Главными органами натуральной школы были два самых прогрессивных журнала той эпохи: «Отечественные записки» и «Современник», а также несколько ярких, вызвавших шум и 1 Галахов А. Д. Мое сотрудничество в журналах. — Ист. вестник, 1886, № 11, с. 318. толки альманахов и сборников, изданных Некрасовым: «Физиология Петербурга» (две час1и, 1845), «Петербургский сборник» (1846), «Первое апреля» (1846) 19. В накаленной атмосфере 1848 года изданный и сброшюрованный «Иллюстрированный альманах» не вышел в свет: секретный Бутурлинский комитет отменил разрешение цензора, найдя в повести «Семейство Тальниковых» Н. Станицкого (А. Я. Панаевой) потрясение семейных основ. Но альманах до некоторой степени стал фактом литературного движения. Белинский прочел повесть Панаевой и высказал автору горячее сочувствие. Несколько экземпляров альманаха попали в руки букинистам, некоторые произведения из него были напечатаны в других изданиях. В 1848 году редакция «Современника» в качестве компенсации читателям выпустила «Литературный сборник», в котором появился «Сон Обломова», глава из нового романа Гончарова. Этот сборник также, думается, следует рассматривать как один из органов натуральной школы на заключительной ее стадии. Кружки Белинского и петрашевцев (кружок последних — до 1848 года) не имели конспиративного характера. Их идеи, настроения почти целиком освещались в печатных произведениях, что отличает 40-е годы от периода движения декабристов. С другой стороны, практический уклон этих объединений отличает их от замкнутой кружковщины 30-х годов. Журнальные формы организации литературного процесса в 40-х годах значительно развились по сравнению с предыдущими десятилетиями. Наступила эпоха журналов, представлявших различные течения в литературе, эпоха резких размежеваний. Борьба была не только между «Отечественными записками», «Современником», с одной стороны, и реакционной журналистикой — «Северная пчела», «Сын отечества», «Библиотека для чтения» — с другой. Бороться приходилось и с «Москвитянином», наполовину славянофильским. Борьба началась и внутренняя — между демократическим «Современником» Некрасова и Панаева, в который перешел Белинский, и «Отечественными записками» Кра- евского, группировавшими вокруг себя либерально настроенных писателей. Самый акт разрыва Белинского с Краевским был одним из важнейших моментов самоопределения натуральной школы, повлиявших на позицию Некрасова, Герцена, Огарева, Панаева и др.20. Подчеркнем те моменты, которые проливают свет на историю организационного оформления натуральной школы и на роль издательских предприятий Некрасова (альманахи, сборники), позволивших с наибольшей яркостью ощутить факт существования школы, ее принципиальную новизну. Недаром Белинский активно участвовал в. этих изданиях, а задуманный им альманах «Левиафан» был ступенью самоопределения школы внутри реалистического направления. Важнейшие материалы «Левиафана» Белинский передал в обновленный некрасовский «Современник», и они прочно обеспечили успех журналу — главному, постоянно действующему органу натуральной школы. Выдающейся была роль «Отечественных записок» в формировании натуральной школы, особенно в 1842—1846 годы. Белинский придал демократическое направление журналу, который привлек к себе таланты, а также единомышленников критика: Некрасова, Герцена, Огарева, Тургенева, Достоевского; большое число подражателей Гоголя: В. Даля,, И. Панаева, П. Кудрявцева, А. Кульчицкого, Е. Гребенку и др. Под одной обложкой оказались лучшие произведения русской реалистической литературы. Произошло объединение художественной практики натуральной школы и ее теоретической программы. Журнал провел ожесточенную полемику по поводу «Мертвых душ», стараясь привлечь первого современного писателя в первый по значению русский журнал (письмо Белинского к Гоголю от 20 апреля 1842 года). Редакции «Отечественных записок» удалось добиться издания «Мертвых душ». Гоголь поручил Белинскому доставить рукопись произведения в Петербург для цензуры, после того как московская цензура ее запретила. Белинский так определял удельный вес журнала в современной литературе: «Мы не думаем сказать о себе слишком много, сказав, что история современной журналистики и частию современной литературы русской есть история' «Отечественных записок» (4, 440). В «Отечественных записках» были опубликованы важные произведения натуральной школы: первая часть романа Герцена «Кто виноват?» («Бельтов»), «Деревня» Григоровича, стихотворения Некрасова, Огарева. В годы первоначального формирования школы были важны и те «второстепенные» произведения, в которых запечатлен сам этот процесс. Представляют историко-литературный интерес как бы прямо выполнявшие «установки» Белинского произведения И. Панаева «Онагр», «Актеон», «Маменькин сынок», «Тля», «Барышня», его стихи под псевдонимом «Новый поэт». Тургенев печатает рассказ «Андрей Колосов», несколько поэм и стихотворений («Толпа», «Человек, каких много», «Федя», «Осень», «В дороге»), в которых уже намечались темы его романов. Некрасов дебютирует очерком «Необыкновенный завтрак», представляющим собой сцену из романа «Жизнь и похождения Тихона Тростниковая. Заказ 7306 33 произведения, важного для характеристики разночинной темы 13 творчестве писателей натуральной школы. Появляются сатирическая повесть Гребенки «Сеня» и повесть о благородном разночинце «Доктор». Яркую пародию на романтические штампы, совершенно по рецептам Белинского, поместил Кульчицкий под названием «Необыкновенный поединок». В обличительном духе написана неизвестным автором сатира «Сцены уездной жизни» и повесть Кудрявцева «Живая картина». Антикрепостнические повести 6 деревенской барской и крестьянской жизни опубликовали А. Галахов («Старое зеркало»), С. Победоносцев («Из записок неизвестного», «Милочка», «Няня»), Насколько этот, теперь забытый, литературный материал много значил для современников свидетельствует восклицание такого взыскательного ценителя, как Герцен, в письме к Кра- евскому от 3 февраля 1842 года: «Ну как это не грешно Панаеву было поместить «Актеона», и как вы приняли его, да кого же охота заберет после посылать повести? «Актеон» просто chef-d’oeuvre... Ведь просто превосходно от помещика, который от грыжи носил сережку, до Актеона, который даже не имел способности выпускать грыжу. А потом мать и Антон, няня и М-ме: пожалуйста, Андрей Александрович, скажите ему, сверх дружеского привета, что я с душевным восхищением читал эту мастерскую повесть... А дочь-то бедных, но благородных родителей...» *. Мы находим в этих произведениях первоначальные элементы проблематики школы: обличение праздных помещиков-существо- вателей, изображение деревенской жизни, «маленького человека», активного разночинца. «Отечественные записки» поддержали первые опыты русских «физиологий», как, например, издание А. Башуцкого «Наши, списанные с натуры русскими». Еще в 1843 году, т. е. до альманахов Некрасова, «Отечественные записки» перепечатали из «Листка для светских людей» несколько политипажей В. Ф. Тимма— жанровых картинок городской жизни с пояснительными текстами: «франт», «купчик», «больной», «три пьяных мужика», «муж бьет жену», «встреча двух толстых — купца и помещика». В статье «Русская литература в 1845 году» Белинский констатировал: «...главная заслуга 1845 года состоит в том, что в нем заметно определеннее выказалась действительность дельного направления литературы». И тут же: «Если бы нас спросили, в' чем состоит существенная заслуга новой литературной школы (заметим, Белинский прямо говорит уже о школе, хотя термина «натуральная школа» не употребляет. — В. /С.), мы отвечали бы: в том именно, за что нападает на нее близорукая посредственность или низкая зависть, — в том, что от высших идеалов человеческой природы и жизни она обратилась к так называемой «толпе», исключительно избрала ее своим героем, изучает ее с глубоким вниманием и знакомит ее с нею же самою. Это значило повершить окончательно стремление нашей литературы, желавшей сделаться вполне национальною, русскою, оригинальною и самобытною; это значило сделать ее выражением и зеркалом русского общества, одушевить ее живым национальным интересом» (9, 388). Эти слова были не только признанием факта неуклонной демократизации литературы, но и программой, которая воодушевляла писателей-реалистов. Тем нетерпимее должны были Белинский и его друзья отнестись к непоследовательности направления' «Отечественных записок», допускавшейся их издателем и редактором А. А. Кра- евским. Нет нужды здесь подробно характеризовать его личность и беззастенчивую эксплуатацию, которой он подвергал Белинского. Все это достаточно известно, и читатель найдет необходимые разъяснения в называвшихся работах по русской журналистике и о Белинском. Неискренность либерализма Краевского, стремление издателя угодить «верхам предержащим», когда он публиковал произведения и статьи по протекциям, прямо противоречили принципам натуральной школы Школе нужны были свои органы. Таким журналом с 1847 года и стал «Современник» Некрасова и Панаева. В то время, когда Белинский начал посвящать друзей в свои планы оставить Краевского, но не знал еще, во что выльются попытки создать свой журнал, появился ряд альманахов и сборников, изданных Некрасовым, которые позволили наиболее четко выявить ядро натуральной школы. Белинский участвовал в этих изданиях и всячески их пропагандировал. Значение этих изданий должно рассматривать в двух аспектах: по отношению к «Отечественным запискам» Краевского и как факт истории русского альманаха. Принято говорить, что издания Некрасова возродили традицию альманахов декабристов («Полярная звезда» и др.), игравших большую роль в оформлении революционно-романтического направления 20-х годов. Действительно, Некрасов вернул важную роль альманахам и сборникам; они способствовали формированию натуральной школы. Есть совладение и в структурах альманахов: сочетание художественных произведений, подобранных с определенной целью, и программных критических статей. В «Полярной звезде» таковыми были статьи и обзоры А. Бестужева, в изданиях Некрасова — статьи Белинского. Это сходство броса лось в глаза особенно потому, что между декабристскими и некрасовскими альманахами выпускалось множество бездарных изданий, сильно уронивших самый престиж альманахов. Белинский не раз смеялся над «альмаиачной безличностью», чисто коммерческими намерениями тех мелких дельцов, которые их затевали; издание альманаха превратилось в синоним литературного шарлатанства. Критик уважительно отзывался только о смирдинском «Новоселье», в котором приняли участие Пушкин, Баратынский, Гоголь. Альманахи натуральной школы сильно отличались от декабристских. Элементы некрасовского новаторства складывались исподволь21. Следует вспомнить о «Наших, списанных с натуры русскими» А. Башуцкого. Элементы нового присутствуют уже в юмористическом альманахе «Статейки в стихах без картинок» (1843), изданном Некрасовым совместно с режиссером Алек- саидринского театра Н. И. Куликовым. Белинский уважительно отзывался об альманахе «Утренняя заря» (на 1839—1843 годы) одного из пайщиков «Отечественных записок» В. А. Владиславлева, украшавшего его «прелестными картинками». Это качество перейдет к «Физиологии Петербурга» с политипажами Бер- нардского, Тимма, прославившихся иллюстрированием произведений натуральной школы. Уже в период расцвета деятельности Некрасова сдержанно-положительно критик писал о литературном сборнике в двух частях «Вчера и сегодня» (1845—1846), составленном одним из участников натуральной школы на раннем ее этапе — В. А. Соллогубом. Здесь привлекли внимание Белинского (помимо публикаций стихотворений и сказки «Ашик-Ке- риб» Лермонтова) произведения самого Соллогуба: остроумный обличительный рассказ «Собачка», повесть «Воспитанница», одна из глав «Тарантаса», физиологический очерк П. В. Ефебов- ского «Петербургские разносчики». Неодолимое стремление школы к самоопределению ярко выразилось также в издании Я. Бутковым сборника своих очерков и рассказов «Петербургские вершины» (две части, 1845—1846) с программным вступ- г лением, которое он назвал «Назидательным словом». Бутков рассматривает Петербург в вертикальном разрезе. N Есть три линии: «небесная» — речь идет о чердаках и его жителях (это, конечно, ирония, ведь и весь сборник вызывающе назван «Петербургскими вершинами»); «приболотная» — петербургские подвалы, вместилище бедноты; наконец, «срединная», V самая блаженная, — здесь живут с комфортом богачи, приви- \ легированные сословия. (Некрасов в «Тихоне Тростникове» /укажет еще на одну линию — «дно», с его «углами», которые, впрочем, сопутствуют и первой и второй линиям.) Автор возмущен, почему «срединная» линия слывет всем Петербургом, когда есть чердаки и подвалы, где тоже живут люди. Литература до сих пор проходила мимо них. Бутков развивает мотив, ведущий к «сентиментальному натурализму»: бедные люди задавлены, по условиям жизни у этой толпы «скорби и радости определяются таксою на говядину», а мечты «летают по дровяным дворам», но это не мешает бедным людям быть чище «порядочного общества». Среди этих людей, ютящихся в каморках по чердакам, «иногда пронзительною молниею блещет мысль, которая, будучи выражена не нашим словом, низведена долу» К И какие еще бывают мысли у этих людей! Бутков набрасывает образ «маленького человека с амбицией», «мечтателя», предваряя тем Достоевского. «Петербургские вершины» по характеру издания и самого названия, по программному предисловию и, наконец, по содержанию и стилю должны быть причислены к разряду важнейших явлений, способствовавших оформлению натуральной школы. Еще большее значение имели издания Некрасова, приобретшие этапный характер в истории натуральной школы. Альманах «Физиология Петербурга» (1845) не был карманной книжечкой для развлечения, он по формату и объему напоминал номер любого «толстого» журнала того времени. По отзыву Белинского, альманах «заставляет читателя мыслить». При всем разнообразии статей он посвящен одному предмету— Петербургу. Монолитность его демонстрировалась подбором авторов и статей. В первой части были помещены: «Вступление», написанное В. Г. Белинским, его же «Петербург и Москва», затем «Петербургский дворник» В. И. Луганского (Даля), «Петербургские шарманщики» Д. В. Григоровича, «Петербургская сторона» Е. П. Гребенки и «Петербургские углы» Н. А. Некрасова (часть незавершенного романа «Жизнь и похождения Тихона Тростникова»). Во второй: «Александрин- ский театр», сочинение театрала ex officio, т. е. В. Г. Белинского, «Чиновник» Н. А. Некрасова, «Омнибус» А. Я. Кульчицкого (Говорилина), «Петербургская литература» В. Г. Белинского, «Лотерейный бал» Д. В. Григоровича и «Петербургский фельетонист» И. И. Панаева. Здесь нет ни одного автора, который не был бы прежде сотрудником «Отечественных записок», за исключением Григоровича, впрочем уже склонявшегося к участию в этом журнале, а потом и сотрудничавшего в нем. Издатели «Полярной звезды» К. Рылеев и А. Бестужев не могли похвалиться такой строгостью подбора сотрудников. «Физиология Петербурга» демонстрировала характерный для 40-х годов расцвет прозы: стихов в ней, за исключением «Чиновника» Некрасова, не было. Но и проза была особенной, преимущественно в жанре «физиологий», т. е. обнаженно реалистических описаний тех сторон жизни столицы, города-левиафана, на которые еще не обращала внимания литература. Пример подавала Франция, но демократическая основа этого интереса к жизни городской бедноты, ютящейся по углам, была своя. Альманах демонстрировал жанры новой беллетристики, к развитию которой призывал Белинский во «Вступлении», представляющем, по его собственным словам в авторецензии, «критический взгляд на тот род изданий, к которому принадлежит «Физиология Петербурга». Урбанистический уклон и жанровая специфика альманаха выносились на титул. Заглавие потеряло неоклассицистский или романтический привкус, который сильно чувствовался в заглавиях альманахов 20—30-х годов: «Полярная звезда», «Мнемозина», «Урания», «Северные цветы», «Денница». Достигалась неслыханная внутренняя монолитность: все явления действительности освещались с позиций «верного взгляда на общество». Дальнейшая, «практическая», как выражался Белинский, часть подтверждала теоретическую, развивала ее. Преодолевалась не только пресловутая былая «альманачная безличность», но и релятивная, покладистая «энциклопедичность» «Отечественных записок» Краевского, на которую сетовал Белинский. «Вступление» ставило современные литературные задачи. Предлагался панорамный сопоставительный обзор двух столиц, подсказывалась эскизная разработка предполагаемых тем для новых «физиологий», в том числе и первопрестольной Москвы, столь опекаемой славянофилами: забрасывались искры в стан врагов, подстрекалось появление «Физиологии Москвы», что вскоре и последовало в очерках И. Т. Кокорева, пьесах А. Н. Островского. Напечатанные вслед за «Вступлением» очерки Даля, Григоровича, Гребенки и Некрасова детализировали картину Петербурга, бегло набросанную Белинским. Есть некоторая иерархия в расположении четырех очерков по ступеням нарастания в них социального мотива *, что было проявлением удвоенной силы искусства Некрасова и как автора «физиологических» очерков, и как издателя, сумевшего выгодно распределить материал. «Петербургский дворник» Даля еще довольно бесстрастное, отчасти юмористическое описание типа: дворник Григорий — мелкий ростовщик, хитрый проныра. В «Петербургских шарманщиках» Григоровича уже есть та гуманистическая интонация, которая получит позднее разработку в «произведениях «сентиментального натурализма», особого течения в составе натуральной школы. Григорович выражает сочувствие бедноте, хотя значительное внимание уделяет слишком специальным и реестровым подробностям быта шарманщиков. Гребенка изображает уже целый район Петербурга, самую его бедную «сторону». В заключительном очерке первой части, «Петербургских углах», Некрасов пошел в глубь социального освещения жизни: он нарисовал яркие типы жителей «дна» без всякой сентиментальности. Когда в советское время была найдена рукопись незавершенного и неопубликованного (хотя обещанного публике) романа Некрасова «Жизнь и похождения Тихона Тростникова» \ стало ясно, что «Петербургские углы» — один из центральных эпизодов этого весьма примечательного произведения Некрасова. В романе изображается жизнь мыслящего разночинца, преодолевшего грязь и темноту окружающей его среды. Картина в «Петербургских углах» дана глазами центрального героя романа, и этот свет сознания, «верный взгляд на общество» сообщает тон всему очерку. До сих пор не отмечалось своеобразие каждой из двух частей «Физиологии Петербурга». Если первая посвящена описанию жизни петербургской бедноты и проникнута чувством сострадания, то вторая, преимущественно сатирическая, посвящена тем явлениям, которые не могли вызвать сочувствия у писателей натуральной школы. Две части по контрасту дополняли друг друга. Это доказывает, что натуральная школа вовсе не ограничивалась однобоким сентиментальным сочувствием бедным чиновникам, а стремилась к «всеохвату» жизни. Ее гуманистический идеал выражался также в злой сатире на чиновничество, социальные верхи. В ее подходе к жизни было два аспекта. И это — дополнительная, новая черта монолитности альманаха. Вспомним содержание второй части «Физиологии Петербурга». «Александринский театр» Белинского — острая критика вкусов официального театра столицы, в котором чуть ли не проваливают «Ревизора» Гоголя (а «Женитьбу» и провалили). Здесь прославленный Каратыгин, этот, по определению Герцена, актер холодного, официального Петербурга, охотно принимающий дань рукоплесканий раззолоченной знати. «Чиновник» Некрасова — остроумная, злая сатира, сильнейшее произведение натуральной школы. «Омнибус» А. Я. Кульчицкого, хотя и слабое произведение, все же «верный список случая, не лишенного занимательности»; в нем юмористически описываются уличные нравы Петербурга. Статья Белинского «Петер- бурская литература» — развитие многих выпадов критика против продажной журналисгики и «триумвирата», сатира на «литературную тлю». «Лотерейный бал» Григоровича (ему бы стоять после «Чиновника» Некрасова, хотя это и несоизмеримые по качеству вещи) высмеивает в иронической форме мещански- обывательские нравы мелкого чиновничества того самого круга, по отношению к которому натуральную школу традиционно принято считать настроенной сочувственно. Наконец, «Петербургский фельетонист» Панаева (ему бы стоять сразу после статьи Белинского о петербургской литературе)—яркая зарисовка литературного хлыща, дельца от литературы (метившая в реальный прототип — В. Межевича). Этот фельетон продолжал линию «Педанта» Белинского (против Шевырева), «Записок Всдрииа» Герцена (против Погодина). Итак, первая часть была позитивным, патетическим провозглашением новых «светлых» принципов творчества, жанра физиологических очерков, раскрывавших гуманистические идеалы школы. Вторая часть — сатирическое осмеяние царствующей пошлости. Кроме того, в ней есть уже и полемические отклики на выпады по поводу первой части «Физиологии» — сводились литературные счеты. Полемике с литературными противниками, разработке малых сатирических жанров-миниатюр (буквально страничка- две) и пародий был посвящен «малый» альманах «Первое апреля». Натуральная школа полностью развертывала свой сатирический фланг. Белинский придавал определенное значение «легкой кавалерии» натуральной школы: «забавный фарс лучше скучной трагедии» (9, 604). Стихи Некрасова «Он у пас осьмое чудо» направлены против Булгарина; прозаические этюды «Пушкин и ящерицы» — против «педанта» Шевырева, хваставшегося тем, что когда он в Колизее читал стихи русского поэта, то слушать его исполнение вылезали из расщелин ящерицы и лягушки... (Это выпад против мании Шевырева все разговоры начинать со слов: «Когда я был в Италии...») Белинский тоже преследовал Шевырева его же собственным безвкусным стихом: «Что в море купаться, то Данте читать». Миниатюра Некрасова «Как один господин приобрел себе за бесценок дом в полтораста тысяч» высмеивает скрягу и расчетливого дельца Погодина. У Некрасова он фигурирует под прозрачным именем Бёдрина — ловкий намек на памфлет Герцена о Вёдрине, уже получивший широкую известность. Белинский в рецензии на «Первое апреля» сознательно пояснил эту аналогию, заменив Бёдрина снова на Вёдрина: чего уж тут таиться... (9, 505 и 781). Короткая «физиологическая» справка «Славянофил», написанная, по-видимому, Некрасовым, метит в К. С. Аксакова. Есть в альманахе злые выпады против чиновников средней руки, взяточников; против бездельников-чинов- ников, за картами прожигающих жизнь: «Как опасно предаваться честолюбивым снам» (в сочинении этого гротеска приняли участие Некрасов, Достоевский и Григорович); знамени тые некрасовские стихи «И скучно и грустно, и некого в карты надуть», стихи И. Панаева против В. Бенедиктова, его «бурнопламенной», «шипучей» поэзии, изобилующей мещанской безвкусицей и потакавшей тем, кому «и не скучно и не грустно». Следующей после «Физиологии Петербурга» ступенью самоопределения школы был «Петербургский сборник». По словам Белинского, «таких альманахов... у нас еще не бывало». В первом издании приняли участие два выдающихся писателя— Белинский и Некрасов. В этом — пять: Белинский, Некрасов, Герцен, Достоевский и Тургенев. На первом месте в нем роман Достоевского «Беднее люди», затем поэма «Помещик» и повесть «Три портрета» Тургенева, стихотворения Некрасова «В дороге», «Пьяница», «Отрадно видеть...», «Колыбельная песня», поэма А. Майкова «Машенька», статьи «Мысли и заметки» Белинского, «Капризы и раздумье» Герцена. В традиционной фельетонной манере написан только очерк И. Панаева «Парижские увеселения». Может показаться странным наличие в «Петербургском сборнике» — голосе школы — переводов стихотворений Байрона, Гете, выполненных И. Тургеневым, «Макбета», переведенного А. Кронебергом. Но школа демонстрировала культуру своих писателей: «Макбет» впервые переводился с английского. Кронеберг был «своим» человеком еще по «Отечественным запискам», он вместе с Белинским перешел в «Современник». Школа демонстрировала своих «гениев», которых третировала реакционная критика. Издатели сборника не ошиблись, поместив пять русских первоклассных писателей рядом с Шекспиром, Гете, Байроном... Белинский в своих статьях протягивал нити, связывавшие натуральную школу с историей мировой литературы: школа не «временное», не эфемерное явление. Перечисляя художественные произведения «Петербургского сборника», мы вступаем в область русской классики. Нет необходимости разбирать «Бедных людей» Достоевского, стихотворения Некрасова. Важно, что Белинский сам тотчас начал растолковывать качественное своеобразие нового выступления писателей натуральной школы. Оно состояло в том, что па литературном поприще появилось совершенно неизвестное имя — Достоевский. Недавно реакционеры третировали Некрасова как выскочку, который, не будучи «знаменитым литератором», издал «интересный альманах». Но вот новый сборник с произведениями еще одного нового таланта, который начинает поприще так, как его не стыдно закончить и маститому. С каждым коллективным выступлением школы, а скоро и почти с каждым номером «Современника», будут приходить в литературу новые выдающиеся писатели. В это движение вовлекутся и такие поэты, как «чистый» лирик А. Майков, написавший поэму о бедной обольщенной девушке — «Машенька». Меняется лицо всей литературы. Это заметил сам Гоголь. По сло вам мемуариста Л. И. Арнольди, Гоголь с похвалой отзывался 0 творчестве Тургенева, Гончарова, Григоровича: теперь «наша литература... сделала крутой поворот и попала на настоящую дорогу» К В «Петербургском сборнике» не только изменился жанр произведений — от «физиологических» очерков к повестям и роману, но и новое качество получил творческий метод — от натурализма к полноценному реализму. Теперь и правда чувств, мыслей, поступков, отношений выступает не как «дагер- ротипный» снимок или слепок с натуры, а в глубоком аналитическом плане. Особенно это демонстрировали «Бедные люди». Анализом достоинств этого произведения Белинский начинает свою большую статью о «Петербургском сборнике». И дело тут не только в успехе Достоевского. Русская литература в лице Пушкина, Гоголя прошла через самый трудный процесс своего развития; благодаря им, говорил Белинский, она если не достигла своей возмужалости, то уже вышла из состояния детства и юности: «Это обстоятельство совершенно изменило судьбу явления новых талантов в нашей литературе» (9, 548). Талант не только немедленно оценивается по достоинству, но и появляется сразу как зрелый талант, по направлению — реалистический. Создавалась на первый взгляд странная картина: чем зрелее становилась гоголевская школа, тем меньше подлинные ее таланты были подражателями Гоголя и, кажется, появлялись независимо от него. На самом деле тут не было ничего странного. Следы влияния Гоголя легко найти и у Достоевского. Но он действительно имеет возможность быть больше самим собой, потому что принципы реализма открыты и разъяснены. Белинский тотчас же попытался определить творческий пафос Достоевского: «С первого взгляда видно, что талант г. Достоевского не сатирический (как у Гоголя. — В. /С.), но в высокой степени творческий н что преобладающий характер его таланта — юмор» (9, 550—551). Что такое юмор у Достоевского? Это не развлекательный смех. Юмор, в понимании Белинского,— грозное негодование против зла, горячее сочувствие униженному человеку. В основном это определение Белинского глубоко верно. Оно было подтверждено Добролюбовым («Забитые люди»). Белинский не мог подробно разбирать стихотворения Некрасова, хвалить издателя сборника. Это представлялось неудобным. Кроме того, в стихотворениях было много политического сарказма, и не хотелось наводить волков на овчарню. Самые интересные из стихотворений в сборнике, писал Белинский, «принадлежат перу издателя», Некрасову. И затем приводилось «лучшее из них» — «В дороге» (9, 573). Не определяя пока специфических черт таланта поэта (их трудно было ои- 1 Гоголь в воспоминаниях современников. М., 1952, с. 490. ределить по первым стихам), Белинский отмечал в Некрасове те общие черты, которые должны быть свойственны поэту школы: его стихи «проникнуты мыслию...», в них «много умного, дельного». В статьях Белинского «Мысли и заметки о русской литературе», Герцена «Капризы и раздумье» углубленно трактуются внутренние недуги русского общества и современной цивилизации, проблемы соотношения национального и общечеловеческого в новейшей русской литературе, которая всецело связана с уровнем общественного развития России. Белинский призывает к еще большему сплочению общественного мнения, осознанию той особенной роли, которую играет русская литература в деле прогресса, после того как «с появлением Гоголя литература наша исключительно обратилась к русской жизни, к русской действительности» (9, 438). Обе статьи несли в себе элементы общественной дидактики, активного воздействия теории на литературу, расчищали «человеческое сознание от всего наследственного хлама» 22. Белинский предпринял много усилий, чтобы, порвав с Кра- евским, издать в 1846 году свой альманах «Левиафан» (название ему подсказал Герцен). Альманах предполагалось сделать более объемистым, чем «Петербургский сборник» (листов на 50), еще содержательнее. Из деятельной переписки видно, что в нем собирались участвовать лучшие русские писатели, прогрессивные деятели науки, издавна группировавшиеся вокруг Белинского и Герцена. В «Левиафане» обещали поместить свои произведения Герцен, Некрасов, Тургенев, Гончаров, Достоевский, И. Панаев, Боткин, историки Грановский, С. Соловьев, Кавелин, артист Щепкин, Галахов, Кетчер, Кудрявцев, В. Ф. Одоевский. Но произошла задержка с доставкой некоторых произведений, а тут возник проект издания обновленного «Современника»: Некрасов и И. Панаев приобрели у Плетнева право на издание журнала. Некрасов уговорил Белинского, на что тот легко согласился, передать имеющийся у него материал в «Современник». Белинский передал следующие произведения: «Соро- ка-воровка», «Из записок доктора Крупова» Герцена, «Без рассвета» Кудрявцева, «Письма об Испании» Боткина, «Из записок артиста» Щепкина, статьи «Взгляд на юридический быт древней России» Кавелина, «Даниил Романович, король Галь- цкий» С. Соловьева, «Иван Филиппович Вернет, швейцарский уроженец и русский писатель» Н. Мельгунова. Вскоре передали в «Современник» свои романы Герцен и Гончаров. «Кто виноват?» был перепечатан целиком, включая долю, опубликованную прежде у Краевского в «Отечественных записках». Гончаров, поколебавшийся было, не напечатать ли обещанную Белинскому «Обыкновенную историю» в «Отечественных записках», все же решил поместить ее в «Современнике». Позднее в «Современнике» же появился его рассказ «Иван Саввич Поджабрин». «Современник» из номера в номер печатал стихотворения Некрасова: «Тройка», «Псовая охота», «Нравственный человек», «Еду ли ночью по улице темной...». Это позволило Белинскому сказать, что в Некрасове зреет третий после Пушкина и Лермонтова великий поэт. Григорович публикует лучшее свое произведение «Антон Горемыка», сильные антикрепостнические рассказы «Бобыль», «Капельмейстер Сусликов». Тургенев нашел себя как прозаик. Еще оценивая его поэму «Помещик», напечатанную в «Петербургском сборнике», Белинский готов был сказать, что в этом Тургенев обрел свой литературный род. Но это было, так сказать, предварительное обретение самого себя. Прозаическим рассказом «Хорь и Кали- ныч» открывает Тургенев серию очерков «Записки охотника». Позднее он публикует в «Современнике» «Муму», «Постоялый двор», «Петушкова» и др. И. Панаев печатает повесть «Родственники», являющуюся по многим мотивам предтечей тургеневского «Рудина». . Число приверженцев школы росло. «Современник» печатает на тему эмансипации женщины повести А. В. Дружинина «По- линька Сакс», «Жюли», А. Я. Марченко «Поздно!». Несмотря на неудачи с изданием «Семейства Тальниковых», А. Я. Панаева продолжала заниматься проблемами семьи и брака: появились ее повести «Неосторожное слово», «Безобразный муж» и написанные в соавторстве с Некрасовым романы «Три страны света», «Мертвое озеро», в которых были объединены многие очерковые темы натуральной школы. Школа достигает кульминации в своем развитии в 1845— 1848 годы. Именно на это время падает острый накал противоречий среди деятелей самой натуральной школы. Мы должны оценить значение всех оттенков назревавших в эту эпоху противоречий. Пока Белинский был в журнале Краевского, ему казалось, что все его друзья понимают необходимость разрыва с «эксплуататором». Но здесь-то и началась истинная проверка их. Белинский писал Герцену 2 января 1846 года: «В журнале его я играю теперь довольно пошлую роль: ругаю Булгарина, этою самою бранью намекаю, что Краевский — прекрасный человек, герой добродетели. Служить орудием подлецу для достижения его подлых целей и ругать другого подлеца не во имя истины и добра, а в качестве холопа подлеца № 1, — это гадко» (12, 253). Краевский, как делец, приглашает в журнал всех и вся. Его беспринципность возмущает Белинского. «Вы знаете, — читаем в том же письме, — его позорную историю с Кронебергом. Он отказал ему и на его место взял некоего г. Фурмана, в сравнении с которым г.г. Копи и Межевнч имеют (полное право считать себя литераторами первого разряда. Видите, какая сволочь начала лезть в «Отечественные записки» (12, 253—254). Эти суждения передавались по кругу, вызывали желание поскорее создать свой издательский орган. В октябре 1846 года Панаев писал из Петербурга Н. X. Кет- черу: «Имея в виду купить журнал, я прежде всего думал о Белинском. Журнал и Белинский нераздельны в моих понятиях» !. Белинский подчеркивал с самого начала издания «Современника»: «Из уст журнала не должно исходить слово праздно. Таково мое мнение. Журналист делает преступление, помещая в своем журнале статью, в помещении которой не может дать отчета» (12, 319). Особенно щепетилен Белинский в подборе сотрудников. Но он столкнулся с непредвиденными трудностями: оказалось, его прежние отношения с друзьями дают трещину. Это проявилось в равнодушии некоторых московских друзей Белинского к «Современнику». Один из друзей и постоянных корреспондентов Белинского— В. П. Боткин — не раз приглашался критиком в журнал. Боткин согласился поместить в «Современнике» свои «Письма об Испании», но от постоянного участия в журнале уклонялся. Однако за спиной Белинского он вел деятельную переписку с Краевским и любезно заверял его: «Нет, Андрей Александрович, неудобно мне переехать в Петербург, и хотя, скажу вам откровенно, мне было и от других (т. е. от Белинского. — В. /С.) •подобное предложение, я отвечаю прямо, что, если б мне было выгодно переехать в Петербург, я без сомнения выбрал бы Краевского»23. Невыгодно предстает роль Боткина и в следующем эпизоде. Грановский вступил в научный спор с Хомяковым и уезжавшему в Петербург Боткину поручил передать свою полемическую статью в «Современник». Боткин передал ее Краевскому. В письме к последнему от 3 апреля 1847 года он сообщал: «Если я чему-либо рад был по приезде в Москву, так это произведению реакции между моими московскими друзьями, и я доволен тем, что успел в этой реакции, тем более доволен, что я поступал добросовестно и вследствие моего чувства и убеждения»24. Белинский писал Боткину 4—8 ноября 1847 года: «Да, твое участие в «Отечественных записках» глубоко огорчает меня» (12, 405). Но тут же отмечал, что суть не в личной обиде: «...в деле твоего участия в «Отечественных записках» мне уже следует коситься не на одного тебя: Кавелин и Грановский как будто уговорились с тобою губить «Современник», отнимая у него своим участием в «Отечественных записках» возможность стать твердо на ноги» (12, 405—406). И действительно, Кавелин и Грановский сотрудничали преимущественно в «Отечественных записках». Кавелин и Кетчер не испытывали симпатий к Некрасову за его якобы «плебейские» замашки, за «барышнические рекламы», к которым он прибегал в «Современнике». Из-за антипатии к Некрасову Кавелин не замечал разницы между «Современником» и «Отечественными записками», а ведь первый был детищем Белинского. Гораздо позднее в своих воспоминаниях Кавелин писал: «хЭДне не было никакой охоты сближаться с новой редакцией и порвать связи с Краевским, к чему нас очень подзадоривали. Разницы в редакции не было в сущности никакой» 25. В этих расхождениях друзей с Белинским по вопросу о журналистской этике было уже зерно будущего идейного размежевания, которое резко обозначилось в период издания «Современника». До некоторой степени произошло обособление демократического крыла во главе с Белинским от либеральнодворянского движения 40-х годов. Обозначившиеся противоречия выявили более последовательных и менее последовательных сторонников критического реализма, предопределили появление в русском реализме 40-х годов различных оттенков. Но натуральная школа от этого еще не распалась.