Меньшевики и гражданская война.

„Когда в октябре 1917 года, — большевики захватили власть и открыто взяли курс на социальную революцию, пред С-Д.

„Я утверждаю, что нет. Ее непоследовательность неоднократно и по различным поводам проявлялась в течение всей минувшей зимы, но с особенной рельефностью она стала обнаруживаться, начиная с весны текущего года. В самом деле, общая ситуация к маю и июню месяцам в кратких чертах была такова.

„Большевизм в расцвете сил и энергии твердо ведет свою разрушительную линию, как в политической, так и в экономических сферах. Он не думает ни о каком соглашении с другими социалистическими и демократическими силами. Наоборот, все откровеннее он становится на путь открытого преследования их. „Легальные возможности" борьбы с большевизмом—в прессе, на собраниях, в советах, в союзах и т. д. насильственно уничтожаются одна за другой. Свободы аннулируются. Надвигается полоса политического террора, гражданская война ведется все с большим ожесточением, и для ведения этой войны большевизм все чаше и охотнее обращается за помощью к германскому империализму.

„В такой обстановке борьба против большевизма неизбежно должна была принимать все более острую форму.

„Нет, не исполнил. Я вспоминаю многочисленные заседания Ц. К. мая—июля настоящего года, посвященные перманентному обсуждению „текущего момента", и у меня родится при этом только одно чувство—чувство глубокого недовольства и протеста. Это была какая-то сплошная вакханалия двусмысленных фраз и каучуковых резолюций. Сказать членам партии прямо: „будьте с большевиками" большинство Ц. К. не считало возможным, ибо большевистское господство считалось гибелью для России. Сказать: „устраивайте восстание против большевиков, поддерживайте чехо-словаков, ищите союзнической ориентации"—оно также не решалось, ибо его смущало присутствие в анти-советском лагере явно реакционных элементов, и оно боялось, как бы активность партии в конечном счете не пошла на пользу реставрации. Ц. К. не говорил определенно ни да, ни нет, т. е. фактически, вопреки официальной партийной линии, гласившей „борьба с коммунистической диктатурой", он стал проводить политику „нейтралитета"...

„До каких поистине героических высот доходило подчас стремление руководящего большинства Ц. К. остаться во чтобы ни стало в стороне от грозных запросов жизни, может прекрасно свидетельствовать следующий характерный случай.

„Однажды, если не ошибаюсь, в середине июня, в Ц.

„Вспоминается мне и еще один любопытный факт. Как-то раз на заседании Ц. К. подвергались обсуждению планы эс-эров об открытии заседаний Учредительного Собрания на освобожденной от большевиков территории при наличности определенного количества депутатов. Я горячо защищал эти планы и предлагал послать в Самару полномочную делегацию Ц. К., которая, находясь вне пределов Советской России, могла бы оказывать известное влияние на эс-эровскую политику по ту сторону фронта. Наоборот, большинство присутствовавших членов Ц. К. относилось к планам эс-эров иронически, третируя эти планы, как обычную „эс-эровскую авантюру". Особенно старался в данном отношении Дан. Я, наконец, не выдержал и спросил его:

,06'ясните мне, пожалуйста, почему вы так легко готовы высмеять и раскритиковать всякие попытки оживить Учредительное Собрание. Наша партия стоит на платформе Учредительного Собрания, она ведет неустанную агитацию в пользу Учредительного Собрания, она усиленно доказывает, что вне Учредительного Собрания нет выхода для страны из нынешнего положения, она призывает рабочих бастовать во имя созыва Учредительного Собрания, словом, проявляет как будто бы, максимум интереса и активности в борьбе за Учредительное Собрание, и что же? Когда находятся люди, которые делают попытку поставить созыв Учредительного Собрания на практическую почву, вы не находите ничего лучшего, как презрительно пожать плечами и высокомерно бросить: „нелепая авантюра". Где же логика?

„На это Дан ответил:

„Конечно наша партия стоит на платформе Учредительного Собрания, она всегда на ней стояла, если припомните, еще в своей программе, но это требование слишком общее.

„Позвольте, — вскричал я, — но ведь и в письменной и в устной агитации мы именно так и ставим требование созыва Учредительного Собрания, как конкретное требование момента. Что же это такое: политическое лицемерие?

„Дан протестовал против моего выражения „политическое лицемерие", но сколько-нибудь убедительно доказать его необоснованности не мог. Да и как же иначе? Ведь и в вопросе об Учредительном Собрании, как и во многих других, суть дела состояла в том, что большинству Ц. К., быть может, даже не вполне сознательно, хотелось занять такую позицию, которая освобождала бы его от необходимости действовать.

„Позиция нейтралитета для большой политической партии при всяких условиях является весьма сомнительной позицией. Но она становится совершенно немыслимой, ибо просто противоречит человеческой природе, в обстановке кипящей крутом гражданской войны. Поэтому партия должна была занять вполне ясную и определенную позицию в происходившей борьбе. Но какую именно?

„Выбор, на мой взгляд, не представлял особых затруднений. С самого начала революции мы считали, что наша революция есть не социалистическая революция, ибо для последней у нас отсутствуют почти все объективные предпосылки, а революция буржуазно-демократическая (включающая, конечно, передачу помещичьих земель крестьянству и широкую программу социальных реформ для защиты пролетариата). Она неизбежно должна была бы остаться таковой даже и в том случае, если бы в некоторых странах Западной Европы вспыхнула революция, приближающаяся к социальной. Ибо характер революции в каждой данной стране, в конечном счете, определяется уровнем ее экономического развития, и что мыслимо и возможно, скажем, в Германии или Англии, несомненно, окажется немыслимым и невозможным в России. Исходя именно из этих соображений, мы с первого же дня революции стояли на платформе демократии, а не „диктатуры пролетариата", полагая, что хорошая демократия—это максимум, на который может рассчитывать Россия при современном уровне ее исторического развития.

„В чем сейчас состоят эти общие длительные интересы пролетариата? „Они состоят в создании единой, независимой и демократической России. Только такая Россия является основной предпо- сылкой нормального развития классовой борьбы и минимальной гарантией прав пролетариата. Только в такой России может развернуться здоровое, мощное, европейски-развитое рабочее движение. Не иначе.

„Раз это так, ясна линия поведения партии в настоящий момент: партия должна бросить все свои силы и энергию на чашу весов демократии, она должна определенно стать на сторону анти-советского движения и сделать отсюда все логические выводы.

„Отсюда ясны и практические выводы: решительная борьба с большевизмом, подготовка и организация народных восстаний против Советской власти, активная поддержка чехо-словаков и Комитета членов Учредительного Собрания, участие в строительстве демократической государственности, продолжение войны с Германией в тесном контакте с союзниками во имя восстановления единой независимой России,—таковы должны были бы быть директивы Ц. К., направляемые по адресу местных организаций. Как ни тяжело партии пролетариата итти против части того же пролетариата, пребывающей в большевистском пленении,—это необходимо сделать твердо и решительно во имя будущего рабочего класса, во имя социализма".

Майский. «Демократическая контр-революция», стр. 8—17.