§ 2. Миссионерский подвиг свт. Николая Японского

Архиепископ Николай (Касаткин)

В сентябре 1858 г. в Японию прибыл русский консул И.

Иосиф Антонович Гошкевич обратился в Синод с просьбой направить на место настоятеля посольской церкви в г. Хакодате священника с академическим образованием. Это послание было вывешено в Академии, и нашлось несколько кандидатов, женатых священников. Послание прочитал также студент Иван Касаткин, а

затем, во время всенощной, ему пришла мысль, что это его Господь зовет, это Промысл Божий и для этого он должен принять монашество. Он написал прошение о постриге и о командировании в Японию.

Святитель Николай (в миру Иван Дмитриевич Касаткин) родился 1 августа 1836 г. в с. Березе, Вельского уезда, Смоленской губернии[106]. Отец служил диаконом в сельской церкви. Когда Ване было 5 лет, умерла мать, и он и еще двое детей остались на попечении отца. Отроком он был отдан в Вельское духовное училище, а потом в Смоленскую духовную семинарию. Рос он в полной нищете, на каникулах приходилось добираться домой пешком, при том, что дорога составляла около 150 верст. Во время учебы Иван Касаткин выделялся блестящими способностями, и в 1857 г. по окончании семинарии был направлен в Санкт-Петербургскую духовную академию за казенный счет. В 1860 г. он окончил академию в числе первых студентов.

При отборе кандидатов выбор ректора пал на него, остальные вопросы были решены очень быстро. 18 мая 1860 г. решением Синода кандидат богословия Иван Касаткин был назначен служить в консульскую церковь на о. Хоккайдо, а 24 июня в академическом храме Двенадцати апостолов[107] еп.

29 июня, в праздник апостолов Петра и Павла, инок Николай был посвящен во диакона, а 30 июня стал иеромонахом. Ему было 25 лет. Впоследствии он писал: «Когда я ехал туда, я много мечтал о своей Японии. Она рисовалась в моем воображении как невеста, поджидающая моего приезда с букетом в

руках. Вот пронесется в ее тьме весть о Христе — и все обновится» [2. С. И].

Осенью он добрался до Дальнего Востока, но оказалось, что последний корабль в Японию ушел и он должен зимовать в Николаевске-на-Амуре. Здесь произошла его встреча с апостолом Америки свт. Иннокентием (Вениаминовым)[109]. Молодой иеромонах много получил от общения с владыкой, который настоятельно советовал ему глубоко изучить японскую культуру и язык, приступить к переводам. «Архиепископ Иннокентий научил иеромонаха Николая еще одному: необходимости помогать своим пасомым в их бытовых и культурных нуждах, обучать их ремеслам, гигиене, санитарному делу и борьбе с болезнями» [27. С. 49]. Святитель купил бархат и сам выкроил о. Николаю новую рясу. А затем возложил на него свой наперсный бронзовый крест, полученный за участие в Крымской кампании.

На остров Хоккайдо о. Николай прибыл 2 июля 1861 г. Консул И. А. Гошкевич принял его холодно: он ожидал встретить «паркетного» батюшку, который умеет присутствовать на приемах и вести светские разговоры. Вместо этого приехал провинциал, хотя и умный и образованный. Это сразу предопределило стиль отношений консула с о. Николаем: на приемах у консула о. Николай мог получить аудиенцию только в числе последних, после вереницы чиновников.

Проповедь среди японцев была невозможна, так как продолжали действовать антихристианские законы, да и сами японцы «смотрели на иностранцев как на зверей, а на христианство как на злодейскую секту, к которой могут принадлежать только отъявленные злодеи и чародеи» [2.

Итак, иеромонах о. Николай начал свое знакомство с Японией, которая встретила его неприветливо. Он остро чувствовал свое одиночество, так как не знал, появлятся ли в будущем ка- кие-то плоды его деятельности, удастся ли что-то сделать в таком противостоянии и изоляции. Он писал в дневнике: «Один Господь знает, сколько мне пришлось пережить мучений в эти первые годы. Все три врага: мир, плоть и диавол — со всей силою восстали на меня и по пятам следовали за мной, чтобы повергнуть меня в первом же темном, узком месте, и искушения

эти были самые законные по виду: „Разве я, как всякий человек, создан не для семейной жизни? Разве не можешь в мире блистательно служить Богу и ближним? Разве, наконец, не нужны ныне люди для России более, чем для Японии?" И т. д. Тысячи наговоров выливают тебе в уши, и это каждый день и час, и наяву и во сне, и дома в келье, и на молитве в церкви. Много нужно силы душевной, великое углубление религиозного чувства, чтобы побороть все это» [2. С. 20].

Отец Николай служил, исповедовал, наставлял в духовных вопросах членов посольства, купцов и постепенно завоевал уважение, любовь и признание и в консульстве, и среди японцев.

Он изучал японский язык, литературу, традиции и обычаи. Эта напряженная работа продолжалась восемь лет. За эти годы он стал одним из лучших знатоков японского языка, литературы, религии, культуры.

В доме консула И. А. Гошкевича о. Николай познакомился с учителем фехтования сына консула — Такума Савабе (1835— 1913), самураем и синтоистским жрецом, весьма ученым и уважаемым человеком. Его молельня (храм) считалась самой древней и почитаемой в городе. Он гордился своей нацией, культурой, тем, что он жрец, и ненавидел иностранцев и христиан. Он хотел убить иером. Николая, пришедшего, по его мнению, уничтожить их обычаи, веру, страну. «Мирно и безмятежно жил Савабе в язычестве. Будучи жрецом древнейшей в городе кумирни, он пользовался уважением народа, получая значительные доходы и зная только довольство и счастье.

«Наконец, враждебное чувство привело его ко мне. Пришед- ши, он грубо начал:

• Вы, варвары, приезжаете высматривать нашу страну; особенно такие, как ты, вредны; твоя вера злая.
• А вы знаете мою веру, что так отзываетесь о ней? — спросил я.
• Ясно не знаю.
• А не зная вещи, поносить ее,— разумно ли?

Это несколько остановило его, но он с прежней грубостью произнес:

— Так что же за вера твоя? Говори!» [48. С. 1752].

И началась первая огласительная беседа о. Николая со жрецом.

Когда иером. Николай стал рассказывать об истории Ветхого Завета, японец вынул бумагу и кисть и начал записывать. Первые беседы проходили напряженно, но постепенно возражений становилось все меньше, и все усерднее Савабе старался ловить каждую мысль. Вскоре о. Николай писал в Петербург митр. Исидору: «Ходит ко мне один жрец древней религии изучать нашу веру. Если он не охладеет или не погибнет (от смертной казни за принятие христианства), то от него можно ждать многого» [8. С. 22]. Через некоторое время Савабе пришел к убеждению в истинности христианства и стал просить о крещении. «Жрец с нетерпением ждет от меня крещения. Он хорошо образован, умен, красноречив и всей душой предан христианству. Единственная цель его жизни теперь — послужить отечеству распространением христианства, и мне приходится постоянно останавливать его просьбы из опасения, чтобы он не потерял голову, прежде чем успеет сделать что-либо для этой цели» [27. С. 52—53] (из письма о. Николая митр. Исидору).

Пришло время, и Савабе в своей кумирне стал читать про себя уже Евангелие и молиться Христу, молиться неведомому дотоле Богу. Вскоре он привел к иером. Николаю своих друзей, врачей Сакаи, Ацунори и Урано.

После крещения Савабе отказался от своей жреческой должности и остался без всяких средств к существованию. Он стал предметом поношения среди жителей города. Жена от горя сошла с ума и подожгла свой дом. Власти, согласно закону, арестовали его и посадили в темницу-подземелье. Савабе готовился к смер-

ти, а о. Николай горячо молился. От казни Савабе спасло только то, что в это время несколько изменилось (смягчилось) законодательство. Однако у него отобрали несовершеннолетнего сына, и Савабе как странник пошел проповедовать по Хоккайдо.

Отец Николай писал: «Я вижу, как он страдает за участь сына: исполненный ревности о Христе, напоминающей ревность апостола, высокое имя которого он носит, посвятивший себя безраздельно на дело призыва ко Христу других людей, он... находит себя вынужденным родного сына своего оставить служителем языческих богов[110]. Люди за свои полезные труды получают чины, кресты, деньги, почет! Бедный Савабе трудится для Христа так, как редкий в мире трудится: он весь предан своему труду, весь в своем труде, и что его труды несуетны, свидетельствуют десятки привлеченных им ко Христу. И что же он получает за свои труды? — Тяжкое бремя скорбей, до того тяжкое, что редкий в мире не согнулся бы или не сломался бы под этой тяжестью» [46. Л. 287].

Вместе со Савабе терпели нищету и скорби другие посвятившие себя проповеди Евангелия японцы. «Сердце сжимается от скорби, когда подумаешь, сколько они натерпелись бедности и тесноты» [46. Л. 287]. Среди них были люди знатных фамилий и высоких чинов, до тех пор не знавшие, что такое бедность.

Однажды куда-то исчез один из катехизаторов — Томи. Позднее о. Николай вспоминал: «Я спросил жену, но и она не знала, хотя ее лицо не выражало ни горя, ни даже особой озабоченности. Все это было весьма загадочно и продолжалось довольно долго. Но вот, спустя одиннадцать дней после этого, однажды вечером, около одиннадцати часов, г-н Петр Томи является ко мне в сопровождении г-на Сакая. Вижу — худ до невероятности, кости сильно выдались на совершенно изменившемся в своем цвете лице; просто жалко было смотреть на него. На мои

вопросы, где он был и почему так сильно исхудал, он ответил, что все это время он проводил в воздержании от сна и пищи и в молитве о скорейшем просвещении братьев-язычников тем светом истины, которого он сам недавно сподобился» [40. С. 383].

Савабе и Сакаи поехали на проповедь в другие города (в частности, на остров Хонсю). Постепенно стали появляться плоды проповеди: возникли ядра первых христианских общин. Вскоре встал вопрос о необходимости иметь собственное японское духовенство, которое могло бы служить, крестить по городам, куда о. Николаю, как иностранцу, путь был закрыт.

К этому времени относится первая поездка о. Николая в Россию (1869—1871). В апреле 1870 г. имп. Александр II высочайше утвердил основание Русской духовной миссии в Японии[111]. Начальником миссии был назначен иером. Николай с возведением в сан архимандрита. Миссионерские центры предполагалось расположить в Токио, Киото, Нагасаки и Хакодате. Началась жизнь Японской миссии.

В 1872 г. к о. Николаю из России прибыл иеромонах Анатолий (Тихай), выпускник Киевской духовной академии, имевший опыт строгой монашеской жизни на Афоне[112]. «Лучших помощников я не желал бы!» — писал о нем архим. Николай [13. С. 15]. Теперь глава миссии мог оставить хакодатскую церковь на о. Анатолия и переехать в Токио.

Однако в апреле 1872 г. на Пасхальной неделе вновь начались гонения. Поводом к этому послужил звон колоколов в посольской церкви в Хакодате. На Пасхальной неделе колокола очень красиво звонили целый день. Японцы толпами шли в православный храм, что было воспринято властями и некоторой частью общественности как вызов, грозящий разрушению нации. Начались первые аресты. Все ближайшие помощники о. Николая, катехизаторы-японцы, оказались в тюрьме, в том числе и Павел Савабе. От узников требовали отречения от Христа, но до казней дело не дошло. Отец Николай впоследствии писал: «Хо-

тя между допрашиваемыми многие еще не были просвещены святым крещением, но никто из них не изменил пред властью своим убеждениям; напротив, гонением они еще более утвердились в принятой вере. Врагам Христа не было утешения слышать, даже от жен и малых детей, ни одного слова слабодушия или боязни в исповедании Христа» [8. С. 34]. Арест христиан вызвал протесты европейских стран, со своей стороны о. Николай, которого в Японии уже знали и уважали, ходатайствовал за осужденных. И гонения в стране прекратились.

Вскоре после этого начались изменения в законодательстве Японии: в 1873 г. вышел указ японского правительства об относительной свободе вероисповедания для своих граждан. В результате о. Николай окончательно перебрался в Токио[113], где уже в августе 1872 г. был куплен сравнительно большой участок земли на вершине холма Суругадай для строительства храма и нового здания миссии. Впоследствии там разместились не только здание православной миссии и храм, но и здания духовных училищ — катехизаторского мужского и (впоследствии) женского, квартиры сотрудников и подсобные помещения, детский приют, библиотека, иконописная мастерская, а чуть позже и семинария (1875).

Понемногу в славянское богослужение входил японский язык: в переводах самого о. Николая на японском читались Евангелие, Апостол, «Господи помилуй», «Святый Боже», «Верую», «Отче наш». «Если иметь хотя бы самую малую христианскую церковь, решительно необходимо совершать службу на японском языке»,— говорил о. Николай.

К этому времени о. Николай сделал уже очень много переводов на японский язык: богослужебные тексты (круг воскресного богослужения, после этого — Цветную Триодь, а затем и Постную), Новый Завет (с 1861 по 1867 г. было переведено Четвероевангелие, затем — Апостол), духовную литературу [34. С. 147].

Шло обучение катехизаторов. Они были обязаны находить время для расширения своего образования — чтения книг, трактатов богословского содержания. Из «Положения для Рос-

сийской духовной миссии в Японии», составленного о. Николаем: «Чтение научных книг также необходимо в стране, где на миссионеров будут смотреть не только как на представителей религии, но и как на представителей российского образования» [5. С. 24].

Иером. Анатолий (Тихай) быстро освоил японский язык и начал преподавание. Через некоторое время приехал его брат Яков Дмитриевич Тихай и стал налаживать церковное пение. Появились и другие помощники из России.

С 1874 г. ежегодно стали созываться Соборы, в которых принимали участие священники, катехизаторы и миряне.

В связи с непрерывным увеличением числа новообращенных все более остро вставал вопрос о духовенстве из числа самих японцев. На ежегодном Соборе 1875 г. японским христианам предстояло решить вопрос, есть ли среди них готовые к избранию в кандидаты во священники.

Сначала получили согласие еп. Камчатского Павла (Попова) приехать в Японию для рукоположения ставленников во священники. На Собор для избрания кандидатов явилось 40 человек, остальные ответили письменно. Отец Николай предложил катехизаторам рассказать о том, какова потребность в священниках. 30 делегатов были за немедленное избрание кандидатов, 10 были против, считая, что среди них нет достаточно образованных и подготовленных. После обсуждения решили, что нужда слишком велика и избирать все-таки надо. После тайного голосования выявились три кандидата во священники: Иоанн Оно, Павел Савабе и Павел Сато. Никто из них не согласился на хиротонию сразу. Лишь на четвертом заседании архим. Николай объявил, что Павел Савабе дал согласие, и предложил высказаться участникам совещания. Все молчали, и тогда о. Николай дал слово Павлу Савабе. Тот сказал: «Я, грешный и недостойный раб, позавчера был выбран во священники. Но, считая священное служение очень тяжелым и высказав разные другие причины, отказался было от священного сана. Но на это я не получил от Церкви разрешения. До настоящего времени, пораженный, я не нахожу слов. Одно только прямо могу сказать — именно, что все мы всецело предали себя на служение Церкви и поручили себя водительству духовного отца нашего.

Повинуясь его увещаниям, я нашел своим долгом согласиться на требование Церкви и с благоговением подчиняюсь ее велению. Возлюбленные братья, вы прежде сказали, что в нашей Церкви вполне достойных по образованию и нравственным качествам для священного сана нет; а еще сказали, что вследствие этого избранный непременно должен иметь помощь от всей Церкви. Возлюбленные братья, молю вас, твердо сохраняйте прежде сказанное и поспешествуйте мне грешному». И, пав перед архим. Николаем, сказал: «С благоговением принимаю всей Церкви и моего духовного отца веление».

Архим. Николай поцеловал его и сказал: «Иоанн Оно и Павел Сато весьма согрешили, сопротивляясь велению Церкви. Впрочем, это непослушание произошло не от злого сердца. Это объясняется тем, что они еще не вполне знакомы с правилами и учением Церкви. До настоящего времени они находились на служении Церкви, поэтому Церковь имеет право им повелевать, однако они захотели поставить свое мнение выше желания Церкви. Это обстоятельство весьма опасно для Церкви. Если теперь оставить без внимания это неповиновение, то это в Церкви сделается примером для будущего. В таком случае все распоряжения Церкви будут презираемы. Неповиновение этих двух братьев мы не должны извинить и не обратить на него внимание. Впрочем, имея в виду их до сего времени служение, мы свой суд о них должны растворить любовью. Если мы согласимся с их желанием не слушаться Церкви, следовательно, не служить ей, то тем самым они будут наказаны. Они теперь не послушались веления Церкви. Следовательно, не стоят больше на служении ей. Мы поэтому выделяем их из числа лиц, служащих Церкви, и после этого пусть они будут наряду с другими христианами, не служащими Церкви. Впрочем, наша взаимная братская любовь не изменяется. Вы оба теперь должны оставить свое место между катехизаторами и стать вместе с другими верующими»... «Увидя то, все собрание подняло громкий плач» [70. JI. 476]. Но архим. Николай был непреклонен. Так была основана Японская Церковь.

Некоторые сведения из воспоминаний о свт. Николае: «Вместе с мягкостью он был железным человеком, не знавшим никаких препятствий, практичным умом и администратором, умев-

шим находить выход из всякого затруднительного положения. Вместе с любезностью в нем была способность быть ледяным, непреклонным и резким с людьми, которых он находил нужным воспитывать мерами строгости, за что-либо карать или останавливать. Вместе с обаятельностью, в нем была большая долгим опытом и горькими испытаниями приобретенная сдержанность, и нужно было много времени и усилий, чтобы заслужить его доверие и откровенность. Наряду с какой-то детской наивностью веселого собеседника в нем была широта идеалов крупного государственного ума, бесконечная любовь к Родине, страдания ее страданиями и мучения ее мучением» [9].

В 1875 г. в Хакодате приехал еп. Камчатский Павел (Попов) и рукоположил Павла Савабе во пресвитера, а его друга Иоанна Сакаи — во диакона. Началась новая жизнь — уже с первыми японскими священнослужителями. Следующая хиротония состоялась в 1878 г. во Владивостоке: еп. Павел рукоположил диакона Иоанна Сакаи и четверых других кандидатов в священники. Теперь среди самих японцев было 6 священников, 27 катехизаторов и 50 помощников катехизаторов.

На ежегодном Соборе 1878 г., на котором присутствовало 89 делегатов, было решено просить поставить для Японской Церкви епископа, поскольку число приходов в различных уголках Японии росло. Прошение Собора о. Николай отправил в Россию. Из Св. Синода пришел ответ, что если он согласен, то он будет возведен в сан епископа. Отец Николай согласился и осенью 1879 г. выехал в Россию. В Санкт-Петербурге 30 марта 1880 г. в Александро-Невской Лавре он был рукоположен во еп. Ревельского, викария Рижской епархии с откомандированием в Японию. При вручении архиерейского жезла еп. Николаю митр. Исидор (Никольский) сказал ему: «До конца жизни тебе служить взятому на себя делу, и не допусти, чтобы другой обладал твоим венцом» [8. С. 42—43].

На обратном пути о. Николай остановился в Москве для сбора средств, где встречался со многими известными людьми, в частности с Ф. М. Достоевским перед произнесением его знаменитой речи на открытии памятника А. С. Пушкину1.

Ко времени возвращения свт. Николая практически всюду богослужение совершалось на японском языке. Как епископ он регулярно стал объезжать епархию. В 1878 г. православных христиан-японцев было 6 тысяч, а к 1886 г.— уже 12 тысяч.

Огромное значение владыка придавал периодическим изданиям. С 1877 г. выходит журнал «Кеоквай Хосци» («Церковный вестник»), с 1880 г.— «Сэйкё Симпо»[114] («Православный вестник»), в котором публиковались статьи по вопросам христианского мировоззрения и обзоры жизни Японской Церкви и всего христианского мира, печатались и переводы. Женский православный журнал «Уранисики» («Скромность») стал издаваться при женском миссионерском училище с 1882 г.[115] В 1893-1899 гг. в семинарии издавался научно-философский журнал апологетического характера под названием «Син кай» («Духовное море»). С 1893 по 1918 г. ежемесячно выходил журнал «Сэйкё ёва» («Православная беседа»), посвященный проповедям, речам и обсуждению религиозных истин[116]. Помимо этих основных журналов миссия занималась изданием переводов, а также богослужебной литературы. При этом еп. Николай считал своим долгом просматривать все рукописи, предназначенные для печати.

В 1884 г. на приобретенном в Токио высоком холме Суру- гадай, с которого виден весь город, вблизи императорского дворца, произошла закладка и началось строительство собора в честь Воскресения Христова по проекту известного архитектора Михаила Арефьевича Щурупова. Собор был выполнен в рус- ско-византийском стиле, напоминающем Владимирский собор в Киеве, купол и крест были видны за 20 км. Пожертвования

на возведение храма шли со всей России. Одна Москва собрала 200 тысяч рублей. Православное миссионерское общество увеличило ежегодную субсидию Японской миссии с 17 тысяч рублей до 23 800 рублей [1. Т. 1. С. 94].

Вся Япония следила за строительством этого собора. Вначале японская пресса и общество настороженно отнеслись к его строительству. Отец Николай понимал, как важно построить собор, вводящий японцев в православие. Иконостас и иконы можно было бы писать в японском стиле, например писать лики святых, похожими на японцев. Однако по решению отца Николая иконы были написаны в русском живописном стиле—в стиле В. М. Васнецова — петербургским иконописцем Василием Макаровичем Пошехоновым. Владыка Николай писал: «Храм — положительно замечательнейшее здание в столице Японии, о котором слава разнеслась в Европе и Америке еще прежде его окончания и которое, будучи нынче окончено, по справедливости вызывает внимание, любопытство и удивление всех, кто есть или бывает в Токио» [33. С. 152].

Освящение храма состоялось через 7 лет, 24 февраля 1891 г. Впервые над городом во всю мощь зазвучал православный благовест, привлекший на богослужение как христиан, так и язычников. На торжество съехалось более 4000 христиан, владыке Николаю сослужили 19 священников и 6 диаконов, хор насчитывал 150 певчих из числа семинаристов и учеников духовных школ. Напевы хотя и были русскими, с привлечением музыки А. Кастальского, Д. Бортнянского и других композиторов, но текст службы — целиком на японском языке. Регентом собора был диак. Димитрий Львовский, привезенный владыкой из России и служивший в Японии до конца своих дней.

Проповедников катастрофически не хватало. Еп. Николай писал: «И если бы число проповедников здесь вполне соответствовало духовным нуждам миссии, то православные христиане были бы во всех городах и селениях всех провинций Японии. Япония вся готова принять христианство, и нужны только делатели на ниве Божией, созревшей для жатвы». Владыка пишет неоднократно о возможности обращения в христианство всего японского народа. В 1884 г. был издан правительственный указ, согласно которому синтоизм и буддизм лишались привилегий

10-1811

и статуса государственных религий, христианство могло свободно распространяться. Новая конституция 1889 г. провозгласила полную свободу вероисповедания для граждан. «Отныне в Японии не существует никаких правительственных преград слову Евангелия. Да будет благодарение Богу и да послужит это скорейшему просвещению всей страны светом Евангелия» [47. Л. 476].

Владыка Николай много путешествовал по Японии. Когда он приезжал на приход, то, независимо от того, сколько в нем было христиан, забывал обо всем мире. Для него существовал только этот приход, и он становился членом этого прихода и начинал жить его жизнью, его радостями и трудностями.

«Я, когда посещаю церковь, как бы мала она ни была, на то время делаюсь всецело ее членом так, что для меня в это время других церквей, да и всего мира, как бы не существует,— пишет он.— Если приходят письма из других церквей, мне и в голову не приходит прочитывать их среди дел той церкви. А читаю ночью, освободившись от местных дел. Естественно, что все состояние той церкви со всеми местными нуждами, скорбями и радостями, до малейших частностей, целиком вольется в душу, и трудно ли затем обсудить, посоветовать, убедить, наставить и т. п. Все это так просто, так само собою льется с языка, из сердца. Только надо иметь благоразумие не обращать внимания на все брызги, исчезающие бесследно, систематичность и постоянство нужно, нужно не забывать, кому и когда что сказано, что постановлено, и наблюсти, чтобы было исполнено. Для этого я веду по церквам записи, и притом разные: о церквах, о катехизаторах, о молитвенных домах, о сказанных проповедях и наставлениях, аккуратно записывая всё в четыре тетради о каждой церкви» [5. С. 34].

О владыке Николае знают, к нему едут. В частности, в 1890— 1893 гг. и 1897—1899 гг. к нему приезжал в качестве миссионера будущий Патриарх Сергий (тогда архим. Сергий (Страгород- ский) и жил при нем.

В 1896 г. еп. Николай писал Св. Синоду: «Прошло уже более 40 лет с открытия Японии для иностранцев и начала миссионерского дела здесь. Христианские миссии имели достаточно времени, чтобы вполне освоиться на новом поле действий,

определить свое отношение к народу, развить свои системы и явить плоды своей деятельности. В каком же состоянии их дело? У католиков — 1 епископ, 3 архиепископа, 93 миссионера, 25 монахинь, всего 205 человек; у протестантов — 680 миссионеров; у православных — 1 миссионер. Плоды их деятельности к концу прошедшего года. У католиков — 52 тыс. христиан, в том числе остатки существовавших здесь еще с XVI столетия католиков; у протестантов — 38 тыс. христиан; у православных — 23 тыс. христиан. Какая же причина успеха миссии. Причина — в искренности православия и помощи Божией. Господь благоволит к своему юному насаждению, Церкви православной, среди японского народа. И в даровании ей успехов являет неоспоримые знаки своего благоволения». «Для пользы юной Церкви, где еще нет никаких преданий, установившихся навыков, напрактикованных служебных лиц, решительно необходимо, чтобы предстоятель ее, прежде чем он станет на свой пост, приобрел должную опытность и достаточное знание здешних людей и обстоятельств» [71. JI. 279]. «Итак, усерднейшая моя просьба. Вникните в положение здешней Церкви, обеспечьте будущее благосостояние ее и дарование мне помощника, который мог бы быть мне преемником по заведованию Церкви» [71. Л. 279].

В ночь на 26 января 1904 г. началась Русско-японская война. Наступил трудный период для Православной Церкви Японии. Все русские вынуждены были покинуть Японию, остался один еп. Николай. Он направил ко всем православным общинам Японии архипастырское послание о том, что в это трудное для Японской Церкви время христиане не должны унывать, должны радоваться выпавшему испытанию и возносить свои молитвы о победе японской армии над русской, хотя Японская Церковь является дочерью Церкви Русской. Он сам в это трудное время решил остаться вместе с паствой в Японии. Возносить молитвы о японской армии он не мог и поэтому отошел от общественного богослужения, служил только келейно. При этом он продолжал управлять Церковью и занимался текущими церковными делами и переводческой работой. Позиция владыки была высоко оценена и японскими общинами, и японским правительством.

В начале войны со стороны фанатиков предпринимались попытки физического уничтожения христиан, но японское правительство объявило о неприкосновенности христиан и организовало охрану миссии, собора и лично еп. Николая — настолько владыка и его паства стали уважаемой частью населения.

Дальнейшие события развивались трагически. В Японии оказалось множество русских пленных, находившихся в лагерях в очень тяжелом физическом и моральном состоянии. И христиане-японцы и японские священники очень много сделали для поддержания русских пленных. В помощь им собирались средства, в миссию продолжали, хотя и с затруднениями, поступать пожертвования и субсидии из России. Организовывал опеку над русскими пленными еп. Николай. В ряде мест действовало учрежденное японцами «Общество духовного утешения военнопленных». Пленные получали книги на русском языке, была организована их переписка с родными, установлен надзор за качеством медицинской помощи, к ним приходили священники, окончившие русские духовные академии и владевшие русским языком, особое внимание было оказано русским в дни пасхальных празднеств 1905 г.

В результате юная Церковь вышла с победой из этого тяжелого периода. За время войны японцы стали приходить креститься в Православной Церкви, которая не только ничего не потеряла, но и приобрела. Сам святитель заслужил особую любовь и уважение японцев — о нем говорили, что его имя в стране стало самым популярным после имени императора.

24 марта 1906 г. еп. Николай был возведен в сан архиепископа «ввиду его выдающихся трудов по насаждению и распространению Православия в Японии и за его христианское подвижничество во время минувшей войны» [13. С. 33] и награжден орденом св. Александра Невского. Санкт-Петербургская духовная академия присвоила ему степень кандидата богословия и избрала его своим почетным членом.

Японская Церковь снова стала свободно жить и развиваться, однако владыка Николай постепенно слабел. «На покой миссионеру, когда у него есть хоть капля силы служить своему делу? Это для меня представляется столь несообразным, что я и в мечтах никогда не пытался примеривать покойный халат. Хочется

умереть на той борозде, где Промысел Божий судил и пахать, и сеять» [5. С. 30],— писал он.

В 1908 г. на Киотскую кафедру прибыл еп. Сергий (Тихомиров)[117], бывший ректор Санкт-Петербургской духовной академии. Он быстро освоил японский язык и вскоре стал полноценным помощником владыки. «Преосвященный подает добрую надежду на то, что служение его здесь будет долгим и многоплодным. Своим мягким характером и всеми добрыми качествами своей души он уже приобрел любовь и уважение всех японцев. Своим же усердием к служению он начинает приносить истинную пользу Церкви»,— писал свт. Николай в Синод, а также архиеп. Томскому Макарию (Невскому)[118]: «Теперь я могу спокойно умереть в уверенности, что дело Миссии в добрых руках» [5. С. 59].

В 1911 г. торжественно происходило празднование 50-летия служения владыки Николая на Японской земле в священническом сане. На праздновании губернатор Токио сказал: «Когда приехал маститый учитель Николай, считавший своим призванием распространение учения Божия в нашей стране, то, несмотря на то что он находился среди таких грозных обстоятельств государства и народа, претерпевая все возможные неудобства, лишения, бедствия и страдания, он спокойно и невозмутимо с преизбыточною теплотою в сердце обращался к народу, усердно учил и тщательно увещевал и, стараясь положить основание православного христианства в нашей стране, наконец, достиг того, что приобрел множество усердных христиан, каких видим ныне... Те великие заслуги, какие оказал нашему государству маститый учитель Николай, не ограничиваются успехами одного только миссионерства, но также заключаются и в том, что он содействовал развитию цивилизации в нашей стране...» [64. №41. С. 1756-1757].

К 1 января 1912 г. в Японии было 266 общин, 33 017 христиан, в том числе 1082 человека были крещены в 1911 г.; 43 священнослужителя, в том числе 1 архиепископ, 1 епископ (оба русские), 35 иереев — все японцы, 6 диаконов — один русский; кроме того, 14 учителей пения, 116 катехизаторов, в семинарии

училось 94 ученика, в женском училище Токио — 53 ученицы, в женском училище Киото — 27 учениц [43. С. 410—411].

Незадолго до кончины владыка говорил еп. Сергию: «Роль наша не выше роли сохи. Вот крестьянин попахал, соха износилась, он ее и бросил. Износился и я. И меня бросят. Новая соха начнет пахать. Так смотрите же, пашите! Честно пашите! Неустанно пашите! Пусть Божье дело растет! А все-таки приятно, что именно тобой Бог пахал. Значит — и ты не заржавел. Значит, за работой на Божьей ниве и твоя душа несколько очистилась, и за сие будем всегда Бога благодарить» [63. С. 470—48]. Свт. Николай окончательно передал ему дела миссии и епархии и почил во Господе; это произошло 3 февраля 1912 г. Ему шел 76-й год.

Владыка Николай писал о миссионерском служении: «Я счастлив, что имею радость служить водворению Царствия Божия на Земле. Нет важнее сего служения на Земле. Для него Бог облекся в человеческую плоть, и Сам непосредственно нес его, для продолжения его Он избрал святых апостолов, и они, по Его наставлению, поставляли себе преемников и заповедовали делать то же в роды родов и до скончания мира. Поприще для сего служения — весь мир, всем народам должно быть проповедано Евангелие Царствия Божьего. Не могли мы до сих пор объять проповедью в буквальном смысле весь мир. Времени нашего исторического существования еще недостаточно было для того, но насколько Бог давал нам силы и открывал возможность, дело Божие мы творили. Мы не можем просить у Бога и Его святых угодников, чтобы они устранили с нашего миссионерского пути все трудности и всё, что может причинить нам душевные страдания, мы можем только молить, чтобы Он облегчил нам несение креста, помогая переносить трудности и сопряженные с ними душевные страдания, какие предлежат нам на миссионерском пути. Наше служение есть духовное рождение чад Богу: какое же рождение не сопряжено с муками? И на них мы заранее должны быть готовы. Но у нас есть источник великого утешения: чтобы бодро и успешно служить, нужно иметь предварительную уверенность в том, что не тщетно трудимся, что успех увенчает наше дело» [58. С. 146].

Архиеп. Николай был похоронен на Центральном старинном кладбище в Токио — первый из европейцев. Среди сотен вен-

ков был даже возложен венок от императора Японии, что для иностранца являлось исключительной честью [14; 12. С. 226].

Его преемник владыка Сергий (Тихомиров) в своем первом отчете Св. Синоду писал: «Все, что есть в Японской Церкви доброго, до последнего христианина в храмах, до последнего кирпича в постройках, до последней буквы в переводах богослужебных книг, есть дело христиански-просвещенного ума, широкого сердца и твердой, как скала, воли, сделавших его избранным сосудом благодати Христовой» [13. С. 36].

В 1970 г. архиеп. Николай Японский был канонизирован Русской Церковью. Когда встал вопрос о перенесении его мощей в токийский собор, то вся Япония воспротивилась. Было сказано, что свт. Николай принадлежит не только православным христианам-японцам, но и всей японской нации.

Вскоре после кончины владыки Николая пришли новые испытания: в России произошла революция и началась гражданская война, прекратилась какая-либо помощь Японской Церкви. В 1923 г. произошло сильное землетрясение в Токио; был разрушен почти весь город, много людей погибло от пожара. Был разрушен и собор Воскресения Христова, пострадали здания семинарии и многие другие. Могила свт. Николая была не тронута, и все, кто находился рядом с ней во время землетрясения, остались невредимы. Владыка Сергий (Тихомиров) собрал Собор, на котором было решено начать восстановление храма. Владыка сам поехал по всем приходам, ездил в Китай, Маньчжурию. В Харбине ему оказал значительную помощь еп. Нестор (Анисимов). В результате через несколько лет собор был полностью восстановлен и стал еще более красивым и величественным.

Еп. Сергий (Тихомиров) всегда оставался в каноническом послушании Московской Патриархии. После того как в 1939 г. был издан закон, по которому лишь урожденные японцы могли возглавлять религиозные общины, в 1940 г. владыка Сергий (получивший к тому времени титул митрополита) ушел на покой и передал правление Японской Церковью еп. Николаю, бывшему протоиерею Иоанну Оно. Последний был рукоположен во епископа Японского в Харбине в апреле 1941 г. архиереями, относившимися к Карловацкому Синоду. После возвращения

в Токио епископ Николай снова признал юрисдикцию Московской Патриархии.

Митр. Сергий (Тихомиров) скончался в 1945 г. и был похоронен рядом со свт. Николаем.

После поражения в войне и оккупации Японии американцами в Японской Церкви начались разделения. В апреле 1946 г. на Соборе Японской Церкви было решено перейти в юрисдикцию Американской митрополии которую возглавлял митр. Феофил (Пашковский). Из Америки возглавить Японскую Церковь был прислан архиеп. Вениамин (Басалыга). Несколько приходов сохранили, однако, верность Московской Патриархии.

В 1970 г. было возобновлено молитвенно-каноническое общение с Русской Церковью, и Японской Церкви был дарован статус автономии. Первым митрополитом Автономной Японской Церкви стал Владимир (Нагосский), его преемником — митр. Феодосий (Нагашима).

В 1998 г., согласно данным «Кирисутокё нэнкан» («Христианский ежегодник»), Японская Православная Церковь насчитывала 9903 человека, из них священнослужителей — 31, действовали 69 церквей. Для сравнения: католиков было 452 993 человека (священнослужителей — 9613, церквей — 1068); протестантов — 206 002 человека (священнослужителей — 2184, церквей — 1726) [10. С. 197].