IV. ЦЕРКОВЬ В III в. (ОКОЛО 230-311 гг.) И ЕЕ ОТНОШЕНИЕ К ГОСУДАРСТВУ И КУЛЬТУРЕ

Административное устройство церкви.

Во-вторыху сами епископы соединились в еще более тесно связанную группу и при этом расширили круг своего союза. В важных вопросах собирали не провинциальные синоды, но созывали соборы, на которые съезжались епископы многих провинций. В середине III столетия в Антиохии заседали соборы, которые посещались епископами из Армении, Каппадокии, Сирии, Финикии, Палестины и Египта. На римские соборы съезжались епископы со всей Италии. Важные церковные вопросы, прежде чем подлежать решению, обсуждались епископами посредством переписки. Над урегулированием правил покаяния работали сообща, путем постоянного обмена мнениями, великие епископы Рима, Карфагена, Александрии и Антиохии. В споре о крещении еретиков, происходившем на Западе, Киприан из Карфагена пожелал узнать мнение епископа Цезареи в Каппадокии. Испанские и галльские общины обращались в критических обстоятельствах за по- мощью в Рим и Карфаген, общины Пентаполиса обращались с жалобой на своего Александрийского митрополита также в Рим. В то самое время, как государству угрожал полный распад, церковь достигла по- литически-вселенского единства, и в то время, как государственный авторитет падал, установился особенно сильный церковный авторитет, почти равный божественному, который спаял крепкой связью все части церкви.

В-третьих, общины в это время увеличили число своих должностных лиц соответственно своему быстрому росту: они образовали наряду с классом «высших клириков» класс «низших», который сделался настоящим рассадником клириков и обеспечил для епископа связь с простым народом. Далее, были основаны епископства и приходы и, благодаря этому, сеть церковной организации стянулась еще туже. Кроме того, в некоторых и притом особенно важных провинциях (именно на Востоке) христиане стали так многочисленны, что их религия около 300 г. сделалась самым сильным и распространенным культом. Наконец, для единства всего церковного организма было важно, что римская церковь и римский епископ стали пользоваться все большим уважением: они-то главным образом и заботились о сношениях и обмене мнениями между общинами; их образ действий служил примером для других церквей, и кафедра Петра фактически сохраняла перевес над другими церквами (хотя догматического признания ее значения не существоало, да едва ли оно было возможно).

Христианская жизнь. Христианская жизнь во второй половине III столетия, если исключить обрядовую сторону, мало отличалась от светской. Уже около 200 г. Тертуллиан констатировал факт, что христиане встречаются на всех должностях; но в своем сочинении «De idololatria» он предписывает христианам, как они должны держать себя на этих должностях —а это почти равнялось запрещению служить.

Исключительность христиан проявлялась уже только в их вере, но не в их образе жизни: христиане, взятые в целом, были более совестливые, более надежные граждане, чем большинство других: поэтому строй общественной жизни и ее официальные функции не нарушались ими нигде.

Христианская вера и учение. Но уже сама вера, поскольку она отражалась в учении, много потеряла от прежней исключительности. Хотя исповедание Иисуса Христа, Сына Божия, оставалось тем же самым, оно, однако, принимало все более спекулятивный характер и было поставлено в рамки религиозно-философской системы. Система эта, развитая Оригеном и поддержанная его учениками, соперничала с неоплатонической системой, которая была тогда последним словом древней философии.

Существовали, собственно, только три пункта, в которых христианская философия расходилась с неоплатонической: первая учила о сотворении мира во времени, о вочеловечении Логоса и воскресении мертвых, вторая отрицала это учение. Между тем многие из учеников Оригена дали такое освещение этим богословским началам, что их утверждение почти равнялось отрицанию, и сами они уже очень мало отличались от неоплатоников. Несмотря на это, неоплатоники во главе с Порфирием, их главным руководителем, вступили с ними в жестокую борьбу; однако если приглядеться поближе, то за внешней оболочкой этой борьбы скрывается уже признание и прежде всего чрезвычайное взаимное уважение. Порфирий (вероятно, также и Плотин) старался не упускать из виду различные явления внутри христианства и стадии его развития. Он сопоставлял их друг с другом и пытался бороться против христианства посредством Христа, против Павла и Иоанна — посредством синоптиков, против более поздней церкви — посредством противопоставления ей более ранней. Но в одном важном пункте он шел заодно с церковью: он пытался, подобно ей, с большой энергией опровергнуть христианских гностиков, пессимистическое и пренебрежительное учение которых о мироздании казалось ему позорным и безбожным.

Точно так же и христианская литература развивалась далее в том направлении, которое она наметила себе уже в предыдущем столетии. Многочисленные истории апостолов и мучеников, благочестивые новеллы обрабатывались по приемам прежней беллетристики. Только вплетенные в рассказ цитаты из Библии и аскетическая тенденция выдавали их христианское происхождение. Не пренебрегали даже переделками в духе христианства рассказов о богах и героях, а старые описания путешествий превращали в истории миссий. Формы литературных и письменных сношений у христиан уже более не отличались от общераспространенных. Восстановлялся весь античный литературный стиль. Не боялись даже нарушить запрещение называть кого-либо господином или наставником. Школьная наука стала столь же при- вычна для христианских писателей, как и для светских. Христианского учителя только и можно было узнать по его одежде. Древняя христианская литература стала христианам столь же чужда, как и их противникам: но это только поднимало — насколько это было еще возможно — уважение к ней. Она казалась происходящей из другого мира, а ее неподатливая резкость и непонятность, казалось, носили отпечаток божественности.

Благочестие и культ. Благочестие и культ на протяжении двух последних человеческих поколений до Константина насквозь пропитаны эллинизмом. Молитва «в духе и истине» и «разумное» служение Богу получают пышную внешнюю форму. Ритуал всякого священнодействия становится торжественнее и таинственнее: молитвы — искусственнее и риторичнее: символы и символические действия все более и более нагромождаются. Но особенно ясно, как сильно христиане идут навстречу политическим склонностям. Ангелы, патриархи, апостолы и мученики возведены в ранг ходатаев и для них начинают создавать особый культ. Места, где действовали герои духа, где они умирали или похоронены, становятся священными, около них совершаются чудеса. Их мощи и реликвии приобретают особое значение.

Взгляд на государство. Перемена во взгляде на государство сказывается в различных пунктах. Когда в Антиохии разгорелся спор среди христиан одной общины по вопросу о том, какой из двух партий принадлежит" здание церкви, за решением обратились к императору Аврелиану. Что сказал бы пятьдесят лет тому назад Тертуллиан, если бы он это услышал? Тот же Тертуллиан иронически восклицает в своем «Apologeticum»: «Ведь и императоры могут быть христианами!». Но теперь уже не в шутку передавали в разных местах, что тот или иной император тайно принял христианство. Епископ Дионисий Александрийский (в 260 г.) рассказывает как общераспространенное мнение, что Александр Север и Филипп Араб в душе держались христианства и что последний даже принес церковное покаяние. Этот епископ не боится относить благоприятное ветхозаветное пророчество к императору Галлиану, который отменил приказ своего отца Валериана относительно христиан. «Наш святейший и благословенный Богом» император — называет он его при этом, как будто христианам нечего было больше желать и нечем быть недовольными, как будто они жили уже в христианском государстве. Впрочем, уже Ориген свое большое произведение, направленное против Цельза и написанное во время правления Филиппа Араба, заканчивает предсказанием, что римское государство под незаметным давлением христианской миссии превратится в христианское. А ведь у ранних христиан не было более крепкой веры, чем ожидание второго пришествия Христа, когда он победит римскую империю и будет судить ее! Но это ожидание рухнуло и заменилось более мирной надеждой, что христианский мир и государство сблизятся в постепенном ходе истории и, наконец, сольются.

В эти семьдесят лет правовые установления церкви достигли своего приблизительного завершения. Во-первых, прочно установилось церковное административное право: точно были определены права и обязанности епископов, пресвитеров, диаконов и мирян. Во-вторых, церковное судопроизводство окончательно развилось ко времени большого Дециева гонения, по окончании которого пришлось признать возможность отпущения самых тяжких грехов. Были установлены слож- ные и квалифицированные определения наказания сообразно с важностью проступка. Вместе с судопроизводством и из него развилось церковное уголовное право. В-третьих, выработались как традиция учения (в виде regulae fidei doctrinae), так и «церковный канон» дисциплины, поставленный под авторитет апостольского канона. Наконец, на Востоке церковь старалась приспособиться к новому государственному устройству Диоклетиана. Можно также сказать, что она частью предвосхитила его при посредстве той роли, которую давно уже играли Александрия и Антиохия, а также соединение многих провинций в одно целое, и потому ей было не трудно до конца провести это устройство.

Церковь во всех своих отношениях была готова; у нее не было ни в чем недостатка: как невеста с богатым приданым, ожидала она полубессознательно, но полная стремлений, царственного жениха. Она была равного с ним происхождения; божественный авторитет и духовенство давали ей такое же могущество, как солдаты императору. Она была сильнее его; но ее внешние отношения не соответствовали ее высокому значению. Константин увидел ее и протянул ей руку для соединения. Он не смог бы этого сделать, если бы со стороны государства не было к этому подготовительной работы.