Три мифа португальской истории25

Однако португальская историография обладает и еще одним свойством — склонностью к мифотворчеству. Достаточно вспомнить историю так называемых "Актов кортесов Ламегу" - фальсификации, использованной известным историком XVII века А. Бранданом в его многотомной "Лузитанской монархии" для оправдания претензий на независимость Португалии. Мой искушенный читатель тонко улыбнется и возразит мне. что любая историография грешит этим. Справедливо, но, во-первых, это не лишает нас возможности обратить внимание на сей феномен в нужном нам контексте, а во-вторых, португальские мифы интересны своей удивительной стойкостью. Сколько копий сломано в дебатах, сколько архивных документов перерыто в поисках сведений о пресловутой Сагрешской школе навигаторов Энрике Мореплавателя. А "Акты кортесов в Ламегу" прожили долгую жизнь в политике, честно сражаясь то за Португалию, то за Брагансскую династию, и, казалось, ушли на покой в конце XVII в.; однако уже в 1820 г.

На ткани португальской истории драгоценным узором проступают женские образы: Филипа Ланкастерская, преданная супруга

Жоана I, родоначальница Ависской династии: Катарина, царственная мать и бабка, тщетно бившаяся за сохранение династии и трона; некая дона Маргарида, горожанка из Лиссабона, преуспевшая в матримониальных делах и вышедшая замуж за дона Жоана из рода Пайва; и многие другие. Они заслуживают того, чтобы пристально вглядеться в них и сопоставить причины их появления в хрониках, приписываемые им черты и поступки и оценку их роли в событиях эпохи. Не претендуя на многое, попробуем взглянуть с этой точки зрения хотя бы на некоторых из них. Пусть их будет- три: Тереза, мать Афонсу Энрикеша, первого короля Португалии, Изабелла, королева и жена Диниша, и Инее де Кастро, мать детей короля Педру I.

Мой выбор пал на эти фигуры вот почему. Во-первых, ввиду их приметноети: Тереза - первая женщина, которую мы встречаем в любой собственно португальской хронике, та, с кого началась португальская история; Изабелла - одно то. что она была женой Диниша, могло бы сделать ее интересной для нас, не говоря уже о том, что за добродетели свои она была канонизирована; Инее де Кастро, олицетворенная жертва политических интриг, - пожалуй, единственная португалка, чья история стала бродячим сюжетом для европейского искусства и литературы, добравшись даже до наших широт: вспомним хотя бы известную картину Брюллова. Их примет- ность гарантирует внимание к ним разных хроішк. Во-вторых, обстоятельства их жизни или те события, с которыми они связаны в сознании хрониста, достаточно, как станет ясно из нижеследующего, удалены во времени от момента создания хроник. В то же время, все трос присутствуют в повествовании тех хроник, на которые я буду опираться.

Что же это за хроники?

Напомню, что португальская средневековая историография представляет собой особый случай по сравнению с другими регионами Пиренейского полуострова.

Итак, Тереза. Дочь Альфонсо VI, покорителя Толедо. На ней женился Генрих Бургундский, получив в управление Португальское графство. "Родословные книги" и "Хроника Афонсу Энрикеша4' очень близки друг другу, дословно совпадая, в частности в передаче решающих событий и диалогов между Терезой и ее сыном Афонсу Энрикешем. представляющих несомненный интерес для нашего рассказа.

Дело в том, что на смертном одре граф Энрике завещал Афонсу португальские земли как свое владение, наказав ему отечески заботиться о фидалгу и городах, о благочестии земли и правосудии и справедливости. Повзрослев, Афонсу готов взягь власть и землю в свои руки. Однако оказывается, что за это время его мать уже дважды вновь вышла замуж - сначала за Бермудо де Трава, а затем - за графа Фернандо де Трава, "который был в то время лучшим мужем Испании среди тех.

Я привела текст из "Родословных книг". Текст "Хроники Афонсу" не отличается по общему содержанию, но гораздо более напряжен эмоционально. Хронист вкладывает в уста Терезы напоминание сыну о том, что она выносила и родила его в тяжких муках: "porque pusestes minhas pernas em ferros, que vos ajudarom a trazer e a cryar com muytas dores ern шеи vemtre.

Совсем иные краски используют авторы "Родословий" и "Хроник семи первых королей" для создания портрета королевы Изабеллы. Известно, что король Диниш отличался мужеством, решительностью и в делах, и в бою, необыкновенным жизнелюбием, не говоря уже о поэтическом и прочих талантах. Воистину надо было обладать незаурядными чертами характера, чтобы оказаться хотя бы замеченной рядом с ним.

"Родословные книги" практически не замечают Изабеллу, за исключением собственно генеалогических отсылок (LL. Сар, 5. 7, 21). Учитывая се дальнейшую славу, с одной стороны, и то внимание, которое уделяет автор, как мы видели. Терезе, а также форму изложения событий жизни последней, - с другой, это может показаться странным. Вспомним, однако, что "Родословия" создавались бастардом Диниша, графом Педру де Барселуш, который сам принимал участие в драматических событиях конца правления Диниша, кстати, на стороне наследника престола, и создавались еще при жизни коронованного брата графа Педру, короля Афонсу IV. Возможно, именно это заставляло графа де Барселуш быть сдержанным в описании столкновений Диниша со своим сыном и той роли, которую играла во всем этом королева Изабелла.

Но вот мы открываем ''Хронику короля дона Диннша" и перевернув всего две страницы, читаем главу за главой о доне Изабелле: II глава посвящена ее необыкновенным качествам, красоте, воспитанию, столь высоко оцененных во всех королевствах, что из разных стран, и из Англии, и из Франции, слали к ней сватов; но отец, король Арагона, отдал ее Динишу, чтобы стала она королевой; и III глава рассказывает опять о ней - о тех правилах, которых она придерживалась всю свою жизнь; а в IV главе мы узнаем о чудесах, ею совершенных.

Чем же так хороша Святая Королева в глазах нашего автора? Она набожна, трудолюбива, щедра и жалостлива к сирым и убогим, терпелива и не гневлива; она никогда никого не осуждала, говорила всегда кротко и была предана Богу, не обладала гордыней, все совершала смиренно и, наконец, она постилась, сидя на хлебе и воде, большую часть года (Cr. И, Сар. ПІ). Как видим, набор достоинств - типичный для христианских представлений о доброй жене. Да и многие рассказы хрониста о ее жизни подтверждают эти свидетельства о свойствах ее характера: так, когда Изабелле рассказывали о других женщинах короля Диниша и его бастардах, она не подавала виду, что знает, и не жаловалась на это ни ему, ни кому-нибудь другому, а шла к своим благочестивым книгам и занятиям, детей же короля одаривала своей заботой (Ст. Р. 19); в случаях раздора, как это было, например, с братом-бастардом короля Диниша, она мужа молила о милости, "и делала так и в отношении других, которые были врагами, а пришли к миру" (Ст. Р. 22).

Необыкновенный интерес представляет глава IV "О некоторых чудесах, которые Бог явил через королеву при ее жизни". Конечно, в португальской историографии не раз и в подробностях обсуждалось ее содержание; занятно, однако, что оно прошло в свое время мимо внимания М. Блока, несмотря на значительный материал, привлеченный им в "Королях-чудотворцах". А ведь чудеса, совершавшиеся королевой, состояли прежде всего в исцелении болящих. Гак, вылечила она некую дону от мучительной опухоли, наложив руки и начертав на ней знак креста. По пятницам она совершала свой подвиг смирения: мыла ноги 13 прокаженным мужчинам, "самым ущербным, каких только можно было найти"; а по четвергам того же удостаивались 13 бедных женщин. Однажды в Сантарене у одной из них нога была столь поражена (речь, видимо, и здесь идет о проказе), что два пальца собирались отвалиться, и она никак не хотела позволить ее омыть королеве собственными руками, но ее все-таки уговорили, и она вышла из дворца здоровой. И другие подобные случаи приводит хронист в доказательство святости Изабеллы.

19. Варьяш О.И.

Эти главы хроники (II—IV) интересны и по содержанию, и по концентрации материала в одном месте таким образом, что внутри "Хроники Диниша" возникает своего рода маленькая вставка - как бы "хроника ИзабелльГ. И так информативны эти главы и столь привлекателен образ королевы, что через два столетия в составе "Лузитанской монархии4* окажется уже значительная по объему и вполне самостоятельная "Хроника королевы Изабеллы". Но все же не эта часть хроники наиболее важна для характеристики образа королевы, Чем дальше мы читаем описание жизни и деяний Диниша. тем больше убеждаемся, что ни одно сколько-нибудь важное событие в придворной жизни или в отношениях между Пиренейскими государствами не происходит без участия Изабеллы.

Значимы для нас здесь ее отношение и поступки в связи с войной, будь то Португалии с Кастилией или Кастилии и Арагона, и во время конфликта мужа и сына. По словам хрониста она никогда не одобряла войну, и вот как он рассказывает об этом: "видя то зло, которое проистекало от этой войны, {Изабелла] много трудилась.., чтобы эта распря была разрешена судьей, а не оружием" (Сг. Сар. XV), Недаром, когда Диниш отправился в Арагон третейским судьей, он взял с собою и жену.

Постепенно, однако, из текста хроники вырастает образ, во многом противоречащий тому первоначальному впечатлению, которое так настойчиво внушал нам хронист в начале своего повествования. В конфликте Диниша с будущим Афонсу IV мы видим страдающую женщину, в тревоге и за сына и за мужа не поколебавшуюся пойти иротив воли мужа. Так, узнав, где расположились войска Афонсу, король решает отправиться туда, чтобы уже на рассвете ударить по ним и тем самым покончить с раздором. Характерно, что при этом он велит ничего не говорить Изабелле - видимо, ему-то известна ее решительность. И действительно, не обнаружив мужа и выяснив, куда и зачем он выступил, она посылает немедленно гонцов, чтобы предупредить сына и спасти его от разгрома, а может быть, гибели: "И послала предупредить сына, и молилась, чтобы Бог сохранил сына" (Сг. Cap. XXVII).

Король отослал Изабеллу в Аленкер во избежание повторного вмешательства, но, узнав» что отец и сын стоят неподалеку друг от друга, готовые вступить в сражение, Изабелла покидает замок и приезжает к ним. Она "говорила с сеньорами и фидалгу, которые были там с королем и с инфантом"» и уговорила их выработать соглашение. Величественно выглядит под пером хрониста сцена заключения соглашения, и величественна здесь королева. Но нет смысла пересказывать хронику, пусть ее текст говорит сам за себя: "Итак, сказал инфант королеве, своей матери, что просит ее и молит о милости, чтобы вместе с ним она сделала это королю. И она положила свои руки на Евангелия и на крест и сказала, что она клянется Богу и Св. Марии, что инфант выполнит и будет соблюдать все то, что здесь сказано, и не поступит против этого ни в его части, ни в целом. И так же поклялся король в Лейрни. И покончив с этим, отправились король и королева в Сантарен и оттуда в Лиссабон, и был инфант с ними". (Cr. Cap. XXXIX). Перед нами королева - спасительница сына и, значит, будущего королевства, гарант спокойствия в государстве, залог благоразумия государей.

Еще более явно проявляются эти потенции образа Изабеллы в другом эпизоде хроники. Афонсу потребовал разрешения войти в Лиссабон, что шло вразрез с условиями перемирия, Диниш выехал со своими людьми для отпора его претензиям, "и с обеих сторон уже стоял строй, и знамена были подняты, и трубы трубили". Мгновенно завязался бой, и многие пали. Узнав об этом, Изабелла поспешила "в самую середину рядов верхом на муле.,, встала между ними, нимало не заботясь о том, что летело оружие и с той стороны и с этой, приступила к инфанту и сказала ему многое, чтобы он вспомнил о клятве... И повернулась, чтобы говорить с королем. Так они прекратили стычку и начали говорить друг с другом" {Сг. Cap. XL111). Мать, миротворица, живой укор и совесть. И невольно вспоминается, что в разгар этой междоусобицы Диниш, обратившись к народу, говорил о себе: "Я - как/вместо Бога на земле (em lugar de Deus па terra)" (Livro de Misticos. P, 25). И невольно начинаешь видеть в королеве заступницу, защитницу, предстательницу за человеков - как/вместо Богоматери на земле.

Третий персонаж португальской истории совсем не похож ни на Терезу с ее роковыми страстями, ни на величавую Изабеллу. Инее де Кастро, бастарда крупного кастильского сеньора, придворная дама принцессы Констансы - жены наследника престола Педру и его возлюбленная, мать троих его сыновей и дочери. "Родословия" лишь констатируют факт рождения детей и гибели Инее, и это понятно; события еще совсем недавние. "Хроника дона Афонсу IV" рассказывает о трагическом эпизоде подробно и не скупясь на оценки. Педру рано остался вдовцом и в интересах Португалии должен был бы жениться, о чем его уговаривали и отец, и мать, и знатные люди королевства. Но так велика была его любовь к Инее, что он отвергал все предложения, а после убийства Инее начал буйствовать и предал потоку и разграблению владения короля. В описании хрониста его страсть и отчаяние неистовы и разрушительны (Сг. Сар. LXVIII).

Согласно хронисту, Инее пала жертвой политических интриг. Ее братья, могущественные сеньоры, якобы нередко и подолгу бывали в Лиссабоне и король, все тот же Афонсу IV, начал опасаться, как бы они не замыслили что-либо дурное против наследника престола, законного сына Педру - Фернанду, с тем чтобы расчистить путь к грону одному из сыновей Инее. Нет нужды вдаваться в перипетии всех переговоров и уговоров. В конце концов король по своему убеждению и совету приближенных решил повелеть убить ее "ради безопасности жизни своего внука инфанта дона Фернанду и ради сохранения своих королевств и короны" (Сг. Cap. LXVU),

В самых трогательных красках описывает хронист сцену встречи короля и его жертвы. Он прибыл в Коимбру, где она жила. "Она, оповещенная о приходе короля, и о смертельной вражде, которую он против нее имел, понимая, что не сможет спастись никоим образом, вышла встречать его к дверям. Туда.., как свой щит, привела пред его лицо трех невинных инфантов, своих сыновей, внуков короля, чтобы через их невинность снискать у гнева короля жалость, и в их присутствии обильными слезами и словами, столь же жалобными, молила о милосердии и прощении" (Ibid). Король хотел отменить свое решение, но против его воли, как пишет хронист, несколько придворных все-таки довели до конца задуманное, "более по ужасной жестокости, чем по суровой, но похвальной справедливости".

Знаменитая эта история интересна многими деталями, особенно в изображении нашего хрониста. Во-первых, если он и ведет речь о неправильном или греховном поведении, то только в отношении Педру; Инее не получает никаких негативных оценок. Во-вторых, расправа над ней сурово им осуждается, а сама она вызывает большое сочувствие и у автора, и, вслед за ним, у читателя. Наконец, удивляет принятое королем решение (либо объяснение его хронистом): он не изгоняет братьев Инее, он не избавляется от детей Инее, он стремится уничтожить ее - как будто она является единственным и истинным источником зла и опасности. Не будем искать причины такого рода изложения. Как нн важны контекст возникновения этой версии и ее истоки, сейчас нам интереснее результат - тот образ исторического персонажа, который читатель воспринимает из хроники. А если рассматривать историю Инее де Кастро с этой точки зрения, то получается, что как ни слаба и зависима она в этих событиях, на ней сходятся нити истории, и только разрубив их, Афонсу IV может снасти королевство; но, разрубив их. он наносит удар по сыну и все равно ввергает, пусть на время, королевство в беду.

* 26 *

Итак, в сложившейся к XV в. в Португалии историографической традиции, как оказалось, женщины занимают весьма значительное место. Но не менее важна их роль в исторической мифологии. Автор "Хроник семи первых королей Португалии", используя разные источники знания и применяя разные средства изображения, і завидной легкостью добивается поразительного эффекта соучастия женщины в сотворении истории. Отсюда недалеко как до создания колдовского образа фактической повелительницы королевства Леонор Телеш в хрониках Фернана Лоиеша, так и до "Актов кортесов в Ламегу" с их признанием прав на престол за наследницей. Таким творящим началом может быть и зло, и добро, оно может само активно вмешиваться в события, а может притягивать к себе светлые или темные силы, завязывая их в узел, - в любом случае истории Португалии не избежать этого влияния. Это особое ощущение роли женщины в истории, видимо, стоит и за историографической традицией, и за мифотворчеством. 1)

Cronicas dos sere primeiros rcis dc Portugal. Lisboa, 1951-1952 T. 1-111. (Cr.) 2)

PMH. Livro de Linhagcns do Conde D. Pedro. Lisboa, 19H0. Vol. 1-П. 3)

Cronica gcral dc Espanha de 1344. Lisboa, 1951. T. 1. 4)

Anais, cronicas e memorias avulscs dc Santa Cruz de Coimbra. Porto, 1968. 5)

Documentos de Camara municipal de Lisboa. Vol. I: Livro dos misticos. Lisboa. 1947. 6)

Catalan O. De Alfonso X al conde de Barcelos. Madrid, 1962.