ОТ РЕДАКТОРА
ЧІ С Историко-культурный интерес исключительного значения пред- , ' ставляет изучение общей тюрко-славянской и славяно-тюркской лексики, возникшей в результате взаимовлияния тюркских и славянских языков, порожденной многовековыми контактами и, более того, совместной жизнью их носителей в условиях единого государства^ В XI в.
на Руси появляются поселения тюркских племен; первые достоверные сведения о поселениях торков приходятся на 1080 г.; в 1097 г. упоминаются вместе с торками и первые поселения берендеев и печенегов. Названные тюркские племена носили на Руси собирательное имя черных клобуков и позднее входили в состав Киевского государства на правах его граждан.1I Многовековое взаимодействие восточных славян — позднее русских, украинцев, белорусов — и тюрков оставило заметный след во многих проявлениях жизни и деятельности названных славянских народов: в их -этногенезе и культуре, архитектуре и орнаменте, в употреблении ими некоторых предметов домашнего оби- хода и одежды, в отдельных деталях быта и обычаев, в терминологии животноводства и соколиной охоты, в фамилиях и прозвищах, в топонимах и гидронимах и ті п. Посольский церемониал у русских князей и царей вплоть до Петра I «носил в полном, можно сказать, объеме татарский — вернее — азиатский характер».2
Самобытная культура русов впитывала элементы чужой культуры, шедшие с Востока и Запада, и, перерабатывая их, обогащалась, поднималась на новые ступени своего развития.
(Первые попытки регистрации и посильного объяснения тюркизмов и, шире, восточных элементов (преимущественно персидской и арабской лексики, проникшей в русский язык, как правило, через посредство тюркских языков Поволжья и Северного Кавказа) были предприняты нашими далекими предками «ранее XI столетия».3|
К числу лексикографических опытов, представляющих исключительный интерес для истории регистрации и объяснения тюркской лексики русскими, относятся два словарика: «Се татарскый язык» и «Толкование [или Толк] языка половецкого».4 Позднее, в XVI—XVIII вв., широко распространяются словари иностранных слов, проникших в лексику русского языка, которые носили название «Азбуковники» или «Алфавиты иностранных речей»; в них иногда приводились толкования слов, заимствованных из восточных языков, в том числе и тюркских.5
В «Лексиконе» (СПб., 1793) В.
Н. Татищева (1686—1750) приведены на научном уровне того времени толкования значительного числа тюркских по происхождению слов, а до этого Василий Тузов в журнале «Поденщина» (1769) опубликовал списки восточных слов в сопоставлении с русскими.6IРусские востоковеды в начале XIX в. включали в планы своих исследований как необходимый элемент изучение тюркизмов в русском языке и русизмов в тюркских языках/
Восточные элементы в «Хожении за три моря» Афанасия Никитина объясняли X. Д. Френ (1782—1851) и Я. О. Ярцов (1792—1861).7 Талантливый востоковед, ученик X. Д. Френа, Я. О. Ярцов в 1816 г. для своей диссертации на степень магистра избрал следующую тему: «De origine vocabularum rossicorum ex linguis orientalibus prolatis» («О русских словах, происходящих из восточных языков»).
Свидетельством возрастающего внимания к этой теме является также доклад проф. Казанского университета И. Ф. Яковкина на тему: «Опыт собрания слов арабских, турецких, персидских и татарских, употребляемых в российском языке», прочитанный 20 января 1817 г. на заседании Академии наук в Петербурге.8
В это же время появляются специальные издания, регистрирующие и объясняющие иностранные лексические заимствования в русском языке; к их числу, например, относятся словарь Н. Яновского «Новый словотолкователь, расположенный по алфавиту» (ч. 1—3. СПб., 1803, 1804, 1806); «Новый и полный толкователь слов славянских, греческих, латинских, немецких, итальянских, французских, жидовских, турецких и др., употребляемых в российском языке» (Харьков, 1817) и «Корнеслов русского языка, сравнительно со всеми главнейшими славянскими наречиями и с двадцатью четырьмя иностранными языками» Ф. С. Шимке- вича (СПб., 1842).
В этом плане известный интерес представляет также труд С. П. Зелинского «Объяснительный словарь татарских, грузинских и армянских слов, вошедших в материалы для изучения экономического быта государственных крестьян Закавказского края» (Тифлис, 1889) и «Новейший полный словотолкователь и объявитель 150 000 иностранных слов» В.
Мартиновского и И. Ковальского (М., 1895).Методика изучения восточной лексики в русском языке, сложная задача, до сих пор не получившая удовлетворительного решения, привлекла внимание русских востоковедов в первой трети прошлого столетия. Профессор-арабист Казанского университета Ф. И. Эрдман (1793—1863) изложил свои соображения о методах изучения ориентализмов в русском языке в двух имевших одинаковое название статьях «Изъяснения некоторых слов, перешедших из восточных языков в российский».9 Этой же теме посвящена статья И. Н. Березина (1818—1896) «Несколько замечаний об определении иностранных слов в русском языке» (Москвитянин, 1852, № 15). К этим статьям по своей цели и направленности примыкает «Записка (об отношениях русского языка к восточным)» А. К. Казем-бека (1802-1870).10 Широко задуманное Отделением русского языка и словесности АН издание «Материалы для словаря русского языка» (Прибавление к ИОРЯС, т. 1, 1852—1853) 11 не могло обойтись без регистрации и объяснения многочисленных восточных элементов, давно и прочно закрепившихся в словаре русского языка. В этой трудоемкой работе по отбору и толкованию лексики восточного происхождения приняли участие выдающиеся ученые: В. В. Григорьев. Областные великорусские слова восточного происхождения. Замечания по Опыту областного великорусского языка (указ. соч., тетрадь I, II, стб. 14—21, 68—70); А. К. К а з е м- б е к. Объяснение русских слов, сходных со словами восточных языков (указ. соч., т. I, тетрадь I, III, стб. 22—37, стб. 71—80; тетрадь 2, XXIX, стб. 385—390); П. Я. Петров. Список некоторых великорусских слов, сродных или сходных с восточными (указ. соч., т. I, тетрадь I, стб. 81—103); И. Н. Березин. Замечание о восточных словах в областном великорусском языке (указ. соч., т. I, тетрадь I, XVI, стб. 186—192; тетрадь 2, XXII, стб. 323—332); А. М. Ш ё г р е н. Материалы для сравнения областных великорусских слов со словами языков северных и восточных (указ. соч., т. I, тетрадь I, XIV, стб. 145—165); А.
Б о- бровников. Областные великорусские слова, заимствованные от монголов и калмыков (указ. соч., т. I, тетрадь 2, XVII, стб. 193—197).Первый опыт этимологического словаря восточных заимствований в польском языке и польских слов в турецком принадлежит А. О. Мухлинскому (1808—1877), профессору факультета восточных языков СПб. университета: A. Muchlinski. Zrodtos- lownik wyrazow, ktore przeszly wprost czy posrednio, do naszej mowy z jqzykow wschodnich, tudziez maj^czych гоЬороІпц analogic со do brzmienia lub znaczenia, z dolc^czeniem zbiorku wyrazow, przeniesionych. z polskiego do j^zyka tureckiego (St.-Pb., 1858, 158 S.). Этот труд А. О. Мухлинского представляет интерес и для исследователей тюркизмов в русском языке.
В середине XIX в. делаются первые попытки исследовать проблему заимствований русской лексики в словарном составе тюркских языков. Эта тема впервые получила освещение в исследовании П. С. Савельева (1814—1859) «Восточные слова в русском и русские в восточных языках»,11 за которым последовала обстоятельная статья А. К. Казем-бека «Об этнографическом исследовании русских слов, усвоенных местными тюркскими наречиями в России».12 После значительного перерыва эта тема привлекла внимание Н. Ф. Катанова (' Q62—1922) в работе «Die aus dem Rus- sischen entlehnten Fremdworter des Sagai-Dialects».13 Дальнейшее, невиданное по своим масштабам развитие она получила в советское время.14
Цель дипломного сочинения студента факультета восточных языков СПб. университета, будущего историка Турции и Крыма В. Д. Смирнова (1846—1922) была сформулирована так: «Исследовать, в чем заключалось влияние монгольского владычества на Россию, рассмотрев, насколько оно оставило следы свои в языке русском» (Биографический словарь профессоров и преподавателей СПб. университета, т. II. СПб., 1898, с. 199).
Многовековое тесное общение русских и тюрок оставило, как указывалось выше, глубокий след не только в общеупотребительном и специальном разделах лексики, но и в такой интимной области проявления духа народного, как фольклор.
Почетный академик по разряду изящной словесности В.В.
Стасов (1824—1906) в своем известном исследовании «Происхождение русских былин» (Собр. соч., т. III. СПб., 1894) уделил особое внимание ориентализмам в русском фольклоре. О половецком влиянии на русский эпос писал Вс. Ф. Миллер в работе «Экскурсы в область русского народного эпоса» (М., 1892); см. еще: Пархоменко В. Следы половецкого эпоса в летописях (Проблемы источниковедения, № 3. М.—JL, 1940).Отделение русского языка и словесности (ОРЯС) АН в целях глубокого изучения отдельных лексических пластов словаря русского языка неизменное внимание обращало на тюркские заимствования в русской лексике. На трехлетие (1898—1900) ОРЯС АН определило как особую задачу для работ на премию им. М. И. Михельсона 15 тему «Тюркские элементы в русском языке до монгольского нашествия».
Выдающийся памятник древнерусской литературы «Слово о полку Игореве» — живой и яркий свидетель непосредственного знакомства его автора с жизнью и бытом половцев; он знает имена половецких ханов: Боняк, Кончак, Кобяк, Шарукан, Гза(к); он широко использует тюркские этнонимы, титулатуру и другую терминологию; он знает, по-видимому, половецкие эпические сказы, вот почему «Слово», как давно замечено, дышит ароматом степи — Половецкого поля. Названные реалии тюркского обихода и быта и, в особенности, наличие значительного числа тюркских лексических элементов, а также восточных слов, проникших в лексику «Слова» через посредство тюрок [печенегов, торок, берендеев, узов « гузов < огузов), черных клобуков, половцев], являются убедительнейшим аргументом в пользу признания подлинности этого произведения — памятника древнерусской литературы XII века. Подделать тюркскую (восточную) лексику в том виде, в каком она представлена в «Слове», невозможно.16Первым русским востоковедом, изучавшим восточные слова в «Слове о полку Игореве», был русский дипломат, посланник в Константинополе (1801—1817) и Риме А. Я. Италинский (1743— 1827). Его замечания на эту тему через посредство А. И. Тургенева были известны А. С.
Пушкину (см.: К р а ч к о в- с к и й И. Ю. Избр. соч., т. V. М.—Л., 1958, с. 71—72).Первым исследователем ориентализмов в русском языке домонгольского периода на материале «Слова о полку Игореве» и тем самым первым исследователем этого выдающегося памятника древнерусской литературы в плане изучения его иноязычной лексики является упоминавшийся уже арабист Ф. И. Эрдман, выступивший со статьей «Следы азиатизма в „Слове о полку Игореве"» (ЖМНП, ч. 36, 1842, отд. II) и пытавшийся дать объяснения восточным элементам этого памятника с помощью арабского и древнееврейского языков; его попытки толкования восточ^, ных элементов «Слова» неудачны.
Позднее эта тема — изучение восточной лексики в «Слове» — надолго (вплоть до наших дней) стала одной из ведущих для русских тюркологов, первым из которых был П. М. Мелиоранский (1869—1906), опубликовавший статью «Турецкие элементы в языке „Слова о полку Игореве"»,17 на которую откликнулся академик славист-востоковед-классик Ф. Е. Корш (1843—1915) статьей «Турецкие элементы в языке „Слова о полку Игореве" (Заметки к исследованию П. М. Мелиоранского)».18
В завязавшейся весьма плодотворной дискуссии слово вновь взял П. М. Мелиоранский, опубликовав «Вторую статью о турецких элементах в языке „Слова о полку Игореве" (Ответ Ф. Е. Коршу)»,19 на которую в свою очередь последовал ответ Ф. Е. Корша «По поводу второй статьи проф. П. М. Мелиоранского о турецких элементах в языке „Слова о полку Игореве"».20П. М. Мелиоранский, продолжая свои исследования в этой трудной области тюркско-славянского языкознания, опубликовал новую статью: «Заимствованные восточные слова в памятниках русской письменности домонгольского времени».21
Ф. Е. Корш в своей последней на эту тему статье «О некоторых бытовых словах, заимствованных древними славянами из так называемых урало-алтайских языков» 22 расширил географическую и лингвистическую зону заимствованной лексики.
После значительного по времени перерыва интерес к исследованию тюркских заимствований в «Слове о полку Игореве» вновь возник уже в Советскую эпоху.
С. Е. Малов (1880—1957) в статье «Тюркизмы в языке „Слова о полку Игореве"» 23 дополнил и уточнил соображения П. М. Ме- лиоранского и Ф. Е. Корша о следующих словах и терминах: олбер, шельбир, топчакы, ревуги, могуты, коган—каган, боярин, быля.
В. А. Гордлевский (1876—1956) выступил с обстоятельной статьей «Что такое „босый волк"? (К Толкованию «Слова о полку Игореве»)», 24 в которой на большом материале осветил важную историко-этнографическую проблему древнейшего культа волка у разных народов, в том числе и у тюрок.
Крупный знаток тюркско-русской лексики А.И. Попов (1899— 1973) внес свой вклад в изучение «Слова» двумя статьями: «„Каяла" и „Канина" в „Слове о полку Игореве"» 25 и «Заметка о „Слове о полку Игореве"»,26 где обстоятельно анализируются слова каяла, каяти, орътъмы, япончица, карна, жля.
Среди ряда статей Н. А. Баскакова, посвященных тюркизмам в русском языке, отметим две работы, непосредственно касающиеся интересующей нас темы: «Половецкие отблески в „Слове о полку Игореве"» (UAJb. 48, 1976, 17—31), «Тюркизмы — социальная терминология в „Слове о полку Игореве"» (Turcologica. JL, 1976, с. 225—234).
Много полезных сведений о тюркских лексических заимствованиях в русском языке содержится в Исследовании Н. К. Дмитриева (1898—1954) «О тюркских элементах русского словаря»,27которому предшествовала статья «Тюркские элементы в русском арго».28
В неопубликованной докторской диссертации И. Г. Добро- домова «Проблемы изучения булгарских лексических элементов в славянских языках» (М., 1974) сделана попытка выделить среди
тюркизмов славянских языков древнейший булгарский пласт заимствований. Интересна также его попытка" дать хронологическую стратификацию тюркизмов в статье «Вопросы хронологии тюркских заимствований в славянских языках» (Советская тюркология, 1976, № 6, с. 24-37).
Изучение лексики «Слова» теперь, после выхода в свет труда В. JI. Виноградовой «Словарь-справочник „Слова о полку Иго- реве"», 29 значительно облегчается.
Ограничиваясь приведенными сведениями об исследовании восточных элементов в «Слове о полку Игореве», достаточно полно характеризующими состояние изученности ориентализмов в «Слове», редактор книги не считает возможным входить в подробное перечисление всех трудов, касающихся этой необъятной темы, и отсылает интересующихся к уже имеющимся библиографическим спискам.30
* * *
Наиболее полным по анализируемому материалу, учитывающим весь (или почти весь) предшествующий опыт исследования восточной лексики в «Слове о полку Игореве» является предлагаемый ниже труд Карла Генриха Менгеса, который в последнее время автором был исправлен и дополнен новыми разысканиями, і— К. Г. Менгесу принадлежит целый ряд исследований, посвя- -щенных восточным и, шире, алтайским заимствованиям в славянских языках. Эти работы, ведущиеся на широкой востоковедческой и славяноведческой основах, включающих данные самых разнообразных источников (вплоть до китайских, с одной стороны, и греческих и латинских, с другой), являются единственными в своем роде как по глубине проникновения в исследуемый материал, так и по количеству привлекаемого подсобного материала. К. Г. Менгес дополняет, уточняет и исправляет истолкования и анализ ориентализмов, предложенных в известных исследованиях и словарях Фр. Миклошича, М. Фасмера, А. Г. Преображенского и многих других ученых, приложивших свои усилия для объяснения ориентализмов в славянских языках.
Особый интерес представляет также вводная статья, сжато освещающая древнюю историю славян и их миграций.
При всей солидности аргументаций и почти исчерпывающем знании автором исследовательского материала не все его этимологические истолкования и исходные положения бесспорны, оправданием чему может служить сложность исторических судеб многих ориентализмов, а равным образом и то, что сам автор не претендует на непогрешимость, оставляя двери открытыми для дальнейших разысканий в этой сложной и трудоемкой области.
При переводе книги К. Г. Менгеса на русский язык в основном была сохранена авторская оригинальная транскрипция латиницей. Материалы русского и других славянских языков, пользующихся кириллицей, переведены из транскрипции в нормальную орфографию. Поскольку автор широко использует «Словарь» В. В. Радлова, сохранены также названия отдельных тюркских языков и диалектов, представленные там; однако те названия, которые совершенно неупотребительны в современной отечественной тюркологии, заменены на принятые, например, вместо урянхайского, или сойонского, дается тувинский; то же сделано и в отношении номенклатуры ряда других языков: так, вместо лопарского употребляется название саамский язык и т. п. Библиографические ссылки даются как в тексте, так и в подстрочных примечаниях, широко применяются сокращения источников (см. Список сокращений); такая система используется и автором.
В качестве основы исследования К. Г. Менгес привлекает реконструкцию «Слова о полку Игореве», предложенную проф. Р. О. Якобсоном (опубликована в Geste, на ее основе также построен Словарь Т. Чижевской). Хотя эта реконструкция не имеет достаточно широкого хождения в нашей стране и не является всеобще и безусловно принятой в среде филологов, редакция не сочла возможным предложить в качестве основы исследования первое издание текста «Слова» (М., 1800) или реконструкцию текста акад. Д. С. Лихачева (опубликована, в частности, в «Словаре-справочнике» В. Л. Виноградовой, вып. 1. М.—Л., 1965), поскольку некоторые содержательные элементы книги получают свое значение только в связи с реконструкцией Р. О. Якобсона. В необходимых случаях в примечаниях редакция указывает на
индивидуальные особенности этой реконструкции.
* *
* Профессор Карл Генрих Менгес родился 22 апреля 1908 г. во Франкфурте-на-Майне в семье служащего, начальное и среднее образование (1914—1926) получил в своем родном городе, высшее — в трех немецких университетах: Франкфуртском (1926-1927), Мюнхенском (1927-1928), Берлинском (1928— 1932), в которых слушал лекции и посещал семинарские занятия выдающихся славистов М. Фасмера (1886—1962), Э. Бернекера (1874—1937), А. Брюкнера (1856—1939), тюрколога В. Банга (1869—1934), семитолога и тюрколога Г. Бергштрессера (1886—1933). Окончив Берлинский университет с ученой степенью доктора философии, получив специальности слависта и. филолога-тюрколога, К. Г. Менгес в 1933—1936 гг. состоял младшим научным сотрудником Восточного отделения Прусской академии наук в Берлине.
К. Г. Менгес, хорошо владеющий русским языком, еще студентом в 1928—1929 гг. впервые посетил Советский Союз с научной целью; он пробыл в нашей стране более года, слушая лекции в МГУ, изучая славянские рукописи в Государственном Историческом музее в Москве; тогда же он совершил свое первое путешествие по СССР: Мурманск, Средняя Азия, Кавказ. Позднее К. Г. Менгес неоднократно посещал Советский Союз, занимаясь изучением тюркских и тунгусо-маньчжурских языков.
В 1936 г. К. Г. Менгес вынужден был по политическим мотивам покинуть Германию и искать убежища сначала в Чехосла- вакии (Прага, 1936—1937), а затем в Турции (1937—1940), где он в должности профессора преподавал русский язык в Аннадэ- ском университете. В 1940 г. К. Г. Менгес обосновался в США, получив должность лектора в Отделении восточно-европейских языков Колумбийского университета (Нью-Йорк), Позднее здесь же, в Колумбийском университете, К. Г. Менгес читал лекции и вел спецкурсы по древнеуйгурскому, турецкому, «чагатайскому» и тюркским языкам Сибири; в дальнейшем круг привлекаемого материала был значительно расширен, что позволило ему разработать обширный цикл лекций по алтайской филологии. Благодаря своей солидной общефилологической подготовке, знанию ряда восточных, алтайских, славянских и западноевропейских языков К. Г. Менгес быстро приобрел авторитет крупного специалиста по славянской и алтайской филологии, что нашло свое формальное выражение в присвоении ему в 1947 г. звания профессора (Associate Professor) славянских и алтайских языков; в 1956 г. ему было присвоено звание профессора алтайской филологии. В 1976 г. по достижении пенсионного возраста уволен в отставку с пенсией.
Проф. К. Г. Менгес читал лекции по лексике, грамматике, истории и этимологии славянских и алтайских языков, а также по истории, географии, истории культуры стран и народов Ближнего и Среднего Востока в ряде университетов США, Западной Европы и Азии.
К. Г. Менгес состоит членом редакционных комитетов двух востоковедных журналов и избран членом ряда научных обществ.31
Ленинград
сентябрь 1978 г. А. Н. Кононов
Еще по теме ОТ РЕДАКТОРА:
- Редактор реальности
- От редактора
- ОТ РЕДАКТОРА
- От редакторов русского издания
- ПРЕДИСЛОВИЕ РЕДАКТОРА
- Предисловие редактора-составителя
- Предисловие редактора
- От научного редактора
- ПРЕДИСЛОВИЕ РЕДАКТОРА
- Предисловие научного редактора
- Предисловие редактора русского издания
- Примечание редактора русского издания
- Редактор реальности, воззрение и новый опыт
- Из опыта работы интернет-редактора сайта «Религиозная свобода в Нижегордском регионе» Воротилина О. О.