Обратимся к основным идеям культурологичекой концепции О. Шпенглера. Шпенглер О. Закат Европы. Т. 1. С. 24. 2 Там же. С. 21. Вначале приведем ее полное название: «Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории. Том I. Гештальт и действительность». Здесь важно каждое слово, и необходимо вникнуть в явные и скрытые смыслы. Это важно потому, что на протяжении всего XX в. книга Шпенглера была объектом искажений, недоразумений, запретов, восхищения и почитания. Одни считали ее появление сенсацией; другие обвиняли автора в эпигонстве, дилетантизме; третьи отмечали ее абсурдность. Не продолжая перечисления этих полярно противоположных оценок, можно утверждать, что «Закат Европы», несомненно, выдержал испытание временем и вошел в классику культурологии. Но вернемся к названию. В нем тоже проявился «перст судьбы». При переводе с немецкого заглавие книги не сразу получило точный эквивалент: буквально оно означало «Закат Запада» или «Гибель Запада» и другие довольно абсурдные варианты. Сам автор весьма критически относился к подобным версиям. В русском переводе наиболее точным является «Закат Европы», ибо в книге идет речь именно об угасании европейской культуры. Лишь в последующих изданиях Шпенглером была сделана поправка: «европейской и американской культуры», что мало меняло суть концепции. Судьбу книги в России также нельзя назвать безмятежной. Хотя вскоре после издания книга «Закат Европы» была переведена в 1923 г. на русский язык, многие отечественные философы значительно раньше прочитали ее в подлиннике и отозвались различными статьями в сборнике «Освальд Шпенглер и "Закат Европы"», вышедшем в 1922 г. В нем приняли участие Н. А. Бердяев, Ф. Сте-пун, С. Л. Франк и другие. В 1924 г. было предпринято второе, переработанное автором издание «Заката Европы», и оно стало библиографической редкостью, практически неизвестной читателям. Только в 1993 г. в серии библиотеки «Философское наследие» вышел I том, а II том, в котором содержатся дополнения и комментарии, был впервые переведен на русский язык и полностью опубликован лишь в 1998 г. И еще одно замечание, подчеркивающее трагичность судьбы этой книги. Важно внимательно отнестись к тому историческому фону, тем событиям начала XX в., которые отразились на мировосприятии Шпенглера. Это период с 1912 по 1918 г., наполненный чрезвычайным драматизмом, отмеченный трагическими противоречиями, гибелью миллионов людей, неопределенностью будущего. Хаос и рас- свирепевшие судьбы века, маски сатанизма в социальных и культурных потрясениях, предчувствие апокалипсиса, светопреставления и поиск хрупкой надежды — эти настроения были весьма распространены, и Шпенглер испытал на себе их мощное воздействие. Шумный успех и сенсационность «Заката Европы» сопровождались огромным потоком критики, на автора буквально сыпались обвинения в дилетантизме, плагиате и заимствовании идей у различных предшественников. Почти все известные философы, социологи, культурологи, историки того времени так или иначе отозвались на книгу, и библиография этих комментариев еще ждет своих исследователей. Упомянем лишь некоторые оценки. Отто Нейрат, глава «Венского кружка» позитивистов, написал книгу «Анти-Шпенглер»; международный журнал «Логос» за 1920-1921 гг. целиком посвящен подробному разбору этого сочинения. Особенно обширна была литература, в которой оспаривалось первенство идей Шпенглера о развитии культуры, историко-культурной типологии. Упоминались Гердер, Гегель, Шеллинг, Вико, Монтескье; Ибн Хальдун, представивший еще в XIV в. морфологию исламской культуры; Н. Данилевский и К. Леонтьев. Всех трудно перечислить. Вопрос о том, кого читал и что знал Шпенглер, занимал очень многих. Среди этих обвинений было немало абсурдных. Достаточно упомянуть тот факт, что немецкий перевод книги Н. Я. Данилевского вышел только в 1920 г., когда «Закат Европы» уже был известным, а предположить, что Шпенглер знакомился с ним в подлиннике, вряд ли возможно. Трудно представить, что Шпенглер был равнодушен к этим нападкам. Тем более что они продолжались и в последующие годы, когда его объявляли «мракобесом», «ультрареакционером». В письме к своему издателю он признается: Если бы мне вздумалось прочитать хоть половину этого, я и сегодня еще не подошел бы к концу. Гете и Ницше — вот те два мыслителя, зависимость от которых я чувствую наверняка!1 И все-таки эту тему о «предшественниках» неверно было бы считать «закрытой». Она еще ждет нового прочтения, нового исследования, но не с позиций заимствования. Важно отметить и другой факт: огромное влияние идей Шпенглера на современников и будущее поколение философов и культуроло- Шпенглер О. Закат Европы. Т. 1. С. 19. гов, в той или иной степени развивающих его концепцию всемирной культуры. Несомненным оно представляется в отношении таких мыслителей, как X. Ортега-и-Гассет, П. Сорокин, А. Тойнби, Л. Мэм-форд, Й. Хейзинга, Р. Арон, Т. Кун, Ф. Бродель, Т. Адорно, Г. Марку-зе и многих других. О некоторых из них мы будем говорить ниже. И наконец, последнее замечание перед тем, как перейти к культурологической концепции Шпенглера. Его сочинение мало напоминает сухое академическое изложение. Это скорее художественный трактат, в котором глубокие обобщения тесно связаны с историческими аналогиями, собственным видением фактов культуры. Колоссальна историческая эрудиция Шпенглера: в указателе имен в тексте I тома отмечено свыше 500 философов, ученых, историков, художников, исторических деятелей, причем многие упоминаются неоднократно, среди них: Александр Македонский, Аристотель, Ар-;симед, Бетховен, Боттичелли, Будда, Вагнер, Ватто, Вольтер, Галилей, Гаусс, Гегель, Гельмгольц, Гераклит, Гете, Гомер, Данте, Декарт, Джотто, Достоевский, Дюрер, Евклид, Ибсен, Иисус Христос, Кант, Лейбниц, Леонардо да Винчи, Лютер, Маркс, Микеланджело, Моцарт, Наполеон, Ницше, Ньютон, Пифагор, Платон, Рафаэль, Рембрандт, Руссо, Тициан, Толстой, Фидий, Цезарь, Шекспир, Шопенгауэр, Эсхил и др. Уже одно это перечисление свидетельствует об исторической и художественно-философской панораме исследования культуры. Книга состоит из введения, 6 глав и таблиц к сравнительной морфологии мировой истории. Изложение или сжатый пересказ представляет немалую трудность. Каждая из глав достойна быть отдельной книгой. Поэтому ограничимся пока лишь их перечислением: • Глава первая. «О смысле чисел». • Глава вторая. «Проблема мировой истории». •Ф- I. «Физиогномика и систематика». •Ф- II. «Идея судьбы и принцип каузальности». • Глава третья. «Макрокосм». •> I. «Символика картины мира и проблема пространства». -Ф- II. «Аполлоническая, фаустовская, магическая душа». • Глава четвертая. «Музыка и пластика». (диахронности). Это привело исследователей к разделению всей истории на Древний мир — Средние века — Новое время. Шпенглер называет это невероятно скудной и бессмысленной схемой, господствующей над историческим мышлением. Такой подход, приемлемый для Западной Европы, является абсурдным для культур Китая, Мексики и других регионов. Он не только ограничивает объем истории, но и значительно сужает ее арену. Согласно данной схеме, культура «вращается» вокруг Европы как мнимого центра мирового свершения. В действительности все культуры имеют равное значение в общей картине истории. Древние цивилизации Вавилона и Египта, Индии и Китая нередко превосходят античность, но при этом вовсе не занимают привилегированного положения. Вместо безрадостной картины прямого восхождения перед глазами исследователя развертывается настоящий спектакль множества мощных культур, с первозданной силой расцветающих в лоне материнского ландшафта, к которому они привязаны всем ходом своего существования. Каждая из этих равноценных и равноправных культур имеет собственную форму, собственную идею, собственные страсти, собственную жизнь, воления, волю, чувствования, чувства, собственную смерть1. У каждой культуры свои новые возможности выражения, свои краски, блики света, движения, свой духовный взор. Есть расцветающие и стареющие культуры, народы, языки, истины, боги, ландшафты, так же как есть молодые и старые дубы и пинии, цветы, ветви и листья, но нет стареющего человечества. Культуры возникают, созревают, увядают и никогда не повторяются. Они обладают совершенно отличными друг от друга формами — пластикой, живописью, математикой, физикой, каждая с ограниченной продолжительностью жизни, каждая замкнута в себе са- Шпенглер О. Закат Европы. Т. 1. С. 151. мой. Эти культуры — живые существа высшего ранга — растут с возвышенной бесцельностью, как цветы в поле. «Я вижу, — пишет О. Шпенглер, — во всемирной истории картину вечного образования и преобразования, чудесного становления и прохождения органических форм». Восемь великих культур занимают свое место на карте мировой истории: 1) египетская; 2) вавилонская; 3) индийская; 4) китайская; 5) греко-римская (аполлоническая); 6) византийско-арабская (магическая); 7) западноевропейская (фаустовская); 8) народов майя. Предстоит появление русско-сибирской культуры. Все культуры характеризуются общей морфологией, но имеют индивидуальные стиль и облик. В истории нельзя обнаружить такие абстракции, как формы мышления вообще, государство вообще. В каждой культуре эти понятия имеют особенное выражение. Что может означать тип сверхчеловека в философии Ницше для мира ислама? Что общего у японца с Парсифалем и Заратустрой? Или проблемы женщин у Ибсена для тирольской крестьянки? Все, что мыслилось на Западе о проблемах пространства, времени, движения, числа, воли, брака, собственности, науки, — должно постигаться в контексте истории. Феномен других культур говорит на другом языке, и для других людей существуют иные истины. Из полноты очевидных подробностей должен быть развит язык форм человеческой истории, ее периодическая структура, ее органическая логика. Всемирная история развернется перед нами в выявлении типического в изменчивых судьбах этих культур. Если судьба культуры непосредственно связана со стадиями роста и развития, то она неминуемо движется к финалу. Такова неизбежная судьба культуры. . Эту завершающую стадию культуры Шпенглер называет цивилизацией. У каждой культуры есть своя финальная стадия. Цивилизации — самые крайние и самые искусственные состояния. Они знаменуют собой завершение развития, как за жизнью наступает смерть. Они означают конец культуры, переход ее в иное состояние: Греческая душа и римский интеллект — вот что это такое. Так различаются культура и цивилизация1. Для цивилизации типичны люди бездушные, далекие от философии, с расовыми инстинктами, доходящими до зверства, бесцере- Там же. С. 164. монно считающиеся лишь с реальными успехами. Это тип людей крепких умом, практичных и безразличных к обсуждениям смысла жизни и подобных метафизических проблем. В их руках духовная и материальная участь каждой поздней эпохи. Они провели в жизнь вавилонский, египетский, индийский, китайский, римский империализм. В такие эпохи буддизм, стоицизм и социализм достигают зрелости окончательных жизненных построений. Чистая цивилизация как исторический процесс состоит в постепенном освобождении от ставших неорганическими мертвых форм культуры. С этого рубежа великие цивилизации ограничены в пределах нескольких крупных городов, которые вобрали в себя все содержание истории. Весь совокупный ландшафт культуры опускается до ранга провинции, занятой тем, чтобы питать мировые города остатками своей прежней духовности. . Мировой город и провинция — таковы два полюса цивилизации. Вместо мира — город, некая точка, в которой сосредоточена вся жизнь, между тем как оставшаяся часть отмирает. В городе действует новый бесплодный, исполненный глубокой антипатии к людям, холодный прагматик, озабоченный лишь «вопросом денег». В «мировом» городе, утверждает Шпенглер, действует не народ, а масса, презрительно относящаяся ко всяким традициям. У культурного человека энергия обращена к развитию духовности, цивилизованный человек во всем ищет выгоды и пользы. Для него недоступны тайны поэзии и других искусств, он предпочитает зрелища, технические игры, спортивные состязания. Его психология подвержена стандартам массового вкуса, поэтому столь распространенными становятся повальные увлечения, не требующие эмоциональной и душевной отзывчивости, но лишь заполняющие образующийся духовный вакуум. «Современная эпоха — эпоха цивилизации, а не культуры», — заключает Шпенглер1. У каждой культуры есть свое детство, своя юность, своя возмужалость и старость2. Культура рождается в тот миг, когда из прадушевного состояния вечномладенческого пробуждается и отслаивается великая душа. Она расцветает на почве строго ограниченного ландшафта, к которому она остается привязанной в течение всей жизни. Культура умира- 1 Шпенглер О. Закат Европы. Т. 1. С. 174. 2 Там же. С. 265. ет, когда эта душа осуществила уже полную сумму своих возможностей, создав народы, языки, вероучения, искусства, государства, науки. Бесчисленные поколения, народы и племена — арийцы, монголы, германцы, кельты, парфяне, франки, карфагеняне, берберы, банту и многие другие прошли этот путь. Когда в них угасает «формообразующая сила», вместе с ней постепенно стираются ее черты, языковые и умственные признаки, и явление вновь растворяется в хаосе поколений. Так на поверхности Земли величественными кругами расходятся волны великих культур. Они внезапно всплывают, расширяются в роскошных линиях, успокаиваются, исчезают, и зеркало прилива вновь одиноко и вытягивается в опустевшем месте. Каждая культура обнаруживает символическую и почти мистическую связь с пространством, в котором она существует. Как только вся полнота внутренних возможностей исчерпана, культура внезапно коченеет, отмирает, ее кровь свертывается, силы надламываются — она становится цивилизацией. В таком виде она, как тысячелетнее дерево, еще много столетий топорщит свои гнилые сучья. Таков смысл всех закатов в истории — внутреннего и внешнего завершения, ожидающего каждую живую культуру1. Все культуры проходят цикл развития от рождения к смерти, от восхода к закату. Длительность существования определяется примерно в 1000-1500 лет. Так происходило в античности, таковы признаки и заката Европы. Огонь души угасает, усталая, раздосадованная, она теряет радость жизни и стремится обратно к мраку прадушевной мистики. Такова судьба культуры, в ее направленности и необратимости, последовательности и неумолимости. В отличие от мира природы, где действуют непреложные законы, а всякое действие имеет причину и следствие, мир культуры во власти судьбы, для его познания неприемлемы строгие калькуляции, научные понятия и доказательства. Можно предчувствовать будущее, пытаться проникнуть в его тайны, но вычислить его невозможно. Отсюда истоки вечного разлада между научным мышлением и искусством. Поэтому культуру можно лишь понять, почувствовать, пережить. **? Метод освоения культуры, проникновения в ее смыслы, значения, символы Шпенглер называет физиогномическим, позволяющим на основе внешних черт, признаков проникать во внутренние смыслы. . . 1 Там же. С. 265. Точно так же внешний облик человека — рост, выражение лица, осанка, походка, речь — дает возможность узнавать его внутреннее состояние: доброту или злобу, ум или глупость, храбрость или трусость. Описательная, формообразующая физиогномика есть перенесенное в духовную сферу искусство портрета. Дон-Кихот, Вертер, Жюльен Сорель — портреты эпохи. Фауст — портрет целой культуры. В портретах Рембрандта — история, заколдованная в мгновение. Так следовало бы писать биографию великих культур, когда работа специалиста-историка над датами и данными — лишь средство, а не цель. Формы государства, хозяйства, сражения, искусства, наука, боги, мораль — все заключает в себе символ, является выражением души. Поэтому если познание природы — дело воспитания и обучения, то знатоком истории рождаются. Для историка культуры " важны такие качества, как проницательность, интуиция, постижение, созерцание, концентрация чувств, которым практически нельзя научиться. Рассудок, система, понятие убивают ее, превращают в застывший предмет, создавая иллюзию научности. И наоборот, созерцание, переживание мгновений истории, исповедание, свойственные религии и художественному творчеству, наиболее близко передают душу культуры. Лишь тогда оказывается возможным постичь каждый факт исторической картины, каждую эпоху сообразно их символическому содержанию1. Культуры — это организмы, считает Шпенглер, а всемирная история — их общая биография. В судьбе отдельных, сменяющих друг друга, вырастающих друг подле друга, соприкасающихся, оттесняющих и подавляющих друг друга культур исчерпывается содержание всей человеческой истории. Я отличаю идею культуры, совокупность ее внутренних возможностей от ее чувственного проявления в картине истории как достигнутого уже осуществления2. Таково отношение души к живой плоти. История культуры есть поступательное осуществление ее возможностей. Культура — это первофеномен всякой прошлой и будущей мировой истории. Этот вывод Шпенглер формулирует в соответствии 1 Шпенглер О. Закат Европы. Т. 1. С. 262. 2 Там же. С. 265. с идеями Гете о перворастении как праформе всяких растительных организмов или подобной же — у позвоночных животных. Ч> Великая задача историка — вскрыть внутреннее строение, или морфологию, культуры, осмыслить экспрессию событий и отыскать лежащий в ее основе язык. Именно этим определяется содержание «Заката Европы», имеющего подзаголовок «Очерки морфологии мировой истории».