Проф. Евгений Верещагин (Москва) КИРИЛЛО-МЕФОДИЕВСКАЯ ТРАДИЦИЯ В ПРАВОСЛАВНОМ БОГОСЛУЖЕНИИ

Конечно, то, что было объявлено, за время, которым я располагаю, изложить совершенно невозможно. Поэтому я проведу всего одну мысль, которая, правда, является не моей — мои мысли были бы не интересны, — к счастью, она является мыслью первоучителя славян Кирилла. Но начну я все-таки со ссылки не на Кирилла, а вот на Симушку Тунцеву. Кто помнит Симушку Тунцеву из присутствующих? Помните, да? Это одна из героинь романа Бориса Пастернака "Доктор Живаго", просто по-народному образованная девушка, как сказал о ней сам Пастернак, ну, знаете, очень напоминающая тех, которые сейчас ходят в церковь, в платочках, и волосы у них обычно расчесаны на прямой пробор — вот такого типа. Так вот эта по-народному образованная девушка толкует, что такое страсть: "Страсть по-славянски — это прежде всего страдание, страсти Господни. «Грядый Господь к вольной страсти»". Или она говорит так: "Страстем поработив достоинство души моея, скот бых. Изринувшеся из рая, воздержанием страстей потщимся внити". Дальше она переходит (вы, конечно, читали роман, поэтому я просто напоминаю о том, что там было) к тропарям Страстной седмицы, где упоминается Мария Магдалина, разбирает строку тропаря "Разреши долг, якоже и аз власы" и переводит ее на современный язык: "Отпусти мою вину, как я распускаю волосы", после чего следует восторженное восклицание Симушки: "Как вещественно выражена жажда прощения, раскаяния! Можно руками дотронуться". Действительно, трудно представить себе более впечатляющую картину, чем этот образ: столь же легко и столь великолепно отпустить грехи, как вот распускаются женские волосы.

Дальше Симушка Тунцева переходит к истолкованию одной из стихир вечерни, которая и будет для меня стержневым примером в данном небольшом сообщении.

Эта стихира повторяется каждые два месяца, выпевается, когда приходит очередной глас. И вот есть такая группа прихожан в одном из московских храмов, которая особенно почитает 5-й глас. Один мой знакомый, назовем его условно Иван Иванович, по-старчески уже пропускает некоторые субботние службы, но когда служба 5-го гласа, который ему особенно нравится, он обязательно приходит.

Но вот, например, Символ веры, который люди поют сами и, казалось бы, не воспринимают пассивно, как, скажем, "неис- кусобрачныя Невесты", а поют активно, но вместо "Творца небу и земли" поется "неба" или в "третий день по Писании" — вместо "по Писанием". Слово "вочеловечшася"редко кто правильно может произнести, произносят "вочеловечившегося". Или вместо "видимым же всем и невидимым" поют "видимый же всем и невидимый". Но это в конце концов от незнания, ведь церковь и для простецов существует. Поэтому зазирать людей, которые в какой-то мере не уловили определенных флексий, но передают правильное содержание, не стоит. Но когда вот, скажем, "спок- ланяема и сславима" поется неверно, то это уже догматическая ошибка, и в этом случае вместо правильного исповедания веры мы встречаемся с невольным, конечно, невольным и неосознанным, но тем не менее ересетворчеством. Хотя мы все хорошо знаем, что богослужебное пение направлено к сердцу, все-таки понимание этих текстов, особенно доскональное понимание, с историческими обертонами, с обертонами, если угодно, поэтическими, вот, скажем, как в догматике 5-го гласа, где очень широко представлен параллелизм образов, — на мой взгляд, собственно, и не только на мой взгляд, это очевидная вещь. Не нужно ломиться в открытую дверь, это совершенно не обязательно.

Здесь я, пожалуй, поставлю тот вопрос, который, может быть, даже не совсем согласуется с тем, что Вы думаете, отец Георгий. Только ли дело здесь в том, чтобы перейти на русский язык? Вот, скажем, в переводе догматика 5-го гласа, сделанном Николаем Нахимовым, говорится: "Богородица осталась невинной". Я, во-первых, не уверен, что, скажем, "нетленна", "авто- рос", — то же самое, что "невинна". Невинность идет из современных представлений о том, что вот, скажем, надо хранить девство до брака, а потом не надо. Невинность девушки — это образ совсем из другой категории. Я бы сказал, даже вульгарно гово- рить применительно к Богородице, что Она осталась невинна, вместо "авторос", нетленна. "Нетленна" означает, что не повреждена была не только Ее физическая природа, но и душевная. Тут очень много обертонов, которые ничего общего не имеют с невинностью. Это именно авторсия, т.е. нетленность, которая возводит Богородицу в ряд ангельских существ. В этом смысле вот такой перевод Николая Нахимова, строго говоря, заставляет задуматься о том, есть ли здесь объективно правильное содержание, хотя в общем это неплохая книга. Так что при переводе на русский язык надо прежде всего думать, сохраняется ли объективное содержание, т.е. такое содержание, которое выдерживает высочайшую критику, критику высоколобых, так, чтобы там нельзя было зазирать ни одного слова.

Кирилло-Мефодиевская традиция заключается в том, чтобы передача византийского текста на славянский язык была стопроцентно догматически правильной. Это одно из требований и заповедей наших великих первоучителей Кирилла и Мефодия, требований того, чтобы русский перевод был безупречен по самым высоким критериям оценок специалистов в области богословия, литературоведения, конечно, стилистики и т.д. Вот слово "невинная" выпирает и стилистически. Для того чтобы добиться безупречности, им приходилось частично прибегать к так называемому калькированию, при том, что тексты переводились на живой язык и были понятны. Но как быть иногда с богословской тематикой? "В начале бе Слово, и Слово бе у Бога" — как быть с этим? Это не вместится в душу человека с первого раза.

Ну, вы, наверное, думаете: какой ретроград перед вами, да? А между тем я был одним из первых, кто отстаивал вопрос о необходимости переводов церковных текстов на русский язык и прежде всего получения настоящей русской Библии, пригодной не только для православных, но, может быть, даже и для смежных конфессий, ну, скажем, для католиков, которых не так много у нас, или для баптистов, или для других протестантов. Ведь наш язык, собственно говоря, — это плод языкотворчества Кирилла и Мефодия, потому что вся наша лексика так или иначе абстрактного происхождения, обычно даже прямо, иногда косвенно, она восходит к вкладу этих первоучителей славянских. Очень важно иметь полноценную русскую Библию, которая была бы написана не на допушкинском языке, как Евангелие, переведенное в 1818 г. — можете себе представить? — митрополитом Филаретом (Дроздовым), например, Евангелие от Иоанна. Там еще пушкинская традиция, как говорится, не ночевала. Ясно, что это все нуждается в обновлении. И необходим не только единый перевод Библии, но множество переводов для разных категорий людей — возрастных, половых, если хотите, социальных, с разной степенью облегченности. Короче говоря, это должно быть так, как в цивилизованных странах, где каждые 20 лет создается новый перевод, учитывающий изменения в языке, и где, кроме того, охвачены все-все-все категории населения — от слепых и

74 Проф. Евгений Верещагин (Москва)

глухонемых до олигофренов. Вот что, видимо, потребно для того, чтобы русский язык наш вернулся к Кирилло-Мефодиевским корням, потому что при таких переводах, при такой деятельности без них не обойтись. И главное, нужна учительная Библия, где евангельские и прочие ассоциации были бы все-таки коротко изложены, хотя бы на уровне Симушки Тунцевой, а может быть, даже и ниже, потому что нам дореволюционного уровня не достичь.

Я говорил несколько сумбурно, хотя текст у меня написан, но читать его, конечно, нет возможности. За ваше внимание спасибо.

О. Георгий Кочетков. Спасибо Вам большое. Мне кажется, что здесь поднят новый пласт очень интересных соображений, мыслей и опыта, как видите, личного опыта человека неравнодушного и к тому же специалиста, профессионала, глубоко верующего человека. Это очень-очень ценно, очень-очень важно. Я думаю, что, действительно, в церкви надо возрождать не просто понимание, не просто формальные вещи, а глубину проникновения. Священное писание должно быть хотя бы потенциально понятным для человека — не специалиста, не филолога. Поэтому обязательно должно быть истолкование, как того и требуют каноны Вселенских соборов. Проповедь после чтения Писания была объявлена обязательной, и очень жаль, что об этом каноне редко вспоминают даже ревнители святых канонов.

Но ведь то же самое относится и ко всем слоям церковного Предания, и, конечно, к молитве. И Вы совершенно правы, говоря, что если человек не живет этими смыслами, этим духом, то никакое формальное понимание его не спасет. Более того, и оно будет истолковано совершенно неправильно, может быть, даже еще более еретически, чем тогда, когда человек что-то просто недослышал, недопонял, не вдумался и т.д. Я как раз очень поддерживаю то, о чем Вы говорите. В нашей практике, в практике нашего прихода, никогда не ставили на первое место просто рациональное понимание. Никогда. Это всегда было естественным следствием, одним из следствий вещей, более полных, более глубоких, существующих в церковной жизни, в церковной практике. Еще раз большое спасибо, и я хотел бы предоставить возможность участникам нашей конференции задать Вам вопросы.