Образы внешнего мира

Со второй половины 1990-х годов в массовом образе внешнего мира произошли большие перемены. Внешний мир стал опознаваться как источник опасностей и угроз. В наибольшей степени gt;то проявилось в восприятии наиболее актуальной для массового сознания части внешнего мира — Запада.

Эти, а также другие и достаточно многочисленные свидетельства позволили сделать вывод, что в массовое сознание вернулся «образ врага». Реставрация «образа врага» обычно рассматривается как свершившийся факт и как одно из наиболее ярких проявлений традиционализации в восприятии внешнего мира. Но так ли это? Имеющиеся данные не позволяют согласиться с тезисом о возвращении «образа врага». Во-первых, важной частью сдвигов в массовом восприятии внешнего мира стало утверждение дифференцированных представлений и оценок. Раньше образ Запада был более однородным. С конца 90-х — начала 2000-х годов массовое сознание чем дальше, тем больше этот образ дифференцирует.

Во-вторых, новая настороженность в отношении внешнего мира соседствует с весьма прагматичными поведенческими установками. Приписывая Западу враждебные намерения и поддерживая возрождение военной мощи России, общественное мнение в то же время практически в каждой конфликтной ситуации выбирает неконфронтационную модель поведения. В-третьих, сдвиги в восприятии внешнего мира не затронули устойчивую ориентацию на укрепление отношений с Западом, которая остается важной характеристикой массового сознания67. Ощущение опасности, исходящей от Запада, не побуждает массовое сознание к переориентации на свертывание связей с внешним миром: чужая культура, чужие образцы не воспринимаются с заведомой предвзятостью. Российское общество по-прежнему испытывает этнические симпатии к гражданам наиболее развитых стран (которым приписываются черты характера, имеющие «эталонный» характер — «честность», «аккуратность», «дисциплинированность», «любовь к порядку», «трудолюбие», «деловитость») и цивилизационное притяжение Запада (который продолжает выступать в качестве источника «эталонных представлений» в отношении уровня экономического развития и благосостояния, качества жизни и отношений между гражданами и государством)68. Не идет речь и об отказе от «открытости».

Другими словами, возвращение ощущения опасности, исходящей от Запада, не сопровождалось реставрацией «образа врага». Появилось нечто другое, более сложное, свидетельствующее скорее не о враждебности, а о беспокойстве, вызванном ощущением своей слабости под боком у сильных и благополучных соседей, а также осознанием факта усиления соперничества других государств с Россией. Установки, которые в настоящее время доминируют в массовом сознании в восприятии внешнего мира, точнее можно определить как реалистические и прагматические, а новое отношение к Западу — как возросшую дистанцию. Поданным Левада-центра, в середине июля 2007 г. с квалификацией ведущих западных стран как «партнеров России, имеющих общие с ней интересы, например, в борьбе с преступностью и терроризмом, экологическими бедствиями», согласились 42%. Альтернативное утверждение, которое характеризовало ведущие страны Запада в качестве «противников России, которые стремятся решать свои проблемы за ее счет и мри удобном случае наносят ущерб ее интересам», было поддержано 46%70. Но «противник» в этом случае не равнозначен «врагу», и «партнер» — «другу». Массовое сознание достаточно четко дифференцирует отношения с Западом. В конце января 2008 г. 34% пола- П1ли, что «большинство развитых стран мира» относится к России как к партнеру», а 33% приписывали им отношение «как к конкуренту». Приписывание более ценностно (и эмоционально) окрашенных форм отношения было характерно для незначительного меньшинства: 6% полагали, что большинство развитых стран мира иоспринимает Россию как «друга», а 8% считали — что как «врага»71.

Преобладание реалистических и прагматических установок и восприятии внешнего мира вряд ли может свидетельствовать

о              том, что эта сфера массового сознания находится под преимущественным влиянием традиционалистского комплекса превосходства/страха перед всем «чужим». Неизвестно, где было больше традиционализма: в наивной перестроечной и раннедемократической «открытости» Западу или в нынешнем более сложном отношении, преобладающем в массовом сознании. Традиционалистское деление мира по принципу «друзья — враги» ушло в прошлое. Ему на смену в массовом сознании приходит восприятие отношений с внешним миром как сочетание сотрудничества и соперничества. Двоящийся образ «партнера» - «противника», сопряженный с совмещением контрастных характеристик, гораздо сложнее для освоения массовым сознанием, чем биполярная схема. Дополнительную напряженность привносит и то обстоятельство, что в роли соперников все чаще оказываются страны, которые одновременно продолжают выступать поставщиками эталонных представлений. Но эти проблемы вряд ли имеют отношенияе к традиционализации.