Ричард Никсон и «Уотергейт»

Дискурс, связанный с началом процедуры импичмента в отношении президента Никсона в 1974 году, удивительно похож на дискурс, связанный с процедурой объявления импичмента президенту Джонсону примерно столетием ранее.

вопросу импичмента, центральную роль в создании такого восприятия сыграл образ президента как эгоистичного и капризного человека, заинтересованного в обогащении и власти за счет гражданского сообщества. «Налицо исчерпывающие доказательства того, что Ричард Никсон воспользовался должностью президента, чтобы добиться политических преимуществ, отомстить тем, кто не соглашался с ним, и лично обогатиться»[224]. «Он создал нравственный вакуум вокруг должности президента и обратил эту великую должность от служения народу к служению своим собственным узким, эгоистичным интересам»[225].

В соответствии с кодами такое эгоцентричное поведение понималось как результат иррациональной, нереалистичной и несколько параноидальной структуры мотивов. Утверждалось, что из-за таких потребностей своей личности Никсон оценивает других, причем без всякой разумной причины, в терминах контрдемократической риторики социальных отношений.

Иррациональные, эгоистичные и узкие мотивы привязаны к узко ограниченным, а не к сотрудническим и общинным отношениям. Они не могут стать основой включающего, сдерживающего про

тиворечия гражданского общества. Никсона снова и снова описывали как вероломного, расчетливого, подозрительного и скрытного человека - все это неприемлемые для демократической страны характеристики. Полагали, что данные извращенные свойства побуждают президента обращаться к контрдемократическим и незаконным политическим практикам. Никсон маскировал свои темные дела, приводя для себя ложные оправдания. Он действовал скорее расчетливо, чем благородно, пытаясь до предела увеличить собственную выгоду независимо от принципов этики и законности. «Чтобы оправдать как бомбардировки [в Камбодже], так и прослушивающие устройства, он напомнил о понятии национальной безопасности. ... Имперское президентство Ричарда Никсона стало использовать эти соображения, чтобы прикрыть свою тайную деятельность, а также в качестве оправдания для сознательного и неоднократного введения в заблуждение конгресса и народа»[227].

«Мы видели, что президент разрешил установку нескольких незаконных прослушивающих устройств из соображений своей собственной политической выгоды, и тем самым он не только нарушил основополагающие конституционные права людей, живущих в нашей стране, но и попытался скрыть эти незаконные деяния от общественности точно так же, как он пытался прикрыть “Уотергейтское дело”. Он лгал обвинителям. Он пытался остановить расследования. Он пытался купить молчание, и он не сообщил о преступлении»[228].

Обвинители Никсона рассматривали такие методы и отношения как опасный источник осквернения, как болезнь, которую необходимо остановить, прежде чем она заразит остальных членов гражданского общества, что приведет к разрушению самой ткани общественной солидарности.

Считалось, что мотивы президента и отношения, в которые он вовлечен, подрывают демократию. Его администрация превратилась в самовольную, субъективную организацию, стремящуюся стянуть к себе все больше власти. Ее институциональной целью, как утверждала газета «Нью- Йорк Таймс», была диктатура и авторитарный государственный переворот.

«Из доказательств складывается одна непротиворечивая картина. ... Это картина совершенно самостоятельного Белого дома, действующего на основании предпосылки, что он не подотчетен никакой высшей власти, а подотчетен только желаниям президента и целям уверенного усиления его власти. Это картина президента, который планомерно приобретает все большую уверенность в том, что его пост стоит выше и вне досягаемости закона» (Передовица, July 31, 1974).

Тем не менее, несмотря на усиление потока доказательств не в пользу Никсона в начале

лета 1974 года, он все еще пользовался значительной поддержкой. Те, кто оставались на его стороне, не противопоставляли дискурсу подавления картину безупречного, неиспорченного образца демократической нравственности; они скорее утверждали, что в хаотичном мире политической реальности личное поведение и политические достижения Никсона не противоречат демократическому дискурсу, если понимать его широко.

«Необходимо признать, что огромный вклад президента в дело мира во всем мире в существенной степени компенсирует прочие проблемы» (письмо в редакцию, New York Times, August 1, 1974).

«Как было указано в письмах ко многим представителям юридического комитета, длинный список достижений президента Никсона исключает импичмент. Будем благодарны за то, что у нас столь прекрасный лидер, который делает все возможное ради всеобщего мира» (письмо в редакцию, New York Times, July 31, 1974).

«Как и в случае с доказательствами в отношении действий «водопроводчиков»[230], речь идет об определенной реакции президента на определенную и серьезную проблему, а именно на то, что общественности в результате утечки стала известна очень деликатная информация, имеющая отношение к осуществлению Америкой своей международной политики во время периода, очень

неспокойного как во внутреннем, так и в международном аспекте»[231].

Такие заявления подразумевали, что в мире реальной политики было бы неразумно наказывать Никсона за мелкие грешки, в то время когда он, в конечном итоге, поддерживал и продвигал дело добра. В этом уравнении особо важную роль играли предложения Никсона в сфере международной политики по отношению к Советскому Союзу и Китаю, а также завершение им войны во Вьетнаме; все это представлялось как продвижение дела «мира», то есть положения дел, соответствующего включающим социальным отношениям. С этим аргументом был связан еще один, сосредоточивавшийся не на влиянии президента, а на последствиях собственно импичмента. Утверждалось, что эти последствия говорят против затягивания периода сбивающего с толка обобщенного дискурса. «Определенные члены конгресса и Сената настаивают на удалении президента с должности, несмотря на те последствия, которые такое катастрофическое решение будет иметь для политического образа Америки и ее экономики» (письмо в редакцию, New York Times, August 1, 1974).

«Предпочтительнее сохранить у власти президента, которого мы сочли достойным и выбрали на эту должность, на остаток его срока, а тем временем направить свою энергию и тратить свое время на столь неотложные проблемы, как реформа проведения избирательной кампании, разумная финансовая политика, которая сдерживала бы инфляцию, энергоресурсы, состояние окружающей среды, война и мир, честность в рядах правитель

ства и личные и экономические права и свободы отдельных граждан, которые можно было бы про- тивопоставить срастающимся сгусткам частной власти в монолитном государстве»[232].

Это заявление подразумевает, что политическая реальность такова, что и приземленных политических, и широких этических целей можно достичь, только избежав импичмента.

Однако использование таких аргументов не мешало сторонникам Никсона в конгрессе трактовать события в более обобщенном свете. Они считали, что расследование по вопросу импичмента и члены комитета по импичменту точно описывались в терминах двух противоположных нравственных дискурсов. Сторонники президента связывали отсутствие у комитета строгих, неопровержимых доказательств со своей озабоченностью тем, чтобы расследование соответствовало высочайшим этическим стандартам. Следовательно, в принципе, те, кто был на стороне Никсона, были вынуждены отказываться считать его виновным в совершении преступления, преследуемого в порядке импичмента, пока его обвинители не будут в состоянии предъявить совершенно явное доказательство прямого, личного и сознательного участия президента в подсудном деле. «Чтобы подвергнуть президента импичменту, необходимо наличие его прямого участия в деле, и пока что свидетельства не сложились в убедительное доказательство этого»[233]. «Было совершено множество неверных поступков, это не подлежит сомнению, но направлялись ли эти поступки президентом?

Есть ли явные улики, доказывающие, что он отдавал какие-либо распоряжения в этом отношении? Разумеется, нет».[234]

Сторонники Никсона подчеркнуто противопоставляли свою жесткую позицию по вопросу доказательств позиции его противников. Они описывали этих противников в терминах дискурса подавления: критики Никсона хотят поддержать импичмент на основании свидетельств, которые не удовлетворили бы рационально и независимо мыслящего человека. Мотив критиков - алчность, а их социальные отношения - манипуля- торские. Они представляют собой настоящий образец контрдемократической группы: кровожадная и внушаемая толпа, не способная сохранять бесстрастное отношение, которое является условием цивилизованности. «Я не стану участвовать ни в каком политическом линчевании, где нет неопровержимых доказательств, ни по отношению к этому президенту, ни по отношению к любому другому президенту»[235].

ли воспринимать их как факты, не нуждающиеся в подтверждении»[236].

Данная оценка мотивов инициаторов импичмента и социальных отношений, в которых они участвовали, сопровождалась негативной оценкой институтов, вовлеченных в процедуру импичмента. Про эти институты говорили, что они действуют произвольным образом, относятся к Никсону как к врагу, а не как к согражданину, и пытаются усилить собственную власть, а не власть права. Такое пренебрежение к закону подвергает опасности демократические основания общества; по сути, оно могло бы породить антидемократическую революцию.

«[Мы] все убеждены, что для нашей страны существует серьезная угроза, порожденная предубеждением и ненавистью, которые ежедневно нагнетаются средствами массовой информации» (Письмо в редакцию, New York Times, July 31, 1974).

«Решение Верховного суда о том, что президент Никсон должен сдать кассеты с записями, имеющими отношение к “Уотергейтскому делу”... может любого президента превратить в почти символическую фигуру, чьи действия может отменить любой своевольный приказ суда первой инстанции. ... По сути, суд пренебрег конституцией, создал свой собственный закон и потребовал, чтобы этот закон имел в стране полную силу» (письмо в редакцию, New York Times, July 29, 1974).

«Пять членов комитета сделали публичные заявления о том, что господина Никсона следует подвергнуть импичменту, и их не отстранили от

процедуры голосования. Порочащие президента сведения - результат утечки - появляются в средствах массовой информации почти каждый день. ... Когда начнутся публичные слушания, можно с полной готовностью ожидать того, что на них придут женщины с вязаньем, современные мадам Дефарж[237], которые будут постукивать спицами в ожидании того, как голова Ричарда Никсона скатится с плахи» (Письмо в редакцию, New York Times, July 2, 1974).