопроизводством ГУГШ Так, в частности, в оценке его работы за 1912 — начало 1913 гг. отмечалось тщательное и своевременное отслеживание военных приготовлений вооруженных сил Австро-Венгрии. "Все остальные донесения полковника Занкевича, — указывалось далее, — составлялись с обстоятельностью, позволяющей су дить о вопросе во всей его полноте. Такой же обстоятельностью отличались и те многочисленные статьи, которые послужили главным основанием для составления, изданных делопроизводством I и 2 частей сборника «Вооруженные силы Австро-Венгрии» "

Кроме того, полковник Занкевич оказывал делопроизводству ряд очень полезных услуг по выписке и доставлению разных карт, изданий, частью даже не подлежащих оглашению; "им же вполне успешно выполнялись также все поручения всех Главных управлений военного министерства по сношению с лицами, предлагающими свои изобретения, или по сбору различных технических сведений " [46]. "В общем, полковник Занкевич, — говорилось в заключение, — представлял собой тип образцового военного агента ".

На какую негласную агентуру в своей работе опирался военный агент в Вене? На это частично дает ответ Макс Ронге. "Начиная с марта 1913 г., группа контрразведки Генерального штаба, венское полицейское управление и командование военной школы следили за братьями Яндрич, — пишет Ронге, — из которых один, а именно Чедомил. был обер-лейтенантом и слушателем Военной школы, другой же. Александр, —

бывший лейтенант. Одновременно возникли подозрения против лейтенанта Якоба. Наши наблюдатели установили, что в квартире окружного фельдфебеля в отставке Артура Итцкуша появляется Занке- вич... В начале апреля уже не было больше никаких сомнений в том, что все нити вели к Занкевичу, сумевшему завлечь в свои сети также и отставного полицейского агента Юлиуса Петрича и железнодорожного служащего Флориана Линднера " [47].

"Лица, замешанные в шпионаже, — вспоминает Ронге, — были арестованы, и мне было приказано сообщить об этом министру иностранных дел. Граф Берхтольд застыл от изумления, и когда я кончил свой доклад, он долго молчал. Занкевич поступил подобно своему предшественнику. В качестве трофеев он увез с собой в Россию агентурные донесения обоих Яндрич и прочих упомянутых лиц. а также многое другое ".

Чедомнл Яндрич, по оценке австро-венгерского делопроизводства ГУГШ, доставил Занкевичу "ряд документальных сведений из неподлежащих оглашению учебников... а именно: курс военной географии (пограничный район Австро-Венгрии и России); организационные сведения по австро-венгерской армии (устройство артиллерии и снабжение ее огнестрельными припасами; средства связи, санитарная и ветеринарная служба; устройство тыча и обозов), укрепление Перемышля; служба железных дорог в военном отношении " [48]. "В связи с балканским конфликто м, —

отмечалось делопроизводством ГУГШ, — агентом доставлены секретные сведения о перевозке II корпуса в Галицию, дающие некоторые новые данные по организации войсковых перевозок в военное время ”.

Сменивший Занкевнча на посту военного агента Генерального штаба полковник А.Г.Винекен в отличие от своих предшественников не привлекал к решению разведывательных задач негласную агентуру н выслан из страны до начала Первой мировой войны не был. В силу отсутствия подлинных источников военно-политической информации, Винекену не удалось предвосхитить развитие событий после убийства наследника престола и правильным образом информировать Санкт-Петербург.

С 1906 г. военным агентом в Германии был профессиональный разведчик Генерального штаба полковник А.А. Михельсон, "выдающийся русский военный агент", по словам А.А. Игнатьева. "Михельсон, — пишет он, — совершенно правильно считан одним из наиболее интересных для нас вопросов распределение германских вооруженных сил в случае войны между русским и французским фронтами, что в грубых, но зато достоверных цифрах могло быть установлено при подсчете воинских поездов, следовавишх при мобилизации в Западном и Восточном направлениях” [49]. С этой целью Михельсон, детально изучив германскую железнодорожную сеть, выбрал для наблюдения железнодорожные мосты через Эльбу и Вислу. "Завербовав за ничтожное денежное вознаграждение мостовых сторожей на выбранных заранее железнодорожных мостах, — отмечает Игнатьев,— Михельсон требовал от этих людей лишь самых, на первый взгляд, невинных сведений о числе поездов, проходящих за сутки в каждом из двух направлений’’. Подобный интерес он объяснял сбором статистических данных строительной фирмой, проводящей испытания прочности мостовых коне грукцин. "В некоторых случаях постоянным. а в других — периодическим обменом письмами с этими служащими через доверенное лицо Михельсон натренировал их в работе, с тем чтобы предмобилизационный период не нарушил заведенного автоматизма, связанного с получением денег" [50].

В июне 1909 г. Михельсон доносил в ГУГШ, что ему удалось "негласным путем" достать на несколько дней “Кригсбезолъдунгс-Форш- рнфт" (Правила выплаты денежного содержания во время войны) с приложениями по налогообложению военнослужащих. Михельсон пытался сфотографировать полученные документы, но испортил массу фотоматериала, не получив "годныхрезультатов". Через два дня, в части, где были взяты документы, ожидалась проверка и к этому времени они должны были быть возвращены на место. Военный агент сел сам, усадил секретаря и свою жену за переписку переданных документов, завершив трудоемкую работу к указанному сроку [51]. В 1910 г. Мн- хельсоп вынужден был покинуть Берлин, так как, по словам одного из руководителей германской разведки В.Николаи, "был уличен в соучастии в деле государственной измены " [52].

Последним русским военным агентом в Берлине перед Первой мировой войной был Генерального штаба полковник П.А. Базаров.

От пристального внимания Базарова не ускользнули агрессивные устремления Германии, что позволило ему с удивительной проницательностью еще за два года до начала войны предсказать развитие событий на мировой арене.

Так, в заключении рапорта, датированного 18 февраля (2 марта) 1912 г., военный агент в Берлине писал: "В общем, совокупность имеющихся в настоящее время признаков приводит к заключению, что Германия усиленно готовится к войне в ближайшем будущем. В то же время несомненно, что ни император, ни, безусловно, большая часть германского народа в данное время (подчеркнуто Базаровым — примеч. авт.) войны не желают. В случае, однако, сознания полной неизбежности ее, более чем вероятно, что начало военных действий последует именно со стороны Германии, которая только внезапностью может рассчитывать до известной степени уравновесить шансы успеха борьбы с английским флотом и обеспечить за собою преимущество исходного положения для борьбы против Франции. Организация военно-сухопутных и морских сил Германии дает полную к тому возможность" [53].

26 октября (8 ноября) 1912 г. Базаров конкретизирует сроки готовности Германии к развязыванию боевых действий: ".Проведение в жизнь начавиіегося в настоящем году усиления германской армии требует, однако, еще не менее одного года до полного своего осуществления и прочной спайки новых формирований. Наиболее удобным для открытия военных действий временем, в смысле готовности сухопутных и морских вооруженных сил и подготовки морской базы, является для Германии конец 1913 или начало 1914 года" [54].

Весной 1914 г. фельдфебель, чертежник германского главного инженерного управления, предложил Базарову купить у него планы восточных крепостей Г ермании. Фельдфебель недавно женился н нуждался в деньгах. Так был куплен план крспос гн Пихлау и крепости Лстцен. Базаров вел переговоры о приобретении еще ряда отдельных секретных документов. И здесь произошел провал. По утверждению Николаи, "в апреле 1914 г. контрразведка из Петербурга сообщила о том, что Генеральный штаб ведет там переговоры о покупке планов германских восточных крепостей. По более точным данным предательство должно было исходить из одного центрального учреждения в Берлине, в течение 24 часов виновный был найден в лице одного старшего писаря. Он сознался втом, что совершил предательство по предложению русского военного агента..." [55]. По другой версии, чертежник после одного из свиданий с Базаровым встретил своего сослуживца и, разговорившись с ним, раскрыл свою связь с русским военным агент ом. Тог предложил работать совместно, а потом выдал своего знакомої о властям. Одна версия, впрочем, не исключает другую [56].

Любопытна последовавшая по указанному выше поводу переписка межіїу министром иностранных дел С.Г.Сазоновым и военным министром В.А.Сухомлиновым, имевшая место в середине 1914г.:

“Министр иностранных дел военному министру Сухомлинову.

N° 61, 5 июля Ґ22 июня 1914 г.

Срочно. В.Доверительно.

Милостивый Государь Владимир Александрович,

На днях германский посол доверительно сказал мне, будто наш военный агент в Берлине замешан в раскрытом недавно шпионстве и ввиду этого желательно его отозвание. Я обратил внимание графа Пуртале- са на крайнюю несвоевременность возбуждения подобного вопроса в ту самую минуту, когда взаимные отношения России и Германии не отличаются прежнею сердечностью, и прибавил, что во всяком случаен не считал бы возможным дать ход этому делу без предварительного предъявления нашему послу в Берлине доказательств, на которых германское правительство основывает свои обвинения. Ныне тайный советник Свер- беев телеграфирует мне, что в свою очередь помощник статс-секретаря по иностранным делам обратился к нему с такою же жалобой на полковника Базарова, присовокупив, что в случае немедленного отъезда последнего в отпуск, во время которого он получил бы другое назначение, быть может, удалось бы избежать огласки по этому делу. Спеша уведомить ваше высокопревосходительство о вышеизложенном, покорнейше прошу Вас не отказать в срочном сообщении мне вашего отзыва по сему поводу для преподания послу в Берлине соответственных указаний.

Примите и пр.

Сазонов" [51].

"Военный министр министру иностранных дел Письмо № 863, 23 июня 1914 г.

По Главному управлению Генерального штаба

Срочно. Секретно

Милостивый государь Сергей Дмитриевич,

В ответ на письмо вашего высокопревосходительства от 22 июня (5 июля) с.г. за№ 61, имею честь сообщить, что, по имеющимся в Главном управлении Генерального штаба сведениям, военный агент наш в Берлине полковник Базаров действительно проявил некоторую неосторожность, вследствие чего дальнейшее пребывание его в Германии представляется нежелательным. Ввиду изложенного мною вместе с сим сделано распоряжение о немедленном выезде полковника Базарова в Петербург, под видом отпуска.

Примите и пр.

В.Сухомлинов" [ 58 ].

В Японии военным агентом состоял, как уже отмечалось, Генераль- Ного штаба полковник, в последующем генерал-майор В.К.Самойлов.

Исходя из посылки, что “общеизвестные приемы разведки в Японии неприменимы”, Самойлов отказался от попыток привлечения иностранцев к тайному сотрудничеству с разведкой. Однако собираемая им с официальных позиций разведывательная информация положительно оценивалась Главным управлением Генерального ш габа. Так, в документе, подготовленным статистическим делопроизводством ГУГШ, отмечалось, что “военный агент в Японии генерал-майор Самойлов за 1911 год дал много сведений по военно-техническим вопросам. Около 270 входящих номеров” [59]. "Вообще же поставляемые им сведения о японской армии, — указывалось в документе, — всесторонне освещают состояние этой армии, а равно и мероприятия японского правительства в области военного дела”.

Военные агенты России в И і алии менялись чаще, чем в какой-либо другой стране мира. В феврале 1908 г. на должность военного агента в Италии был назначен Генерального штаба полковник князь А.М.Волконский. Итальянская гдемия начала XX века не отличалась особенной боевой мощыо, но работы кораблестроителей и конструкторов стрелкового оружия из Генуи, Неаполя, Турина и Милана представляли особенный интерес. Волконскому удалось выигн на заводы, работавшие над выполнением заказов военного ведомства и получить чертежиэкс- периментальных пулемётов “Перино” и “Ревелли”. Последний был прн- нятв серийное производство и состоял на вооружении итальянской армии в Первую и даже Вторую мировые войны. В своей работе Волконский опирался и на услуги негласной агентуры.

В середине августа 1912 года князь Волконский прибыл в отпуск в Санкт-Петербург. Как потомок учаслпіков Огечесгвишой войны 18121'. С.Г. и П. М.Волконских и А.X.Бенкендорфа был приглашен на празднование 100-летаей годовщины этой войны На одном из заседании был оглашен торжествеїшьій адрес императору Николаю II, который начинался словами "самодержавному". Волконский "позволил себе высказывать некоторым из присутствующих лиц, что включение в адрес титула "Самодержец" изменяет характер адреса, превращая его из такого, который с радостью подпишет каждый верноподданный, в партийный, и что никакого партийного адреса он, как военный, не подпишет, а тем более адреса в духе "Союза Русского народа ", так как подобные партии считает бессознательными врагами монархии” [60].

В своих рассуждениях Волконский исходил из неверной посылки, что Николай Романов — не “самодержавный”, ибо манифестом 17-і о октября он законодательные свои права уступил Думе и что Россия — конституционная монархия. Эта точка зрения получила резкий отпор от некоторых из присутствующих. Газета "Земщина”, вышедшая на следующий день — 11 сентября 1912г., — сделала этот инцидент достоянием общественности. "Всякий имеет право быть каких угодно убеждений, — писала газета, — но кто носит военный мундир и не признает царского самодержавия, тому надлежит снять его." В Генеральном штабе было назначено расследование. "В затребованных от полковника князя Волконского по поводу сего объяснениях он проявил образ мыслей, не соответствующих его служебному положению".

При таких обстоятельствах дальнейшее нахождение Волконскої о на военной службе представлялось невозможным и ему с “соизволения Государя Императора" было предложено в трёхдневный срок подать прошение об отставке, с предупреждением, что в случае отсутствия такового он будет уволен без прошения [6 1].

21 ноября 1912 года на должность военного агента в Италии был назначен Генерального штаба полковник Ф.Б.Булгарин, участник русско- японской войны, кавалер боевых орденов. Вскоре после прибытия в Рим у нового русского агента обострились болезни, вызванные ранениями, полученными в боях под Ляояном и Мукденом. Несмотря па лечение, здоровье полковника Булгарина ухудшилось, и 31 октября 1913г., находясь в состоянии депрессии, он покончил жизнь самоубийством [62].

Должность военного агента была занята только в конце марта 1914 г. Генерального штаба полковником О.К.Энкелем, бывшим делопроизводителем Особого делопроизводства. Имеющаяся негласная агентура к этому времени была растеряна, а заводить новую было категорически воспрещено.

В число нейтральных стран, а также государств, не присоединившихся пока ни к одному из блоков и позиция которых могла повлиять на расстановку сил на мировой арене, были включены Швейцария, Бельгия, Скандинавские страны, Румыния, Китай.

Имя военного агента в Швейцарии Генерального штаба полковника Д.И.Ромеііко-Гурко дважды до начала первой мировой войны связывалось в прессе с ведением Россией негласной разведки против стран Тройственного союза.

В 1910 г., по свидетельству М.Ронге, к австрийцам обратился некий господин с запутанным предложением купить у своего знакомого план крепости Перемышль с тем, чтобы перепродать его русским за 100 тысяч рублей, а заработанные таким образом деньги “честно поделить” между разведывательным бюро и им [63]. В полицейском управлении была установлена личность посетителя. Им оказался неоднократно судимый Иозеф Иечес. “Он признался, что состоял на службе у русских военных агентов в Вене и в Берне — полковников Марченко и Ромейко- Гурко”, —утверждает Ронге. Как выяспнтось, план крепости оказался плодом фантазии незадачливого мошенника, осуждённого на четыре года тюремного заключения.

В 1913 г. австрийцы провели целенаправленную акцию по компрометации деятельности российских и французских спецслужб в Швейцарии. У них были серьезные основания считать, что проживающий в Женеве якобы отставной французский капитан Ларгье, который “обслуживал" Австро-Венгрию ещев 1904—1905 гг., не “порвал"со своим ремеслом и “по-прежнему «работает» на разные государства и имеет в своем подчинении многих людей” [64]. Был собран материал об "операциях Ларгье, направленных против Швейцарии ", и анонимно передан швейцарским властям. Ларгье после суда над ним по обвинению в шпионаже выслали из Швейцарии. Судебный процесс и связь Ларгье, в том числе и е Гурко, подробно освещались на страницах франкоязычной печати. Обвинения австрийцев бы чи не гпттсловны. Дслствитель- но, Ларгье выступал в качестве агента-вербовіцпка и работал на Россию и Францию.

Использование случайных людей в деле насаждения негласной агентуры не могло не привести к печальным результатам. Следствием такой огласки явилось то, что министерство иностранных дел Италии весьма настороженно отнеслось к кандидатуре Ромейко-Гур- ко на пост военного агента в Риме (дчя занятия вакантной должности после смерти Булгарина).

13 (26) декабря 1913г. посол России в Италии сообщил после беседы с министром иностранных дел по поводу назначения полковника Гурко военным агентом в Рим, что “итальянское правительство не отказывается его принять, но дал мне совершенно доверительно прочесть секретное письмо к нему здешнего военного министра, в которо и сказано, что Гурко подозревается в соучастии в шпионаже в ущерб Державам Тройственного союза и что он замешан в процессе о шпионаже, который разбирался в Вене в 1910 г., а также в недавнем женевском деле" [65].

Опираясь на имеющиеся источники военно-политической информации, Д.И.Гурко в рапорте на имя начальника Генерального штаба от 6(19) апреля 1913г. смог прийти к провидческим прогнозам, сбывшимся спустя год: «Хотя я, не находясь в Германии, не могу быть осведомлен о тех секретных решениях, которые приняло германское правительство, тем не менее последствия таких решений настолько рельефно сказываются в мероприятиях правительства и в настроении общественного мнения, что лично я вполне разделяю здешние опасения и, насколько я лично убежден в том, что Германия не допустит войны до начала 1914 года, настолько же я сомневаюсь в том, чтобы 1914 год прошел бы без войны, в том случае, если Россия не успеет своевременно увеличить свои вооруженные силы»[66].

После распада в 1905 году Швсдско-Норвежской унии, Россия поддержала создание независимого норвежского государства и выступила одним из гарантов его безопасности. Тем самым Россия обеспечила себе, по крайней мере, нейтралитет Норвегии н выполнила половину задачи по обеспечению своей безопасности на Балтийском море.

Нейтрально-благожелательное отношение норвежских властей к России позволяло пользоваться вполне легальными способами наблюдения за небольшой норвежской армией. Военное министерство Норвегии вовремя посылало приглашения российским военным на маневры и разведывательное делопроизводство ГУГШ с благодарностью их использовало.

Но если в отношении Норвегии, и добавим — Дании, проблем у российского Генерального штаба не возникало, оставалась еще и Швеция. Взаимоотношения со шведской короной, несмотря на родственные связи с семьей Романовых, были более сложными, чем с остальными государствами Скандинавии. Швеция была недовольна покушением на свои особые отношения с Н орвегиен. Более того, с повестки дня ие снимался болезненный для шведского общества финляндский вопрос.

Россия в свою onqiejH. опасалась того, что это наиболее сильное в военном отношении скандинавское государство может сблизиться с Германией, так прогерманские настроения были весьма сильны в военных кругах Швеции. Все это объясняло повышенный интерес российской разведки к северной соседке.

Военным агентом в Дании, Норвегии и Швеции с 1907 по 1912 годы был Геїюрального штаба полковник граф А.А.Игнатьев. Незнание Игнатьевым языков стран предназначения, как вспоминает он сам, сыграло положит ельную роль в принятии решения о его назначении. Предшественник Игнатьева А.М. Алексеев имел “несчастье” прекрасно говорить по- шведски, изучив этот язык в Финляндском кадетском корпусе, воспитанником которого он являлся. Говорил Алексеев, однако, с финским акцентом, и потому шведские офицеры не поверили его русскому происхождению и ввделн в нем изменника своей родины — Финляндии. На одном из приемов они отказались подать русскому военному агенту руку, предопределив его дальнейшую суд ьбу в Скандинавии [67]. Игнатьев к моменту назначения на пост военного агента в Данни, Норвегии и Швеции уже имел определенный опьгг работы за границей в качестве помощника военного агента во Франции. К этому времени у него сложилось и свое понимание организации неїласнои разведки с позиции военного агента. Перед убытием из Санкт-Петербурга Игнатьев поставил условие — работать с использованием негласной агентуры только в отношении третьих стран, где он официально не аккредитован. Игнатьев настаивал на том, чго есть много способов осведомления о состоянии вооруженных сил скандинавских стран "кромезлоупотребления дипломатической неприкосновенностью" с привлечением негласной агентуры [68]. Эта позиция не сразу, но была принята руководством ГУГШ.

Игнатьев справился с поставленной задачей, не выходя за определенные им самим рамкн. Сведения о вооруженных силах Дании и Германии Игнатьев полз чал на доверительной основе и от французской принцессы, Марии Бурбопской, жены брата датского короля. Источниками информации для Иі натьева были и французские коллеги. Благодаря им он получал разведывательные сведения, в том числе и об организации обороны шхерных районов Норвегии. Когда же Игнатьеву была поставлена задача добыть образец бездымного пороха, состав которого проходил испытания на политопе шведского завода Бофорс, военный агент был непреклонен, посчитав подобное предложение для себя “невыполнимым” и неприемлемым. Однако, когда речь шла о получении разведывательных сведений о третьих странах и, в первую очередь, о Германии н появлялись люди, добровольно предлагающие свои услу- пі по добыванию такой информации и ее передаче, Игнатьев не только не упускал сл>чая, но и проявляя инициативу н выдумку по закреплению иностранцев за разведкой. Так, за время пребывания на посту военного агента в Скандинавских странах у Игнатьева среди негласных агентов были источники военной информации — отставной полковник Шварц и военно-технической — унтер-офнцер испытательной артиллерийской комиссии в Шпандау.

Среди негласных агентов Игнатьева был и шведский капитан, поступивший на службу в полевую артиллерию Германии. Игнатьев выделил средства шведскому капитану на приобретение коня, соответствующей экипировки и обмундирования, без чего было бы невозможно еі о зачисление в германскую артиллерию. Расхода окупились сторицей — "к началу первой мировой войны мы были в курсе малейших деталей службы в германской полевой артиллерии, включая и мобилизацию" [69]. Игнатьевым был создан и канал связи Гермашш с Данией на случай войны, который функционировал и в мирное время. Организацию этого канала обеспечил отставнойтелеірафньш чиновник, датчанин Гампен, много лет обслуживающий датский морской кабель во Владивостоке, Гампен на первыхпорах выступал в качестве переводчика Игнатьева.

В 1912 г. Игнатьева на посту военного агента сменил Генерального штаба подполковник П.Л.Ассанович. Ассаповнч у наследовал и негласную агентуру Игнатьева. "Копенгаген работает великолепно. Ассанович тоже, и все это твоя заслуга!", — писал делопроизводитель Особого делопроизводства Эиксль Игнатьеву в Париж [70]. "При поддержке некоего Гампена в Копенгагене,— пишет один из руководителей разведки Австро-Венгрии накануне и в ходе первой мировой войны Макс Ронге, — почковник Ассанович развил энергичную деятельность из Стокгольма. Один из агентов Ассановича, русский, некий Бравура, завербовавший венгра Вепесси, впервые со времени моего пребывания в разведывательном бюро генерального штаба привел в движение венгерские суды” [71].

“Все налаженное мною дело осведомления, а главное связи России с заграницей на случай войны, —напишет много лет спустя Игнатьев, — было провалено моим приемником подполковником Ассановичем из-за глупейшей неосторожности Среди визитных карточек, оставляемых на подносе в передней, он случайно забыл карточку Гампена. Нити были открыты, мы лишились ценного информатора, и Россия всту пила в Первую мировую войну без единой отдушины во враждебные ей государства” [72]. Насколько справедлива субъективная оценка Игнатьева, судить трудно.

Военный агент в Румынии Генерального штаба полковник Е.А.Ис- крнцкин доносил из Бухареста о внутриполитической обстановке в странен о ее возможной позиции в случае вооруженного конфликта па Балканах. От его внимания не ускользнули попытки Австро-Вешрии удержать Румынию в сфере своего влияния [73]. І Іскріїцкнй докладывал о ‘‘пассивной” позиции, которую займет Румыния в случае болгаро-турецкого столкновения. Вместе с тем, он подчеркивал, что “Румыния по своему географическому положению и как маленькая держава не может и не ведет самостоятельную политику, а всегда должна примыкать к той стороне, которая ей кажется более сильной в данный момент и союз с которой ей может сулить большие выгоды” [74]. Точная характеристика, которая сказалась на участи Румынии во второй Балканской войне, когда исход был уже прсдопределен.У Искрицкого бьпо два негласных аг ента под лтсрами “И” и “Л”. Причем последний агент давал в основном случайные сведения [75].

Военный агент в Кп гае Генерального штаба полковник Л.Г.Корни- лов (1907—1911 гг.) имел двух помощников — одного в Шанхае, другого в Мукдене. “Сведения военной агентуры о развитии военных реформ в Китае и о различных организационных мероприятиях военного характера, предпринимавшихся китайским правительством, были вполне удовлетворительными, зачастую обширными, полными и обстоятельными. Наиболее ценные донесения получались от военного агента", — отмечалось в одном из отчетных документов ГУГШ за 1910 г. о деятельности военной агентуры в Китае [76]. “Корнилов давал сведения преимущественно об общих руководящих указаниях, дававшихся на места центральным правительством в Пекине. В огромном большинстве случаев эти общие сведения сопровождались переводами указов, приказов, повелений и пр.” В начале 1911г. Корнилова на посту военного агента в Китае сменил Ге- нералыюго штаба полковник Р.-К.Ф.Вальтер (состоял до этого в должности помощника военного агента), который “в течение 1911 года дал очень много ценных сведений, характеризующих состояние китайской армии, ее высшего управления, ее материал! ной части; положение военно-учебного дела и проч. в период до начала революции (до 65 входящих номеров). С началом же революционного движения в Китае пи доставлялись преимущественно телеграфные сведения о ходе военных действий междоусобной войны (около 35телеграмм)” [77].

Вместе с гем отмечалось, что “телеграммы эти не были... более подробными и освещающими события более детально”, чем телеграммь корреспондентов газет, аккредитованных в Японии, “и поступали не раньше, а даже позже последних”, чго, безусловно, существенно снижало ценность поступающих от Вальтера сведений. Шанхайский помощник Вальтера Генерального шгаба подполковник А.М.Николаев, судя по копиям его донесений (около 60) военному агенту в 1911 г., “давал достаточно отработанный и обстоятельно собранный материал, как по вопросам организации и дислокации войск в Южном Китае и о ходе событий в Китае за время революции" [78].

Подполковник Николаев, был единственным из военных агентов и их помощников, кто руководил деятельностью негласных агентов, сведенных в агентурную организацию. Он возглавил созданную в 1911 году при его непосредственном участии агентурную организацию — № 31 — на которую возлагалась задача ведения разведки Японии с территории третьей страны — из Китая (Шанхая). В 1914г. эта организация расформировывается, так как “возможность достигнуть на этом направлении каких-либо результатов в 1914 году, ввиду намечающейся смены лиц на посту шанхайского помощника военного агента в Китае в упомянутом году, представляется весьма маловероятной" [79]. Однако определяющим в службе этой организации явилась не предстоящая замена на посту помощника военного агента Николаева, а запоздалое решение ГУГШ о переносе “центра тяжести” разведки с Востока на Запад

Помощник военного агента в Мукдене, подполковник В.В.Блонский, согласно оценке его деятельности в 1911 г., “ведет учет китайских войск и собирает сведения о дислокации их в Маньчжурии, также о формировании Сюн-Фандуя и военной полиции (около 100 входящих номеров), что указывает на достаточную осведомленность этого агента, находящегося в Мукдене сравнительно недавно" [80].

Подобная осведомленность Блонского была обеспечена негласной агентурой, переданной ему его предшественником на посту помощника военного агента в Мукдене подполковником Афанасьевым. Среди трех негласных агентов Афанасьева был китаец, чиновішк в штабе китайских войск в Маньчжурии, доставлявший кроме разведывательных сведений чисто военного характера, также донесения о “путешествующих” по Маньчжурии и Монголии японцах. Характеризуя этого негласного агента, Афанасьев писал: “Получает содержание 120 лан в месяц, но как страшный картежник всегда нуждается в деньгах. В 1905 г. он за 100 долларов украл все надлежащие накладные и телеграфные ленты... В штабе пользуется доверием. В агентуре служит с 15 (28) марта 1905 г. " [81].

В августе 1908 г. Афанасьев через этого негласного агента за “довольно значительную сумму “ получил секретный доклад генерала У Лучжаня о состоянии обороны Маньчжурии. К докладу прилагались “сведения о составе штаба китайских войск, расположенных в Маньчжурии, с характеристикой наиболее выдающихся его членов". Этот доклад после перевода на русский язык был направлен в три адреса: в ГУГШ, военному агенту в Китае и исполняющему должность генерального консула в Мукдене Никитину (согласно указания военного агента).

В декабре этого же года секретный доклад китайского генерала практически без всяких купюр был опубликован в газете “Новое время” за подписью “К.Тин”. Проведенное расследование “утечки секретной информации” не дало каких-либо окончательных результатов. Однако Афанасьев был убежден, что под псевдонимом “К.Тнн” скрывался сотрудник генконсульства в Мукдене Никитин.

Последствия публикации не замедлили сказал вся. “До сведения моего дошло, — докладывал в ГУГШ Корнилов, — что по появлении корреспонденции китайское военное министерство установило строгое наблюдение за всеми лицами, имеющие сношение с чинами военного агента и ближайшим результатом распоряжения был отказ одного из моих негласных агентов доставить секретный и весьма важный для меня документ, получение которого было почти обеспечено4 [82].

12 (25) февраля 1909 г. Корнилов дал указание Афанасьеву принять к руководству следующее: "Во избежание разглашения секретных документов, добываемых Вами негласным путем, а также сообщаемых Вам для ознакомления, никому таковых не сообщать и не представлять, не получив на то предварительного моего разрешения. Генконсулу в Мукдене сообщать только сведения политического характера в виде выборок из Ваших донесений, но без указания источников получения этих сведений, а также не прикладывая копии секретных документов'' [83]. В целом, работа военного агента и сго помощников по состоянию на конец 1911г. указывала “на хорошую ознакомленность их с китайской армией и постановкой военного дела в Китае” [84].

К 1914 г. возможности имеющейся немногочисленной негласной агентуры по добыванию интересующей развед ку шіформации были утрачены, а вновь привлеченная к сотрудничеству агсигура таких возможностей не имела. Так, по состоянию на 1914г. в Китае имелось два агента “на постоянной службе”. Агснг для поручений, бывший адъютант корейского императора, ныне “комиссионер по распространению коньяка”. И агент-наблюдатель в Шанхае, "состоящий при книжной лавке своего родственника”. В 1914 г. на этого агента была временно возложена задача “по переводу выдержек из китайских газет” [85]. Кроме вышеперечисленных двух постоянных агентов, “имелось два "запасных" и четыре "на испытании".

Российский Генеральный штаб хорошо понимал значение балканского региона, как одного из узловых в европейской политике. Традиционное участие России в Балканском вопросе имело давнюю историю, и получило идейную основу в разрабатывающемся с XVIII в.пансла- визме. Вместе с тем, различия в отношениях с балканскими странами были довольно значительны. Черногория была наиболее тесно связана с Россией в военно-политическом отношении.

Деятельность военного агента в Черногории Генерального штаба генерал-майора Н.М.Потапова была весьма специфична. В соответствии с военным соглашением между Россией и Черногорией, он осуществлял "руководство боевой подготовкой черногорской армией" в "строевом, хозяйственном и административном отношениях” [86], которая продолжалась с марта 1910 г. по сентябрь 1912г. (“до объявления общей мобилизации черногорской армии для войны с Турцией"). Потапов выступал в качестве поередшіка между правительствами двух стран в вопросах поставок воєнного снаряжения из России. Именно ему приходилось выслушивать жалобы Черногорского короля Николая по поводу задержки поставок из России трехлинейных винтовочных патронов, в количестве 1 666 ООО штук [87].

С целью всестороннего отслеживания внешнеполитического курса Черногории, и в первую очередь, в части секретных переговоров с Сербией, а также Грецией и Болі арией по вопросу начала боевых дейсз вий против Османской империи Потапов прибегал к использованию негласной агентуры. 15 сентября 1912 г. он доносил в ГУГШ:"Сущность предложений со стороны Черногории сербским делегатам в Швейцарии, во- первых, военные действия против Турции союзники должны начать одновременно через пять дней по ратификации соглашения; во-вторых, обе стороны вступают в действия при максимальном напряжении военных сил; в-третьих... ” [88] При этом он призывал “пользоваться с особой осмотрительностью... достоверными даннъши, добытыми мной из крайне секретного источника ".

Сербия рассматривалась как самое сильное в военном отношении из суверенных славянских государств на Балканах. В качестве противника Австро-Венгрии она являлась также традиционным и «естественным» союзником России. Сближение с Сербией произошло после 1903 г., когда в результате переворота па сербском престоле утвердилась династия Карагеоргивичей. Военные агенты в Сербии: Генерального штаба генерал-майор И.И.Сысоев (до 1906 г.), Генерального штаба полковник В.П.Аіапов (1906—1909 гг.), Генерального штаба полковник В .А. Артамонов (с 14 октября 1909 г ) — являлись связующим звеном между Россией и правительством Сербии. В задачи военного агента в Белграде входило изучение сербской армии, австро-сербских отношений, тенденций межгосударственных отношений на Балканах. Оживление интереса российской разведки к балканскому региону было связано с периодами Боснийского кризиса (1908 г.) и Балканских войн (1912—1913 гг.).

Военный агент в Сербии Генерального штаба полковник В.А. Артамонов “е течение балканского конфликта, следя за действиями Австро- Венгрии в Боснии и Герцеговине... давал несколько раз подробные сведения о численности и группировке австрийцев против Сербии, освещавшие и дополнявшие в свою очередь данные, получавиїиеся из других источников" [89]. Не оставлял он без внимания и развитие внутриполитической ситуации в стране. Им своевременно было отмечено появление в среде сербских офицеров тайной организации подназванисм “Черная рука". Целью ее было освобождение сербов, находившихся под властью Австро-Вешрии, и создание «великой Сербии». «Черная рука» была построена на основе строжайшей конспирации. Имена ее членов были и шестны только цен гральному комитету. Рядовые участники не знали друг дру га. Каждый состоявший в обществе был обязан привлечь в него нового члена и отвечал своей жизнью за его верность. Главой «Черной рутах» был полковник Драгутшх Дмитриевич, по кличке Апис. «Черная рука» подталкивала правительство Пашича к более решительным действиям на международной арене, что было сопряжено с риском развязывания мировой войны. Это вызывало законное беспокойство Артамоїхова.

9 ноября 1911г. ондокладывал в Главноеуправление Генерального штаба: “К сожалению за идею воссоединения югославских земель вокруг Сербии взялись люди, совершенно неподходящие, и вместо партии создали тайную организацию, напугавшую многих, а привлечение в нее нескольких молодых людей бросило тень на репутацию сербского офицерства" [90]. Рапорт военного агента не остался незамеченным в Генеральном штабе. Было признано целесообразным поставить в известность государя о возникновении в Сербии военной оппозиции. Николаи II в свою очередь в ходе встречи с королём Сербии Петром 1, состоявшейся в том же 1911 г., предупредил сербского монарха об опасности заговорщицкой деятельности “преторианцев” и указал на опасность военного переворота по примеру младотурецкого.

Артамонов категорически отклонил предложение “Чёрной руки” об установлении тесных контактов с этой организацией. 17 (30) января 1912 г. он докладывал в ГУГШ: “Не скрою, что "Чёрная рука" сделала через одного офицера попытку войти в сношение со мною. Конечно, я немедленно и решительно отклонил приглашение переговорить с членами тайной организации, чтобы не дать им возможности примешивать при агитации имя России” [91]. Назначение Дмигрпевича начальником разведывательного отделения Генеральпого штаба отнюдь не способствовало после отхеаза Артамонова получению доступа последним к имеющейся у сербов информации по Австро-Венгрии. Следствием такого положения явилась следующая рекомендация австро-веигерскоіо статистического делопроизводства ГУГШ: “Желательно установить и поддерживать более тесную связь через нашего военного агента в Сербии с сербским Генеральным штабом в смысле взаимного обмена с ним сведениями по Австро-Венгрии” [92].

И такая связь с разведывательным отделением сербского Генерального штаба была налажена. В интересах насаждения агентурной сети па территории Австро-Венгрии был привлечехх сербский предприниматель Раде Малобабич. “Раде Малобабича, — заявил позже на допросе Дмитриевич, —я завербовал, чтобы он организовал разведывательную сеть в Австро-Венгрии. Он согласился. Я работал с ведома русского военного агента Артамонова, который в мое отсутствие тоже встречался с Раде” [93].

Военный агент в Греции Генеральної о штаба полковник П.П.Гу- дим-Лсвкович не отличался особым рвением по поиску негласной агентуры, объясняя это тем, что в Греции "вообще, крайне трудно найти лиц, рискующих служить иностранцам в известном смысле и. если таковые находятся, то при условии полной уверенности, что они не будут скомпрометированы" [94]. Подобное отношение, как показывает проведенный анализ, определяло качество и количество имеющейся у Гудим- Левковича негласной агентуры. “Мною было использовано одно лицо для того, чтобы следить за движением людей, воинского материала и судове Пирее, — докладывал военный агент о своей деятельности в ходе Балканских войн. — С большим трудом мне удалось найти этого агента в виду опасения быть схваченным полицией” [95]. “В мае, когда начались приготовления на случай болгарской войны, — продолжал Гудим-Левко- вич, — я вновь обратился к нему, дав задаток, но он вскоре назначил мне свидание и вернул задаток, объяснив, что совесть не позволяет ему мне сообщать сведения, в виду возможности столь важной для всех эллинов войны". "С большим трудом” Гудим-Лсвковнч “убедил другое лицо проехать в Салоники, чтобы разведать о расположении войск греков, их духе и настроении". О результатах такой поездки военный агент умолчал. До начала Первой мировой войны Гуднм-Левковнч не предпринимал попыток привлечения иностранцев к сотрудничеству сразвсдкон.

Военным агентом России в Болі арии был Генерального шгаба полковник Г.Д.Романовский. Балканы всегда были неспокойным реї ионом мира. Потребность правительства России в объективной информации об обстановке в этом регионе резко возросла в 1912 г., когда Болгария, Сербия, Черногория и Греция приступили к подготовке войны против Османской империи. Российская дипломатия предпринимала шаги как в Санкт-Петербурге, так и в столицах балканских государств для предотвращения вооруженного конфликта. Посильное участие в этом принимали и военные агенты. Анализируя сложившуюся ситуацию, Романовский докладывал в ГУГШ 4 (17) сентября 1912 г.: “Рассчитывать удержать Болгарию от выступления против Турции одними советами благоразумия едва ли возможно... я решительно заявил генералу Фичеву (военному министру Болгарии — примеч. авт.), что мы не окажем ни в коем случае теперь поддержки Болгарии, и ей придётся воевать на свой страх и риск” [96]. “Советы эти могли бы иметь реальное значение лишь втом случае, если бы кабинет Гешова чувствовал под собой тверд) ю почву”, — продолжал военный агент. И в этой связи Романовский рекомендовал “нашей дипломатии” поддержать последнее болгарское предложение, состоящее “вреализации ст.23Берлинского трактата”. Только так, по его мисшпо, можно было бы добиться “умиротворения Болгарии”. Однако уже 20 сентября Романовский доложил:

“Рассчитывать на возможность избежать войны путем политических переговоров теперь, конечно, невозможно. Болгария зашла настолько далеко, что отступления для нее нет" [97]. И в друї ом донесении за это же число Романовским писал: "Когда вы получите мое послание, здесь, вероятно, уже заговорят пушки. Нас держат в полном неведении, за ходом событий приходится следить через агентуру” [98].

И такая негласная агентура, как показывает проведенный анализ архивных источников, была в распоряжении Романовского, поэтому его прогноз о начале боевых действий в ближайшее время сбылся в полной мере.

Романовский был близко знаком с военным министром Болгарии генералом Радко-Дмнтрнсвым. Поражение Болгарии в войне привело к появлешпо уже упоминаемой публикации в газете “Народни права". По представлению военного министра России В.А.Сухомлинова министр иностранных дел С.Д.Сазонов дал распоряжение “имперскому поверенному в делах Софии” потребовать опубликования официального опровержения возведённых газетой на военного агента обвинений, “а также принесения полковнику Романовскому должных извинений", что и было сделано болгарскими властями [99]. Русский военный агент продолжил свою рабогу, а болгарскому і епералу из-за продолжавшейся против пего кампании в печати пришлось оставить службу и уехать в Россию.

От военных агентов во Франции не требовалось насаждения негласной агентуры для сбора разведывательной информации по стране пребывания, являвшейся союзницей России. Предполагалось, что с позиции Франции будет вестись разведка «вероятных» противников — Г ермании и Австро-Всшрни.

До середины 1908 г. военным ai ентом во Франции был Генерального штаба полковник В.П.Лазарев. Он не отказывался от случайных сведений по французским ВС, когда они шли ему в руки. Вместе с тем военный агент не проявлял инициативы по насаждению негласной агентуры. Сильной стороной Лазарева являлась способность к глубокому и всестороннему анализу имеющейся информации. В Париже Лазарев не был популярен и во французских военных кругах к нему относились без большого доверия. “Он неприязненно относился к Франции и французам, — отмечает Игнатьев, — а они, в свою очередь, платили ему тем же ". "Быть может, это и послужило причиной того невнимания, — вспоминает Игнатьев, — с которым французский Генеральный штаб отнесся к выработанному Лазаревым плану действий против возможного наступления германских армий по левому берегу Мааса. Владимир Гетрович много потрудился над этим планом, но только история воздала должное его прозорливости: как в 1914, так и в 1940 году германские армии вторглись во Францию вдоль левого берега Мааса, через Бельгию" [100].

Преемником Лазарева на посту военного агента в Париже стал Генерального штаба генерал-майор граф Г.И. Ностиц. Количество отправляемых нм документов в Санкт-Петербург, указывает Игнатьев, производило сильное впечатление астрономическими цифрами ИСХОДЯЩИХ номеров. Но “большинство бумаг оказалось вполне невинного содержания их без труда мог бы составлять любой писарь штаба дивизии” [101]. “При сем представляется устав или газетная вырезка, или интересная статья", —гласил отправленный Ностицем документ, но ни один из них не сопровождался каким-либо комментарием. Были впрочем среди таких материалов и менее безвредные, начинавшиеся обычно словами: “У меня явилась мысль...” К числу подобных “мыслей" самой дорогой для Григория Ивановича оказался проект сооружения в маленьком французском городке Живэ памягпика русским солдатам, умершим там в госпитале в 1814 году.

Ностиц был несметно богат и затмил российского посла роскошными приемами. Нов 1912 г. он внезапно подаст прошение на увольнение. Причиной тому оказалась неудачная женитьба. Старый холостяк потерял голову при всгрсче с эффектной американкой, бывшей замужем за видным берлинским банкиром. Ностиц добивался ес развода и женился на ней. “Для вящего блеска своего парижского “двора " он взял себе в адъютанты красивого гусара... Этому молодчику... удалось иметь успеху супруги своего начальника. Дело ограничилось бы “семейными обстоятельствами", — пишет Игнатьев, — если бы французский Генеральный штаб неожиданно не довел до сведения министра иностранных дел о подозрениях, падающих на этого гусара за преступную связь его с Берлином. Высоко метили на этот раз германские вербовщики!"[ 102].

В 1912 г. А.А.Игнатьев принял должность военного агента во Франции. Этому назначению предшествовала попытка направпіь Игнатьева па аналогичный пост в Вспу. Выдвигая эту кандидатуру, начальник Генерального штаба генерал Жишшскни исходил из положительного опыта работы Игнатьева в Скандинавии, а также из тех соображений, чго ему не составит труда войти в светский придворный мир, неразрывно связанный с высшим военным руководством и отдеясшгый непроницаемой перегородкой от остального мира, так как помимо происхождения самого ірафа Игнатьева, сто жена принадлежала к высшему петербургекому обществу. Министерство иностранных дел России, запрошенное Гакральным штабом на предмет получения согласия, резко выступило против кандидатуры Игнатьева, заявив, что он носит “слишком славянскую фамилию", чго может вызвать протест австро-венгерского Генерального штаба.

Специфика работы в Париже Игнатьеву была знакома, так как он исполнял должность помощника военного агента во Франции в 1906 г. и даже выполнял обязанности военного агента, используя в своей работе и негласную агентуру.

Одной из неблагодарных сторон деятельност и военного агента во Франции, как и в целом в столицах Западной Европы, отмечает А.А.Игнатьев, являлся прием прибывающих в страну в большом количестве командировочных и отдыхающих. "Моя «консульская» Лея- телыюсть снова началась, так как вместе с листьями на деревьях прилетели летние ласточки — бесчисленные наши генералы и офицеры, и отнимают массу времени" [103].

Систематической негласной агентурной разведкой потенциальных противников России Игнатьев не занимался. Однако в силу благоприятной обстановки во Франции для ведения Россией разведки Германии, Австро-Венгрии и Италии, пост, занимаемый Игнатьевым, являлся ключевым по осуществлению связи с ГУГШ иностранцев, обращающихся к военному агенту в Париже с предложением услуг разведке, с одной стороны, и передачей указаний из Петербурга руководителям агентурных организаций № 30 и № 31, проходящих под псевдонимами Иванову и Викторову соответственно, а также приемам негласной агентуры, состоящей на связи у Центра, в том числе и для передачи ее на руководство Викторову, с Другой [104].

Заслугой Игнатьева явилось то, чго ему удалось убедить начальника 2-го бюро фраицузскої о генерального нп аба полковника Дюпона в полезности совмссгной работы "союзных разведывательных отделов", за чем последовало подписание соответствующего соглашения. Казалось, главным источником осведомления для Игнатьева должен был стать французский генеральный штаб, куда он имел свободный доступ. Однако не всегда следствием любезных приемов высокого начальства являлось получение исчерпывающей информации по воору- ЖСШП.ІМ силам Франции.

Так было и в случае принятия Палатой депутатов 16 (29) января 1914 г. закона о чрезвычайных военных расходах, который в виду его секретности никакими объяснениями в докладе парламентской комиссии не сопровождался. Ни начальник генерального штаба, ни военный министр, вспоминает Игнатьев, перешились официально открыть ему секрстную программу вооружений. К счастью, военным министром был Этьснн, старый знакомый Игнатьева, который порекомендовал обратиться к докладчику парламентской комиссии Клемантелю. При встрече парламентарий дал понять, что получение нужных сведений будет зависеть от согласия Игнатьева рекомендовать Санкт-Петербургу в качестве поставщика автомобильных шин для российской армии французскую фирму “Беріуиьян”, отказав при этом немецкой фирме, уже имеющей контракт. Согласие Игнатьевым было дано, тем более, что это его ни к чему не обязывало [105].

С именем Игнатьева А.А связано и сотрудничество военных разведок России и Франции. Сотрудничество между Россией и Францией в военной области строилось па базе военной конвенции, заключенной между Россией и Францией в 1892 г., с последующими дополнениями, вносимыми на совещаниях начальников Генеральных штабов двух стран. К 1913г. было проведено восемь таких совещаний, к участию в которых привлекались и военные агенты. Военная конвенция н последующие соглашения предполагали обмен информацией о состоянии собственных вооруженных сил, а также сведениями о вооруженных силах тех стран, "война с которыми должна Сыть предусматриваема " [106].

Фактически же взаимное ознакомление носило случайный характер и передача документов “приноровлялась или к приезду начальников Генеральных штабов или к случайным встречалі офицеров, служащих в центральных штабах армии". Во французском Генеральном штабе долгое время оставалась тень недоверия к России, основанная на нелепом слухе, распространившемся много лет тому назад о том, что некоторые из сообщенных сведений о французской армии сделались достоянием германского генерального штаба.

10 (23) октября 1912 года Игнатьев доложил в ГУГ11І: "Взаимоотношения между русским и французским генеральными штабами за последние годы несколько улучшилось, что совершенно устранило те проблески недоверия, кои раньше служили помехой для совместной работы по подготовке союзных армий к войне. Одним из вопросов, кои считались до сих пор некоторым секретом для штабов союзных армий, явилась организация и служба негласной разведки” [107]. Игнатьев сообщил, что у него состоялась встреча с подполковником Дюпоном, который осуществлял “общее руководство тайной разведкой как для военного, так и для морского министерства". Дюпон был уполномочен довести до сведения руководства Генерального шгаба России предложение об организации в будущем передачи через восшіьіх агентов двух стран следующей информации: —

‘‘списки документов, получаемых агентурным путем, хотя бы без указаний источников, через кои они приобретены; —

копии тех документов, кои штабы обеих армий по рассмотрению списков найдут для себя особенно интересными; —

сведения о тех агентах, кои были признаны не заслуживающими доверия. Последнее с целью избежания непроизводительной траты денег".

Одновременно Дюпон просил откровенной оценки тех документов, которые будут передаваться без бояліп задеть самолюбне. Ответ, полученный Игнатьевым 1(14) ноября из ГУГШ, сводился к следующему: “Начальник Генерального штаба признает возможным установить с французским генеральным штабом обмен добытыми секретными сведениями по германской армии и сведениями о тех источниках документальных данных, кои признаются не заслуживающими доверия” [108].

“Что же касается совместной работы с французским генеральным штабом в области организации и ведения негласной разведки на каких бы то ни было основаниях, то начальник Генерального штаба признает это совершенно недопустимым”, —подчеркивалось в ответе.

Французский генеральный штаб принял предложения российской стороны Однако в практической деятельности наблюдался отход от категорического запрета начальника Геїгерального штаба на совместную работу в области негласной разведки. Игнатьев через французов проверял личности некоторых иностранцев, предлагающих свои услуги разведке, которые по тем или иным причинам вызывали у него сомнения в своей благонадежности. К подобным проверкам прибегали и французы.

Более того были известны случаи использования русскими и французами одних и тех же негласных агентов — агентов-двойников.

4(17) ноября 1913 года ГУГШ сообщило Игнатьеву: “В Женеве провалился обгций наш с французами агент-вербовщик Ларгье, а несколько позднее поставленный им агент в Риме Меноси (Меноцци — примеч. авт.), одновременно служивший также и французам...”[109].

Подобное явление было связано с тем, что, с одной стороны, предлагающие свон услуги разведке иностранцы в подавляющем большинстве случаев рассчи гывали на материальное вознаїражденне и поэтому стремились продать свон услуги нескольким хозяевам, а, с другой стороны, подобньш факт, когда он становился известен разведке, не отп> гивал ее, и не приводил к отказу от сотрудничества с агентом-двойником.

После окончания русско-японской войны происходит постепенное сближение Великобритании и России. Англия переходит из разряда полуофициального недруга в стан союзников. После заключения англо- русской конвенции 1907 г. «О разграничении сфер влияния в Иране, Афганистане и Тибете» ведение разведки Великобритании с использованием негласной агентуры было практически свернуто.

С 1905 года по 1907 год военным агентом России в Великобритании был Генерального штаба генерал-майор К.И.Вогак. Кноябрю 1905года негласная агентура в Лондоне состояла из главного агента подпеевдо- нимом “Долговязый” и "второстепенных агентов в министерствах иностранных дел, индийском и военном”. “Долговязый” получал по 15 фунтов в месяц, второстепенные агенты оплачивались сдельно [110]. Часть негласной агентуры, включая “Долговязого”, была привлечена к тайному сотрудничеству с разведкой предшественником Вогака на посту воешюго агента Генерального штаба генерал-майором Н.С.Ермоловым.

В 1907 г. Ермолов вновь назначается на должность военного агента в Великобритании. Разведывательные сведения и материалы, передаваемые Ермоловым в Санкт-Петербург, касались не только состояния английских вооруженных сил в метрополии, но и содержали сведения об Индии. В 1911 г. Ермолов совершил служебную поездку в Индию. По завершении командировки им был представлен отчет на 159 страницах “с многочисленными приложениями”. В отчете содержались “сведения об англо-индийской (главным образом туземной) армии, о положении на индо-афганской и индо-китайской границах, о трансперсидской железной дороге, а равно некоторые военно-статистические сведения" [111]. ГУГШ пришло к заключению, что “военный агент в Великобритании внимательно следит за военной жизнью в стране и своевременно дает довольно полные сведения о великобританской армии". Однако па сей раз Ермолов уже не прибегал к услугам негласной агентуры.

В этом отношении более целеустремленным оказался помощник военного агента в Великобритании Генерального шгаба полковник Голеевскин. 9 (22) мая 1912 г. он докладывал “об участии А нглии в Европейской войне”, опираясь на сведения, полученные из "негласного источника" [II2].

В начале XX века Северо-Амсриканскис Соединенные Штаты все еще отсутствовали в большой международной политике и проводили курс изоляционизма. Поэтому российский Генеральный штаб довольствовался результатами официальной деятельности военных агентов в Вашингтоне.

Военный агент в Северо-Амернканскнх Соединенных ІІІ іатах, Генерального штаба полковник барон А.К.Боде в течение 1911 г. "дал весьма подробные сведения о частичной мобилизации армии Северо-Американских Соединенных Штатов в связи с событиями в Мексике, а также по многим вопросам военно-технического характера. Всего около 8 входящих номеров" [113]. Негласной агентуры Боде нс имел, основным источником ei о информации была официальная пресса. Прибегал он и к “любезности” должностных лиц из американского военного министерства, где не считали нужным делать тайну нз планов военного строительства вооруженных сил. В результате сведения, доставляемые э гим военным агентом, “вполне отвечали тому объему и характеру сведений об армии Северо-Американских Соединенных Штатов, который представляет для нас интерес в отношении этой армии".

Военные агенты с большей или меньшей степенью эффективности решали поставленные задачи (с большей — в части отслеживания состояния ВС вероятных противников в целом, с меньшей — по военно- техннческнм и военно-полнтнческнм вопросам), действуя как с официальных, так и не с официальных позиций. 2.2.