4.4. Анализ методологических вызовов оценки жизнеспособностирелигии: опыт моделирования исследовательской стратегии

В понимании сложности процессов, сопровождаемых современный религиозный плюрализм, на первый план выходят утверждения, что религия играет существенную роль в современном мире, и в повседневные контексты жизни людей, независимо от их персонального отношения к вере, вплетены религиозная тематика и определенные практики, что должно свидетельствовать о жизненной силе религии.

Тема анализа влияния религиозного разнообразия на жизнеспособность религии является одной из центральных в рамках современной социологии религии, ее рассмотрение разворачивается в двух пересекающихся плоскостях - теоретической и методологической, и поднимает ряд актуальных на сегодняшний день вопросов, прежде всего, связанных проблематизацией измерения жизнеспособности религии. Дискурс, развернувшийся на рубеже веков между сторонниками двух конкурирующих теоретических направлений - секуляризации и «религиозной экономики», выявил, что те и другие часто основывают свои выводы на противоречивых эмпирических доказательствах, что и не позволяет прояснить характер секулярных эффектов религиозного разнообразия. Системный анализ причин, имеющих место проблем, был представлен М. Чавесом, Ф. Г орским, Д. Воасом, Д. Олсоном, А. Крокеттом .

К. Добеллар и Х. Казанова¹⁴⁴ смотрели на проблему в несколько ином ракурсе. Корень ее они видели в множественности смыслов, вкладываемых в концепт «секуляризация», что непосредственно сказывалось на целях и методологии эмпирических исследований, и, как следствие, получении противоречивых результатов, что, в свою очередь, добавляет все больше неопределенности в сам базовый концепт. В словах Х. Казановы выражена, по сути, позиция обоих ученых: «то, что обычно преподносится как единая теория секуляризации, на самом деле, состоит из трех очень разных, неравных и не связанных между собой суждений: секуляризация как дифференциация секулярных сфер и религиозных институтов и норм, секуляризация как спад религиозных чувств и религиозной активности и секуляризация как маргинализация т.е. вытеснение религии в сферу частной жизни (приватизация). Однако верный посыл должен исходить из другого аналитического подхода, а именно: бесплодная дискуссия о секуляризации может закончиться только тогда, когда социологи религии начнут исследовать и проверять обоснованность каждого из трех суждений независимо друг от друга»¹⁴⁵.

мобилизующее влияние увеличения религиозной конкуренции, ни сторонники парадигмы секуляризации, отстаивающие наличие

противоположных эффектов, не смогли предоставить дополнительных эмпирических доказательств в поддержку своих позиций. В своем обзоре этого дискурса Д. Олсон вообще приходит к выводу: «В настоящее время нет никаких доказательств того, что плюрализм оказывает какое-либо влияние на религиозное участие»^[582]. Олсон уточняет, это заявление основывается на отсутствии аналитических методов, позволяющих адекватно измерять реальные факты.

Последнее уточнение Олсона формулирует квинтэссенцию всех дискуссий относительно оценки эффектов социальных трансформаций на религию, ее роли в жизни человека и общества. Всякий раз, когда ученые пытаются ответить на эти вопросы, на первый план выходит проблема использования адекватного методологического инструментария. Мы не раз в работе затрагивали эту тему. Однако задача требует конкретизации. Центральной проблемой, по нашему убеждению, является то, что современные реалии бросают вызов определению концепта «религиозность», его пониманию и, по сути, всем «классическим» подходам к его измерению. Так, наши выводы относительно изменений социального пространства религиозности и перемещения понимания степени секулярности общества в область индивидуальной мировоззренческой и практической изолированности от религии, требует пересмотра вопроса о членстве, принадлежности к определенной организации/конфессии как базового показателя религиозности.

Вопрос «членства» является важной составляющей концепта «разнообразия».

Между тем, идеи относительно способов измерения религиозной среды, содержащиеся в достаточном количестве в работах представленных авторов и наших выводах, могут оставаться лишь идеями, если отсутствует выстроенный на их основе инструментарий, позволяющий получать адекватные реальным социальным условиям эмпирические данные.

социологом С. Хубером в сотрудничестве с К. Китола (Финляндия) и Р. Траунмюллером (Г ермания). В основу своего подхода С. Хубер и его коллеги заложили целый ряд идей, представленных в теории «религиозной экономики», «субсидарной религии» Г Дэйви, рекомендациях К. Доббелара, Х. Казановы, а также решениях Д. Воаса, А. Крокетта и Д. Олсона относительно способов операционализации и измерения «религиозного разнообразия» и «религиозности».

Отметим, что в модели предлагается несколько новаторских решений. Во-первых, понятие «религиозность» операционализиуется принципиально иначе, в сравнении с принятыми подходами: в концептуализацию и измерение религиозности не включены параметры членства в религиозных организациях/причастности к определенной религиозной традиции, что является существенным шагом вперед, поскольку, как нами было обосновано, понятие «членство» не является индикатором жизнеспособности религии и прочности религиозных организаций. Во-вторых, религиозность и религиозное разнообразие не только арифметически не зависят друг от друга, но и измеряются на разных уровнях агрегирования - в то время, как религиозное разнообразие (религиозных организаций и членства) рассчитывается на уровне организационной среды, религиозность оценивается на уровне физических лиц. Модель была апробирована в рамках исследования связей между религиозным разнообразием и витализацией религии в 43-х регионах Финляндии, Германии и Словении, общий объем выборки составил 8000 человек . В дальнейшем изложении рассматриваемую методологию будем называть «Модель Хубера».

Методология измерения религиозного разнообразия

С. Хубер с коллегами предложили новый алгоритм измерения «религиозного разнообразия».

Во-вторых, не лишен проблем другой способ, часто применяемый в количественных исследованиях для оценки религиозного разнообразия, который основан на использовании индекса разнообразия Херфиндаля- Хиршмана (НН1) - показателя распределения религиозных организаций и конфессиональных выборов в конкретном регионе.

нш=1-2?лг?,

где п - это количество всех религиозных общин в регионе, а N - доля членов /-той религиозной общины от общей численности членов всех религиозных сообществ, представленных в регионе. Однако Д. Воас с коллегами указали на то, что при решении конкретной исследовательской задачи - определения характера влияния религиозного плюрализма на религиозность, использование индекса НН1 создает, в определенном смысле, ситуацию тавтологии, что сказывается на подмене понятий при интерпретации данных. Причина в том, что индекс НН1 непосредственно основан на значениях членства в религиозных организациях, в то время как в рамках «новой» парадигмы было доказано, что разнообразие религиозных организаций и разнообразие членства - это разные характеристики религиозного рынка^[586].

По этой причине результаты часто неверно интерпретируются^[587]. По сути, измерение показателя индекса Херфиндаля-Хиршмана оправдано только в том случае, если преследуется цель понять, какова степень монополизации религиозного рынка в конкретном регионе - чем больше выборов приходится на ограниченное количество конфессий или на одну (ситуация монополии), тем меньшее значение имеет индекс; с другой стороны, чем больше представлено в регионе мелких конфессий, тем большее значение принимает индекс^{[588] [589]}.

Помимо отмеченных проблем, следовало учесть, что, согласно теории «религиозной экономики», разнообразие религиозной среды характеризуется тремя видами плюрализма: религиозных организаций, религиозных

потребителей и религиозных предпочтений . Другими словами, «разнообразие религиозной среды» подразумевает разнообразие конфессий, религиозных учений, организаций и разнообразие последователей религиозных учений/членства в организациях. Поэтому методология измерения «разнообразия» должна учитывать его структурную природу. Исходя из всех этих соображений, авторы Модели предлагают анализировать религиозное разнообразие на основе измерения двух автономных переменных: (1) экологических данных о религиозных организациях - индекса разнообразия организаций (Organizational Diversity Index - ODI); и (2) данных о членстве в этих организациях - индекса разнообразия членства (Adherence Diversity Index - ADI). Описание индексов и методика вычисления представлены в Таблице 1^[590].

Таблица 1

Отметим, что принципиально новым решением Хубера и его коллег является закрепление за показателями аффилированности к религиозным традициям/организациям (объемом и спектром причастности) статуса одной из характеристик разнообразия религиозной среды, а не индивидуальной религиозности.

Методология измерения индивидуальной религиозности

Для измерения индивидуальной религиозности авторы Модели использовали инструмент, арифметически независимый от индекса разнообразия членства, поскольку, как нами уже было отмечено, сам по себе он не иллюстрирует степень влияния религии на человека.

В основе идеи Хубера и его коллег заложен подход к концептуализации религиозности, согласно которому она рассматривается как показатель степени воздействия религии на ментальные, мотивационные и поведенческие характеристики индивидов¹⁵⁵. Таким образом, данный подход, ставит знак равенства между понятиями «религиозность» и «жизненная сила религии» (витальность религии), что, мы полагаем, позволяет, наконец, избавиться от противоречивых интерпретаций социальных эффектов ^[591]

секуляризации и вносит ясность в понимание реального присутствия религии в жизни различных обществ.

Добавим к представленным выше нашим рассуждениям о новом индивидуализме и связанной с ним проблеме «членства», данный подход оправдан и с точки зрения того, какое значение придавал П. Бергер влиянию плюрализации религии на переопределение ее роли на уровне индивидуального сознания. Этому он посвятил целую книгу под названием «Еретический императив»^{[592] [593]}. По мере того, как плюрализм неизбежно подрывает религиозное мышление, полагает Бергер, точнее то, что оно воспринимается как нечто незыблемое и априори вызывающее доверие, плюрализм также меняет то, как мы верим. Прежде всего, Бергер имеет в виду индивидуализацию, т.е. то, что люди сами выбирают и принимают решения. Это верно, даже если такого рода изменения скорее стимулируют, нежели подрывают системы верований как таковые. Другими словами, те верования, которые люди выбирают необязательно слабее, чем те, которые общеприняты, но они другие. Бергер убежден, что именно различия в том, «как» люди верят в современном плюралистичном обществе, имеет огромное значение для нашего понимания современных форм религиозной жизни.

Итак, на практике религиозность/жизнеспособность рассчитывается на основе анализа соответствия индивидуальных самооценок «Шкале центральной религиозной тенденции» (CRS) Стефана и Одило Хуберов, представляющей собой набор из 5-ти индикаторов, каждый из которых измеряется посредством группы вопросов. Индикаторы «шкалы» охватывают наиболее распространенные формы индивидуальных религиозных практик человека, к их числу относятся - интеллектуальные, идеологические, публичные религиозные практики, приватные религиозные практики и

157

социальный опыт .

В комплексе, «шкала» представляет собой инструмент, репрезентирующий влияние религиозных смыслов на чувства, знания и действия индивидов. «С психологической точки зрения, - отмечают С. и О. Хуберы, - персональная система религиозных диспозиций может быть определена в качестве надстройки в личности, которая состоит из всех конструктов, которые относятся к индивидуально определяемым областям религии и религиозности. Религиозный конструкт активизируется, когда человек предполагает, что что-то имеет религиозное значение. В этой связи подход из пяти основных измерений можно рассматривать как каналы или способы, посредством которых персональные религиозные конструкции оформляются и активируются. Активизация этих конструкций в личности может рассматриваться как валидная мера степени религиозности

158

человека» .

Взаимодействие между социологически определяемыми пятью параметрами измерения и психологически обусловленными личностными религиозными диспозициями могут быть описаны следующим образом:

1. С социологической точки зрения, интеллектуальное измерение относится к ожиданию того, что религиозные люди имеют некоторые знания о религии, и что они могут объяснить свои взгляды относительно трансцендентности, религии и религиозности. В системе персональной религиозной диспозиции это измерение представлено в виде тем, проявляющих интерес, стили мышления и интерпретации - общий объем знаний. Центральной идеей интеллектуального измерения является показатель частоты размышлений над религиозными вопросами. Он демонстрирует, как часто религиозное содержание обновляется посредством размышлений. Важно, что содержание данного показателя не зависит от каких-либо конфессиональных специфик или религиозной принадлежности. ^[594]

2. Измерение идеологии относится к ожиданиям того, что религиозные люди имеют убеждения в отношении существования и сути трансцендентной реальности и связи между трансцендентностью и человеком. В системе персональной религиозной диспозиции это измерение репрезентирует веру и убеждения. Общие показатели этого измерения должны сосредоточиться только на аспекте достоверности существования трансцендентной реальности. Например - Насколько Вы верите в существование Бога или что- то божественное? Это - основание веры, которое, так же как и в предыдущей мере, является общим для большинства религиозных традиций.

3. Измерение публичной практики относится к ожиданию того, что религиозные люди принадлежат к религиозным сообществам/группам, что проявляется в участии в соответствующей деятельности. В системе персональной религиозной диспозиции это измерение представлено в виде паттернов действий и чувства сопричастности с определенной социальной общностью, а также с определенными ритуалами. Общая интенсивность этого параметра проявляется в частоте участия в богослужениях/принятых в группе практиках. В межрелигиозных исследованиях рекомендуется учитывать специфику параметра (частоту проведения религиозных служб) в разных религиях, а также специфику других публичных практик.

4. Измерение приватной практики относится к ожиданию того, что духовные люди уделяют время ритуальным практикам в приватном пространстве. В системе персональной религиозной диспозиции это измерение представлено в виде структуры действий и персонального стиля преданности трансцендентности. Основным индикатором этого измерения является частота практики - молитвы или медитации. По утверждению С. и О. Хуберов, эти виды практики являются «динамическими диалогическими паттернами духовности»^[595].

5. Измерение социального опыта относится к ожиданиям, что религиозные люди имеют разного рода социальный опыт, оказывающий на них особое эмоциональное влияние. В персональной религиозной системе конструктов это измерение репрезентируется в виде паттернов восприятия, переживаний, чувств и действий, детерминированных религиозным опытом и убеждениями.

Таким образом, жизнеспособность религии (религиозность) определяется степенью, в которой религиозные смыслы формируют мировоззрение, отношения, мотивы и поведение индивидов¹⁶⁶⁰. (Таблица 2.)

Шкала «Центральной религиозной тенденции»

Примечание: Все вопросы оцениваются по пятибалльной шкале и адаптированы к спецификам конкретных религиозных традиций.

¹⁶⁰ Данная стратегия пересекается, например, с концепцией религиозной ориентации Г. Оллпорта и М. Росса, которая обосновывает роль религии в развитии личности, его субъективном опыте. Также Шкала С. Хубера во многом базируется на работах Ч. Глока и Р. Старка, в которых обосновывается применение многомерного структурного анализа религиозности на основе измерения интеллектуальных, идеологических, ритуальных и поведенческих характеристик. Ритуальные характеристики делятся на приватную (молитвы) и публичную (посещение церкви, богослужений). См.: Stark, R., Glock, C. American Piety: The Nature of Religious Commitment. Berkley, CA: University of California Press, 1968; Allport, G., Ross, M. Personal Religious Orientation and Prejudice // Journal of Personality and Social Psychology, 1967. # 5. P. 432-443.

Показатель «центральной религиозной тенденции» (мера религиозности) получается арифметическим способом из частоты и интенсивности присутствия каждого из индикаторов в индивидуальных самооценках. Чем выше показатели «шкалы», тем в большей степени мировоззрение и социальные практики индивидов связаны с религиозными смыслами. И наоборот, понижение показателей «шкалы» означает снижение воздействия религии на мировоззрение и повседневные практики индивидов.

• Результаты тестирования «Модели Хубера» - исследование связей между религиозным разнообразием и жизнеспособностью религии

Как было сказано выше, одна из целей Хубера и его коллег заключалась на основе разработанной Модели исследовать характер мобилизующей роли плюрализации религии. В соответствии с поставленной целью, тестировались взаимосвязи между двумя видами религиозного плюрализма, а также то, какое влияние они оказывают на жизнеспособность религии в различных регионах и на различные подгруппы населения. В выборку вошли христианские, иудейские, мусульманские организации, восточные религии и новые религиозные движения.

Представим ряд наиболее значимых результатов исследования, проливающие свет на ключевые вопросы понимания процессов, сопровождающих плюрализацию современной религии. В целом по выборке результаты обследования показали, что оба измерения религиозного разнообразия положительно связаны друг с другом, но в то же время сохраняют определенную автономию (коэффициент парной корреляции г= 0.537)^[596]. Другими словами, подтверждаются выводы «маркетинговой» парадигмы о стимулирующем воздействии на религиозную среду плюрализации предложения и спроса - возрастание разнообразия религиозных организаций ведет к росту разнообразия и количества сторонников религиозных традиций/духовных практик, и с другой стороны,возрастание разнообразия религиозной причастности способствует росту разнообразия религиозных организаций.

Однако ответ на основной вопрос, каким образом рост разнообразия религиозных организаций, движений и их сторонников влияет на жизнеспособность религии, демонстрирует противоположную тенденцию: чем выше разнообразие (как организационное, так и причастности), тем ниже показатели «шкалы центральной религиозной тенденции» (г₁= -0,43 - связь с разнообразием причастности; r₂= -0,55 - - связь с разнообразием

организаций). Другими словами, увеличение разнообразия не оказывает витализирующего воздействия на религию, напротив, ведет к ослаблению влияния религиозных смыслов на мировоззрение и практики индивидов, причем разнообразие организаций сказывается на этом процессе в большей степени. Высокие показатели CRS являются характерной чертой регионов, где меньше разнообразия.

Было также выявлено, что переменные разнообразия и религиозности (CRS) совместно подвергаются воздействию фактора плотности населения - чем больше плотность населения, тем выше индексы разнообразия^[597], что оказывает негативный эффект на жизнеспособность религии (r= -0,18). Действительно, высоко урбанизированные регионы представляют собой благоприятную среду для образования «бриколажа» религиозности и, как следствие, снижения интенсивности воздействия религиозных смыслов на мировоззрение и практики людей.

Для выявления дополнительных факторов, оказывающих влияние на жизнеспособность религии, были проанализированы связи с потенциальными детерминантами религиозного поведения, такими, как регион проживания, пол, образование, гендер и принадлежность к определенной религиозной группе. Анализ по подгруппам показал:

1) эффекты воздействия двух видов разнообразия на жизнеспособность религии проявляются по-разному в разных странах. Так, в Германии секулярный эффект плюрализации максимален (г_сш= -0,7) в сравнении с Финляндией, где он проявляется слабее (г_с01 = -0,22; г_А01= -0,11), в то время как в Словении роль плюрализации в ослаблении жизненной силы религии практически не проявляется вовсе (г_с01= 0, 009; г_А01= -0,02). Существует целый ряд причин, объясняющих эти различия. Мы полагаем, что к числу основных относятся - качественные различия культурных традиций, современных конфессиональных ландшафтов, динамики их трансформаций, состояние конфессиональной конкуренции, а также численности, структуры и религиозной самоидентификации населения^[598].

2) Гендер и возраст положительно связаны с жизнеспособностью религии как с точки зрения анализа по независимой переменной разнообразия среды, так причастности (г_Шл= 0,24, Гвозраст= 0,09).

3) Практически «не реагируют» на рост разнообразия такие структурные параметры социальной среды, как образование (г= -0,02), экономический статус (г= -0,02) и семейное положение (г= -0,02). Однако наличие отрицательной корреляции, хоть и незначительной, следует принимать во внимание. Другими словами, каждый из этих структурных параметров имеет независимые от роста разнообразия специфические показатели религиозности.

4) Анализ по подгруппам «религиозного большинства», «религиозных меньшинств» и «неаффилированных» (не принадлежащих к религиозным организациям) показал наличие следующих эффектов. В подгруппе «религиозных меньшинств» увеличение разнообразия среды ведет к существенному ослаблению религиозности - снижению показателей «шкалы» (г^^ -1,42; г_сга= -1,09). Направление связей для подгруппы «неаффилированных» в целом аналогичны, хотя сила влияния роста разнообразия выражена несколько слабее (г_Ам= -0,67; г_с01= -0,55). Причем отмеченные эффекты остаются постоянными, даже когда контролируются

Различия религиозных ландшафтов в этих странах, прежде всего доминирующей религиозной традиции, во многом объясняют различия в степени влияния религии на мировоззрение населения. Однако мы можем обнаружить совпадение взглядов, что еще раз свидетельствует нам о том, что важно включать в анализ рассмотрение целого набора факторов (социоструктурных, экономических, политических и проч.), которые позволяют нам понять природу имеющих место вариаций. Согласно данным международного проекта «Исследования ценностей» ^У8) за 2005 год по ряду вопросов страны существенно отличаются друг от друга, а по каким-то позициям - схожи: часто думают о смысле и целях жизни в контексте религии 31% населения Словении (28% - Германии, 41% - Финляндии); не доверяют людям из других религий 71% Словении (57% - Германии, 23% - Финляндии); уверены, что жизнь людей в большей степени зависит от научных достижений, чем от религии 37% населения Словении (40% - Германии, 56% - Финляндии); считают, что религиозные лидеры должны влиять на правительство и их решения 69% населения Словении (57% - Германии, 66% - Финляндии); считают, что религиозные лидеры не должны влиять на индивидуальный выбор человека 73% Словении (73% - Германии, 67% - Финляндии); полагают, что дела в стране будут идти лучше, если большинство населения будет верующим 9,7% населения Словении (20% - Германии, 11,7% - Финляндия); считают, что религия позволяет справиться с семейными проблемами 44% Словении (35% - Германии, 55% - Финляндии), а также - моральными (44%- Словении, 43% - Германии, 47% - Финляндии), духовными (69% - Словении, 48% - Германии, 76% - Финляндии), социальными проблемами (29% - Словении, 30% - Германии, 38% - Финляндии). См.: http://www.thearda.com параметрами страны, урбанизации, возраста, пола, уровня дохода и образования. Однако в подгруппе «религиозного большинства» статистически значимого секулярного эффекта разнообразия вообще обнаружено не было.

В целом анализ результатов обследования показал, что генеральная тенденция снижения жизнеспособности религии в условиях роста разнообразия, тем не менее, содержит в себе иные направления или интенсивности связей, которые должны быть приняты во внимание в измерениях и интерпретациях. Во-первых, секулярный эффект, индуцированный религиозным разнообразием религиозной среды, имеет различные степени интенсивности в разных подгруппах населения в зависимости о того, какими показателями шкалы «центральной религиозной тенденции» характеризуется группа¹⁶⁴. Так, если в подгруппе уровень религиозности высок, то велика вероятность, что его падение в подгруппе будет выражено более интенсивно по мере увеличения разнообразия религиозной среды, чем в подгруппе, где уровень религиозности и так изначально был незначительный. Как показало исследование, в наибольшей степени эта тенденция проявляется в подгруппе «религиозных меньшинств». Эта подгруппа имеет в целом довольно высокий показатель «шкалы», и секулярный эффект разнообразия в ней проявляется в большей степени, чем в «неаффилированной» подгруппе населения, поскольку последние характеризуются низкими показателями религиозности и, следовательно, имеют меньше возможностей для дальнейшей секуляризации.

Эти результаты, с нашей точки зрения, являются довольно полезными, особенно в части понимания того, какое трансформирующее воздействие оказывает религиозный плюрализм на сохранение идентичности меньшинств и уровень их религиозности. Наш вывод заключается в том, что группы меньшинств, независимо от принадлежности к религиозной традиции (например, любая из мировых религий может быть меньшинством в ^[599] определенной стране, как ислам в большинстве западных стран или «нетрадиционные» религии) имеют тенденцию к стремительному ослаблению религиозности их членов по мере роста разнообразия религиозной среды. В ответ на эту угрозу и возрастание конкуренции религиозные лидеры должны предлагать своим членам соответствующие идеологии и практики, нацеленные на сохранение единства и поддержание религиозности на высоком уровне. Исследования показывают, что стратегии здесь могут быть различными, но нередко результаты этих усилий проявляются в агрессивных действиях по отношению к обществу, другим религиозным группам или изоляции от основной части социума. Тем не менее, отмеченная выше тенденция превалирует и ее следует учитывать.

Во-вторых, в обследованных европейских регионах разнообразие религиозной среды (религиозных организаций) не проявило себя в качестве доминирующего фактора, влияющего на изменение индивидуальных диспозиций в отношении религии. Наибольшая связь выражена с религиозной традицией (может в большей или в меньшей степени располагать к ослаблению влияния на индивида, может быть меньшинством или большинством), а также со социоструктурными параметрами социальной среды. Эти результаты подтверждают результаты других исследований, которые показали, что религиозное разнообразие имеет подчиненное значение. Выявлено, что урбанизация, возраст, пол, принадлежность к религиозным меньшинствам и неаффилированность являются наиболее значимыми переменными, влияющими на

жизнеспособность религии.

Поэтому, аргументы, выдвигаемые сторонниками каждой из парадигм - секуляризации и «религиозной экономики», должны быть сформулированы более четко. Предположения о секулярных эффектах плюрализации религии, так же, как и иного рода гипотезы не могут носить обобщающий характер. Если секуляризация или сильное воздействие религии на мировоззрение людей имеет место, то только в определенных структурных параметрахсреды. «Гипотезы в социологии религии, - подчеркивают С. Хубер и его коллеги, - должны быть более тесно связаны с социальными контекстами и конкретными группами населения, относительно которых прогнозируются эффекты витализации или секуляризации»^[600].

Таким образом, сложность процессов, сопровождаемых современный религиозный плюрализм, актуализируют задачу измерения степени жизнеспособности религии, что, в свою очередь, высвечивает необходимость применения нового, адекватного методологического инструментария, учитывающего, прежде всего, что индикаторы современной жизнеспособности религии и прочности религиозных организаций локализуются на индивидуальном уровне. Причем феномен «нового» индивидуализма, проявляющийся в разнообразии, синкретизме и «перекрытиях» индивидуальной «принадлежности», требует переопределения концепта «религиозность», исключения из него параметра «членства», поскольку он стал зомби-категорией в настоящее время и сохраняет востребованность в контексте обсуждения проблем разнообразия, но не показателей жизнеспособности. При исследовании влияния роста религиозного разнообразия на жизнеспособность религии следует исходить из концептуализации последнего как степени воздействия религии на ментальные, мотивационные и поведенческие характеристики индивидов, что является наиболее адекватным в настоящее время подходом.

Методология социологов С. Хубера, К. Китола и Р. Траунмюллера, учитывающая эти реалии, в том числе предполагающая рассматривать аффилированность к религиозным традициям/организациям (объем и спектр причастности) в качестве одной из характеристик разнообразия религиозной среды, представляет собой валидный инструментарий, достойный для широкого применения в социологической практике. Апробация методологии в определенной степени «примирила» сторонников теории «религиозной экономики» и тех, кто отстаивает позицию доминирования секулярныхэффектов разнообразия. Она позволила высветить важные для понимания жизнеспособности религии нюансы, прежде всего, то, что рост разнообразия религий, организаций и индивидуальной аффилированности ведет к общему ослаблению жизненной силы религии. Однако процесс этот неоднороден и даже в большей степени, чем разнообразие зависит от ряда социоструктурных параметров среды, структуры конфессионального разнообразия, а также принадлежности к религиозному большинству или меньшинству. Эти результаты показывают, что вопрос о жизнеспособности религии является важной составляющей концепта «разнообразия».