Христианство строилось в России на существовавшем прежде язычестве, которым, по мнению историков, христианство и оказалось окрашено12. В разгар XIX века фольклористика и этнография обнаруживают повсюду дохристианские мифы и обряды, вполне живые, и писатели поспешили применить их в своих собственных целях. Наиболее важным представляется миф о Матери-Земле. Ее обычное имя — Мать Сыра Земля, то есть земля, оплодотворенная дождем и способная стать матерью.14 Это женское божество — Деметра или Гея, Мать без лица и формы, не девственная, а плодоносная, «черная», «сырая», «утробная». Смерть — простое возвращение к Матери-Земле и растворение личности. Осознание личности в язычестве, как и в русском христианстве, появляется поздно15. Это и было, по утверждению Федотова, самым древним источником русского коллективизма. Земля учит доброте и верности. Красота заключена в пейзаже, в окружающей природе, скорее царствующей, нежели покоренной или созерцаемой, гораздо реже красота заключена в человеческом лице и теле.16 Федотов связывает культ Матери-Земли с культом большой семьи, рода; человек, пришедший в мир для краткого существования, возвращается в лоно Матери-Земли, которая представляет собой подавляющую весомость и вечную продолжительность рода. Легко заметить некоторые ассоциации с этим первоначальным божеством. «Духовные стихи» представляют Землю как человеческое тело17. Камни — это стан, корни — кости, деревья — вены, травы — волосы. Земля любит своих детей и одаривает их по собственной воле. Во времена татар она плачет перед Богородицей и в день Куликовской битвы оплакивает своих детей: и русских, и татар. Один факт прикосновения к ней дает силы и жизнь. Богатыри, падая на землю, набирались сил. В народнической мифологии XIX века народ унаследовал эту способность. Этот миф чудесным образом всплыл на последней странице «Истории ВКП(б)»: «Я думаю, — пишет Сталин, — что большевики напоминают древнегреческого героя Антея. Так же, как Антей, они сильны потому, что связаны со своею матерью, то есть с массами, которые их породили, вскормили и воспитали. И пока они будут привязаны к своей матери, к своему народу, у них у всех есть все шансы быть непобедимыми».18 Этой материнской картиной заканчивается книга. Ассоциация с кормящей матерью осложняется двойственностью и привычным чувством вины. Эриксон19 предполагает, что переход от кочевого к оседлому образу жизни, связанный с присвоением земельных участков, с их переделом, их распашкой соответствующими сельскохозяйственными орудиями, с порабощением земли, которая вынуждена производить, — мог мистически ассоциироваться с тем первородным грехом, который в жизни личности состоит в осознании желания прину- дить или удержать мать органами, позволяющими кусать и хватать. Действительно, земле можно причинить боль. Легенда гласит: «Когда люди стали обрабатывать Землю плугом, она была живой и громко кричала от боли, а пропаханные борозды наполнялись кровью. Тогда появился Бог и сказал ей: «Не плачь, и не давай течь своей крови; ты будешь питать людей, но ты тоже их всех поглотишь». Тогда Земляутешилась»-1. В древних покаянных книгах считалось за грех зрелым мужчинам и подросткам, если они ложились ничком на землю с целью предаться греху рукоблудия. В этой ситуации предусматривалось двенадцатидневное наказание с шестьюдесятью земными поклонами ежедневно, такое наказание предусматривалось и за оскорбление родителей. Одна из таких книг XV века предписывает: «Если кто-то оскорбил своего отца или мать, или ударил их, или лег на землю ничком, чтобы развлечься как будто с женщиной, тому положено пятнадцатидневное покаяние»22. Оскорбляют Землю также и «матерными» ругательствами. Этими ругательствами, говорит старый сборник проповедей, бранят Богоматерь, затем мать, дорогую каждому человеку, наконец, ту мать, от которой мы питаемся, одеваемся, получаем бесчисленные блага по божьему порядку и к которой мы возвращаемся после смерти. Существует молитва, обращенная к земле: «О Мать Сыра Земля, прости, прости меня». Во Владимирской губернии она использовалась перед неизбежной исповедью: «Я прошу тебя, Мать Сыра Земля, моя кормилица, молю тебя, бедный убогий грешник, простить меня за то, что топчу тебя ногами, бросаю руками, смотрю на тебя газами, плюю на тебя ртом моим»2:>. Этот обряд встречается у беспоповцев, а в Сибири даже у православных, как следствие нехватки священников. В этих двух случаях посредник отсутствует, что позволяет установить более непосредственную, более тесную связь с Землей-Матушкой. Мать Сыра Земля вошла в литературу XIX века в веренице образов: пропитание, прощение, единение, которое и есть смерть24. Достоевский продолжил этот миф, придав ему политическое толкование, о котором мы еще будем говорить. Сейчас же вспомним сцену, когда Раскольников, только что обменявшись с Соней крестами, исповедуется Земле: «Он вдруг вспомнил слова Сони: «Поди на перекресток, поклонись народу, поцелуй землю. потому что ты и пред ней согрешил, и скажи всему миру вслух: «Я убийца!» Он вссьЗТГдрожалГприпбмнПвэто. И до того его задавила уже безвыходная тоска и тревога всего этого времени, но особенно последних часов, что он так и ринулся в возможность этого цельного, нового, полного ощущения. Каким-то припадком оно к нему вдруг подступило [...] Все разом в нем размягчилось, и хлынули слезы. Как стоял, так и упал он на землю... Он стал на колени среди площади, поклонился до земли и поцеловал эту грязную землю с наслаждением и счастием»*-\ Здесь объединено все: понятия Земля, народ и человечество («всему миру», говорится в тексте); впервые в романе хлынули слезы детства; наконец, прощение. *алержавшееся поюму. что признание в последний мо мент было отложено. Ничто в романе не раскрывает так хорошо отождествление Земли с плотской Матерью Раскольникова, как это возвращение, в итоге прерванное. Убийством двух женщин (процентщицы и ее невинной сестры, матери злой и матери доброй), он символически убил именно свою мать. Но как раз Соня, жена, а не мать, станет орудием прощения и спасения. «Все эти отклики и разговоры сдержали Раскольникова, и слова «я убил», может быть готовившиеся слететь у него с языка, замерли в нем... Одно видение мелькнуло перед ним дорогой, но он не удивился ему; он уже предчувствовал, что так и должно быть. В то время, когда он, на Сенной, поклонился до земли в другой раз, оборотившись влево, шагах в пятидесяти от себя он увидел Соню... Раскольников почувствовал и понял в эту минуту, раз навсегда, что Соня теперь с ним навеки и пойдет за ним хоть на край света, куда бы ему ни вышла судьба». Теперь он может исповедаться перед судебным следователем. Этот исконный образ просочился в русское христианство. На то, что чувства, связанные со смертью, всегда переплетались с желанием вернуться в материнское лоно, в первоисточниках, конечно не указывается и тем более не объясняется. То, что действительно отразилось в текстах, так это древняя ассоциация Сырой Земли с Богородицей, через посредство женских божеств плодородия Рожаниц. Предостережения от этой кощунственной подмены достаточно распространены в источниках киевского периода. От этого осталось теперь, как постоянная черта русской и вообще восточной мариологии, настойчивое обращение к Материнству в ущерб другому атрибуту — Девственности. Наиболее широко распространенное имя Марии — Богородица, буквальный перевод Theotokos, и внутри этого сложного слова ударение делается на Tokos. Она Мать Христа и вообще Мировая Магь, защитница и заступница, а в фольклоре еще и источник жизни и дарительница жизни. Догмат о девственном материнстве не носил в России абстрактно-теологического характера, но обращался непосредственно к сердцу, переполненному чувствами.26 Марья Тимофеевна, «Хромоножка» из «Бесов», невинная и провидящая, которая и есть образ России, познала это чудо: «А тем временем и шепни мне, из церкви выходя, одна паша старииа: «Богородица что есть, как мнишь?» — «Великая мать, отвечаю, упование рода человеческого». — «Так, говорит, богородица — великая мать сыра земля есть, и великая в том для человека заключается радость. И всякая тоска земная и всякая слеза земная —радость нам есть; а как напоишь слезами своими под собой землю на пол-аршина в глубину, то тотчас же о все.и и возрадуешься. И никакой, никакой, говорит, горести твоей больше не ov- дет, таково, говорит, есть пророчество» Запало мне тогда ww слово. Стала я с тех пор на молитве, творя земной поклон, каждый раз землю целовать, сама целую и плачу».21