2.
КРЕСТЬЯНСКИЕ ВОССТАНИЯ В РОССИИ И РОСТ НАЦИОНАЛЬНО- ОСВОБОДИТЕЛЬНОГО ДВИЖЕНИЯ НА ОКРАИНАХ.
стьянству— по крылатому выражению того времени — «корнилится и керитоя» уже с полгода. В ответ на попытку помещиков покрепче прибрать к своим рукам землю крестьянство поднялось во всех районах.
В архивах милиции Керенского сохранились подробные сводки о бурном росте крестьянского движения. В сводки попадали главным образом
Корниловщина открыла глаза и широким слоям крестьянства. Для крестьян выступление Корнилова явно означало возврат помещиков в старые «дворянские гнезда», означало полную гибель надежд на получение земли из рук Временного правительства. О земле и без того было слышно мало утешительного, а тут — снова старый классовый враг, от которого кре
только ничего не делает для удовлетворения
± насущных нужд рабочего класса и крестьянства, не только не принимает необходимых мер для окончания войны, для облегчения продовольственной нужды, но, наоборот, заботится лишь о защите интересов капиталистов и помещиков, решение вопроса о войне и мире отдает в руки империалистов-захватчиков, с продовольственной нуждой «борется» повышением хлебных цен.
2. Такое правительство может с нашей стороны рассчитывать лишь на одно: на самую решительную борьбу с ним. Неотложной задачей мы считаем немедленное устранение правительства, губящего дело революции и идущего под знаменем контрреволюции.
3. Революция погибнет, если власть не возьмут рабочие, солдаты и крестьяне в лице советов. Поэтому от предстоящего съезда советов мы требуем провозглашения власти советов.
4. В сознании того, что революция переживает страшные дни, мы заявляем: в борьбе за власть, в борьбе за победу революции советы могут рассчитывать на нашу безусловную и решительную поддержку» 1. Низовые организации под давлением рабочих
самораспускались, а перевыборы давали перевес большевикам. Фабричный комитет Трехгор- ной мануфактуры в Москве постановил сдать свои полномочия, а новый президиум фабричного комитета немедленно заявил, что он «считает необходимой борьбу стачкой за власть советов» а.
Широкие массы пролетариата на собственном суровом опыте убедились в том, чему учила их партия большевиков: спасти революцию может только решительная и самоотверженная борьба за свержение правительства фабрикантов и по- I, мещиков, возглавляемого Керенским.
выдающиеся факты и притом зарегистрированные в районах, ближе расположенных к центру. Но и эти факты дают яркое представление о характере движения1:
Май Июнь Июль Авг. Сент.
Число крестьянских выступлений (порубки, потравы, покосы,
захват имений и т. п.) 259 577 г 122 691 629
На первый взгляд может показаться, что крестьянское движение после июльских дней пошло на убыль. Именно такой вывод и делали из этих цифр бухгалтеры от соглашательства— эсеро-меньшевистские лидеры. Они старались доказать, что крестьянство успокаивается и согласно отложить «разговор о земле» до «приезда барина», т. е. до созыва Учредительного собрания.
Не говоря уже о том, что милиция Керенского недобросовестно подбирала цифры, она явно жульнически подавала их в своих сводках. Наиболее решительную форму борьбы — разгромы и поджоги экономий, захват земли и инвентаря — буржуазные статистики выделили из группы земельных нарушений и перенесли в группу «погромно-захватные правонарушения», где свалили в одну кучу захват имений и убийства с грабежами. Но и зтот жульнический прием не может скрыть истинную суть крестьянского движения. Если общая цифра крестьянских выступлений падает, то неуклонно и быстро растут разгром и захват помещичьих имений 2:
Май Июнь Июль Авг. Сент.
Погромно -оа- хватные правонарушения 152 112 387 440 958
Коренным образом изменилась форма крестьянской борьбы. Вместо потрав, покосов, экономических конфликтов на первый план выдвигается «выкуривание» помещика из насиженных гнезд: начинаются разгромы и поджоги имений, захват земли и раздел экономий. На заседании Временного правительства то-и-дело докладывают о новых мятежах в деревне. 27 сентября заместитель министра-председателя Коновалов сообщает о сильном погромном движении против помещиков в Саратовской губернии; 3 октября докладывается о разгроме имений в Волынской губернии; 4 октября получено сообщение о захвате и разделе имений в Курской, Пензенской и Рязанской губерниях; 6 октября— о растущем движении во Владикавказе, Минской, Харьковской и Волынской губерниях. Крестьянское движение распространялось, как огонь по бурелому, перебрасываясь из края в край и все ближе приближаясь к фронту, где миллионы солдат жадно ловили слухи о захвате помещичьих земель.
Приближение волны крестьянских восстаний к накаленному и без того фронту заставило Временное правительство решиться на новый контрреволюционный план.
Пятнадцатого октября Министерство внутренних дел под благовидным предлогом — улучшения продовольствия армии — предложило перебросить кавалерию с фронта вглубь России. Кавалерию предполагали расположить таким образом, чтобы охватить как можно больше районов, притом почти исключительно те, где пылали крестьянские восстания: Рязанский, Тамбовский, Пензенский, Саратовский, Курский, Орловский, Киевский, Харьковский, Екатеринославский, Новгородский, Пермский и др. Что дело шло именно о грандиозной карательной экспедиции, где в роли карателей должна была выступать вся кавалерия, а в роли караемых—большая часть крестьянства, можно судить по обмену телеграммами между министром внутренних дел Никитиным (член партии меньшевиков) и генералом Духониным. Требуя высылки кавалерии, Никитин указывал, что
«в целях продовольствия кавалерийские части с пользой для установления порядка могут быть расквартированы срочно»3. А дальше идет перечень районов, где бушевали восстания,—около 20 губерний, больше трети Европейской России!
Меньшевистский министр хотел засечь добрую треть крестьян руками их же сынов-солдат.
Ретивому защитнику помещиков Духонин отвечал:
«Ни боевые условия, ни участившиеся в последнее время в ближайшем тылу грабежи и разбои не позволяют теперь снять с фронтов кавалерию и отправить ее далеко в тыл... Поддержание внутреннего порядка в стране следует базировать на правильно организованной милиции, составленной из отборных надежных людей ныне увольняемых сроков службы» 4.
Генерал Духонин с солдатской простотой выболтал суть плана: кавалерия передвигалась не на фуражировку, а исключительно для разгрома крестьянского движения. План выполнить не удалось: нехватило надежных кавалерийских частей, ибо те полки, которые посылались, сами стали рассадником революционных идей. Но самое наличие плана говорило о том, что правительство помещиков и буржуазии готово было залить страну потоками крови, только бы сломить сопротивление крестьян.
Карательные экспедиции в деревне сыграли роль масла, подлитого в огонь: последние надежды рассеялись, как дым, и крестьянское восстание запылало по всей стране, окружая огненными кольцами губернские центры.
«В России, — писал об этом периоде Jle- і* НИИ, — переломный момент революции несомненен. В крестьянской стране, при революционном, республиканском правительстве, которое пользуется поддержкой партий эсеров и меньшевиков, имевших вчера еще господство среди мелкобуржуазной демократии, растет крестьянское восстание.
Это невероятно, но это факт»1. Резкий сдвиг начался и среди угнетенных национальностей.
Буржуазные национальные организации увидели в Корнилове с его великодержавной шовинистической политикой реальную угрозу своему существованию и поспешили осудить выступление контрреволюции.
Матроеы в солдаты во главе крестьянских выступлений. Рис. П. Васильева.
«Тяжелое несчастье случилось бы,—писала в своем воззвании Украинская центральная рада, — если бы генералу Корнилову удалось обратить народ и армию против правительства... Крестьяне и рабочие были бы окончательно разорены и ввергнуты в прежнюю страшную барскую и царскую неволю... Украинская центральная рада призывает все население земли украинской не повиноваться приказам Корнилова и других врагов революции. Украинская центральная рада оповещает всех граждан сел и городов Украины, что законное правительство в России—только Временное российское правительство, а на Украине—Украинская центральная рада и ее генеральный секретариат»2. Даже Всероссийский съезд мулл в Казани, объединившись с общим мусульманским съездом, призвал многомиллионное мусульманство
«связать свою судьбу с той властью и теми органами демократии, которые с самого начала революции явились оплотом завоеванных свобод»3.
В Закавказье местная буржуазия и мелкобуржуазные партии звали к борьбе против Корнилова. В Бурятии, в Туркестане национальная буржуазия принимала резолюции против корниловского восстания.
Но размах массового движения испугал национальную буржуазию и ее эсеро-меныне- вистских лакеев.
Продолжение империалистской войны, нарастающий голод и по существу прямой отказ разрешить национальный вопрос убеждали широкие массы угнетенных национальностей, что не только великодержавная буржуазия, но и своя национальная не способна возглавить борьбу за освобождение.
В Финляндии после роспуска сейма Временным правительством руководители сейма решили открыть его явочным порядком. Но генерал-губернатор Финляндии кадет Некрасов 15 сентября повесил печать на дверях помещения, где собирались депутаты. На поддержку сейма выступил совет рабочих и солдатских депутатов, руководимый большевиками. «Сейм будет заседать под охраной наших штыков», заявили представители совета генерал-губернатору. Временное правительство отдало распоряжение вывести революционные войска из Финляндии, чтобы сломить сопротивление трудящихся. Пролетариат и широкие народные массы Финляндии наглядно убедились, что только власть советов может дать им свободу.
В Крыму трудящиеся татары заставили съезд крымских мусульман, собравшийся 8 октября в Симферополе, требовать открытия Крымского мусульманского сейма до созыва Учредительного собрания. Народные массы угнетенного Крыма не верили обещаниям Временного правительства її явочным порядком пытались взять решение национального вопроса в свои руки.
Во всех национальных областях участились конфликты и столкновения между правительственными комиссарами и местными организациями. Всякая попытка национального самоопределения, малейшее стремление к государственной самостоятельности встречали резкий отпор Временного правительства России. С другой стороны, рабочие и крестьяне угнетенных наций требовали от национальных организаций, ставших в первый период революции во главе буржуазно-освободительного движения, решительной политики: прекращения войны, конфискации помещичьей земли, ликвидации национального неравенства.
По мере углубления революции положение все обострялось: снизу напирали рабочие и крестьяне, сверху давил угнетательский пресс Временного правительства. В народных массах росла уверенность, что освобождения можно добиться только в борьбе и против империа- ± лизма и одновременно против своей национальной буржуазии, в борьбе за власть советов. ' Сталин писал о национальной борьбе этого периода:
«Поскольку «общенациональные» институты на окраинах проявляли тенденцию к государственной самостоятельности, они встречали непреодолимое противодействие со стороны империалистского правительства России. Поскольку же они, утверждая власть национальной буржуазии, оставались глухи к коренным интересам «своих» рабочих и крестьян, они вызывали среди последних ропот и недовольство...-
Становилось очевидным, что освобождение трудовых масс угнетенных национальностей и уничтожение национального гнета немыслимы без разрыва с империализмом, низвержения «своей» национальной буржуазии и взятия власти самими трудовыми массами»
Процесс социального расслоения внутри еди- I ного национального движения происходил во всех национальностях с большей или меньшей силой в зависимости от организованности и сознательности пролетариата. Как проходил этот процесс — показывает борьба узбекской бедноты за городскую думу в Самарканде в конце августа 1917 года. На выборах в думу национальная буржуазия выставила единый мусульманский список, сплошь из баев, мулл и купцов. Когда рабочие и самаркандская беднота потребовали включить в этот список десять своих представителей, им в этом отказали, предложив ограничиться двумя. Самаркандская беднота, организованная в «союз трудящихся мусульман», от такого представительства отказалась.
«Союз» обратился к трудящимся со следующей листовкой:
«Правильно ли, чтобы из общего числа членов городской думы в 75 человек от баев, мулл и интеллигенции, не составляющих и одной десятой части населения города, прошло 73 представителя, а от нас, бедняков и рабочих, составляющих большинство населения, лишь два представителя? Поэтому мы отвергли условие Шуры» (национальная буржуазная организация. Ред.).
«Но вот эта самая Шура,—говорится дальше в листовке,-—которая не согласилась принять от нас десять человек, — знаете, что она сделала? Она объединилась с русским союзом, называемым обществом домовладельцев, и вписала в свой список 25 русских. Услыхав об зтом, мы сказали: «Не беда», и, уповая на бога, сами составили собственный список, введя туда по одному от каждой группы рабочих нашего города. Некоторые люди очень
встревожены нашим действием, так как они ^ очень боятся, что если мы введем своих бедняков в городскую думу, то для них не останется места... Рабочие, не будьте беспечными, не дайте себя обмануть!»1 В этом документе с замечательной яркостью проявилось то новое в национальном движении, что неизбежно нарождалось по мере перехода революции от буржуазно-демократического этапа к социалистическому. Даже наиболее отсталые национальные отряды пролетариата на собственном опыте убеждались в классовом единстве «своих» и русских эксплоататоров. Национальная буржуазия не без оснований пугалась, что ей «не останется места».
Буржуазия угнетенных национальностей пыталась задержать этот процесс размежевания в национальном движении. Это можно было сделать, лишь отгородившись от всей России, из которой неудержимо распространялась революционная зараза большевизма.
«Россия находится в настоящее время в состоянии разложения и распадения и корчится в непрерывных конвульсиях революции,— писала финская буржуазная газета «Хувудстатсбладст». — Русский народ одержим анархической разнузданностью и самоуничтожением, и не должны ли мы при таких условиях стремиться к тому, чтобы по возможности отделиться от этого хаоса, дабы не быть самим вовлеченными в гибель?»2 Финская буржуазия выразила наиболее откровенно тайные желания буржуазных слоев всех угнетаемых национальностей. Но эти тайные стремления все более и более делались явными. Именно после разгрома корниловщины растет стремление буржуазии отгородиться от революционных центров. Эти стремления вызываются не только империалистской политикой Временного правительства, но и страхом перед активностью «соб- I ственных» рабочих и крестьян.
В ряде национальных областей классовые конфликты стали перерастать в вооруженную борьбу. Размах крестьянского движения оказался намного сильней в национальных краях: во Владимирской губернии центральной России в сентябре было только 13 выступлений, а в Казанской — 51, в Минской — 57, на Ки- евщине — 39. Борьба крестьянства угнетенных наций местами уже начала сливаться с рабочими стачками, создавая исключительно напряженное положение в национальных областях. 4 октября на заседании Временного правительства министр внутренних дел меньшевик Никитин доложил о вооруженной борьбе крестьян в округах Терской области — Грозненском, Веденском и Хасав-Юртском. Больше всего опасений вызвал у министра тот факт, что в этот же период в районе города Грозного началась забастовка рабочих нефтяных промыслов. Насколько правительство боялось объединения революционно-национального движения с рабочей революцией, можно судить по тому, что в указанных районах оно поторопилось телеграммой ввести «военное по ложение».
К рабочей революции и крестьянскому восстанию присоединялась национально-освободительная война.
«Национальный и аграрный вопросы, — писал Ленин, — это коренные вопросы дня мелкобуржуазных масс населения России в настоящее время. Это неоспоримо. И по обоим вопросам пролетариат «не изолирован» на редкость. Он имеет за собой большинство народа. Он один способен вести такую решительную, действительно «революционно-демократическую» политику по обоим вопросам, которая сразу обеспечила бы пролетарской государственной власти не только поддержку большинства населения, но и настоящий взрыв революционного энтузиазма в массах» 3.