Теоретические рамки анализа

Одним из пунктов полемики «социологии градов» Болтански — 1снено с критической социологией-(главным представителем ко- трой во Франции считается Пьер Бурдьё) стал вопрос об отношении между социальной наукой и критикой28. Известный французский историк науки Франсуа Досс (Francois Dosse), анализируя посылки критической социологии, отмечает, что «критическая парадигма подразумевает четкое разграничение научной и обыденной компетенции, что приводит к тому, что компетенции обычных июлей и их устремления не принимаются социологом всерьез и воспринимаются лишь как обман или иллюзия»29. «Завуалиро- ианные скрытые интересы», и в частности стремление к господству, рассматриваются в социологии Пьера Бурдьё как единственно возможные мотивы поведения индивидов.

Как отмечает Лоран Тевено, критическая социология выстраивает весьма специфическую картину общественной жизни, в которой критическая способность закрепляется исключительно за ученым, в то время как индивиды выступают то в виде своеобразных циников-стратегов30, то в виде бессознательных существ, не ведающих, что творят. Однако способность к расчету, выстраиванию ин- иивидуальной стратегии — не единственная человеческая способность. Наряду с ней есть также способность к различным формам совместного действия и общежития: умение дружить, любить, прикапываться как к близким людям, так и к месту проживания, достигать компромисса или критиковать, принимать общие решения, вступать в различные союзы и объединения, быть солидарными

и т. д.31. Обратим внимание также на то, что применение подходом критической социологии Пьера Бурдьё делает крайне проблематичным исследование ценностных ориентиров общества, поскольку социолог, по сути, «не слышит» актора и ищет за его мнимыми декларациями скрытые интересы, стратегии или бессознательные действия. Не менее проблематичным выглядит и исследование публичного конвенционального действия: в социологии Бурдьё любые социальные отношения — и в этом смысле его позиция перекликается с позицией классиков «подозрения» К. Маркса и Ф. Ницше - рассматриваются исключительно в терминах отношений господства и силы (идет ли речь о реальном или «символическом господстве»). При этом упускается из виду важнейшая характеристика публичного действия как такового — его совместный, объединяющий характер. Публичное действие предполагает способность актора к обобщению, к переходу от единичного к общему, умение обсуждать проблемы общего значения и аргументировать свою позицию с точки зрения общепринятых ценностных ориентиров, умение участвовать в общем деле и действовать сообща32.

Применение подходов социологии Бурдьё в современном российском контексте содержит в себе определенную опасность, так как невольно укрепляет идею о конфликтной природе социальных отношений (человек человеку враг), не разрабатывая в достаточной степени вопрос о том, что и как объединяет людей. Российский социолог А.Б. Гофман отмечает: «В силу более или менее известных причин сегодня в России сформировался социальный тип человека, в глазах которого вражда - явление нормальное и естественное, вечное и неизбежное, тогда как согласие — своего рода патология, отклонение от нормы. Торжество принципа “человек человеку волк” в сознании довольно быстро приводит к его реализации в практике, что мы сегодня постоянно и наблюдаем. Между тем, еще раз следует подчеркнуть, подлинная социальная наука, признавая и изучая различные конфликты, в целом совсем не считает их фактором доминирующим в сравнении с солидарностью. В известном смысле солидарность — условие sine qua non социальной жизни; в конце концов, прежде чем конфликтовать, люди так или иначе объединяются (...). Социология призвани показать, что поскольку в качестве членов общества мы связаны между собой бесчисленными узами, поскольку мы реально обязаны друг другу (не случайна этимологическая связь этого слова со словом “обвязаны”), постольку мы обязаны быть обязанными друг другу»33. Кроме того, позиция «подозрения» приводит к укреплению цинических настроений, и без того развитых в современной России, и делает невозможной саму постановку вопроса о ценностных объединяющих началах общества. Комментируя современную российскую ситуацию, А.Б. Гофман обращает внимание на го, что «у многих российских интеллектуалов сама мысль о реальности и необходимости некоторых базовых ценностей, признаваемых в национальном масштабе, пользующихся повсеместным уважением и объединяющих разнородные социальные силы и группы, вызывает заведомо негативную реакцию»34. Это объяснимо, «учитывая длительный и печальный опыт промывания мозгов россиян идеологическими машинами недавнего и далекого прошлого, сакрализации деспотической власти, культивирования иеякого рода социальных мифов, в частности о светлом будущем и светлом прошлом»35. Однако, по мнению ученого, необходимость поиска и исследования объединяющих ценностных начал общества является особенно актуальной для современной России, где наметились дефицит доверия и развитие циничных отношений. Ведь без этих объединяющих ценностных начал «невозможны ни социальный порядок, ни социальная идентичность, ни воспроизводство социальных систем, ни социальное взаимодействие, ни эффективное функционирование государственных институтов, ... невозможна нормальная жизнь общества как таковая»36.

«Социология градов» Болтански — Тевено позволяет со всей серьезностью поставить вопрос не только о формах объединения пюдей, но и о ценностных ориентирах общества37. В полемической позиции по отношению к социологии Бурдьё, где критический взгляд монополизируется ученым, Болтански и Тевено в трупе «Об обосновании...»38, положившем начало их совместной исследовательской программе, выбрали в качестве объекта исследования критическую способность самих акторов39, предполагающую умение обосновывать свою позицию с точки зрения обще- шачимых легитимных принципов. В центре их внимания оказались ситуации публичных дебатов и споров, практики публичного обоснования.

Во избежание поспешных ошибочных интерпретаций этой социологии, подчеркнем сразу, что, хотя объектом анализа Тевено и Болтански являются суждения в публичном пространстве, авторы, и отличие от сторонников лингвистической парадигмы в социальных науках40, принципиально отказываются сводить социальную и культурную реальность к языку, дискурсам, смыслам и настаивают на необходимости придерживаться прагматического подхода41. В равной степени они не разделяют и постмодернистских веяний и социологии, рассматривающих все виды знания исключительно с точки зрения «нарративности, будь то знание, являющееся продуктом науки, искусства или же просто обыденного разговора»42. С ледуя прагматическому подходу, Болтански и Тевено подчеркивают, что «ситуации споров и конфликтов — «это не просто дебаты и обмен мнениями»43. Это социальные «испытания» (epreuves), в которые вовлечены не только люди с их телесностью, но и предметы, служащие в качестве опоры суждениям44. Таким образом, для прагматической социологии центральным элементом анализа становится сложная ситуация, встреча человека с окружающим миром и другими людьми, своеобразное испытание реальностью, в ходе которого человек испытывает себя, а также окружающие его вещи на адекватность ситуации. В своих работах Болтански и Тевено стараются, таким образом, избежать крайности тех исследований в области политического действия, что, следуя теории коммуникативного действия Хабермаса, сводят публичное пространство к публичным дебатам. Как отмечают французские социологи Даниэль Сефай и Доминик Паскье, работающие в русле прагматической социологии, понять политическое действие исключительно на основе коммуникативных и интерсубъективных моделей невозможно. Политическое действие предполагает установление, стабилизацию и институционализацию некоторого материального пространства, — пространства предметов, правил, форм организации акторов, служащего опорой для реализации общественной деятельности45.

Представив в общих чертах основные линии демаркации французской прагматической социологии, остановимся более подробно на модели принципов координации публичного действия, разработанной Болтански и Тевено. В книге « Об обосновании... « французские социологи предприняли попытку моделирования высших принципов (grandeurs), используемых социальными акторами для возведения конкретной единичной ситуации к общезначимому и общепринятому («montee en generalite «). На основе анализа классических текстов западной политической философии, пособий по предпринимательской деятельности, а также на основе эмпирического материала споров в современном французском обществе авторы выделили шесть градов (cites), упорядоченных в соответствии с тем или иным высшим принципом (grandeur). Каждый град предполагает, таким образом, собственные формы публичной оценки, или «квалификации» общезначимых качеств людей и предметов окружающей действительности, а также своеобразное ранжирование, иерархию элементов града, в зависимости от степени проявления значимого качества 46: Град вдохновения / Cite inspiree. (Блаженный Августин, «О граде божьем»). Творчество, чувственный личностный порыв, необычность, спонтанность, безудержность, восприимчивость, эмоциональность, стихийность. Патриархальный град / Cite domestique. (Боссюэ, «Политика, извлеченная из Священного писания»): личное доверие, тесные снязи, личная зависимость и личное расположение, лояльность, иерархия, авторитет, значимость традиции и прошлого. Град репутации / Cite de l’opinion. (Гоббс, «Левиафан»): известность, престиж, тиражированность, брендовость, знаменитость. Гражданский град / Cite civique (Руссо, «Об общественном договоре»): солидарность, равенство, законность, общая воля. Рыночный град / Cite marchande (Адам Смит, «Исследование

о              причинах и богатствах народов»): цена, обмен, товарные отношения. Технократический град / Cite industrielle (Сен-Симон, «Организатор», «О промышленной системе», «Индустрия»): эффективность, производительность, научность, планирование.

В продолжение развития данной темы Лоран Тевено и Клодетт Лафай предприняли также попытку описания седьмого — «зеленого», или «экологического», града («cite verte»), основополагающие принципы которого еще находятся на стадии формирования47.

Прагматической реализацией градов в ситуациях социальной действительности являются «миры». Напомним, что испытанию реальностью в мирах, которое осуществляется в соответствии с теми или иными высшими принципами, подвергаются не только люди, но и предметы.

Внимание к плюрализму общезначимых принципов, координирующих человеческую деятельность, сближает подход Болтански и Тевено с концепцией множественных сфер справедливости Майкла Уолзера48. Однако было бы ошибкой уподобить эти теории. В отличие от замкнутых и несоизмеримых сфер Уолзера, представляющих собой своеобразные институции: рынки, семьи, образовательные учреждения, структуры здравоохранения — каждая из которых регулируется тем или иным принципом49, модель Болтански и Тевено предполагает равнодоступность и открытость общезначимых высших принципов (или «порядков величия», grandeurs) различным социальным акторам (и в этом смысле концепция сближается с основными постулатами Джона Ролза). Кроме того, эта модель предполагает общие для всех градов требования, определяющие выражение чувства справедливости или критику несправедливости в публичном пространстве. Среди этих требований, делающих «порядки величия» соизмеримыми, — принцип общности человеческой природы, постулирующий: направленность каждого «порядка величия» на всеобщность и общезначимость в рамках всего человечества50; возможность обращения каждого человека к множественным «порядкам величия» (запрет на постоянное закрепление того или иного качества, той или иной формы величия за человеком: качества, приписываемые людям, должны проходить проверку на адекватность и переоцениваться в ходе испытаний реальностью).

Таким образом, основной задачей французских социологов было преодолеть релятивизм, неизменно сопровождающий исследования, направленные исключительно на простой учет разнообразия51. В центре внимания Болтански и Тевено — не несоизмеримые и замкнутые на себе миры, а столкновение различных высших принципов координации человеческой деятельности и их возможные сочетания в рамках той или иной социальной организации52. При этом под «организацией» может пониматься не только «коллектив», «учреждение», «предприятие», «объединение», но и организация личной жизни, ведение домашнего хозяйства, сосуществование как в рамках самого простого локального сообщества, так и в рамках общности, достигающей размеров национального государства, культурно-политического или международного сообщества53.

Анализ на основе «порядков величия» направлен на разложение той или иной социальной организации на составляющие элементы и выявление основных принципов ее координации. Французская прагматическая социология позволяет по-новому подойти и к рассмотрению общественных движений, выявляя их внутреннюю многогранность и сложность54.

Особенность подхода французской прагматической социологии к исследованию различных форм публичного действия, и в частности форм коллективной мобилизации, была точно подмечена французским социологом и политологом Франсуазой Досе (Francoise Dauce) в статье, посвященной анализу деятельности общественных объединений и ассоциаций в России55. В силу близости исследуемой нами проблематики (практики гражданского участия), а также использования общих теоретических рамок анализа (подходы французской прагматической социологии)56 нам представляется необходимым обратиться к работе Ф. Досе. Анализируя российские и западные исследования в области коллективных мобилизаций, Ф. Досе отмечает, что наряду с теориями, предлагающими сугубо либеральное толкование социальных движений57, существует также ряд концепций, демаркировавшихся по отношению к данному подходу и стремящихся учитывать разнообразие коллективных мобилизаций, как на самом Западе, так и на постсоветском пространстве58. В России среди работ французских социологов наибольшую известность получили теории Алена Турена и Пьера Бурдьё. Если Ален Турен предложил рассматривать общественные движения в их отношении к определенному типу общества — либеральному, рыночному, индустриальному, постиндустриальному59, то Пьер Бурдьё разработал теорию коллективных мобилизаций в их отношении к разнообразию «полей» (champs)60.

В России социология Алена Турена стала известной благодаря работам Мишеля Вевёрки и Алексиса Береловича, а также Леонида Гордона. В 1991—1994 г. Ален Турен и Леонид Гордон организо- иали французско-российскую программу исследований «Новые социальные движения в России», по результатам которой были опубликованы работы о демократическом и рабочем движении. Среди них — книга Алексиса Береловича и Мишеля Вевёрки «Les Russes d’en bas» («Россияне: взгляд снизу. Исследование пост- коммунистической России») и книга под редакцией JI. Гордона и Э. Клопова «Новые социальные движения в России: по материалам российско-французского исследования»61. Добавим также, что в интересующей,нас области экологических движений теория Алена Турена применялась в работах российских социологов Олега Николаевича Яницкого62 и Ирины Альбертовны Халий63. Популяризации работ Пьера Бурдьё в российской академической среде способствовал Сектор структурно-генетического социоанализа Института социологии РАН (заведующий центром - Шматко Наталья Анатольевна)64.

Как справедливо отмечает Ф. Досе, хотя теории Турена и Бурдьё и внимательны к разнообразию коллективных мобилизаций (идет ли речь о выделении типов, подтипов, групп социальных движений, или же «полей»), они не способны отразить внутреннюю многогранность и сложность того или иного типа коллективной мобилизации, той или иной группы общественного движения, того или иного конкретного общественного объединения как формы организации65. Действительно, выделяемые в этих социологиях «типы», «группы», «поля» представляются как несоизмеримые и несовместимые: сама процедура выстраивания типологий подразумевает выравнивание «типа» по единому ведущему признаку, мри котором игнорируются остальные признаки и не ставится вопрос об их возможной сочетаемости. Однако коллективные мобилизации представляют собой комплексные явления, в которых сосуществуют множественные — как потенциально конфликтные, гак и совместимые,— логики и принципы координации66. В свою очередь социологическая теория, разработанная Болтански и Тевено, позволяет не только выявить множественные принципы координации публичных действий (и в том числе общественных движений), но и объяснить их взаимные трения, различные сочетания и комбинации.

Так, используя подходы французской прагматической социологии в своем исследовании, Ф. Досе показывает, что, вопреки распространенному мнению, представляющему правозащитное движение в России «как аванпост либерализма и гражданственности»67 российское правозащитное движение отнюдь не сводится к гражданской логике действия. Российские правозащитники выстраивают свою деятельность, координируя между собой как гражданские связи, так и дружеские и семейственные отношения, как принципы рыночной конкуренции, так и принципы технической эффективности и целесообразности действия.

В нашем собственном исследовании, объектом которого в рамках проекта «Традиции и инновации в постсоветской России...» являются акции протеста в области защиты окружающей среды, мы также стремимся отразить внутреннюю комплексность локальных мобилизаций жителей. В этой статье мы постараемся применить подходы французской прагматической социологии при анализе местного митинга протеста в районе Крылатское города Москвы.