Недовольство, смутьянство или гражданский протест?

Участившиеся в последнее время в Москве митинги протеста жителей против градостроительных проектов и строек нередко квалифицируются властями города и средствами массовой информации как: «недовольство» жителей, преследующих свои личные эгоистические интересы68 и не имеющих представления об обших интересах(г)69 города, или же как «смутьянство», «бунт» и «подстрекательство», направленное на расшатывание «доверия»(п) населения к властям и «подрыв авторитета власти» как таковой70.

Первая оценка представляет собой критику локальных мобилизаций с позиций «гражданского мира», хорошо знакомую нам с советского времени (эгоизм ув консолидированный интерес*1^ и солидарность ради общего дела(г)) и, казалось бы, ставит под сомнение саму возможность рассмотрения митингов жителей как публичных действий и акций гражданского протеста. В более общем виде эта критика нередко используется в современном российском политическом дискурсе для подчеркивания изменений, произошедших в «коллективном сознании»(г) и «коллективном поведении»(г) россиян с падением СССР. Резюмировать эту критику можно следующим образом. «Интегративное советское мы»71 окрашивается в позитивно-ностальгические тона и представляется как воплощение былого прекрасного единения*1^ и солидарности(г), в то время как современные акции коллективной мобилизации разоблачаются как фальшивое и фасадное выпячивание солидарности, за которым, на самом деле, скрывается «равнодушие» (отсутствие осознанного единства и коллективного сознания) и «частные интересы». В качестве примера приведем цитату из интервью с сотрудником дирекции заказника «Крылатские Холмы» (2003):

«Меня поразил один момент. Вышли на субботник. Директор заказника, мои бывшие ученики, я, там сотрудники дирекции. Это было этой весной. Вот. И мы стояли с пакетами

такими одноразовыми и с чистыми новыми перчатками.

Существует и иной вариант подобной критики, отталкивающейся от печального опыта советского времени и дискредитирующей по аналогии любые формы современной коллективной мобилизации и любую апелляцию к ценностям единения и солидарности как таковые:

«Из 152 муниципальных образований Москвы не действует только одно — в Крылатском. Как раз то самое, депутатом которого весной была избрана Е.З. В депутаты она, как и группа ее соратников, рвалась проверенным способом: поливая грязью все, что «не так» делают московские власти, и обещая жителям сорвать, не допустить, остановить строительство и посягательство на экологию района. Крылатское с этой точки зрения — район действительно проблемный. И, конечно, местным жителям не доставляет удовольствия ни строительство так называемой вылетной магистрали — дублера задыхающегося Кутузовского проспекта, ни точечная застройка, когда дома возводятся в уже сформировавшейся жилой среде. Но вместо того, чтобы искать компромиссы с теми, кто в интересах города вынужден принимать непопулярные решения, команда, в которую входит Е.З., действует с иным размахом: собирает митинги протеста, на которых зачем-то засветилась Ирина Хакамада, проводит пикеты с непременными сюжетами о них по телевидению, распространяет листовки, в которых клеймит столичных чиновников.

Вторая оценка локальных акций протеста («смутьянство», «бунт» и «подстрекательство»; расшатывание «доверия» населения к властям и подрыв авторитета власти), напротив, отсылает к «патриархальному миру» и предлагает населению, взамен преследования эгоистических интересов, определенную «идеальную» модель общественного взаимодействия с властью — преданность73 и доверительные отношения*").

Вместе эти оценки отражают позиционирование российской власти по отношению к политически активному населению. Власть претендует на роль единственно возможного носителя гражданственности и представителя общей воли. А населению предлагает забыть о своих частных эгоистических устремлениях, вверить свою жизнь и жизнь города чиновникам, воплощающим в себе общий интерес, и выстраивать с ними свои отношения не по принципу непосредственного прямого участия в политической жизни, а по принципу «патриархального» доверия и преданности.

И тем не менее полевые наблюдения показывают, что одним из главных принципов координации местных митингов протеста жителей выступает именно «гражданский принцип» и что активисты локальных сообществ прилагают немало усилий для того, чтобы выдержать митинги в формате гражданского публичного действия и обосновать свой протест с точки зрения гражданских ценностей. В контексте общей девальвации лозунгов солидарности и равенства, дискредитированных советской' идеологией и советским режимом, эти очаги «гражданственности» представляют для исследователя особый интерес. Постараемся проследить, как гражданский принцип координации реализует себя в ситуации конкретного митинга в Крылатском.