Личность автора мемуаров интересна во всём многообразии её проявлений. С точки зрения структуры произведения мемуарист предстаёт перед читателем в двух ипостасях: как объект изображения, один из героев воспоминаний и - одновременно - как субъект высказывания, предлагающий читателю смотреть на происходящее его глазами. При этом субъективация повествования не подрывает достоверности, правдивости воспоминаний. Мемуары - всегда демонстрация авторского самосознания и авторского самотворения. Центральная категория любого мемуарного текста - авторское «Я». Устойчивое представление мемуариста о самом себе, о своём физическом, психологическом, интеллектуальном, эмоциональном состоянии, о своих взаимоотношениях с героями, о своём месте в мире и в тексте воспоминаний. Степень стремления автора к самовыражению, к самопознанию, к самоосознанию - ключевой жанрообразующий признак мемуаристики. Любое отступление от этого принципа, отклонение в ту или иную сторону ведёт к размыванию жанровых границ, к смыканию мемуаров с другими художественнопублицистическими жанрами, к переходу в иные литературные формы. Величина авторского «Я» - своего рода индикатор мемуарности произведения. На этапе прамемуаристики личное и общенародное сливались воедино. Впоследствии право на историческую память, считавшееся поначалу привилегией избранных лиц, стало осознаваться как всеобщее право, как право каждого человека. Таким образом, в истории развития отечественной мемуаристики величина авторского «Я» эволюционировала от исторического объективизма к тому, что фигура повествователя стала действующим лицом. В зависимости от степени вовлечённости автора в описываемые события в мемуаристике можно выделить следующие формы выражения авторского «Я»: автор-наблюдатель, автор-активный участник событий и автор-активный 77 комментатор происходящего . Представая в мемуарном тексте в роли наблюдателя, автор повествует о ситуациях, явлениях, событиях, которые он непосредственно видел, но не участвовал в них сам. На первый план в произведениях подобного рода выходит образ героя. Мемуарист старается остаться «за кадром», но не исчезает вовсе. Всматриваясь в прошлое, он только ретранслирует вереницу деталей, лиц, которые самостоятельно выступают на свет сквозь ограниченность и субъективность человеческой памяти. «Пишу я эти строки с одним только желанием: сказать о Бунине правду, ту, которую я видел и знал, не добавляя ничего от себя, не позволяя себе оценки, Эти категории выделяет Л.Е. Кройчик в своей работе «Современный газетный фельетон», Воронеж, 1976. - 230 с. положительной или отрицательной. Ничьи возражения, никакие домыслы не убедят меня, что правда могла иногда оказаться и другой», - пишет Г.В. Адамович . Автор-активный комментатор происходящего воспроизводит те эпизоды, которые он лично не наблюдал или наблюдал частично. Отправной точкой для авторских размышлений становятся не собственные воспоминания, а свидетельства очевидцев. Степень достоверности таких мемуаров снижена, но значимость или экстраординарность происходящего столь велика, что они имеют право на место в общественной памяти. Автор-активный комментатор, избирая такую стратегию повествования, усиливает сюжетную составляющую. Автор-активный участник событий предельно актуализирует своё отношение к описываемому. Стремясь беспристрастно воспроизвести события, о которых идёт речь, демонстративно подчёркивает право на свою точку зрения («Я так вижу»). Естественным образом на первый план в таких текстах выдвигается не только реальный биографический субъект высказывания, но и некий образ автора, вбирающий в себя как индивидуально-неповторимые черты конкретной личности, так и признаки некоего концентрированного автора, то есть некоего носителя взглядов, выражением которых является всё произведение (по мысли Б.О. Кормана) . Позиция «я в истории» достаточно чётко выражена в мемуарах З.А. Шаховской: «Окружающий мир менялся на глазах - я была тому свидетелем... Память сберегла картины и звуки, отражение которых отныне может явиться лишь с моей помощью. Но к памяти примешивается воображение, ведь она живописец, а не фотограф, и без воображения одинаково невозможно ни творить, ни вспоминать. Память не объективна, подвластна всему, что ее питает: мозгу, 75 76 зрению и слуху, может быть, душе. Итак, мне нечего предложить людям, кроме 80 собственного моего сегодняшнего взгляда на мир...» Границы между формами выражения авторского «Я» нередко подвижны, переменчивы, размыты. Л.К. Чуковская в своих воспоминаниях «Памяти детства» выступает и как активный участник событий, и как комментатор. Она признаётся: «Я помню себя - обрывочно - с 1910 года, то есть с трёхлетнего возраста; что может помнить ребёнок от трёх до десяти? Немногое; не по порядку; неясно. Разбуженная, моя память оказывается на удивление инфантильной»81. Поэтому, вспоминая своего отца, писателя К.И. Чуковского, мемуаристка не только описывает их куоккальские игры и то, как отец вместе с ними «весело скакал на одной ноге, строил из песка крепости, швырял камни - кто дальше?» , но и даёт слово самому писателю, приводя записи из его дневника: «С тех пор как я познакомился с этими детьми. для меня как-то затуманились все взрослые. Странно, что отдыхать я могу только в среде детей» . Важный публицистический ресурс мемуаров - диалогичность. Любое мемуарное произведение можно представить в виде нескольких диалогических срезов. Автор беседует с персонажами, о которых пишет, с самим собой, с аудиторией. Гипотетический собеседник присутствует в воспоминаниях всегда. Но главный диалог мемуариста - со Временем. С Вечностью. Такова особенность любого творческого процесса. У каждой эпохи свои глаза, свой слух, своя система переживаний. Мемуарист оставляет потомкам текст как повод для временных и вневременных со-размышлений. Текст мемуаров неизменен - меняется аудитория, их воспринимающая. Первый срез мемуарного произведения - информационный («Вот как это было»), второй аналитический («Почему всё происходило именно так»), третий - метафизический («А что именно за таким воспоминанием стоит»). Время - господствующий образ всех воспоминаний. Только в одних текстах он проступает явно и открыто: обращение к условному или номинальному адресату, к современникам — в путевых заметках. А в других текстах следует говорить о внутреннем диалоге, который автор ведёт с самим собой — в дневниках, исповедях, со своим прошлым и своими героями — в собственно воспоминаниях, мемуарах, мемуарных портретных очерках. В.С. Голубцов выделяет следующие, наиболее типичные формы мемуаристики: дневники, записки, записные книжки, воспоминания очевидцев об отдельных событиях, о людях, об эпохе в целом, воспоминания-анкеты, воспоминания-некрологи, воспоминания, написанные по устным рассказам очевидцев и участников исторических событий, коллективные (комплексные) тематические воспоминания, биографии, автобиографии, жизнеописания, воспоминания, созданные в соавторстве участников исторических событий с писателями, наконец, собственно мемуары - значительные произведения, охватывающие, как правило, большой период времени, важные исторические события77. Столь подробная классификация позволяет говорить о разнообразии форм диалога мемуариста с аудиторией, поскольку у каждого жанра свои возможности организации эффективного воздействия на аудиторию. Наибольшими возможностями такого воздействия обладают путевые записки, дневники, исповеди, автобиографии, воспоминания, мемуарные портретные очерки. Степень активности автора определяет всю шкалу разновидностей мемуарного жанра, начиная с исповеди, автобиографии, дневника и заканчивая собственно мемуарами и воспоминаниями. На основании временных отношений можно выделить две группы форм мемуарного жанра. В дневниках, путевых записках - время синхронное. В воспоминаниях, мемуарных портретах - время ретроспективное. Читая мемуары и дневники, аудитория воспринимает, усваивает, осознаёт не просто факты или события, имевшие место быть, но и постигает связи, установленные между ними автором. В.В. Учёнова и С. А. Шомова выделяют такой вид текстов как автобиографические записки. Исследователи считают, что автобиографические записки примыкают к мемуарной литературе. «В отличие от классических мемуаров подобные тексты при их создании не предполагают публикацию, - пишут авторы, - и вследствие этого не претендуют на жёсткий литературный канон. Подобно авторам бытовых писем, создатели таких произведений следуют по преимуществу непосредственным движениям души, хотя и выражают свои мысли и чувства в эпистолярных формах, присущих тому или иному времени, той или иной национальной традиции» . Что принципиально важно в подобного рода текстах? Исследователи обращают внимание на то, что автобиографические записки «излучают ауру подлинности непридуманности описываемых событий»78 79. Отмечено важное свойство всей автобиографической литературы: автор таких текстов выступает прежде всего как личность, подтверждающая достоверность происходящего, хотя масштабы этой достоверности ограничены уровнем его восприятия реальности, особенностями его индивидуально неповторимого взгляда на окружающий мир, его пережитым опытом, его образованием и т.д. В своей совокупности такого рода записки создают подлинную энциклопедию жизни частного человека. Что само по себе интересно: формально бытовые тексты приобретают черты бытийности - сквозь ткань повседневности проступает силуэт вечности. К слову сказать, такой же силой исторического обобщения обладают и так называемые житейские дневники, не предназначенные для чужих глаз и носящие интроспективно-исповедальный характер. Среди авторов Русского зарубежья воспоминания в форме дневников оставили З.Н. Гиппиус «Петербургский дневник», «Варшавский дневник»; Б.К. Зайцев «Дневник писателя», «Дни»; Г.Н. Кузнецова «Грасский дневник»; А.М. Ремизов «Взвихрённая Русь» и другие. Тексты дневникового характера можно разделить на фактографические (описывающие преимущественно внешние события), интроспективные (воспроизводящие исключительно внутренние переживания автора) и интроспективно-фактографические (внешние события сращиваются с авторскими комментариями, ассоциациями, аллюзиями). «Дневник писателя, как я его понимаю, - отмечал М.М. Пришвин, - начинается мерой вещей по себе и движется по пути к закону. Давным давно пишу я свои дневники, меряя в них всё по себе. Когда потом через год, через два, через десять перелистываю пожелтевшие страницы, вдруг открывается в них «закон», и тогда, отодвинув «своё» в сторону и в то же время, ощутив его 87 давление, я пишу, отдаваясь «закону» . Л.Я. Гинзбург справедливо пишет, что дневники - отражение «ещё не предрешённого процесса жизни с ещё неизвестной развязкой» . Хронотоп дневника прост: реально текущее время в реально фиксируемом пространстве. Время написания не отстоит от времени события. «Дневник - само течение жизни», - заметила как-то З.Н. Гиппиус80 81 82. Отрывочные наблюдения за жизненным потоком и собой в единое целое скрепляются на основе авторской целевой установки. Она оказывает влияние на отбор фактов, стиль и манеру изложения записей. Разумеется, у каждого автора своя целевая установка. Кто-то берётся за написание мемуаров исключительно для себя, кто-то таким образом стремится посвятить в пережитое лишь младшее поколение семьи, а кто-то изначально ориентируется на их дальнейшую публикацию для широкой читательской аудитории. Итак, что такое мемуары - с одной стороны, документ эпохи: любой мемуарный текст отражает взгляд конкретного субъекта истории на происходящее и вводит читателя в более или менее достоверный мир той реальности, о которой пишет мемуарист. С другой стороны - мемуары - это имиджевый текст, дающий представление о личности пишущего, в значительной степени документально отражающего внутренний мир себя самого. Но ведь человек - это тоже своеобразный документ эпохи, в которую он живет.