Досюль играл молодец с девицей три года, и выдали эту девицу за другого молодца. Выдали в одну деревню, а за него не дали. Она жила с мужем три года. Потом сделалась нездорова, стала у ней глотка больна. Потом ее похоронили. Она померла. Она жила в земле шесть недель, потом она в земле поправилась и выстала из земли ночью, пришла к своему мужу. Ее там муж не пустил. Пришла она к отцу да к матери - и отец и мать ее в избу не пустили в ночное время. Пришла она к крестной матери - и крестная мать не пустила. И она опомнилась. Пойду я к старопрежнему парочке, не пустит ли он. И пришла она против окошка. Он сидит у окна, пишет, и она подавалась в окно. Он работника разбудил и пошел за ней с топорами. Работник, как увидел, пошел назад домой: испугался, что съест. А она парочке старопрежней: - Мой парочка, возьми меня, я тебя не трону. Он к ней пришел, ее обнял, а она ему сказала: - Ты меня горазно не прижимай, мои косточки належались. Он взял ее в фатеру, замкнул в сенях на горнице и держал ее восемь недель там и не показывал никому, одевал и кормил. Потом пошли они в церковь с тем парочкой. Пришли они в церковь, и все на нее смотрят: отец и мать, и муж, и крестная мать говорит: - Это будто моя дочка стоит. Все они переговариваются между дружком, и она услыхала. И вышли они из церкви на крыльцо, отсюда матери она говорит: - Я ваша есть. Помните, как я в такую-то ночь к вам ходила, вы меня не пустили. Потом я пошла к старопрежнему парочке, он меня и взял, и кормил, и поил восемь недель, и одевал. И присудили ей: за старого мужа не отдали ее назад, а с парочкой повенчали, который взял ее ночью. Тут моя сказка, тут моя повесть, дайте хлеба поесть. В городе я была, мед пила, а рот кривой, а чашка с дырой, а в рот не попало. Как я помер Я с одной девушкой гулял. И вот девушка эта, невеста моя, померла. Я ее очень любил и крепко жалел. И собрались возле колокольни, вся молодежь бегает. Я говорю: - Эх, была бы там сейчас моя Маруся, я бы сейчас залез на колокольню. А ребята привязались: - А тебе не залезти на колокольню! Время уж было одиннадцать-двенадцатый час. Я говорю: - Но, да пустяки, залезу! Залезу и позвоню. Только туды залез на колокольню, гляжу: моя Маруся там сидит! Вот так, скорнувшись. Я ее: - Маруся! Голоса не отвечает. Я ее платок стягиваю - и в карман. В колокол позвонил и спускаюсь. Ребятам говорю: - Вот, она сейчас там была, платочек снял с нее. Смотрят: верно, в ееном платке, в котором похоронили - этот платок. Действительно, правда. Значит, домой пришел. Вечером она приходит и говорит: - Отдай мне платок! Я, значит, ей выношу, кладу на крыльцо, говорю: - Возьмите. - Нет, как сумел снять, так сумей и повязать. А на второй вечер она опять приходит. - Коля, отдай мне платок. Я опять вынес ей - она опять не берет. И вот привели потом попа, поп ходил, кадил тут, причастили меня - все сделали. поговел я. Но решили: что же, делать нечего, придется идти повязывать. И только стал повязывать-то платок - она меня как схватит! Схватила крепко и зажала. Потом не могли никак разжать: ни топором не разрубить, ни пилой не распилить. Так я тут и помер. Вместе меня с ней и похоронили.