2.3. Культ истинной личности и культ здоровой личности
Стремление к полной жизни подыгрывает характерному для нового среднего класса стремлению к жизни вне всяческих классификаций. Позволить себя классифицировать - значит позволить прикрепить себя к одному месту и убить собственные желания207. Описание положения нового среднего класса в обществе напоминает определение состояния аномии208 Дюрк- гейма209: «Спокойствие невозможно достичь так же долго, насколько долго не была достигнута цель, а реальность ничего не стоит, по сравнению с воспаленным воображением и, поэтому, ее необходимо просто отвергнуть».210 Важные и пропагандируемые новым средним классом ценности и качества, такие как: динамичность, гибкость, открытость к переменам, возможность развития, отрицательное отношение к формализму и инициатива, являются проявлением желания быть «неклассифицированным» и желания отторгнуть «твердую» реальность. Бурдье, для иллюстрации того, как реализуется это стремление к существованию неклассифицированным, представил список, в котором в алфавитном порядке перечислен 81 «неклассифицированный» предмет, занятия, увлечения и действия - от айкидо до школ буддизма. Перечисленные действия и увлечения, «оторванные от реальности», должны гарантировать ощущение неклассифицированности211. Неклассифицированность, или неопределенность — это определенный вид свободы, которая в обществе, разделенном на классы, рассматривается как внеклассовость или внесистем- ность. Однако свобода, понимаемая таким образом, должна приводить к проблематизации принципов, в соответствии с которыми допускалась бы определенная форма интеграции личности. Аристократическому культу внутреннего содержания (прекрасного, правды и доброты) (или: истины, добра и красоты) новый средний класс противопоставил анти-эссенциалистическое1 восприятие мира2. Гибкость, эластичность, яркое самовыражение, инициатива — все это конкретное проявление анти- эссенциализма. Как считает Базиль Бернштейн, теория нового среднего класса не всегда соответствует объективным условиям действия3. Открытая и динамичная личность не может не замечать, что реальность беспощадна, в частности, если говорить о профессиональной карьере. Впрочем, ничто иное, как твердый характер личности, подпитывает желание существовать вне строя. К власти и престижу ведут узкие тропки специализации, а также определенная модель построения карьеры. Иными словами, открытая, динамичная личность, осознающая собственные возможности для развития и свой, человеческий потенциал, должна соглашаться на узкую специализацию и должна получать конкретную специальность. Очевидно, что такой вид амбивалентности присущ всей современной культуре индивидуализма и приобретает все более широкий характер. Узкие тропки специализации, даже если они неоднократно в течение жизни меняются, могут быть едва видимым отражением ощущаемых возможностей и всего лишь тенью мечты о «встрече с собой на тысяче дорог». Таким образом, узкие тропки специализации не приводят к «полной жизни». Стремление к неклассифицированности и ощущение себя таковым можно отнести к тому, что обычно называют «распадом личности». В конечном итоге, отсутствие смысла затрагивает и личность. Состоянию распада личности предшествовала и одновременно его предвосхищала современная форма восприятия субъективности, как ее описал Вебер4. Речь идет 1 Эссенциализм (от англ. essential - обязательно существующий, непременный) - свойство теоретических концепций, в которых делается попытка зафиксировать некую неизменную сущность (прим. перев.) 2 Воупе 2001, с. 9 3 Bernstein 1990, с.86-87 4 Calhoun 1995, с. 196-198 о современном принципе обязательного отождествления себя как субъекта относительно множества различных и несоизмеримых сфер деятельности, из которых каждая претендует на свое преимущество по отношению к другим. Рационализация общества - это не только разделение понятий действия, но и постепенная радикализация различия между личной и публичной сферами, а также между прямыми и косвенными связями. Поэтому современная личность проявляется в желании осуществить определенную интеграцию несовместимых с ней ощущений. Вебер считает, что понимание жизни, как хорошо поставленного дела, могло быть способом объединения ощущений ввиду угасания религиозной мотивации. И в наше время можно искать и найти различные стратегии, смысл которых реализуется собственно в компенсации ощущения распавшейся личности. Стремление к неклассифицированное'™, ее восприятие и отсутствие постоянного места жительства (нежелание оседать на одном месте), компенсируются с помощью поиска «истинной личности» и с помощью создания «здоровой личности». Эта градация имеет, прежде всего, виртуальный характер. Целесообразно также применять такую градацию для упорядочения или систематизации применяемых индивидами стратегий, а также для понимания проблем, связанных со стремлением к интеграции ощущений. Поиск «истинной личности» связан со стремлением к самоопределению, вне зависимости от сыгранных ролей и ситуационных образов. В этом случае мистицизм, а также психологическая и связанная с поп-психологией версия пантеизма влияют как на поиск, так и на сущность «истинной личности». В свою очередь, «здоровая личность» это, можно сказать, неромантический или пост-романтический вариант поиска интеграции собственного жизненного опыта. Вероятно, в предлагаемой здесь интерпретации, работа над «здоровой личностью» является, прежде всего, продолжением того, что Вебер определил как превращение собственной жизни в дело, которым нужно хорошо управлять. Этот аспект современного индивидуализма, связанный с интенсивным поиском и интенсивной работой над «истинной личностью» и «здоровой личностью», касается одного из наи более противоречивых мотивов этой культуры. Два наиболее известных варианта жизненных стратегий, используемых в настоящее время, являются взаимоисключающими. По мнению некоторых авторов, доминирование ипохондрических и нар- циссических личностей в современной культуре индивидуализма может являться результатом самопоглощения, ранее не встречавшегося и похожего на манию1. Другое состояние, не менее привлекательное для теоретического и практического исследования, и проявляющееся как крайнее, это постоянство и самоотверженность, с какими индивиды занимаются тем, что творится у них внутри, а также их интенсивная работа над собой, наталкивающие на мысль, что, по сути, имеем дело с каким-то новым видом кальвинизма2. Распад личности компенсируется поиском какой-либо формы ее интеграции. Истинная личность и здоровая личность, а также холистическая личность, расширенная личность и вселенская личность, это чаще всего встречающиеся и взаимозаменяемые описания целей такого поиска. Независимо от того, идет ли речь об истинной личности или о здоровой личности, интеграция личности, как правило, принимает в культуре индивидуализма характер более или менее четко спланированного процесса автотрансформации, основанного на ретроспективном упорядочении восприятия в категориях жизненного пути или развития3. Другими словами, здесь чаще всего имеем дело с изучением определенного процесса перемен, а не с резкими преобразованиями. Как уже упоминалось, желание быть неклассифицированным компенсируется, но не устраняется путем поиска какой- либо формы интеграции личности. Ощущение неупорядоченности не исчезает и его следует понимать не только как антропологическое и универсальное качество, а, прежде всего, как связанную с определенными условиями актуализацию стремления к эмансипации. Несмотря на высокий статус индивида, определяющий его принадлежность к сплоченной или функциональной группе, желание жить вне всяческих классификаций, «без статуса», существования «на втором плане» или в виде какого-то «исключения», появляется при определенных 1 Sennet 1977; Lasch 1979 1 Robertson 1978, с. 213-214 3 Bellah 1976; Robertson 1978, c.213; Wuthnow 1996, c.369-370; Champion, Hourmant 1999 условиях, и собственно эти условия заранее формируют смысл этой желанной неквалифицированности. Изначально говорится о свободе особого рода, которая проявляется в ощущении неклассифицированности в условиях интенсификации процесса рационализации и разрастания бюрократических структур. Как показывают различные действия и решения, чувство неклассифицированности отображает то, что является альтернативным по отношению к разбитой на куски реальности, то, что холистично по отношению к ограниченному и частичному восприятию, то, что традиционно и фольклорно по отношению технической, коммерциализированной науке и культуре, в общем то, что нетрадиционно по отношению к привычному и неавторизированному порядку действий. Перед тем как представить стратегию интеграции и работы над личностью, следует указать на определенные аспекты современной политэкономии, связанные с классификацией индивидов. Стремление к полной жизни — это стремление к жизни, неохваченной классификацией. Классификация — это основной способ дисциплинирования людей и их желаний. Именно поэтому, как пишет Бурдье, все, даже индивиды, имеющие наивысщий статус, ограничивают свои запросы. Необходимо сказать, что ограничивают именно те запросы, которые не могут быть реализованы в рамках существующих структур. Источником анти-институционального настроения, стремления к дебюрократизации способов действия, противодействия стигматизации больных и преступников, а также компрометации экспертных отчетов является отказ от существования классифицированным212. Именно по этой причине следует изначально обратить внимание на то, что классификация убивает желания и перспективу лучшей жизни. В соответствие с Бурдье, суть изменений, связанных с появлением нового среднего класса, демонстрирует чувствительность к определенному, очевидному факту, связанному со способом существования социального мира. Общепринятые классификации или «реальность образов» обладают силой, создающей реальность213. Самоопределение индивида и применяе мые им классификации окружающих всегда становятся частью его личности. Представление о себе преобразуется в образы, демонстрируемые другим. Поэтому представление о себе должно учитывать и других людей, хотя бы в роли общественности, то есть, частично и опосредовано и вместе с образами других. По мнению Бурдье, классификация является основным материалом для создания личности, независимо от того, принимается ли она или отвергается. И в первом, и во втором случае, она становится основой отношения к собственному «Я» и позволяет им управлять, в том числе, и в борьбе с образами других. Как утверждает Бурдье, особенностью новой политэкономии является то, что все категории функционируют на основе принципа подсудности1. Поэтому классифицирование себя и других - это символический акт формирования представления о худшей жизни других людей. Следовательно, классификация превращается в социальную магию. Причисление к определенной категории - это не только более или менее скрытая форма осуждения, но, можно сказать, и вынесение приговора. Особая сила классификации способствует тому, что символическая и явная трансгрессия, например, расставание с «заклейменной» категорией, удивительно часто влечет за собой нечто похожее на повторное осуждение или «удвоение» приговора. Крещеный еврей или гей, замеченный в гетеросексуальной связи, это как бы дважды еврей и дважды гей2. Присущая новому среднему классу вера в силу классификации приводит к переопределению источника испытанного насилия. Насилие проявляется в повседневной жизни на уровне так называемых микроструктур и скорее «внутри», чем «снаружи». Насилие - это не очевидный акт давления или воздействие путем убеждения, а воздействие на уровне классифицирования окружающих. Язык, способ восприятия и интерпретации реальности индивидами, их статус - все это пространство для проверки и проявления обнаруженного насилия. Поэтому, новая формулировка насилия учитывает принципы современной политэкономии, которая избегает ярких и очевидных проявлений давления, и реализуется в возможностях, предоставленных системой. 'Bourdieu 2005, с. 574-577: 1982, с. 143 2 Bourdieu 2005, с. 572-575 Современная власть реализуется в ежедневных заявлениях. Поэтому не говорится о том, кто осуществляет власть и каковы их корыстные интересы. Предметом рассуждений скорее являются формы проявления власти1. Власть проявляется в способе самоисследования индивида, в его доверии к вырисовывающимся перед ним перспективам и в необходимой взаимосвязи людей, вещей и идей. Власть над собственной жизнью и жизнью других - это в значительной степени господство над тем, что является классифицированным, но не очевидным. Таким образом, применяемые классификации имеют силу создания вещей, установления связей между ними и установления необходимых связей и зависимостей, касающихся очевидного и не очевидного. Классификация окружающих - это разделение их на мелкие группы и «сортировка». Несмотря на то, что разделение на мелкие группы и сортировка производится скорее в неявном, чем в явном виде, а также скорее в виртуальном, чем в физическом пространстве, это никак не снижает ее эффективность, так как «закрепление» происходит внутри индивидов. Мобильность индивидов также вызвана желанием адаптироваться к условиям, созданным системой. Мобильность индивидов является тем, чему всегда пыталась помешать традиционная власть. Традиционная власть всегда должна была подключаться к длительному и затратному поиску и поимке тех, кто, вдохновленный собственными желаниями и интересами, покидал отведенное им место. Тем временем, новая политэкономия нежелательную когда-то мобильность переименовала в «собственный риск индивидов». Направляемые собственными стремлениями и интересами индивиды «самостоятельно» и за свой счет находят соответствующее для них место. Классификация индивидов является отзвуком процесса индивидуализации. Жизнь популяции охватывается демографической переписью. В соответствие с Фуко2, процесс демогра- физации является обратной стороной индивидуализации и тем, что ей управляет. Парадоксально, что в упорядоченной системе особый перечень «отклонений» и «изъянов», присущих социальным группам, это одновременно намек на то, каким индиви дам свойственна наибольшая свобода. В данном случае, состояние независимости тождественно ощущению автономии или жизни по собственным правилам. Наблюдаемые отклонения от нормы и зарегистрированные «изъяны», в конечном итоге, накладываются на индивидуальную и неповторимую историю жизни индивида. По замыслу этой логики, индивидуализироваться - это искать себя среди тех, кто был наиболее подробно описан, тщательно исследован, и среди тех, кто был подвергнут наиболее длительному изучению. Положению ребенка, больного и преступника приписывалось ощущение большей свободы, несмотря на то, что это не стандартная свобода, то есть свобода, не соответствующая стандартам системы. Иными словами, открытие внутри себя ребенка, травмирующих ощущений в прошлом, разрушающих и саморазру- шающих привычек, безумных желаний является индивидуализацией самого себя. По этой причине появляется энтузиазм и готовность к неустанному самоисследованию и стремление к разнообразным психологическим тестам, подтверждающим характер, склонность к зависимостям, склонность к заболеванию определенными болезнями; умение защищать свои интересы, получать удовольствие от выполняемой работы, здоровые связи и тому подобное. За этой невротической и ипохондрической подоплекой всегда скрывается надежда на открытие в себе чего-то такого, что не соответствует нормам, создает ощущение «отключения» и существования на втором плане. В этом со всей силой проявляется противоречие, связанное с процессом индивидуализации. Стремление к существованию вне строя необходимо и напрямую приводит к поиску себя среди людей, относящихся к наиболее хорошо и тщательно классифицированным, или среди тех, кто подвергается наиболее сильному воздействию упорядочивающих и нормализирующих процессов. Любое стремление к хаосу отягощено такими противоречиями. Шестидесятые и семидесятые годы, то есть время контркультуры, и время экспансии нового среднего класса внесли, с помощью классификации, определенные изменения в сферу желаний и в сферу достижения, можно сказать, полной жизни. Эти изменения, прежде всего, касались характера и области применения классификации. Вследствие противоречия, 0 котором говорилось ранее, происходит расширение и уточнение системы классификации, однако применяемая классификация становится менее социально дискриминирующей1. «Клеймо» способно определять сущность того, которого оно коснется, а значит, приводит к рассмотрению дела о личности человека «в последней инстанции». Для социально дискриминированного человека «клеймо» становится основной целью самоисследования. «Клеймо» предопределяет, а также управляет ощущениями и действиями в отношении себя и других. В таком контексте становится понятным, что пространство политических схваток в сознании и восприятии индивидов распространяется на все те области, где создается классификация и где выносятся, как утверждает Бурдье, социальные приговоры, определяющие худшее или лучшее существование. Собственно поэтому, в шестидесятые годы, образование, а также медицина и терапия были включены в сферу политических битв. Результатом этих битв, в которых принимал участие новый средний класс, являются разнообразные стигматические заболевания, а также, что не менее важно, новое понимание сути «клейма». Узаконивание морали нового среднего класса привело к разрушению монолитности культурного начала. В освоенной, то есть нейтрализованной форме, варианты контркультуры функционируют сегодня в рамках государственных структур и не исключено их узаконивание в процессе «привычных» схваток и игр, происходящих в этих структурах2. Лечебно-оздоровительная культура, пропагандируемая новым средним классом, привела к распространению толерантности. Поведение и поступки, когда-то считавшиеся преступными, были переименованы в жизненные возможности. Супружеская измена, наркомания и гомосексуализм были декриминализированы, однако появились новые общественные грехи и преступления: загрязнение окружающей среды, зависимость от табака либо просто отсутствие надлежащей заботы о своем здоровье, а также мужской шовинизм3. Декриминализация - это не то же самое, что устранение патологии. То, что раньше считалось преступлением, становится признаком новой патологии, например, зависимости. Таким 1 Cohen 1987 1 Connor 1997, с. 274-275 3 Cohen 1987, с. 30-33 образом, декриминализация действия открывает новые способы воздействия и коррекции, контролируемые государством. В соответствие с Коэном, даже если тщательно рассмотреть другие явления, прямые последствия расширения толерантности, прямо или косвенно связанные с декриминализацией, невозможно оценить однозначно. Толерантный город превратился в джунгли и «отправил» новую мобильность в сторону предместий. Толерантные и неклассифицированные обыватели поспешно покинули город и бывают в нем только тогда, когда это необходимо. В городе также появились «зараженные» районы - кварталы, куда лучше не показываться (в частности, спортивные сооружения) и к которым лучше не приближаться в определенное время214. Стремление к существованию неклассифицированным не только не задержало, но и ускорило процесс демографизации. Вместе с введением обязательного образования произошел ранее не встречавшийся всплеск психиатрических и психологических отклонений215. Различного рода запаздывания в развитии ранее были формой натурализации и рационализации неудач школьников, заканчивающих младшие классы. Медикализиро- ванный диагноз был для них приговором на всю жизнь. Принципиальные изменения в сфере «открываемых» заболеваний и отклонений от нормы происходят в связи с «оккупацией» новым средним классом профессий и организаций, специализирующихся на создании классификации и классифицировании окружающих. В свое время, родители детей, заканчивающих младшие классы, исключались, по понятной причине, из процесса обучения своих детей, родители нового среднего класса, также по понятной причине, могли обсуждать со школой принципы оценки успехов и достижений ребенка216. На стыке пятидесятых и шестидесятых годов появились новые отклонения: дискалькулия217, дисграфия218, дислексия219 и дизортография1. Легко заметить, что новые отклонения уже не имеют серьезного значения для исключения ребенка из процесса обучения и не являются клеймом на всю жизнь. Такие отклонения не характеризуют личность в целом, а скорее являются «специфическим» неумением, которое не влияет на окончательную оценку и однозначно не свидетельствует о школьных, а в будущем и о жизненных неудачах. Все вновь открытые отклонения среди детей и, особенно, особенно синдром легковозбудимого ребенка, либо анорексия, это, кроме прочего, «благородные» болезни, которые не только неизлечимы, как, например, дебилизм, но и часто связываются с избытком интеллигентности2. Вскоре, в рамках «рекламы жизни», кроме «формальной» и «оторванной от жизни» интеллигенции появляются, можно сказать, новые виды интеллигенции: эмоциональной, духовной и даже сексуальной. Поэтому не идет речь о том, как люди справляются со школой или с обучением. На этот раз говорится о том, как люди справляются с жизнью. Желанный и рекламируемый новым средним классом тип личности и связанное с ним стремление к «несистемности» определяют характеристики и проблемы современного пациента психоаналитика. Вспомним, что современный пациент уже не стремится быть собой. Понятия «быть собой» или «открыть правду о себе» связаны с определенной и законченной формой жизни в любом смысле этого слова. Современный пациент хочет узнать свои скрытые, не реализованные и часто не осознанные возможности. Самореализация является не столько реализацией собственного «Я», сколько познанием и 4 проверкой себя в различных воплощениях. Именно поэтому поводом поиска помощи у специалиста теперь не является истерический паралич руки. Одновременно с появлением искусства жизни, исчезает парализующий людей конфликт между личными желаниями и обязанностями. Искусство жить - это не существование свободным от традиций и нравственной оценки. Не характер, который может быть хорошим или плохим, описывает индивида, а личность, которая может быть динамичной или пассивной, автономной или зависимой. «Быть 1 Дизортография - стойкое нарушение в овладении орфографическими знаниями, умениями и навыками (прим. перев.) 2 Turner 1992, с. 216 добрым» - заменяет «хорошее самочувствие»220, а чистая совесть хороша настолько, насколько она приемлема, то есть насколько она приносит спокойствие или, как добавил бы Вебер, фарисейское успокоение. К поиску помощи подталкивают проблемы, которые даже трудно высказать, и ощущение огромного несчастья, которое невозможно выразить. Говорится не об обычном и традиционном отсутствии жизненных шансов, а скорее о чувстве потери надежды, связанной с ощущением того, что все, что могло произойти в жизни, уже произошло. Открыться новым ощущениям, разблокироваться, перепрограммироваться, развиться, отойти от старых схем мышления, расширить сознание, достичь детской непосредственности, исключить автоматизм в способе действия или, в целом, достичь того, что по-настоящему еще не достигнуто в жизни - на это надеются участники лечебнооздоровительных групп221. Идея искусства жизни наиболее полно выражает гипотезу о трансцендентности жизни или ожидания того, что кроме предложенной властью жизни существует другая, полная, собственная жизнь. Записанные в правилах, собственном образе мышления и привычных поступках, проявления власти, которые появляются не случайным образом, а ежедневно, являются тем, что скрывает от индивида имеющийся у него потенциал, который ему не доступен. Таким образом, открытие своих возможностей аналогично развитию, самореализации и самоосвобождению. Гипотеза о трансцендентности жизни управляет стратегиями, разрушающими границы между жизнью и искусством. Ранние варианты таких стратегий следует искать на театральной сцене. Не случайно говорится о I'art de vivre222. Театральная сцена изначально завоевала для себя максимальную независимость, по сравнению со сценой политической. Творчество, а также ранее нигде не встречавшаяся свобода (в частности, от нравственных оценок), присущая артистам на этой сцене, это то, что сегодня отличает ее от других223. Отсутствие классификации в контексте Г art de vivre, приобретает конкрет ную, современную форму, а именно, форму игры «внутри» и «вне»: существование «вне» (правил хорошего тона, традиций, моральных оценок, обыденности, обязательной моды) превращается в «здесь» (там, где можно рассчитывать на символическую и экономическую прибыль) в наиболее эффективные символические и экономические стратегии224. Другими словами, новая экономическая логика предусматривает, что то, что определяется и представляется неклассифицированным (в конкретных формах как то, что не воспринимается и не соответствует привычным нормам) гарантирует максимальную условную и финансовую прибыль. Несмотря на очевидную разницу, как по содержанию, так и по условиям между стилем жизни богемы и стилем жизни нового среднего класса, им обоим присуща единая мотивация. Бурдье напоминает, что Марсель Дюшан225 стал известен не тем, что он сделал, а тем, чего не сделал. Дюшан отказался завершить «Большое стекло» (игра в существование «вне»). Это был протест против отделения жизни от искусства. Выход Дюшана из проекта, пишет Бурдье226, стал сценическим актом (игра в существование «здесь»). Не завершение дела, а бездействие или молчание становятся значимыми и превращаются в форму яркого самовыражения. Отсутствие действия в той же степени, что и само действие, выражает собственное «Я», особенно, если говорить об истинном «Я». Вспомним, что скрытые, нереализованные возможности — это главные проблемы современного пациента психоаналитика. Чистая потенциальность, так же как и его дела, а, может, даже и более, определяет его собственное «Я». Молчание или отсутствие реакции по отношению к запутанному языку заявлений власти являются более авторскими и более аутентичными. Следовательно, искусство жизни привело к изменению смысла самоконтроля. Самоконтроль, прежде всего, становится средством самосоздания. Идея самоконтроля стала свободной или, во всяком случае, уже не очень связана с нравственными оценками. Поэтому искусство жизни позволяет также открыть нереализованную, истинную личность и скрытую сторону внутренних ощущений индивида. При полной жизни индивид может и должен ощущать и получать удовольствие от всего. Мучение, стыд, страх, незрелость и грязные намерения, это эмоции и реальные варианты, в которых может раскрываться собственное «Я». Прежде всего, учитываются качество и интенсивность ощущения, а не его содержание227. Самоконтроль уже не служит раскрытию единственной правды о себе. В религиозном восприятии, это была правда о собственном помиловании или проклятии, а в терапии - правда, позволявшая быть собой, несмотря на испытанное поражение. Потенциальность скорее подталкивает к поиску множества вариантов собственного «Я». Уже не обычная самобытность гарантирует ощущение истинной личности и формирует истинную личность, а экспериментирование, исследование себя во многих, нереализованных вариантах и даже в «существовании всем» в мистических и связанных с поп-психологией подходах. Полная жизнь, которая представлена искусством жизни, это возможность «встречи с самим собой на тысяче дорог» или такой жизни, «как если бы имелась тысяча жизней». Интересными при таком подходе могут быть результаты исследований, которые проводил Роберт Вуснау228. Вуснау задавал своим респондентам вопрос: «Что бы ты сделал, если бы имел больше денег»? Многие отвечали просто: «Покинул бы дом». Построить где-то в другом месте резиденцию или, лучше всего, несколько в различных частях света, уехать куда-то или отправиться в длительное путешествие, это планы, которые строили люди в связи с внезапным и неожиданным наплывом денег. Люди не планировали, например, уделить больше время семье или основать собственный бизнес. Не говорили также о том, что можно было бы с сделать с такими деньгами или о том, какие фантазии осуществить. Они говорили о жизни без обязательств. Как сказал бы Бурдье, они хотели бы «оторваться от земли». Не иметь проблем с банком, шефами, соседями, детьми, просто уехать отсюда — это конкретное воплощение желания быть неклассифицированным. Нельзя не отметить, что в большинстве доступных сегодня на рынке пособий, посвященных зарабатыва нию больших денег, вообще или очень мало пишется о тяжелом труде. Их названия даже внушают, что не только можно, но и даже нужно «оторваться от земли», чтобы зарабатывать деньги: «Познай свою силу», «Создание денег», «Ключ к изобилию», «Твое право на богатство», «Практическое пособие по созданию богатства и исполнению желаний» или «Семь духовных правил успеха», «Практический путеводитель, как исполнить свои мечты» или просто «Одобрение денег». Эти пособия содержат описания методик изменения отношения к себе, образа мышления и расширения своего сознания. Как можно прочитать в одном из них: богатые люди имеют деньги не потому, что больше работают, деньги просто их любят. Поэтому необходимо изменить свой образ мышления так, чтобы привлечь деньги. Кажется, что существование неклассифицированным и поиск истинного сознания не позволяет, а, скорее всего, затрудняет зарабатывание денег традиционным и рациональным образом. Программирование подсознания, программирование на победу, самогипноз, самовнушение, оформление жилья и рабочего места в соответствии с принципами фэн-шуй, развитие творческого мышления, овладение «языком» своего тела, изменение внешнего облика, это некоторые из чаще всего рекомендуемых способов достижения богатства. Однако в очередной раз следует отметить, что альтернативные способы обогащения, во всех смыслах этого слова, не исключают традиционного и рационального отношения к деньгам. Пособие, предназначенное для родителей, желающих научить детей соответствующему отношению к деньгам, содержит совершенно иные советы. Красноречиво и само название пособия: «Деньги не падают с неба». В предисловии автор пособия сообщает, что эта книга — для всех тех, кто хочет научить детей разумному распоряжению деньгами. Детям скорее пытаются привить рациональное и традиционное, нежели пуританское отношение к деньгам, особенно в вопросе их зарабатывания. Подобным образом написаны и пособия, касающиеся домашнего бюджета. Семейная среда - это стабильная среда традиционных обязанностей, экономии и финансовой дисциплины. Изменения в морали индивидуализма в части отношения к деньгам не состоят в том, что обычное, то есть связанное с тяжелым трудом, их зарабатывание заменено искусством или магией их создания. Эти перемены вызваны скорее проблематизацией смысла, связанного с профессиональным трудом и деньгами. Профессиональный труд и деньги становятся, прежде всего, вопросом отношения индивида к себе. Из представленных примеров хорошо видно, что концепция истинной и здоровой личности проблематизирует самоисследо- вание индивида. Отношение к себе имеет силу предопределенности и свидетельствует об успехах, достигнутых в этом мире. Перенос испытанной победы «вовнутрь» (низкая самооценка, отсутствие избирательности, признание поражения) является психологизацией испытанной неудачи. Социализация, обучение и работа характеризуют индивидов. Напомним, что классификация убивает желания. Такое насилие порождает такую стратегию достижения жизни, в которой желания не подавляются. Насилие «записывается» внутри, в самом отношении индивида к себе. Не только в сознании индивида, но и в соответствии с законами новой дисциплины, то есть психологии, в неосознанном. Насилие преобразуется в особый вид автоматического действия, направленного против себя, действия, которое не позволяет быть собой и замыкается на определенные возможности. Таким образом, классификация, в конечном итоге, влияет на самооценку и чувство собственного достоинства. Именно поэтому пропаганде опыта и уверенности в том, что ощущение является наивысшим приоритетом для индивида, всегда сопутствует неуверенность в том, является ли то, что он чувствует, его ощущением229. С этой точки зрения, неуверенность является следствием убеждения, что примененное насилие затрагивает наиболее глубокие уровни сознания, лишает возможности «быть собой» и может обрекать на жизнь с ощущением того, что жизнь его «обошла стороной». Однако процесс субъективизации испытанного насилия принимает более конкретный вид. Точной иллюстрацией такого образа мышления является возникшее в восьмидесятые годы движение по повышению самооценки (California Task Force to Promote Self-Esteem and Personal and Social Responsibility230).231 Через самооценку проявляется связь между субъективностью индивида и действиями власти. Понятное дело, что плохая самооценка, в соответствие с мнением основателей движения, является источником всех социальных проблем: нищеты, преступности, неравенства полов, а также расовых и этнических предубеждений. Поэтому настоящая революция должна происходить у нас внутри. Это революция не против капитализма или предрассудков, а революция против определенного отношения к себе и против определенного способа господства над собой. Те, кто создает социальные проблемы, делают это потому, что имеют низкую самооценку. Как следует из вышесказанного, низкая самооценка является просто антисоциальным поведением и видом «социального греха». Участники упомянутого движения были обязаны публично рассказывать о проводимой ими борьбе и состязаниях в работе над хорошей самооценкой. Такой же образ мышления можно найти и у Эриха Фромма1, который пишет об особом виде инцестивных наклонностей. Не зрелые и не способные люди, пишет Фромм, до момента взятия жизни в собственные руки, могут испытывать только те чувства, которые им хорошо знакомы. Неспособность взять жизнь в свои руки проявляется в привязанности к родителям, которые считаются «своими». «Свои» заменяют народ, расу, социальный класс и политические партии. Поэтому здесь в этой неспособности ощутить себя свободным существом, связанным со «всеми», скрываются, в соответствим с Фроммом, источники национализма и расизма. Следовательно, расистские и националистические убеждения связаны с отсут- * ствием чувства ответственности, страхом и незрелостью. Гуру американской терапии, ориентированной на процесс (ПОП), Макс Шупбах прямо говорит о необходимости установления внутренней демократии. Нарушенное восприятие — это восприятие ограниченное, которое не позволяет узнавать себя в «Другом». Классовые, сексуальные, возрастные и расовые пРеДубеждения — это проявления отсутствия интеграции личности. Неинтегрированная личность является результатом проявления определенного внутреннего содержания и отторжения определенных собственных составляющих. Насилие, агрессия и дискриминация - это выявленные виды насилия, агрессии и дискриминации, которые индивиды применяют против себя. В соответствии с таким способом определения причинно- следственных связей и законов, управляющих обществом, становится понятным то, что пишет о лечебно-оздоровительной культуре Кристофер Лэш1. Лечебно-оздоровительная культура, это, прежде всего, культура, в которой лечение и оздоровление заменяют раскаяние и наказание. В культуре индивидуализма субъективизация испытанного насилия связывается с верой в огромную, можно сказать, в глобальную ответственность индивида за свой статус. Женщины ответственны за сексуальные предубеждения, бедные - за нищету, чернокожие - за расизм, старики - за возрастные предубеждения, неизлечимо больные - за то, что заболели, и так далее. Расширение сознания и открытие истинной личности должно, по-видимому, приводить к осознанию вселенской ответственности. Истинная личность в религиозной и терапевтической трактовке часто именуется микрокосмосом. Это определение показывает, что личность, раскрытая вне классификаций, существует относительно цельно и может стать гармоничной. Тем не менее, Роберт Н. Беллах пишет: «Романтический или психологический пантеизм, характерный для части культуры индивидуализма, ни в коей мере не станет превращаться в конкретные указания относительно того, как жить»2. Легко заметить, что ощущение огромной ответственности индивида уравновешено или, скорей всего, нейтрализовано уверенностью в том, что каждый, с помощью соответствующей власти над «внутренним миром», относительно легко и просто может изменить то, что находится «снаружи». Вспомним, что в соответствии с этим, переосмысленным пониманием, материальные предметы не имеют никакого значения. Таким образом, реальность, как человеческое творение, не является настолько незыблемой, как это порой кажется. Реальность, созданная на лечебно-оздоровительных диспутах, является искусственной и управляемой3. Внешняя реальность не состоит из жестких и стабильных структур. Такая внешняя реальность становится 1 Lasch 1979, с. 103 1 Bellah 1985, с. 81 3 Stone 1976; Wuthnow 1978, с. 83; Abraham 1983 проблематичной. Ричард Сеннет утверждает, что перемены, происходящие в культуре индивидуализма, приводят к эрозии внешней реальности1. В самопоглощении и поиске истинной личности проявляется нарциссизм личности, для которой «Другой» существует только как его зеркальное отражение. Однако «Другой» в культуре индивидуализма нашел структурные, то есть неосязаемые гарантии своих прав и при этом не только прав, ограниченных зеркальным отражением. «Другой» в морали нового среднего класса существует в более конкретном виде, чем это представляет Сеннет. То, как актуализует- ся «Другой», хорошо показали феминистские интерпретации психоанализа2. В частности, поиск истинной личности предполагает включение «Другого» в процесс самосоздания. Поэтому в рамках современной политэкономии, как пишет Фуко, имеем дело с замещающей индивидуализацией3. Вспомним, что с помощью отклонений от нормы, а не «героических поступков», люди формируют ощущение собственной индивидуальности. Таким образом, через процесс индивидуализации происходит систематическое включение того, что было отобрано и представлено «Другим». «Другой» - ребенок, безумец, преступник, представляют собой то, что было не упорядочено, и то, что обладало какой-то формой жизни вне нормы. «Другой» воспринимает жизнь абсолютно произвольным образом, потому что он не рационализирован. «Другой» ощущает такую полную жизнь, о которой говорится в морали нового среднего класса. Женщина, ребенок, безумец, бездомный или «сброд», которые нарушали гармонию в капиталистическом космосе и поэтому были выброшены на улицу, потом превращаются в репрезентацию нового вселенского порядка в индивидуалистической морали. Понятно, что стратегии, направленные на исследование приписываемой такому «сброду» свободы, подчиняются игре в «существование вне» (для освобождения от обязанностей и предопределенностей, управляющих капиталистическим космосом) и существовании «внутри» (для создания условного и финансового капитала во вселенском порядке). То, что представляет собой 1 Sennet 1977, с.325-336 2 Barret 1991, с. 90 3 Foucault 1998, с. 186-188 этот «сброд», ближе к природе. Его субъекты из-за дискриминации, которую они испытывают, или, возможно, благодаря этому, постоянно находятся в состоянии как минимум частичного исключения из безусловного соперничества и свободны от необходимости принятия «выгодного положения». Особое значение в морали нового среднего класса придается статусу ребенка. Поиск внутреннего ребенка, непредсказуемость, существование и ощущение себя ребенком - это популярные сегодня формы поиска и достижения полной жизни, и, особенно, одного из ее вариантов - аутентичности232. Аутентичность, как пишет Дин МакКэнелл233, является не только ценным, но и священным понятием современной культуры. Кажется, что такой ребенок, а не женщина, является классическим «Другим» в современной культуре индивидуализма. Кроме аутентичности, статусу ребенка присущи и другие атрибуты, которые хорошо подыгрывают морали нового среднего класса. Актуальное ощущение себя ребенком, это существование «никем», хотя, оно уравновешивается реальной возможностью «быть всем» в будущем. Ощущением актуальной неклассифицированное™ является также характерная для ребенка гермафродитность. В данном случае, аналогом отсутствия выразительной формы тела является отсутствие индивидуальности. Свобода, связанная со статусом ребенка - это стремление к исследованиям, расширенное сознание, немеханическое отношение к реальности и неутилитарный способ восприятия мира. Свобода, которая является уделом ребенка, это свобода восприятия, связанная с отсутствием опыта. Отсутствие прошлого или настолько короткое прошлое, что оно не может предопределять текущую жизнь ребенка или способствовать переносу жизни на будущее. Ребенок не может интеллектуа- лизировать или рационализировать то, что изучает. С восприятием он справляется единственным известным ему способом - просто его изучает. Статус ребенка дает структурную гарантию того, что жизнь не будет сэкономлена на «черный» день. Кроме того, привилегией ребенка является непонимание факторов, управляющих обществом. Бурдье пишет: «Каждый из нас начинает жить, как буржуа». Этот образ жизни исчерпал себя одновременно с утратой веры в магическое влияние на людей и реальность. Вера в то, что все является возможным и что ощущение обладания магической силой воздействия на других (родителей), это еще одна наивная аналогия уже взрослой версии, характерной для морали нового среднего класса, проявляющейся в отказе придавать миру значение «твердой» реальности и отказе воспринимать его в качестве «конструкции». Мир, каким его видит ребенок, не подчиняется никаким постоянным причинно-следственными зависимостям. Статус ребенка характеризуется, в частности, естественным отсутствием способности к участию в представлениях, что также является важным для нового среднего класса. Ребенок, раскрывая секреты взрослых и компрометируя их, прокалывает «мыльный пузырь» искусственной реальности и игры образов, не утрачивая при этом ни очарования, ни невинности, так как никогда не делает это с какой-то своей целью или для других, а совершенно не заинтересовано. В конечном итоге, с этим даром протыкать «мыльные пузыри» общества образов связана сила выявления всей правды о людях. Никогда не возможно также сказать о ребенке, что он притворяется или играет какую-либо роль, ибо делает он это, прежде всего, естественно и все время остается ребенком в том, что ему удается, и в том, кого он пробует играть1. Поскольку статус ребенка предполагает отсутствие опыта, то ребенок, как правило, обладает определенного рода знанием того, как себя вести. Интуиция и инстинкт - это знания, которыми обладают дети и звери. Детское воображение, которое не иерархизирует, не классифицирует и не сравнивает, и с помощью этого создает такую картину мира, «как если бы при виде каждого предмета слышался возглас», является примером широкой личности. Однако необходимо помнить, что культура современного индивидуализма далека от некритичной идеализации статуса ребенка. Поскольку свобода, которую представляет ребенок, является свободой, гарантирующей полную жизнь, то есть жизнь без обязательств, не подкрепленную тра дициями и избитым образом мышления. В то же время, детство идентифицируется как сложный период. Психологическое и медикализированное представление детства как периода жизни в абсолютной зависимости от других и восприимчивости к ранениям, а также как состояния дикости и немотивированной жестокости по отношению к другим, все это равноправные образы данного этапа жизни. Уверенность в том, что в культуре индивидуализма имеем дело с избранным приоритетом одной, то есть, светлой стороны детства, не является очевидной. Одновременное существование двух различных вариантов видения обусловлено тем фактом, что они, по сути, относятся к двум различным периодам исследования, связанного с детством. Речь идет о реально ощущаемом детстве и детстве ретроспективном, или детстве у взрослых. В этом месте вспомним, что не природа, а возврат к природе является чем-то вроде архетипа1 культуры индивидуализма. Точно так же, не само детство и ребенок со своим естественным восприятием, а ретроспективное детство и ретроспективный ребенок стали архетипами этой культуры. Ребенок, раскрытый в себе - «внутренний ребенок», а также детство, как время, предваряющее цивилизование и ограничение свободы действий, являются примером расширения личности. Классическим примером такого ретроспективного детства является регрессия, предлагаемая различными методами лечения. Регрессия - это безопасный, дозированный и контролируемый возврат к собственному детству. Регрессия, инициированная психотерапией, это регрессия, уравновешенная с помощью стабильного, способного на самоанализ, зрелого, укоренившегося в реальности и не подверженного регрессии эго2. В отличие от того, что Фрейд называет патологической тоской, это - «функциональный» возврат в детство, то есть связь с прошлым, вызывающая отказ от настоящего и будущего3. Функциональность такого возврата к детству подтверждают ожидаемые результаты терапии и этими, ожидаемыми результатами, является освобождение индивида от монотонности вынужденного поведения и такое расширение мира воспринимаемых им 1 Архетип - первоначальная модель (прим. перев.) 2 KilUngmo 1995, с. 100-106 3 Freud 195S, с. 245 символов и мыслей, что индивид перестает сам себе вредить, становится более живым и экспансивным, а также, в определенном смысле, непредсказуемым1. Если следовать гипотезе о том, что ретроспективное детство представляет собой классический или один из наиболее популярных примеров расширения сознания, то вырисовывается очевидная связь между культом истинной личности и культом здоровой личности в культуре индивидуализма. Расширение сознания, поиск истинной личности или внутренней личности давно уже идентифицируется с программами многих видов психотерапии. Даже в программах психотерапии, направленных на утилитарные цели, присутствует контекст мистических возможностей личности. Понятия «обогащение себя» и «обогащения собственной жизни» в большинстве методов лечения содержат двойной смысл определенных таким образом целей2. Поэтому различие между поиском истинной личности и культом здоровой личности не удается просто так свести к различию между индивидуализмом, в варианте яркого самовыражения, и утилитарным индивидуализмом. В условиях коммерциализации здоровья оно становится просто ценностью и теряет утилитарный смысл. Здоровье, а также здоровье личности не является ни средством, ни способом, которым пользуются. Следовательно, мероприятия, направленные на оздоровление личности, не помещаются только лишь в утилитарной модели индивидуализма. Проблема, связанная с различиями между утилитарными и не утилитарными целями, характерна t для культуры индивидуализма, и связана с тем, что, в конце концов, сам индивид заботится о том, кем он является, что это значит для него и какое «обогащение» он ищет3. Определение различия между поиском истинной личности и культом здоровой личности скорее отправляет нас к другой проблеме. Поиск истинной личности и здоровой личности стали обычным мотивом массовой культуры. Мистический контекст поиска истинной личности существует совместно и интегрируется в медицинскую последовательность создания здоровой 1 Homey 1997, с 17-20; Killingmo 1995, с. 178-179 2 Robertson, с.132-133; Champion, Hourmant 1999 3 Bellah 1985, с. 75-81; Wuthnow 1996, с. 369-370 личности. Ранее существовавшие формы лечения и самолечения (шаманство, молитва, а также ранняя форма психоанализа) были подчинены целям и ценностям общества234. Страдание и болезнь рассматривались как нарушения связей в общественной сфере. Болезнь является для общества фактором нестабильности, так как у общества возникает ощущение бессмысленности, проявляющееся в слабой идиосинкразической символизации по отношению к «значимой» жизни235. Именно поэтому первые формы терапии реализовывались посредством работы по ресоциализации страдающего и больного индивида236. В то же время, нарциссическое и ипохондрическое само- исследование исключает влияние традиционной культуры237. Таким образом, терапевтические показания должны замещать культуру в способе организации и управления жизнью индивида. Усиление эго, избирательность, сопротивляемость различного рода давлению и, особенно, пропагандируемая лечебно-оздоровительной культурой самодостаточность, должны определенным образом приводить к разрыву индивида с культурой. Жизнь в лечебно-оздоровительной культуре становится бизнесом: в первую очередь необходимо определить свои желания и потребности. Даже без проведения исследований понятно, что люди хотят иметь здоровье, представительную внешность, удачный секс, удовлетворительные связи и хотят, чтобы все то, что они имеют, обладало понятным для них смыслом. Потребности и желания делятся на «высшие» и «низшие», «здоровые» и «не здоровые», указываются приоритеты, предметы, от которых можно или нужно избавиться, затем приходит время для определения стратегии и очередных шагов, необходимых для достижения того, что стало приоритетным. В этих «бизнес-планах» общественному и культурному контексту вообще нет места238. В контексте современной политэкономии лечебнооздоровительная культура может рассматриваться как распространение легких методов контроля и самоконтроля в неви- данных ранее масштабах. По отношению к угрозе, связанной с усилением власти экспертов и бюрократического контроля жизни индивидов, сформировался протест шестидесятых годов и мораль нового среднего класса. В то же время, стремление к дебюрократизации, децентрализации, пропаганда альтернативных видов терапии и демедикализация общественной жизни напрямую приводят к популяризации лечебнооздоровительной культуры и идеологии. Не только жизненные кризисы или депрессия толкают к поиску помощи экспертов, но и благие и повседневные заботы становятся проблематизиро- ванными. Если принять во внимание здоровье, профилактику старения, большую эффективность работы и большее счастье, то отдых, сон, фигура и язык тела, дыхание, внешний облик и оформление жилья становятся объектом рационализации. Триумф лечебно-оздоровительной культуры неразрывно связан с тем, что она требует своеобразной рационализации: ее смысл с помощью средств массовой информации и благодаря массовой культуре становится понятен всем. Почти примирившиеся лечебно-оздоровительная и массовая культура осуществляют колонизацию психеК Это означает, что психе и жизнь индивида окончательно становятся структурированными в соответствии с медикализированным пониманием его проблем и качеств. Для иллюстрации того, что скрывается за определением «колонизация психе», обратимся к примерам из литературы. Лечебно-оздоровительная культура не пропагандирует обычную здоровую личность. И здоровье, и личность реализуются здесь в определенной модели. В этих моделях t удается заметить избирательное проявление смысла различных лечебно-оздоровительных программ. Зрелая и здоровая личность, пишет Эрик X. Эриксон2, сможет побороть страх потери эго. Отказ от себя является необходимостью в определенных ситуациях. Солидарность с другими, дружеские отношения и секс, это только часть связей, достоверность которых достигается с помощью освобождения от эго. Тем временем, даже под мимолетным взглядом видно, что здоровая личность в отношениях с другими должна быть: во- первых - самодостаточной, во-вторых - готова к атаке с их стороны. Мир, который создается в литературе, является миром, населенным отравляющими жизнь начальниками, эмоциональными шантажистами, мелкими служащими, мошенниками, циничными игроками, ловкими аферистами и аптекарями. Большая часть пособий создает такой образ реальности, который можно найти в работах Эрвина Гофмана. Искусство жизни и, прежде всего, искусство существования в новом «вселенском» порядке состоит в виртуозном контроле яркого самовыражения - впечатление, которое индивид производит на окружающих. Различные уловки, фокусы, угрозы, заговоры, интриги, манипуляции и шантаж - это мир, с которым необходимо смириться. Поэтому необходимым условием сохранения здоровья личности является защищенное эго, самодостаточность, сопротивляемость, высокая самооценка, напористость, способность произвести на других впечатление победителя и самонадеянность. Возможности личности, прежде всего, высвобождают ее способность к самообороне. Владение методами самообороны и высокая самооценка - это необходимые для жизни качества. Из пособий «Будь напористым», «Напористость», «Идеальная напористость», «Искусство говорить «нет» (книга 1), «Искусство говорить «да» (книга 2), можно научиться универсальным психологическим механизмам, которые позволяют быть собой и одновременно поддерживать хорошие отношения с другими. «Искусство чтения с лица» и «Язык тела» учат, на какие черты следует обращать внимание для того, чтобы сориентироваться, с кем на самом деле имеешь дело. А из пособий «Искусство психологической защиты», «К успеху через разговор», «Сила позитивного мышления», а также «Язык Фу» можно узнать, какие имеются практические способы поддержания хороших отношений с начальником, коллегой и клиентом, когда и как воспользоваться властью, а также как эффективно отражать психические атаки. В школах Великобритании введен новый предмет обучения, а именно, «уроки жизни», на которых детям демонстрируются методы адаптации к стрессу На этих лекциях рекомендуется, чтобы дети во время ссор с родителями применяли методы дыхания, гармонизирующие тело и мышление, либо - самопроизвольный тренинг (метод релаксации, который основан на переносе сознания в различные части тела). Когда-то, пишет Кристофер Лэш1, такие ценности как труд, ответственность и успех направляли жизнь индивида. В наше время, жизнь индивида наполнена отчаянным поиском способа выжить. Точно так же, само существование заменено поиском полной жизни в джунглях неромантического варианта натурального общества. В конечном итоге, создание здоровой личности превращается в возведение баррикад и укрепление границ индивидуальности. У так понимаемой, здоровой личности, возникает очевидный вопрос: «На каких условиях допускать «Другого» к процессу самосоздания и допускать ли вообще»? Кроме этого, в контексте создания баррикад вокруг личности должна появиться и другая проблема. Речь идет о том, как регулировать контакты с «Другим», дозировать ли его присутствие, выходить ли вообще за возведенные баррикады, или все же лучше для профилактики и предупреждения оставаться в твердыни индивидуальности.