НОЧЬ НА ИВАНА КУПАЛУ

Был у одного барина холоп кабальный. Вот и вздумал этот холоп на Ивана Купалу, в самую ночь, сходить в лес;] сорвать папоротник, чтобы клад достать.

Дождался он этой ночи, уложил барина спать и в одиннадцать часов пошёл в лес.

Входит в лес. Раздался тут свист, шум, гам, хохот. Жутко стало, но он всё ничего: хоть жутко, а идёт. Глядит — чёрт на индейском петухе верхом едет. И это ничего, прошёл  холоп — слова не сказал.

И тут увидел: растёт вдали цветок, сияет — точно на стебельке в огне уголек лежит.

Обрадовался холоп, бегом к цветку побежал, а черти ну его останавливать: кто за полу дёрнет, кто дорогу загородит, кто под ноги подкатится, чтобы он упал. Уж почти добежал холоп до цветка, но тут не вытерпел да как ругнёт чёртей:

—Отойдите, — говорит, — вы от меня, проклятые!

Не  успел  выговорить, его назад отбросило.

Делать нечего, поднялся, опять пошёл, видит: напрежнем месте блестит цветок. Опять его стали останавливать, опять дёргают. Он все терпит, идёт и идёт, не оглянется, словечка не скажет, не перекрестится, а сзади его строют такие-то чудеса, что страшно подумать!

Подошёл холоп к цветку, нагнулся, ухватил его за стебелёк, рванул, глядит: вместо цветка у чёрта рог оторвал, а цветок всё растёт по-прежнему и на прежнем месте. Застонал чёрт на весь лес.

Не вытерпел холоп да как плюнет:

—Тьфу ты!

Не успел проговорить, вдруг его опять назад отбросило. Убился больно, да делать нечего.

Он встал, опять пошёл. Опять по-прежнему блестит цветок на прежнем месте. Опять его стали останавливать, дёргают. Всё стерпел холоп, тихонько подполз к цветку — и сорвал его!

Пустился он со цветком домой бежать и боль забыл. Уж на какие только хитрости ни поднимались черти — ничего, холоп бежит, ни на что не глядит — раз десять упал, пока домой прибежал.

Прибегает к дому, а из калитки барин выходит и давай ругать холопа на чём свет стоит:

—Алёшка! Где ты, подлец, был? Как ты смел без спросу уйти?

Злой был барин у холопа, да и вышел с палкой.

—Виноват, — говорит, — за цветком ходил, клад достать.

Пуще прежнего барин озлился:

—Я тебе, — говорит, — дам за цветком ходить, я тебя ждал, ждал! Подай мне цветок! Клад найдём — разделим.

Холоп и тому рад, что барин хочет клад разделить с ним. Подал цветок — и вдруг провалился барин сквозь землю. Цветка не стало! Тут и петухи пропели.

Глянул холоп кругом — стоит он один, заплакал бедняга — побрёл в дом. Приходит, смотрит, а барин спит, как его уложил. Потужил, потужил холоп, да так и остался ни с чем — только лишь с синяками.

ПРЯНИЧНАЯ ГОРА

За Волгою, недалеко от границы Симбирской и Самарской губернии, возле слободы Часовни тянутся небольшие горы и в одном месте перерываются овражком. В старые годы, сказывают, на этом месте Пряничная гора была. Шёл один великан и захотел её скусить; взял в рот (а у него зуб-то со щербинкой был), откусил, а щербинкой-то борозду и провёл; так она и по сие время осталась.

ВОЛГА И КАМА

Кама с Волгой спорили: не хотела в нее течь. Сначала хотела ее воду отбить; до половины реки отбила, а дальше не смогла. Поднялась Кама на хитрость: уговорилась  она с коршуном:

—Ты, коршун, крикни, когда я на той стороне буду, чтобы я слышала; а я под Волгу подроюсь и выйду в другом месте.

—Ладно.

Вот Кама и начала рыться под Волгу. Рылась, рылась, а тем временем коршуна беркут заприметил и погнался за ним. Тот испугался и закричал, как раз над серединой Волги.

Кама думала, что уж она на том берегу, выскочила из-под земли и прямо в Волгу попала.

ЧЁРТ

Мужик рыбу ловил на Амборских озерах (там где скиты), увидал чёрта на заязке [Заязок — место в реке, перегороженное кольями, чтобы ловить рыбу.]. Чёрт сидит, качается и  говорит:

—Год году хуже, год году хуже, год году хуже.

Мужик его веслом и хлопнул:

—А этот год тебе хуже всех.

Да и убил.

В НЯНЬКАХ У ЛЕШЕГО

В Нёноксе жила старуха на веках, Савиха.

—Бабка, что плачешь?

—А заблудилась, дитятко, дом не знаю с которой стороны.

—Пойдём, я выведу на дорогу.

Старуха и пошла. Шла, шла:

—Что этта лес-от больше стал? Ты не дальше-ле меня ведёшь?

Вывел на чисто место, дом стоит большой; старуха говорит:

—Дедюшка, куда ты меня увёл? Этта дом-то незнакомый?

—Пойдем, бабка, отдохнем, дак я тебя домой сведу.

Завёл в избу, зыбка вeснет.

—На, жонка, я тебе няньку привёл.

Жонка у лешего была русска, тоже уведена, утащена. Старуха и стала жить, и обжилась; три года прожила и стоснyлась [Стоснyлась — затосковала.]. Жонка зажалела:

—Ты так не уйдёшь от нас, а не ешь нашего хлеба, скажи, что не могу есть.

Старуха и не стала; сутки и други и третьи не ест. Жонка мужа и заругала:

—Каку ты эку няньку привёл, не лешего не жрёт и водиться не умеет, отнеси её домой.

Леший взял на плечи старуху, посадил да и потащил. Притащил ко старухину двору, бросил, весь костыченко (сарафан) прирвал, едва и старик узнал старуху. Вот она и рассказывала, что у лешего жить хорошо, всего наносит, да только скучно; один дом — невесело!