СОЦИАЛЬНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ РПЦ

Таким образом, религиозные организации в настоящее время не являются единственным источником социальной помощи, а выполняют вспомогательные функции, замещая государство на некоторых участках социальной работы. В Европе подобная деятельность христианских Церквей в настоящее время именуется диаконическим служением.

В России ситуация всегда значительно отличалась от европейской. Секуляризация шла в ней рывками. Первый из них — Петровские реформы в начале XVII в. — поставил Церковь под полный контроль государства. В результате церковные

финансы и имущество попали фактически в распоряжение государственных чиновников, использовавших их для решения задач правительства. Социальная деятельность, которая могла бы вестись с помощью этих ресурсов, была блокирована, а общественная инициатива внутри Церкви парализована. Поэтому социальная (диаконическая) деятельность в России стала развиваться преимущественно в рамках не Церкви, но общества (в том числе в конце XIX в. — системы местного самоуправления «земств») и государства. Хотя во второй половине XIX в. церковная благотворительность несколько ожила, она имела весьма скромные масштабы как по количественным показателям, так и в сравнении с общественной инициативой.

При советской власти вся независимая от государства благотворительная и социальная деятельность была уничтожена — как общественная, так и церковная. Однако если реальные общественные организации были уничтожены полностью и с корнем (не считаем тех, что были придатками государственной машины), то Церковь как институт сохранилась. Ее неофиты-интеллектуалы вынесли из прочитанной православной литературы идею о некогда мощной Церкви, служившей опорой для «сирых и убогих» по всей России. Соответственно появилось представление о том, что при неко

торых усилиях и условиях возможно будет восстановить реально действующий механизм церковной благотворительности в его дореволюционных формах. В период перестройки “ и в начале 1990-х гг. в эту перспективу поверили и сами люди Церкви (клир и воцерковленныё), и государственные чиновники и общество.

Этап практической реализации проекта пришелся на начало 1990-х гг. Для Церкви он начался успешно. Удачно совпали, как ни кощунственно это звучит, резкое обнищание основной массы населения (особенно заметное на фоне внезапно появившихся на прилавках продуктов) и массовая передача Церкви гуманитарной помощи со стороны западных благотворителей (в первую очередь, конечно, религиозных организаций). Кроме того, в период религиозного бума в Церковь пришло много «делателей», у которых было большое желание заняться осуществлением романтических сказок о церковных социальных учреждениях.

Понятно, что почти никто из них не имел соответствующего опыта работы и только единицы из них представляли, чем им реально придется заниматься.

Другой проблемой стало сокращение объемов помощи с Запада и отсутствие поддержки диаконических начинаний на уровне епархий и МП. В рамках «вотчинной системы» ди- аконические учреждения были лишены финансирования из централизованных общецерковных источников и поставле

ны в ситуацию «крутись как хочешь», квалифицированных кадров из духовных училищ они так и не получили, лоббирование их интересов перед местными властями оказалось весьма скромным.

Третьей проблемой стало то, что в связи с отсутствием средств и кадров РПЦ смешивает собственно диаконическую работу в ее западном понимании (которая, условно говоря, заключается в том, чтобы выдать бездомному чашку горячего супа) с миссионерской и катехизаторской. Получившаяся смесь и именуется социальной деятельностью РПЦ Стандартным отчетом о подобной активности со стороны епархии (прихода) является рассказ о том, как священник ходил в соседнее социальное учреждение и скольких людей он там крестил, а подарками от Церкви нуждающимся людям являются в основном крестики, иконки и брошюры, но не необходимые им предметы быта, одежда и продукты.

Четвертой проблемой является в настоящее время непрозрачность имеющейся православной благотворительности. В течение всех 1990-х гг. Церковь собирала у бизнес-сообщества и государственных органов средства для реализации своих проектов, однако настолько плохо (а зачастую и вовсе никак) отчитывалась за их использование, что в результате испытывает кризис доверия. Даже имеющиеся, работающие и популярные у журналистов проекты (например, семейного детского дома о.

лом и серединой 1990-х гг.) сокращение средств из отечественных источников, вызванное недоверием потенциальных спонсоров.

В результате наблюдается колоссальный разрыв между чаяниями общества и государства и возможностью РПЦ их удовлетворить. Наспех подготовленные ОВЦС и принятые в 2000 г. на Архиерейском соборе «Основы социальной концепции» не имеют практического значения, поскольку не обеспечены ни ресурсами, ни должными административными мерами. По сути, Концепция является «декларацией о намерениях», обращенной не столько к самой Церкви или обществу, сколько к власти. Отчеты о епархиальных собраниях, прошедших с момента принятия и публикации Концепции, показывают, что за редкими исключениями она даже не упоминается при разговоре о диаконической деятельности, не говоря уж о том, чтобы оказывать реальное воздействие на практику работы епархий.

Сейчас на каждую епархию приходится не более двух-трех церковных социальных учреждений — за исключением столовых при храмах и монастырях, где странников (т.е. в первую очередь бездомных и бродяг) традиционно кормят. При этом зачастую (если не сказать как правило) действуют они на государственные средства, что не умаляет, конечно, рядового повседневного подвига их сотрудников.

О              какой-либо серьезной социальной работе, заметной обществу, говорить в настоящее время всерьез не приходится, и руководители Церкви признают, что без прямых серьезных вливаний государства она попросту невозможна.

Администрацией Президента, то через два месяца вопрос был снят РПЦ с повестки дня.

Отсутствие видимых успехов Церкви на социальном фронте, равно как и постоянные претензии на перераспределение в ее пользу средств на эту деятельность из государственного и местных бюджетов, по-видимому, все более раздражает чиновников и все сильнее способствует росту антицерковных настроений в обществе. Руководство Церкви, попытавшись отреагировать на претензии[286], только в 2002 г. обнаружило масштаб проблемы и степень своего незнания реального положения дел. «В докладе Святейшего Патриарха, представленном на епархиальном собрании [г. Москвы][287], отмечалось, что многие (читай — почти все. —Н.М.) приходы в отчетах писали о том, что они занимаются социальной деятельностью, а при проверке выяснилось, что эта деятельность имеет формальный характер. Например, писали о благотворительных столовых, а оказывалось, что это просто столовые для клира и церковных работников. Говорили об открытии мастерской для инвалидов, а оказывалось, что в приходе просто работает один инвалид. То есть в отчетах нередко приводятся завышенные, преувеличенные данные о социальной деятельности приходов, желаемое выдается за действительное»[288]. 23 декабря г., выступая на епархиальном собрании, Патриарх добавил конкретной информации. По его словам, свои социальные учреждения имели только 12 из более чем 600 москов

ских приходов. «Образовалось всего 5 сестричеств и 15 очень небольших групп милосердия для помощи больным и нуждающимся. lt; „gt; В Москве только 6 церковных детских домов, ' меньше 10 патронажных служб и всего три богадельни»[289]. Группа по работе с бездомными, образованная на епархиальном уровне, за год помогла вернуться к постоянному месту жительства аж 21 человеку.

На фоне собственных скромных успехов в диаконической работе РПЦ пытается противодействовать деятельности других конфессий на социальной ниве. Свое сотрудничество с ними она видит только одним образом — получать от них гуманитарную помощь (чем больше, тем лучше, но желательно без наклеек, указывающих на ее происхождение) и выдавать ее от своего имени. Попытки других конфессий заняться диаконической работой с нуждающимися РПЦ в лучшем случае игнорируются и не обсуждаются. В худшем духовенство РПЦ как на епархиальном, так и на местном уровне лоббирует (нередко успешно) введение различных запретов на подобную деятельность. Несколько лет назад Патриарх на епархиальном собрании г. Москвы заявлял следующее: «Благочинным следовало бы подумать о проведении более четких границ между приходами, поскольку некоторые приходы стараются не замечать находящиеся вблизи их школы, больницы, дома престарелых и другие подобные учреждения. Руководители таких учреждений сетуют на то, что священнослужители РПЦ — очень редкие гости у них. Они всегда ссылаются на занятость и нехватку времени. Сектанты же тем временем, из-

за бездействия наших священнослужителей, все активнее вне-» дряются в эти учреждения»[291].