Очерк в мировой публицистике возник как естественная реакция на интерес к судьбе конкретной личности. Корни этого интереса уходят в житийную литературу, в путевые записки, описания исторических событий, в этнографические материалы. В западной литературе очерк возник в эпоху Возрождения. В русской литературе его истоки можно обнаружить в житиях известных людей, государственных деятелей, деятелей церкви, других знаменитостях своего времени. Первые образцы очерковых текстов в отечественной словесности появляются в конце XVIII-XIX веках. М.М. Бахтин появление очерка связывает с процессом демократизации жизни. В конечном счете, из этих текстов формируются основные разновидности очерка: портретный, путевой, проблемный. Б.В. Стрельцов под очерком понимает «художественно-публицистический жанр, в котором путём сочетания логико-рационального и эмоциональнообразного способов отражения действительности решаются определённые аспекты концепции человека или общественной жизни» . Из этого определения видно, что в основе очерка, по мнению исследователя, лежит диффузия двух способов познания действительности. Несколько иную точку зрения на сущность очеркового жанра предлагает Л.Е. Кройчик. «Жанровую природу очерка определяет синкретическое 177 соединение трёх начал: социологического (научного), публицистического и художественного», - пишет исследователь178 179 180 181. Согласно его определению, очерк - «публицистический жанр, в образной форме исследующий закономерности социально-нравственного бытия человека и развития общественных процессов, а также конкретные ситуации реальной действительности» . Все исследователи сходятся в том, что важная характеристика очеркового жанра - документализм. Очеркист стремится детально, не упустив ни одной значимой подробности, показать человека или ситуацию. Хотя очерку присуще доращивание (этюдность) характера - апелляция к аудитории. Ведь придумать всегда легче, чем узнать сущность человека или явления, отыскать факты, собрать их. Огромное значение в очерке играет публицистический образ - система логически связанных между собой элементов повествования, создающая представление о сущности изображаемого явления под определённым углом зрения. Эмоциональный, драматический и органически насыщенный, публицистический образ представляет собой «обобщение жизни и оценку жизненных явлений». Сегодня теорией публицистики разработаны чёткие классификации разновидностей очеркового жанра. Так, Г.В. Колосов, положив в основу видового многообразия очерков специфику предмета отражения и задач, стоящих перед автором, выделяет публицистический, сюжетный, портретный, путевой очерки и зарисовку . Б.В. Стрельцов пишет о двух основных видах очеркового жанра: портретном и проблемном . А.А. Тертычный рассматривает портретный, проблемный и путевой очерк182. Свою классификацию очерков предлагает М.Н. Ким. На основе объекта изображения и характера повествования исследователь выделает три группы очерковых текстов: художественно-изобразительные (путевой очерк и зарисовка), художественно-публицистические (портретный очерк), исследовательские (судебный очерк и очерк-расследование)183. Практически в каждой очерковой классификации присутствует очерк портретный. В чём же его суть? Ядро портретного очерка - воспроизведение человека в различных ситуациях, помогающих выявить его социально-нравственную суть и индивидуально-неповторимые качества. При этом портретный очерк как и любой портрет основной своей задачей видит изображение человека не столько в его внешних проявлениях, сколько в объяснении сущности его поступка, характера. Человек в очерке не должен быть отделён от своего дела. Он всегда показан в действии, вписан в систему реальных событий. Герой очерка - действующее лицо исторического процесса. Типологические признаки очерка - его социальная и индивидуальнонеповторимая вписанность. Автор исследует личность с разных сторон (интеллектуальной, нравственной, психологической, социальной). Что позволяет составить целостный образ героя, передать взгляд автора на личность человека. Термин «портрет», первоначально означающий «описание внешности человека», в публицистике трансформировался в более объёмное понятие и стал обозначать не только внешние, но и внутренние особенности человека. Из «портрета-характеристики» он превратился в «портрет-судьбу». Портретный очерк складывается из таких важных составляющих, как: описания героя в его поступках и переживаниях (личностные качества), в его взаимоотношениях с другими людьми (социально-нравственные параметры личности), в его субъективно-индивидуальных психологических особенностях (характер, речевые приметы). Социальное и психологическое в портретном очерке не разведено. При этом портретный очерк опирается на документально-точные, выверенные факты и события, процессы, к которым герой очерка имеет отношение (как непосредственный участник или наблюдатель происходящего). А с другой стороны - портретный очерк представляет нам и художника, создающего этот портрет. Интерес к типу человеческого характера - это интерес к позиции автора (движение мысли автора через постижение человеческого характера). Проблема возникает в столкновении и развитии характеров, то есть в «доращивании образов». Важно понять замысел публициста, выбравшего для повествования именно этого человека, сосредоточившего своё внимание, прежде всего, на изображении конкретных качеств персонажа или явления общественной действительности. Портретный очерк как и любое публицистическое произведение - не просто описание конкретного человека - а, прежде всего, воссоздание индивидуальных особенностей личности изображаемого субъекта в том виде, в каком эту личность представляет сам художник, публицист. Отсюда важнейшее свойство очерка, в том числе и портретного, - создание обобщённой картинны реальности или типичного характера, действующего в определённой социальной ситуации, то есть, в конечном счёте, создание публицистического образа. Иными словами, портретный очерк - это синкретическое единство образного и понятийного компонентов. Единство трёх повествовательных структур: хроникальной (выстроенность материала во времени и пространстве), логической (соподчинение отдельных звеньев текста согласно замыслу), ассоциативной. В.С. Барахов в качестве разновидности портрета определяет мемуарный очерк, считая его «самостоятельным разделом в мемуаристике писателей, или своеобразным дополнением, примыкающим по своей проблематике к публицистике и литературной критике автора»192. Мемуарный портретный очерк - публицистический жанр, исследующий закономерности социально-нравственного бытия человека на основе мемориального воспроизведения судьбы конкретной личности глазами очевидца описываемых событий. Задача автора - вывести героя из небытия. Судьба каждого человека уникальна, неповторима. Каждое очерковое свидетельство - индивидуальная оценка, позволяющая через прошлое понять настоящее. Герои подаются, как правило, в нетривиальных ситуациях. Помнится лишь то, что выбивается из общей жизненной канвы, в чём прослеживается драматизм ситуации. Отсюда свободная композиция мемуарных портретных очерков, их эпизодичность, интимизация повествования, переход от повествования к описанию, опора на эпизод. Вспоминается то, что вспоминается. Эпизоды, описания, комментарии, поступки, речевые характеристики, оценки, размышления позволяют автору создать виртуальный мир. При всей документальности мемуарный портретный очерк субъективен и демонстративен. В мемуарных портретных очерках сильно социологическое начало - вписанность героев в определённые время и пространство, в определённый социальный контекст. Мемуарные портретные очерки Зайцева - богатый художественнопознавательный материал. В неповторимости лиц и судеб они отражают многие важные моменты развития Русского зарубежья на протяжении нескольких десятилетий, дают ключ к пониманию важных черт эпохи. Многие из публицистических текстов, созданных писателем в эмиграции, далеко неслучайно написаны в жанре мемуарного портретного очерка. Этому есть как субъективные, так и объективные причины. Во-первых, вынужденный отрыв от Родины способствовал усилению у публициста трепетного отношения и к своему собственному прошлому, и к культурному прошлому России. Во-вторых, на творчество Зайцева наложила отпечаток общая тенденция развития журналистики и литературы Русского зарубежья. Писатель, как и многие эмигранты, воспринял изгнание как требующее осмысления завершение определенного этапа и в истории страны, и в собственной жизни. Он отмечал, что в творчестве публицистов и писателей Русского зарубежья «очень сильна оказалась - особенно у старших - струя воспоминательная, основным являлась плоть прежней жизни, овеянная ли лиризмом - даже у авторов не сентиментальных, или с оттенком автобиографичности» . В-третьих, в целом в XX веке произошло усиление интереса к человеческой личности, психологии и духовному миру индивидуума. Термин «портрет», первоначально используемый только для описания внешности человека, со временем трансформировался в публицистическом творчестве в более объемное понятие - воспроизведение процесса становления личности и изображение её характерных особенностей. Зайцева, как автора мемуарных портретных очерков, привлекают личности, с которыми он был знаком ещё в дореволюционной России, большая часть которых, как и сам публицист, не понаслышке знала тяготы изгнанничества. Хотя героями его публицистики порой становились и те, кто предпочел остаться в Советской России. От Л.Н. Андреева и А.П. Чехова, благословивших литературного новичка в конце позапрошлого века, до М.И. Цветаевой и Б.Л. Пастернака, с которыми Б.К. Зайцев встречался и переписывался, - таков временной размах созданных им мемуарных портретных очерков. Ю.И. Айхенвальд, М.А. Алданов, Л.Н. Андреев, А.А. Ахматова, К.Д. Бальмонт, А. Белый, А.Н. Бенуа, Н.А. Бердяев, А.А. Блок, И.А. Бунин, М. Горький, В.И. Иванов, А.И. Куприн, П.П. Муратов, М.А. Осоргин, А.М. Ремизов, А.Н. Толстой, И.С. Шмелев... Все эти предшественники и современники публициста, друзья и недруги, великие и малые деятели культуры XIX-XX веков были одновременно и его коллегами в деле преданного и самозабвенного сохранения на чужбине или в Советской России русского слова. 184 Те или иные люди значимы для Зайцева: как личности (противоречивый М. Горький, набожный И.С. Шмелёв), как акторы ситуации, в которой существуют (А. Белый, А. А. Блок, В.Я. Брюсов, по мнению публициста, основоположники нового течения в литературе). Вписанность всех этих личностей в историческое время и объясняет детерминизм зайцевских мемуарных портретных очерков. Показательно, что впервые к мемуаристике Б.К. Зайцев обращается вскоре после революции. Начало подобным публикациям положили автобиографические записки «Мы, военные...», напечатанные им в июне 1917 года в двух номерах еженедельного журнала Г.И. Чулкова «Народоправство». В них публицист рассказывает о своей учёбе в Александровском военном училище, где готовили пехотных офицеров. 35-летний писатель военные погоны надевает в 1916 году волею судьбы, без всякого к тому стремления, просто «не желая идти на войну 194 солдатом» . А потому с предельной откровенностью вспоминает о том, как нелегко ему пришлось в училище: «Первый день было чувство, что просто попал в тюрьму. ... меня самого, такого, к какому привык, с книгами, рукописями, медлительными прогулками - больше не существовало. Был юнкер второй роты, пятнадцатого ускоренного выпуска.»185 186 В училище Б.К. Зайцев встречает и новый 1917 год. Год, который «разбил жизни, залил Москву кровью»187 188, год начала «бескровной», «великой бескровной» - суда над всеми» . Уже в этих первых автобиографических записках писатель чётко обозначает свою позицию по отношению к революционным событиям: «В нашем училище электрически пронеслось и установилось такое душенастроение: против большевиков и за Временное Правительство. Те часы в памяти остались огненными. В голове вертелась предстоящая кровь, неизвестность, мучительная тоска ненависть к убийцам в Петербурге, и нежелание проливать кровь не-убийц (как нам тогда казалось)» . Этот антибольшевистский, антибратоубийственный настрой Б.К. Зайцев пронесёт в течение всей жизни. Точное число мемуарных портретных очерков, созданных Зайцевым за годы жизни вдалеке от Родины, назвать невозможно. Некоторые из них, вероятно, были написаны, но не опубликованы, о каких-то сам автор говорит как о напечатанных, но они не найдены . Впоследствии часть мемуарных портретных очерков вошла в циклы «Москва» (1939) и «Далекое» (1965), вышедшие в Париже, Мюнхене и Вашингтоне. А в 1988 году к ним прибавилась еще одна книга - «Мои современники», подготовленная и изданная в Лондоне дочерью писателя Н.Б. Зайцевой-Сологуб. «Москва», говоря словами Б.К. Зайцева, «повествование о людях, делах, пейзаже Москвы» от кануна Первой мировой войны до 1922 года, когда Зайцевы покинули столицу России189 190 191. «Далёкое» - сборник мемуарных портретных и путевых очерков, печатавшихся в 1925-1962 годах в крупных периодических изданиях Русского зарубежья: «Современные записки» (Париж, 1920-1940), «Последние новости» (Париж, 1920-1940), «Русские записки» (Париж, Шанхай, 1937-1939), «Русская мысль» (Париж, с 1947), «Новое русское слово» (Нью-Йорк, 1910-1940). Автором-составителем сборников является сам Б.К. Зайцев. Каждый текст датирован: время воспоминаний - с 1922 по 1968 год. К изданию «Москвы» и «Далекого» Зайцев приступает не случайно. Таким образом, он пытается создать целостный и яркий портрет эпохи в ее идейном брожении, в богатстве духовной жизни, подвести объективный итог собственному жизненному и творческому пути. В предисловии к «Далёкому» публицист говорит: «Это книга о разных людях, местах - по написанию она разного времени, но все о давнем... Большая часть книги - о России...»192 2.3. Образ автора и образ эпохи в мемуарных портретных очерках Мемуарные портретные очерки - это воспоминания о других и одновременно способ самоидентификации, цепь самооценок. Рассказывая в мемуарных очерках, на первый взгляд, о современниках, писатель рассказывает о себе. Очерки - эгоцентричны, в них - биография самого автора (что видел, с кем виделся). «Близким по жизненной связанности Бенуа мне никогда не был, но фигура его явилась в ранние мои годы и, то приближаюсь, то удаляясь, сопутствовала более полувека. Так что, говоря о нём, невольно говоришь нечто и о своей жизни», - признаётся Б.К. Зайцев в мемуарном очерке об А.Н. Бенуа193. Это авторское признание применимо и в отношении воспоминаний о других. Основная коммуникативная цель автора - через воссоздание обликов современников сохранить в коллективной памяти информацию о своей жизни, события которой и служат латентным предметом мемуарных портретных очерков. Очерки позволяют воскресить образы потерянной эпохи: мир ушедших вещей, забытых слов, исчезнувших явлений и представлений. Описания предметных реалий, природных явлений открыто субъективны, часто оценочны и отображают индивидуальные особенности личности автора, своеобразие его взгляда на мир, воплощают силу его памяти о прошлом. В мемуарных портретных очерках Б.К. Зайцева можно выделить три типа «героев»: современники автора; эпоха, которую он пытается восстановить, и сам писатель. В некоторых из очерков образ автора лишь просвечивает через ткань повествования (воспоминания об о. Василии, И.И. Тхоржевском, М.О. Цетлине), в большинстве же автор появляется в тексте открыто (воспоминания о К.Д. Бальмонте, А.Н. Бенуа, Н.А. Бердяеве, А. А. Блоке, С.С. Глаголе, В.И. Иванове, Б.Л. Пастернаке, М.И. Цветаевой, И.С. Шмелёве) Индивидуальный образ публициста определяется той ролью, которую он для себя избирает. Опираясь на классификацию авторских ролей, предложенную М.И. Стюфляевой, можно говорить о том, что Б.К. Зайцев в мемуарных очерках выступает, с одной стороны - «зеркалом героев», а с другой - предстает ~ ~ 203 «анализирующей и оценивающей инстанцией» . Размышляя о своих современниках, он находит новые формы и для самовыражения, пишет немало важного о себе, предлагает своё видение мира, дает сугубо индивидуальную оценку событиям прошлого и настоящего. События в очерках разворачиваются на фоне всеобщей обеспокоенности начала XX века, порождённой жестокими и кровавыми неурядицами. Поэтому Б.К. Зайцев, как ни стремится быть беспристрастным летописцем - нет-нет да срывается с тона, влекомый такими близкими сердцу воспоминаниями. Ведь всё это и его жизнь, это не чужие, а его друзья и близкие ликовали и бедствовали, наслаждались высшим счастьем духовного общения и конфликтовали. Будучи глубоко религиозным человеком в жизни, таким же Б.К. Зайцев предстаёт и на страницах воспоминаний: благожелательным, гуманным. Переживания и страдания, вызванные изгнанием, не озлобили его, а даже наоборот стали мощным толчком к религиозному подъему, усилили в нём чувство греха, ответственности за содеянное и ощущения неизбежности того, что свершилось. Именно отсюда возникает особая тональность письма, лирическая и исповедальная, характерная для всей публицистики автора. В описываемый предметный мир Б. К. Зайцев вводит самого себя, в этих описания авторское «Я» присутствует «силой своего самопроникновения», в них есть «свет, освещающий и видящий самого себя»194 195. Это своего рода средство самохарактеристики. За оценками действий героев очерков, исторических ситуаций, предметов стоит образ самого публициста. Самопрезентация в мемуарных портретных очерках предполагает наличие нескольких взаимосвязанных аспектов самопознания. Б.К. Зайцев обращается к различным структурным компонентам своей личности (ценностям, идеалам, интересам, эмоциям) во временной перспективе и соответственно в динамике. Особенно важны при этом самооценки автора: «...Мы с женой были вроде студентов перед этим изощрённым, многознающим Александром Бенуа. .мы почтительно слушали. И особенно чувствовали себя учениками, детьми дальней Московии» . Образ повествователя, идентичный образу биографического автора - не просто одна из речевых масок автора, а непосредственное самовыражение его как определённой личности, обладающей конкретной биографией. По мнению Л.Я. Гинзбург, «автор произведений мемуарного и автобиографического жанра всегда является своего рода положительным героем» . Такая авторская позиция определяет авторитетность его оценок в тексте, делает их точкой отсчёта в системе определений и характеристик. Своеобразной «презумпцией правоты» пользуется в мемуарных очерках и Б.К. Зайцев. Свои оценки и суждения он считает единственно справедливыми. «Если быть вполне искренним, то в делах своего ремесла (или искусства?) и я слушал Сергеича не очень внимательно, как славного дядюшку, но не как мэтра. Для мэтра был он слишком поверхностен, слишком между прочим в нашем занятии, которому или всего себя надо отдать, или уж за него и не браться», - вспоминает Б.К. Зайцев С.С. Глаголя196 197 198 199. «Для людей очень «современных» Айхенвальд должен казаться старомодным. Для людей спорта и фокстрота он неинтересен», - отзывается об Ю.И. Айхенвальде . Авторские интенции определяют характер повествования, наличие лакун в изложении основных фактов и событий, как из жизни героев очерков, так и из жизни самого автора. Однако образ автора в мемуарных очерках раскрывается не только прямо, через рассуждения и оценки, но и косвенно: через особенности художественной структуры нарратива: в отборе и компоновке фактов, событий, явлений былого, которые включаются в мемуарные портретные очерки. Вспоминается только то, что хочется вспомнить. Главным героем многих эпизодов из жизни героев очерков становится сам Б.К. Зайцев, его близкие. Вот он везёт по московскому снегу на салазках дрова для М.И. Цветаевой, за «тарелкой супа с варёной говядиной» читает К.Д. Бальмонту вслух Верхарна, принимает у себя в гостях В.И. Иванова с супругой, едет с И.А. Буниным в Петербург, обедает с П.М. Ярцевым в его любимом трактире Егорова в Охотном ряду... С не меньшим количеством бытовых деталей и подробностей вспоминает свою первую встречу с Б. Л. Пастернаком: «Мы встретились у меня, в огромной моей комнате, где жил я с женой и дочерью, подтапливая печку посреди комнаты, сложенную каменщиком, с железной трубой через всё помещение. Не был я ни редактором, ни издателем, ни каким-нибудь другом правительства. Жил более чем небогато. Так что практического значения в том, что он принес мне рукопись, не было для него никакого. Я даже не мог угостить его порядочным завтраком или обедом - быт революционных эпох беден»200. Однако будучи истинным ценителем подлинно русской литературы, талант Б. Л. Пастернака Б.К. Зайцев признаёт сразу же: «...написано человеческим, а не заумным языком, но очень по-своему. То есть - ни на кого не похоже и потому ново. Ново потому, что талантливо. Талант именно и выражает неповторимую личность, нечто органическое, созданное Господом Богом, а не навязанное никаким направлением литературным»201. Детально воссоздавая в мемуарных портретных очерках жизни героев и свою собственную, вводя в текст воспоминаний письма героев, публицист пытается сделать максимально овеществлённой память о России, которой де-юро и де-факто уже нет. Она продолжает существовать лишь в письмах, воспоминаниях, мемуарах эмигрантов. Для Б.К. Зайцева все эти бытовые эпизоды, письма - часть не только его личной жизни, но и истории его страны. Таким образом он с каждым новым эпизодом, с каждой вспоминаемой деталью укрепляет связь с Родиной, параллельно рассказывая о себе и о других. Подведём предварительные итоги. Для мемуарных портретных очерков Б.К. Зайцева характерно разделение, «расслоение» авторского «Я» на «Я»-описывающий субъект и «Я»-объект описания. Это происходит в результате самообъективации образа автора: с одной стороны Зайцев выступает как активно действующий - мыслящий, вспоминающий, создающий очерки - субъект, с другой стороны, он является и одним из объектов описания. «Основной мотив человеческой жизни - её расширение, восполнение себя своими же частями, родными тебе, находящимися в других Я должен преодолеть рамки моего существа, выйти из того существа, которое мне известно как «Я» или другому - как «Он», - заметил М.К. Мамардашвили202 203 204. Для Б.К. Зайцева в мемуарных портретных очерках эти связи с другими, расширяющие мир личности, особенно существенны. Б.К. Зайцев смотрит на героев своих очерков, но в то же время их глазами он смотрит на себя. «Не я смотрю изнутри своими глазами на мир. А я смотрю на себя глазами мира, чужими глазами .», - пишет М.М. Бахтин . Смотрит внутрь самого себя Зайцев достаточно деликатно и осторожно. И.В. Рябинина справедливо отмечает, что писатель в своих мемуарных очерках «мудро избегает искушения самовыражения, все дары своего таланта отдаёт 213 правде, как он её понимает» . Не менее значимым, чем образ автора, в мемуарных очерках Б.К. Зайцева является образ эпохи. Мемуарист стремится преодолеть власть времени, сделать его обратимым, остановить отдельные мгновения силой и энергией воспоминаний, создать развёрнутую картину прошлого. Образы героев и самого автора раскрываются на фоне образа эпохи, повлиявшей на биографии, как Б.К. Зайцева, так и его современников. Все они начинали жить и творить в «привольное» довоенное время, время рассвета русской культуры («Какой интерес к литературе! Сколько молодых дарований... Сколько споров, волнений, чтений, удач и неудач, изящных женских лиц, зимних санок, блеска ресторанов, поздних возвращений.» ). Затем на их долю выпали бурные революционные годы («Москва тогда кипела. Большевики, меньшевики, эсеры, анархисты, имажинисты, футуристы, просто какие-то бандиты - всё варилось всё вместе. Было трагическое, было историческое, было и гнусное. И шутовское»205 206). Образы России мирной, довоенной и России революционной - образы антагонисты в мемуарных портретных очерках Б.К. Зайцева. Точный собирательный образ московского околобогемного люда публицист создаёт в воспоминаниях о Б.Л. Пастернаке: «В Москве существовали как бы две струи литературные: наша - Союз писателей, с академическим оттенком и без скандалов, и футуристическо-имажинистская - со скандалами. Мы находились в сдержанной, но оппозиции правительству, они лобызались с ним, в самых низменных его этажах: в кругах Чеки (политическая полиция). Это было самое разудалое и полоумное время революции, когда разрушали церкви, а на площадях ставили наскоро слепленных из плохого гипса Марксов и Энгельсов - одна такая пара просто растрескалась в Москве от мороза, а потом растеклась под дождем, как снежная кукла от весенних лучей»207. Вспоминая один из вечеров, посвященных К.Д. Бальмонту, Б.К. Зайцев вновь всего в нескольких фразах создает яркие образы завсегдатаев Литературного кружка, литературный бэкграунд эпохи: «В зале было два слоя: молодые и старые («обыватели», как мы их называли). Молодые сочувствовали, зубные врачи, пожилые дамы и учителя гимназий не одобряли. Но ничего бурного не произошло. «Мы», литературная богема того времени, аплодировали, противники шипели. Молодая дама с лицом лисички, стройная и высокая, с красавицей своей подругой яростно одобряли, я, конечно, тоже. Юноша с коком на лбу, спускавшимся до бровей, вскочил на эстраду и крикнул оттуда нечто за Уайльда» . Олицетворением эпохи для Б.К. Зайцева становится Арбат. Его образ возникает во многих очерках. Улица - знаковая для русской интеллигенции, место «Москвы дворянско-литературно-художественной» . На Арбате и в его многочисленных переулках в разное время жили сам Б.К. Зайцев, А. Белый, Н.А. Бердяев, А. А. Блок, М.О. Гершензон. Арбат - знаковый элемент в концепции памяти о Родине не только Б.К. Зайцева, но и ряда других представителей Серебряного века русской культуры. А. Белый в мемуарах посвящает улице, на которой прожил с рождения до 1906 года целую главу . Образ Арбата присутствует в стихах А.А. Ахматовой («И снова осень валит Тамерланом, В арбатских переулках тишина.. ,»208 209 210 211). Воссоздавая в мемуарных портретных очерках атмосферу, царившую в России на рубеже XIX-XX веков, Б.К. Зайцев выступает в роли историка, чей взгляд на литературный процесс и другие общественно-исторические события, быть может, не бесспорен, но всегда интересен и концептуален.