Нападки на президентов США

Поскольку президенты находятся на виду у широкой публики, в общественном дискурсе их склонны оценивать в терминах дискурса акторов. Однако дискурсы гражданского общества редко ограничиваются только одной подгруппой (subset) кодов.

Два выступления, не имеющие исключительной исторической значимости, являют собой под

ходящую отправную точку для наших эмпирических исследований. Первое выступление было сделано в Сенате сенатором от штата Массачусетс Чарльзом Самнером 31 мая 1872 года и сводилось к нападкам на президента Улисса С. Гранта. Второе выступление, сделанное три дня спустя сенатором от штата Иллинойс Джоном Логаном, представляло собой речь в защиту Гранта. По этим двум речам можно проследить, как два человека могут придерживаться одних и тех же дискурсивных кодов, но их способы применения этих кодов к одному и тому же объекту отсылки, в данном случае к президенту Гранту, будут резко различаться.

Согласно Самнеру, Грант не годился в президенты. Сенатор заявлял конгрессу, что Грант больше заинтересован в личном процветании и удовольствии, чем в благе общества. «Он относится к своему президентскому посту не намного серьезнее, чем к забаве и приработку. ... Вагоны-люкс, быстрые лошади и прогулки по берегу моря значат для него больше, чем его обязанности. ... С самого начала этот высокий долг скатился до уровня персональной поблажки»[185].

Грант не только не дотягивает до идеала долга в понимании республиканской традиции (обратите внимание на противопоставление «долга» перед обществом и персональной «поблажки»), он еще и не способен вести себя рационально. Самнер утверждает, что Грант не способен полностью контролировать и направлять собственные действия.

«Любое выступление [sic] президента будет несовершенным, если оно не продемонстрирует, как эта неуправляемая личность встревает в склоки, что делает его великим президентом-склочником в нашей истории. ... Для него склока - не только постоянная необходимость, но и дополнительная привилегия его поста. Затевать склоки, как и заниматься лошадьми - это пункт из списка его президентских обязанностей»[186].

Самнер считал, что иррациональная и эгоистичная сущность Гранта искушает его создать правительство, основанное на контрдемократических принципах. По своему личному капризу президент учредил правительство, основанное на непотизме и милитаризме. Это произвольное устройство обнаруживает иерархическую структуру и зависит от полных секретности отношений, а также пассивности его членов.

«[Различные] убеждения Гранта привели к складыванию личного правительства, полувоенного по своей сути, исполненного милитаристского духа и представляющего собой разновидность самодержавия или субъективизма, отвратительную для институтов, поддерживающих республиканские традиции, такую разновидность, где раболепие по отношению к президенту есть верховный закон»[187].

«Чтобы поддержать это раболепие, президент использует систему военных, политических и даже вовлекающих сенаторов комбинаций, создавая вокруг себя орбиты, так что, подобно планете Сатурн, он окружен кольцами»[188].

Учитывая тот факт, что правительству Гранта было присуще «донкихотство личной претенциозности», неудивительно, что Самнер также считал, что президент действует вне рамок закона, особенно пытаясь аннексировать Санто-Доминго в пользу Соединенных Штатов Америки. Стоит обратить внимание на то, как Самнер пытается присоединиться к демократическому дискурсу, подчеркивая собственную рациональность.

«Привлекая внимание к этой претензии на единовластие, столь революционной и не вяжущейся с республиканской традицией, я хочу остаться сдержанным в своих выражениях и придерживаться строжайших границ.

Защищая Гранта, сенатор Логан демонстрирует весьма отличное от вышеприведенного понимание правильного расположения персонажей внутри гражданских кодов. Он утверждает, что вовсе не президент Грант, а сенатор Самнер лучше всего описывается в рамках контрдемократического дискурса. Он обвиняет Самнера в том, что его поведение не соответствует этическим требованиям рационального поведения и мышления, что он - сторонник сложной интеллектуальной элитарности, лжец и себялюбивая эгоистичная душа, не

способная действовать как автономный сенатор с реалистическим мировоззрением.

«Мне было грустно наблюдать, как сенатор... унижается, как в данном случае, с целью дать выход своей желчи и мстительным чувствам в отношении президента и тех, кто его поддерживает»[190].

«Его управление государственными делами на протяжении двадцати четырех лет заключалось в изречении высокопарных фраз, длинных, затянутых предложений и пассажей, взятых из античной литературы. ... Оно состоит в плагиате, декламации и самолюбовании»[191].

«Давайте сравним кожевника-президента с блестяще образованным сенатором из Массачусетса, который столь многого добился, и посмотрим, как сенатор будет смотреться при этом сравнении. Сенатор из Массачусетса за всю свою жизнь не вписал в историю нашей страны ни единого поступка, который был бы его собственным изобретением и не был бы осуществлен с помощью других людей, у которых было больше, чем у него, понимания людей и вещей. Генерал Грант, президент Соединенных Штатов Америки, кожевник из Галины... создал свою историю из поступков, которые будут жить в веках»[192].

Логан не только оскверняет Самнера, описывая его в терминах элементов контрдемократического кода, но и утверждает, что Гранта лучше всего типизировать в терминах элементов кода демократического.

ческие вопросы, которые отделяют президента от выдвигаемых Самнером обвинений. «В каком отношении президент нарушил закон? Я прошу сенатора из Массачусетса рассказать нашей стране, в каком пункте президент нарушил конституцию, в каком именно пункте[193]. ... С кем затевал склоки президент? Я не знаю»[194].

Наконец, Логан создает положительный образ президента Гранта с помощью важнейших элементов дискурса свободы, показывая, что его честность и добросовестность обеспечили поддержание правопорядка и верховенство принципов сотрудничества и цивилизованности. «Из президента Гранта вышел честный президент. Он добросовестен. Международные дела в хорошем состоянии. Мы в мире с цивилизованными народами, мы ни с кем не воюем. В каждом штате в нашем Союзе спокойно; законы добросовестно выполняются и отправляются; по всей стране царит тишина и покой»[195].

В выступлениях Самнера и Логана видно, как два человека могут типизировать одних и тех же людей и события и придавать им законный характер поразительно различным образом. Однако ошибочно было бы рассматривать данный процесс исключительно в индивидуалистическом аспекте. Хотя каждый отдельно взятый человек типизирует, изобретает трактовки специально для определенного случая и описывает события, это делается с опорой на коллективно разделяемые культурные коды.

В случае с объявлением импичмента Эндрю Джонсону мы видим нападки на президента, похожие на нападки Самнера на Гранта, но более жесткие и разделяемые большим числом людей. Это можно объяснить поразительной способностью Джонсона отвращать от себя значительные группы членов политического сообщества широким использованием исполнительной власти и злоупотреблением ею, враждебностью по отношению к конгрессу и приверженностью умеренной политической линии в вопросе Реконструкции Юга. Однако проблемой, которая непосредственно привела к началу процедуры импичмента, стала попытка Джонсона без согласия конгресса заменить Эдвина Стэнтона на посту военного министра своим личным другом Лоренсо Томасом.

Противники Эндрю Джонсона заявляли, что у президента неполноценная структура личности. Его выставляли расчетливым и эгоистичным приверженцем макиавеллизма и одновременно иррациональным и эмоциональным глупцом. Это кажущееся противоречие между данными двумя линиями нападок неочевидно для «практиков рассуждения», мышление которых протекает в рамках бинарных оппозиций главных кодов Америки. Так, газета «Нью-Йорк Дейли Трибьюн» реконструировала макиавеллевскую стратегию Джонсона в передовице от 7 февраля 1868 года, а позднее в том же месяце выступила против него на тех основаниях, что ему не хватает самоконтроля.

«Мы почти можем себе представить ход рас- суждений президента. Грант сослужил неплохую службу. Он приятный человек, его легко подчинить себе. Здесь он хорошо справился. ... Теперь

дело за Стэнтоном. Страна совершенно о нем забудет еще до того, как пройдет заседание конгресса. Грант вернется в армию. Я предоставлю некоторым сенаторам-радикальным республиканцам одного-двух сборщиков налогов и проведу в Сенате Стидмана и Блэка, как я это сделал с Руссо. Так мне удастся убрать Стэнтона с дороги и полностью покончить с Грантом, потому что радикальное крыло республиканцев сочтет его моей птицей- приманкой и не станет ему доверять. Когда законопроект о сроке пребывания в должности таким образом рассыплется в прах, все будет просто замечательно».

«Американские джентльмены покраснели, когда вспомнили, что пьяный вице-президент потрясал кулаком перед лицом послов зарубежных стран              Мы видели, как президент перебрасывал

ся словами с толпой в Кливленде, защищал бунт и убийство в Сент-Луисе и выступал с дикими, бессвязными речами на каждой станции. ... Стоит вспомнить, что в нравственном отношении президент уже давно осужден здравым смыслом своих соотечественников» (New York Daily Tribune, передовица, February 24, 1868).

Джонсон демонстрирует состояние алкогольного опьянения и дурной нрав; с ним ассоциируются бунты, толпы, дикость, бессвязность и убийство - самый антигражданский поступок из всех возможных.

Учитывая эти серьезные личностные недостатки Джонсона, применение к нему и других аспек

тов контрдемократического дискурса было неизбежно. Утверждалось, что у него есть грандиозный план по замене активных и критически настроенных государственных служащих сетью пассивных подхалимов. Например, в ходе очень важного обсуждения один конгрессмен заявил, что Джонсон попытался заменить Стэнтона на посту военного министра «неким раболепствующим льстецом, который ради своего патрона согласится стать податливым инструментом в его руках, лишь бы патрон достиг своей низкой цели». Результатом таких действий, продолжает конгрессмен, может быть лишь уничтожение института государственной должности, а постепенно и самой демократии. «Если [Джонсон] сможет проявить такую власть в данном случае [удаление Стэнтона], то ему остается лишь удалить каждого государственного служащего, который не согласится быть пресмыкающимся рабом его воли, послушным его власти, и разрушить республику»[196].

В целом в конгрессе утверждали, что Джонсон намеревается преступить закон. Это институциональное нарушение было неизбежно, учитывая непоправимо ущербную личность президента.

«В безумном порыве осуществить свои злые замыслы он не считается с законами и законодательным правом страны».

«Эндрю Джонсон... умышленно и преднамеренно нападает на величие закона и пытается растоптать его. Этот поступок... сорвал маску с человека, который стал президентом вследствие преступления политического убийцы, и провозгласил,... что

Эндрю Джонсон без промедления преступит законы, если они будут мешать его планам, и, если представится возможность, объявит себя диктатором на развалинах республики»[197].

Стоит заметить, что эти простые аргументы построены на ряде взаимосвязанных противопоставлений. Альтернативой сакральной цивилизованности выступает злобная расчетливость, альтернативой благопристойному законотворчеству - безумие и попирание закона. Страна пройдет путь от величия к разрушению, от республики к диктатуре.

Противники президента Джонсона требовали исключить его из гражданского общества на том основании, что он движим контр демократическими мотивами, что он пытается создать отношения и институты подавления вместо существующей системы, которая считалась преимущественно демократической. Сторонники Джонсона видели события в совершенно другом свете, хотя пользовались тем же кодом. Прежде всего, они противостояли самим высказываниям в духе нравственной конфронтации, заявляя, что атмосфера символического обобщения, требовавшая применения нравственно санкционированных кодов, непомерно накалена. Сторонники Джонсона полагали, что события нужно трактовать не в терминах трансцендентальных ценностей, а в терминах более приземленной схемы конкретных технических деталей законодательства, и утверждали, что то, что сегодня назвали бы установками в духе «Realpolitik», необходимо, чтобы поддержать на

циональные интересы в трудный период Реконструкции. Среди самых влиятельных сторонников Джонсона была газета «Нью-Йорк Таймс»:

«У конгресса уже и так ровно столько серьезных и срочных дел большой важности, сколько он может разумно разрешить. Вывести сейчас на политическую арену такое волнующее событие, как импичмент... означало бы не только отдалить мудрое и благотворное восстановление Союза и мира, но и спровоцировать повторное возникновение опасностей, которых мы только что избежали» (Передовица, February 14, 1868).

«По нашему мнению, подвергание президента импичменту совершенно неуместно до тех пор, пока конституционный характер соответствующего закона остается спорным» (Передовица, February 24, 1868).

Но было необходимо также более открыто противопоставить нечто оскверняющим категориям обвинения Джонсона. В своем собственном защитном слове Джонсон утверждал, что его попытки удалить Стэнтона из военного министерства без согласия конгресса имели целью испытать пункт закона, а не узурпировать власть. Согласившись с таким типированием, «Нью-Йорк Таймс» писала: «Метод достижения господином Джонсоном своих целей всегда вызывал больше протестов, чем сами цели. Текущие разногласия - как раз такой случай» (передовица, February 24, 1868).

Поскольку истинное отношение между «методом достижения целей» и «самими целями» невозможно установить, читателям и политическим акторам предлагается восстановить недостающие звенья посредством разновидности «докумен

тального метода»[198]. В принципе, отличающиеся друг от друга мнения по поводу одних и тех же событий или личностей могут формироваться, или «документироваться», людьми с одной и той же сырой информацией. Однако на деле информация в социальной жизни является не сырой, а состряпанной: она сама формируется коллективными культурными логиками, которые лишь определенным сочетаниям трактовок позволяют выглядеть разумно. Джонсон никак не может пытаться узурпировать власть и одновременно выглядеть рациональной, озабоченной нравственными вопросами личностью. Однако Джонсон может испытывать конституционность закона в отношении законопроекта о сроке пребывания в должности и оставаться человеком с демократическим образом мышления. Так как «Нью-Йорк Таймс» верит в достойные мотивы намерения Джонсона удалить Стэнтона с должности, газета неизбежно будет утверждать, что образ тех, кто стремится подвергнуть его импичменту, сформирован контрдемократическими кодами. «Разум, рассудительность или патриотизм не имеют ничего общего с провозглашаемой ныне целью [импичментом]. И в отношении замысла, и в отношении исполнения это пристрастность, разросшаяся до уровня неистовства и усугубленная личной ненавистью, которой вскоре станут стыдиться многие из тех, кто вчера голосовал за импичмент» (передовица, February 25, 1868).

Если принять во внимание эти партикулярист- ские и иррациональные мотивы, то едва ли удивительно, что противников Джонсона в конгрессе

обвинили в нападках не только на президента, но и на самую ткань демократического общества. С одной стороны - тирания, ярость, фанатизм и узурпация, с другой - конструктивная деятельность патриотов и их конституция. «Господин председатель, за то короткое время, что отведено мне под тираническим управлением большинства палаты, я могу лишь мельком осветить темы, которые требуют рассмотрения сейчас, когда участники партийного заговора настроились завершить процесс узурпации правительства через объявление президенту импичмента и его удаления»[199]. «Это атака на стены нашего правительства, возведенные отцами-патриотами, стены, фундамент которых прочно покоится на конституции нашей страны; опасность в том, что эти стены могут не выдержать яростного напора этого торнадо фанатизма»[200].

Неудивительно также и то, что тип социального отношения, подразумевавшийся в этих нападках, считался подавляющим, связанным с секретностью и расчетами, а также с грубым использованием власти.

«Во имя большей свободы американцев просят принять хватку монстра, чей скрытый механизм управляется беспринципным Стэнтоном, которого поддерживают и поощряют люди, контролирующие радикальное крыло республиканской партии... Усилия господина Стэнтона направлены на то, чтобы учредить вооруженную деспотию в нашей стране. ... Этот заговор достигает своей выс

шей точки в недавних действиях данной группы по объявлению импичмента президенту Соединенных Штатов Америки»[201].