2.3. Феномен «южного» христианства как фактор трансформации глобального христианского мира

Одним из показательных трендов современного общества, связанных с артикуляцией религиозных приоритетов, является растущее противостояние между глобальным Севером и Югом. Как было показано выше, становится все более очевидным, что «большинство верующих мира (христиан и мусульман) живут на Юге, формируя не только огромную массу людей, но и значительный источник власти»^[224].

Стало насущной необходимостью исследовать природу и качества стремительно набирающего силу религиозного гиганта - незнакомого мира «нового» христианства, являющегося религией значительного числа развивающихся стран, поэтому часто именуемым «Южным» христианством. По убеждению известного американского историка религии Ф. Дженкинса, который видит в «новом» христианстве не только географические, но и глубокие качественные отличия от христианства Запада, феномен динамично растущего христианского гиганта глобального Юга наиболее уместно определить как «следующее христианство». Это - не просто пересаженная версия знакомой религии старого христианского Запада, оно представляет собой по-настоящему новое явление^{[226] [227]}.

Интересно, что зарождение «южного» христианства связано с ростом харизматического пятидесятничества в Латинской Америке, который пришелся на середину 1960-х годов, период ренессанса идей секуляризации в западном научном сообществе.

Рассмотрение «южного» христианства как новой нарождающейся глобальной реальности позволит переосмыслить некоторые представления о природе современного религиозного возрождения, охватившего некоторые страны западного мира, в том числе и Россию, а также посмотреть на современную религию и культурную модернизацию через иную призму.

История знает множество примеров, в том числе и современная, когда религиозное возрождение в разных странах сопровождалось политическими и экономическими кризисами и трансформациями, которые никогда не обходились без резкого ухудшения качества жизни определенной части населения, появления значительной доли людей, испытывающих серьезные проблемы материального, психологического и социального порядков. Именно в эти сложные для обществ времена наступает период ренессанса церкви и религиозной традиции, поскольку религии выступают в роли потусторонних компенсаторов для физических лиц и особенно востребованы в периоды личных, социальных и культурных кризисов. По словам С. Хантингтона, «если традиционная религия в обществах со стремительной модернизацией не способна адаптироваться к требованиям модернизации, создаются потенциальные возможности для распространения западного христианства и ислама. В таких обществах наиболее удачливые сторонники западной культуры - это не неоклассические экономисты, не демократы- крестоносцы и не руководители транснациональных компаний. Скорее всего, это есть и будут христианские миссионеры» .

Страны глобального Юга, в сравнении со странами Запада, всегда отличались крайне низким уровнем жизни, исключительной бедностью населения.

75

глобализации, о котором говорит Д. Леманн.

В основе успешной парадигмы новых церквей глобального Юга - видение Иисуса Христа как воплощение божественной силы, побеждающей злых духов, которые причиняют бедствия, страдания и болезни.

Дополнительным фактором, повышающим шансы на успех религиозной парадигмы «южных» церквей, провозглашающих борьбу за исцеление души и тела, является бедственное положение в области здравоохранения в развивающихся странах, даже в городах-гигантах. Ф. Дженкинс отмечает: «Нигде на глобальном Юге различные духовные целители не найдут серьезной конкуренции со стороны современной медицины: она просто недоступна самым бедным слоям населения. Поэтому новые христиане неистово верят в Христа, но понимают его в соответствии

77

со своими традициями - как предка или великого целителя и знахаря» .

Важной чертой «Южного» христианства, существенно отличающей его от западной модели, является консерватизм, распространяющийся на всю систему нравственного учения и религиозные практики, что расценивается нами в качестве одного из центральных факторов успеха^{[234] [235] [236]}.

предшествующую II Ватиканскому собору и провозглашавшую безоговорочную власть епископов и священников, строгое следование церковным канонам и нравственным ценностям. В то же время, полномасштабная реформация «Южного» христианства происходит под мощным влиянием харизматичного пятидесятничества, чьи идеи разделяют и многие южные католики. Пятидесятники относятся в настоящее время к наиболее успешной и быстро растущей христианской деноминации, хотя и являются довольно молодым движением, возникшем в Северной Америке в начале XX века. Сегодня они сильны (насчитывают почти 400 млн последователей) и широко распространены по всему миру, но в основном сосредоточены на глобальном Юге. По прогнозам, к 2040 году их численность достигнет 1 млрд человек, и они будут примерно соизмеримы с численностью последователей индуизма в мире^{[237] [238]}. По данным исследований американского социолога П. Фристона, в Рио-де-Жанейро между 1990 и 1992 годами, каждый день регистрировалась новая церковь, вследствие чего «в одной католической епархии было в два раза больше протестантских мест для богослужений, чем католических, а в беднейших районах соотношение было семь к одному»^{[239] [240]}. Общее количество пятидесятников в Бразилии теперь насчитывает около 25 млн человек, плюс 15 млн «исторических» протестантов, присутствие которых усиливается в некоторых случаях благодаря «присвоению» пятидесятнических характеристик . Успех новых церквей, по убеждению Фристона, заключается прежде всего в том, что пятидесятничество является чрезвычайно гибким движением, но это не одна большая причина его роста на глобальном Юге. По словам Фристона, следует принимать во внимание также «эклектизм, который исходит из амбивалентности религии и учета не только политических и экономических, но и социальных, культурных, этических и религиозных факторов; не только привлекательности пятидесятничества для мужчин, но и (в особенности) для женщин; не только стороны спроса (почему люди готовы конвертироваться), но и стороны предложения (что делают пятидесятники, чтобы максимизировать их численность)» .

Вместе с тем пятидесятнические церкви рассматривается членами научного сообщества как авторитарные и нетерпимые ко всем формам индивидуального разнообразия^{[241] [242] [243]}. Помимо этого, консерватизм, лежащий в основе «Южной» модели христианства, создает условия для зарождения и распространения радикального религиозного фундаментализма, который может проявляться в самых чудовищных формах. Часто новые южные церкви получают поддержку местного населения из-за того, каким образом, как именно они «расправляются» с демонами угнетения и нищеты. Например, они очень преуспели в борьбе с колдовством. Известно, что Африка отличается довольно широко распространенной верой в силу колдовства - страх перед ведьмами и злыми духами огромен, он парализует волю, препятствует развитию. В неистовом желании борьбы с колдовством христианские общины могут проявлять необыкновенную жестокость. Так, по данным ОНН, в 2001 году в Конго было казнено около 1000 подозреваемых в колдовстве. Только в двух из 36 штатов Нигерии за последние 10 лет в колдовстве были обвинены 15000 детей, из которых примерно 1000 были убиты .

Побочным эффектом радикализма «южных» христианских церквей является также возникновение и распространение апокалиптических и мессианских движений, которые используют средства вооруженного насилия для привлечения сторонников и установления своего влияния. Заметим, утопические религиозные группы также стали появляться в Европе около 500 лет назад - это анабаптисты и др., которые фанатично боролись за чистоту веры, жестоко расправляясь с иноверцами. Так, экстремистские христианские движения регулярно появляются в различных частях Африки, особенно там, где особенно слабы государственные структуры. Приведем несколько наиболее «громких» примеров:

• Церковь Lumpa в Замбии (пророческая церковь, основатель - Alisa Lenshna, католичка, имела более 100 тыс. последователей, в 1960 году произошло массовое столкновение с правительством, приведшее к восстанию);

• «Сопротивление Господней армии» в Уганде. Основатель

прорицательница Alis Lakwena, видение привело ее к созданию мобильных сил святого Духа для борьбы с ведьмами. Объявила священную борьбу против действующего режима. Движение отличалось особой жестокостью - похищением детей, зверскими убийствами, изнасилованиями, каннибализмом. В 1991 году «Армия» была практически уничтожена правительственными силами. ^[244] • В 2000 году в секте «Движение за восстановление десяти заповедей Бога» (Уганда) более 1000 человек совершили массовый суицид.

Сегодня представители подобных движений и сект абсолютно убеждены в том, что их борьба за дело Бога позволяет пренебречь законами, и ведение войны за «нравственную чистоту» общества возможно любыми средствами.

Таким образом, теологически, «Южная» модель христианства представляет собой типичный пример гибрида католицизма, пятидесятничества, адаптированных к особым спецификам социальной среды стан третьего мира. Церкви предоставляют населению «рецепты» преодоления многолетней бедности и социальной незащищенности, открывают новые возможности для людей в обмен на искупление от прошлых поступков. Но в более материальном смысле сообщества «южных» христиан связаны с расширяющейся сетью церквей и организаций, которые пересекают границы, государственные, политические и этнические. Тот факт, что эти сети коммуникаций являются англоязычными само по себе важно. Однако в равной степени и важна возможность этих церквей предоставлять убежище, в смысле обучения (чтения религиозных текстов) и практики (защиты от превратностей жизни). Глядя на успех христианства в Римской империи, М. Борг пишет: «Христианская община вдруг пришла, чтобы привлечь людей, которые чувствовали себя покинутыми ... Проще говоря, быть христианином в 250 г. означало быть в большей степени защищенным, находясь в обществе своих братьев, чем быть светским римлянином» . Точно так же и в наши дни, активное членство в христианской церкви, например, в Нигерии или Перу может принести более ощутимые выгоды, чем жизнь вне ее общины. В хрупких экономиках развивающегося мира, где альтернативные средства социального обеспечения редки и недоступны, эта комбинация доказала свою эффективность. ^[245]

Важно, с нашей точки зрения, что в феномене «южного» христианства прослеживаются явные параллели с развитием христианской цивилизации много веков назад. Как и в начале XVI века, буквальное толкование Библии и консерватизм оказываются чрезвычайно привлекательными. Именно «стремлением приверженцев воссоздать свой вариант идеализированного раннего христианства, часто описываемого как восстание примитивного христианства» объясняется, по мнению Дженкинса, бурное развитие новых церквей в Африке, Азии и Латинской Америке и раскрывается важное качество его сущностного содержания: проповедование глубокой личной веры, сплочение вокруг сообщества, пророчества и пуританство. В то же время, проповеди харизматичны и фантазийны, вселяют оптимизм и веру в будущее^{[246] [247]}, что является немаловажным фактором успеха новых форм христианства в Южном полушарии. Ф. Дженкинс отмечает, что «американские реформаторы также мечтали о восстановлении ранней Церкви, но в то время, как американцы освободили свои церкви от иерархии, суеверия и догмы, южане оглянулись назад, чтобы наполнить свои церкви духовной силой и способностью изгонять демонические силы, которые вызывают болезни и нищету»^[248].

Современная модель «примитивного христианства», воплощенная в независимых церквях глобального Юга, представляет собой тип альтернативной социальной системы, которая в свое время во многом определила траекторию развития западной цивилизации благодаря зарождению христианства. Эта система является сегодня мощным средством завоевания поддержки и признания в развивающихся странах и может быть рассмотрена, как альтернатива неспособности правительств удовлетворить элементарные потребности людей. Если пропасть между правительством и людьми становится шире, то создаются благоприятные возможности для роста и процветания религиозных конгрегаций «южного» толка.

Примечательно, что в условиях современных модернизационных процессов, происходящих в большинстве стран третьего мира, «южная» христианская модель демонстрирует тенденцию не только сохранения, но и процветания. Хантингтон называет этот феномен «побочным продуктом

92

урбанизации» . Одним из факторов, сдерживающих эволюцию «примитивной» модели вероучения независимых церквей в сторону сближения с «западной» моделью, является все то же нищенское существование миллионов прихожан, в том числе урбанизированных районов. По этой причине культурный разрыв между экономически неразвитым Югом и западной цивилизацией имеет мало шансов сократиться в обозримое время. «В то время, как новые медиа- и технологические революции происходят в Европе, Северной Америке и Азиатско­Тихоокеанском регионах, - отмечает Дженкинс, - в других частях мира

- 93

население только проникает в традиционный мир книги» .

В то же время, следует признать, что христианские церкви играют существенную роль преобразования стран глобального Юга. Д. Мартин, П. Бергер, М. Борг, Ф. Дженкинс, П. Фристан, Д. Леманн и другие исследователи современной религии придают огромное значение преобразующей роли «нового» христианства, соизмеряя ее современную функцию с той ролью, которую сыграл ранний протестантизм в развитии западной цивилизации. В послесловии в книге Д. Мартина «Языки пламени: взрыв протестантизма в Латинской Америке»^{[249] [250] [251]} П. Бергер пишет: «...социальные и моральные последствия перехода к протестантизму чрезвычайно важны. Сам этос «протестантской этики» (по выражению М. Вебера) оказывается чрезвычайно полезным для людей, переживающих начальную стадию «взлета» современного экономического роста. Этот этос и в наше время продолжает проявлять свое освященное веками родство с «духом капитализма», индивидуализмом, жаждой образования и благосклонным отношением к демократической политике... Эти родовые его черты носят по большей части непреднамеренный характер и вытекают из непреднамеренных поведенческих последствий религиозных догматов и религиозного опыта»^{[252] [253] [254]}.

Для растущего числа людей на глобальном Юге ресурсы, предоставляемые пятидесятничеством, помогли не только в плане выживания, но и настоящего улучшения жизни. Это не вопрос рационального накопления капитала и не, как некоторые предполагали, прямое применение тезиса М. Вебера. Это намного более скромный процесс. В условиях ненадежности экономического и политического контекста базовые качества, такие, как верность, экономичность, дисциплина и организационный талант, становятся наиболее ценными качествами в местной экономике. Сети доверия и взаимопомощи начинают появляться и расти. По мере того, как люди переезжают в города в поисках работы и образования (особенно для детей), пятидесятнические сообщества становятся в очень практичном смысле «убежищами и промежуточными станциями на

96

пути вверх по социоэкономическои лестнице» .

В этой связи, например, интересно рассмотреть некоторые результаты исследования Е. Бруско, которая провела определенное время в среде пятидесятников в Колумбии. Она отмечает, в семьях мужем больше не тратится до 40 % семейного бюджета на покупку алкоголя и «многим другим формам семейного потребления, которые характеризуют мужское поведение в Колумбии, такие, как курение, азартные игры и пользование услугами

97

проституции, не позволяется продолжаться» , мужчины уходят с улиц и,

совместно с женами, начинают постепенно принимать на себя конкретные обязательства в церквях, а также менять поведение в повседневной сфере. В то же время, мужчины, о которых идет речь, продолжают играть традиционно главенствующую роль в семьях и церквях. Б. Мартин назвала это «пятидесятническим гендерным парадоксом» , поскольку ожидалось, что западные тренды перераспределения ролей мужчин и женщин и феминистские настроения постепенно будут «перетекать» в Южное полушарие по мере модернизации экономик и социальной сферы в развивающихся странах. По убеждению Мартин, западные феминистские взгляды (как и традиционные интерпретации секуляризации) при рассмотрении пятидесятнического опыта на глобальном Юге не только неуместны, но сами являются частью проблемы, в том понимании, что они «закрыли глаза» многим западным ученым на многое, что происходит в развивающемся мире.

Анализируя распространение евангелического христианства в Латинской Америке, американский социолог религии Д. Мартин также пришел к подобным выводам. Он считает, что в этом регионе, где доля беднейшего слоя населения остается превалирующей, но, в то же время, происходит стремительная урбанизация и масштабные миграционные процессы, независимые церкви играют ведущую роль в модернизации общества посредством трансформации сознания и повседневных практик миллионов людей. Ученый пишет: «Пятидесятничество возрождает самую существенную ячейку общества - семью, оберегает женщину от грубого насилия со стороны мужчины ... Новая церковь способна установить новую дисциплину, по-иному расставить приоритеты, противостоять коррупции и полностью изменить индифферентные и несправедливые иерархии окружающего мира»^{[255] [256]}. Миллионы людей оказываются под своеобразной оболочкой, защищающей их от внешнего мира, где они узнают о новых взглядах на личность и новых моделях организации социума.

«Южное» христианство как фактор культурного конфликта

Ортодоксальное «южное» христианство не склонно идти на уступки западной либеральной христианской культуре. Напротив, оно стремится ре- евангелизировать евро-американский мир, который, по их мнению, подошел к открытой ереси и развалу системы ценностей. Это напоминает ситуацию XVI века в Европе, в которой контрреформационные католики послали иезуитов и миссионеров-священников преобразовать и вразумить те регионы, которые попали под влияние протестантов. Так и в наши дни, вследствие миграционных процессов «южная» модель раннехристианского религиозного мышления, постепенно распространяясь на Запад, вопреки ожиданиям, минует «плавильный котел» и сохраняет свою «примитивную» идентичность. Например, широко распространены и процветают в настоящее время в США пятидесятнические общины «южного» толка, образованные иммигрантами из стран Латинской Америки и других регионов. Эти сообщества довольно однородны по составу и играют роль убежищ, помогающих решать широкий круг бытовых задач, а также обеспечивающих сохранение традиции. Растет там и доля «южных» католиков. По оценкам исследователей, к 2050 году они будут составлять А нации^[257]. Причем текущие тенденции указывают на то, что религиозные ценности католиков «Юга» еще долго будут отличаться от других групп населения США - они значительно более ортодоксальны, литургия и религиозная практика Latino- католиков разительно отличается от демократичных и либеральных англо- католиков. Не остается в стороне и Европа. Вследствие сокращения численности коренного европейского населения и того, что религиозность все в большей степени отдаляется от традиции, присутствие «южных» оттенков в религиозных практиках будет все заметнее вследствие возрастания миграционных процессов. Уже сейчас, например, V прихожан христианских церквей Лондона - это африканцы и индийцы^{[258] [259] [260]}.

По словам С. Хантингтона, «в этом смысле незападные религии являются наиболее мощным проявлением антизападничества в незападных обществах. Подобное возрождение - не отвержение, а отторжение Запада и светской, релятивистской, вырождающейся культуры, которая ассоциируется с Западом»¹⁰². Это - декларация о культурной независимости от Запада, гордое заявление: «Мы будем современными, но не станем вами».

Наконец, рост «нового» христианства является реальным вызовом для западного христианства как по причине количественного перевеса, так и глубоких культурных различий. Уже сейчас разногласия между южным и западным христианством (южной и западной культурами) создают препятствия для наиболее крупных христианских конгрегаций Запада, стремящихся к глобальной идентичности. Более того, поскольку «новое» христианство образует мощную самостоятельную ветвь в теле христианской религии, контрастирующую со всеми существующими на Западе конфессиями, нарастают вызовы разжигания конфликтов не между собственно «южной» и «западной» моделями, а более глобально - христианами с либеральным и консервативным мышлением. По словам Ф. Дженкинса, «мы стоим на поворотном моменте, который является эпохальным для современного христианского мира, подобно временам Реформации, во всем мире христианство растет и мутирует. Более того, бурные конфликты внутри христианства, вызванные противоречиями между просвещенным западным христианством и необразованным, нищим южным христианством, оставят более глубокий след, чем конфликты между

103

христианством и исламом на века вперед» .

Еще один, с нашей точки зрения, важный вопрос - переконфигурация христианского мира оказывает заметное влияние в последнее десятилетие на

институт католической церкви и его руководство. Складывается довольно любопытная и, в определенном смысле, парадоксальная тенденция - южная модель христианской религии (теология и практика) не только оказывает влияние, но и востребована западным обществом. Так, все помнят, как весь мир следил за выборами нового главы Ватикана и дискуссии вокруг назначения преемника Иоанна Павла II в 2005 году, а затем, и самого Бенедикта XVI в марте 2013 года. Главный вопрос заключался в том, будет ли новый Папа европейцем или кем-то из развивающегося мира, либералом (в понятиях сексуальной этики) или консерватором? И в какой комбинации будут присутствовать эти свойства? В результате, главой католической церкви сначала стал Бенедикт XVI (кардинал Ратцингер) - европеец и признанный ученый, с широко известными строго консервативными взглядами, а потому имеющий все шансы получить поддержку католиков на Юге; а затем понтификом стал кардинал из Латинской Америки, более того, впервые в истории католической церкви был выбран кардинал не из Европы - аргентинец Хорхе Берголио, избравший себе имя Франциск, в честь Святого Франциска Ассизкого. Важно, с нашей точки зрения, принять во внимание и публичную реакцию на это событие, а именно, широкое его освещение в СМИ, в том числе на ведущих телевизионных каналах, в сетях Интернет. Показательно, что на нового главу церкви возлагаются большие надежды, поскольку, как полагают эксперты, «избрание аргентинского кардинала Хорхе Бергольо открывает для Римско-католической церкви, страдающей в последние годы от скандалов и интриг, путь к новой эпохе простоты и

104

смирения» .

Известный американский социолог религии Х. Казанова рассматривает дебаты относительно современного феномена «южного» христианства и его влияния на католическую церковь в более долгосрочном историческом контексте. Ученый считает, что «точно в тот момент, когда европейские формы выражения католицизма начинают безвозвратно отступать, и когда ^[261] вследствие многовековой истории Европы поддержание совмещения церкви и власти становится все более тяжелым, католицизм принимает новую глобальную форму. Будучи более не ограниченным, он [католицизм] становится все более транснациональным религиозным движением, причем, в такой же форме он распространялся с 1870 года. В этих изменениях участвуют два процесса одновременно: риманизация мирового католицизма и интернационализация Рима»¹⁰⁵. В этих процессах особая, «южная» ветвь католицизма является активным актором.

Таким образом, феномен «южного» христианства, сформировавшийся и развившийся как «ответ» на глобальные тренды, является типичным примером «гибридизации» - образования в условиях особой специфики социальной среды развивающихся стран новой религии (новой религиозной культуры,) - гибрида теологии и практик глобальных религий

(пятидесятничества и католицизма) и духовной терапии. В результате сформировалась довольно успешно функционирующая социальная модель «южной церкви», которая, с одной стороны, играет позитивную роль в модернизационных процессах в развивающихся странах, а с другой - предлагает альтернативный либеральной западной культуре сценарий жизни. Подчеркнем, ведущими факторами, объясняющими новизну и обеспечивающими широкую поддержку и признание «южных» церквей, являются строгое следование традиции времен раннего христианства, консерватизм и практики, нацеленные на предоставление населению «рецептов» преодоления бедности и социальной незащищенности, в обмен на трансформацию сознания и повседневного образа жизни. Важно также, раскрываемая в феномене «южного» христианства ценность принадлежности к религиозному сообществу как убежищу, предоставляющему ресурсы для выживания и улучшения жизни, показывает, что в значительной части ^[262] современного мира религиозная институциональность остается сильной и привлекательной.

Южная модель христианства является реальным вызовом для западного христианского мира, а также теоретических концепций современной религии и религиозного плюрализма. Прежде всего, ее количественный перевес, глобальное распространение, глубокие культурные отличия наряду с возрастающими тенденциями распространения неконвертируемой «южной» системы мышления в страны Запада, создают условия для роста конкуренции и конфликтов как внутри христианства, так и в более широких социальных контекстах. В ответ на эти вызовы западный мир вынужден вырабатывать регуляторы и механизмы, «защищающие» либеральные ценности и институты.