3.4. Аксиологическая и эмоциональная эволюция русской литературной сказки

Необходимо подчеркнуть, что читателем литературных сказок является ребенок, у которого низкий уровень эмоциональной компетентности, соответственно, в текстах литературной сказки присутствует большое количество лингвистических средств, которые не только репрезентируют категорию эмотивности в литературной сказке, но и объясняют причины возникновения и условия протекания эмоциональных состояний героев.

Мы рассмотрели различные классификации эмоций в психологии, для

наших целей наиболее подходящей считаем классификацию С. Л.

Рубинштейна, который отмечает: «То, что радует человека, что его

интересует, повергает в уныние, волнует, что представляется ему смешным,

164

более всего характеризует его сущность, его характер, индивидуальность» [Рубинштейн Т. II 1989: 147]. Следовательно, все перечисленное

исследователем может считаться отражением человеческой личности, и мы берем это за основу отражения личности персонажей (и автора) в тексте литературной сказки, ввиду антропологизма любого литературного произведения. В связи со специфическим кругом читателей (дети) литературных сказок мы считаем, что лексика, означающая эмоции, непосредственно влияет на отношение ребенка к происходящему в книге, следовательно, влияет и на становление личности читающего, так как у детей еще нет четкого различения жизни и вымысла.

Итак, из чего исходил Л. С. Рубинштейн при создании своей классификации? Основная функция эмоций заключается в том, что «в эмоциональных процессах устанавливается связь, взаимоотношение между ходом событий, совершающимся в соответствии или в разрез с потребностями индивида, ходом его деятельности, направленной на удовлетворение этих потребностей, — с одной стороны, и течением внутренних органических процессов, захватывающих основные витальные функции, от которых зависит жизнь организма в, целом, — с другой; в результате индивид «настраивается» для соответствующего действия или противодействия» [Рубинштейн 2002: 514]. Таким образом, во главу угла ставится взаимодействие или противодействие протекающих процессов потребностям индивида.

C. Л. Рубинштейн выделял следующие три класса в зависимости от потребностей индивида: «органическую (аффективно-эмоциональную)

чувствительность, предметные чувства и обобщенные мировоззренческие чувства». К первым относятся элементарные удовольствия и неудовольствия, которые главным образом связаны с удовлетворением биологических потребностей. Вторые связаны с обладанием определенными предметами и занятиями отдельными видами деятельности. Третьи отражают связь с моралью и отношениями человека к миру, людям, социальным событиям, нравственным категориям и ценностям.

Вслед за С. Л. Рубинштейном мы разделили лексику, означающую эмоции, на подобные три класса. Важно заметить, что при данном подходе невозможно рассматривать лексему без контекста для отнесения её к тому или иному классу.

В связи с тем, что лексем, означающих эмоции, в нашем материале огромное множество, а многие из них встречаются достаточно редко, то для выявления закономерностей употребления тех или иных единиц, мы посчитали нужным изучение лишь наиболее часто употребляемых в текстах различных эпох лексем: радость, жалость, любовь, удивление, страх (и их частеречные варианты).

В первый класс мы включили лексику, отражающую примитивные эмоции. Этот класс наиболее близок к процессам, наблюдаемым у животных.

Сердце мое не знает страха, и не дрожало оно в минуты смертной опасности. (Дикий бог. Сологуб)

Во второй класс входит лексика, связанная с эмоциями, сопровождающими человеческую деятельность, труд, совместные действия по достижению благ, удовольствие от обладания благами, даже положительное отношение к другому человеку, если он воспринимается как средство или инструмент. Это так называемый «предметный» класс.

Бесенята дождика не любят, потому что они и не пьют. (Ремизов. Посолонь)

В третий класс включены лексемы, связанные с миром абстрактных

идей, часто генерируемых высшей мыслительной деятельностью и бытием

человека в поле культуры. Отличительной чертой данного класса можно

считать неочевидную практическую или биологическую необходимость

задействованных процессов для биологического существования или

материального обогащения человека, проще говоря, некоторую избыточность

данного класса. Здесь мы можем встретить различные абстрактные понятия. В

166

данный класс включено, например, положительное отношение к другому человеку, если в нем заключается цель, то есть любовь к ближнему не для удовлетворения собственных потребностей, но любовь к человеку только потому, что он человек. В данном случае можно привести слова И. Канта: «поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству в своём лице и в лице всякого другого так же, как к цели, и никогда не относился бы к нему только как к средству» [Кант 1965: 260]. Это так называемый «высший» класс.

И из старцев многие, любящие своих детей более, чем бы надлежало любить бога, присоединились к нему, — и постройка чертога для того, чтобы бог жил в нем и не пожирал по воле юношей и дев, а довольствовался тем, что ему дадут люди, — эта нечестивая постройка была решена. (Дикий бог. Сологуб)

Данная классификация представляет собой своего роду пирамиду (подобную пирамиде потребностей). Класс более высокого порядка не отменяет существования классов более низкого. В той или иной ситуации человеческое Я соотносится с разными пластами собственного развития, если они выработались. Истинно человеческим мы можем считать высший класс именно из-за его неочевидной необходимости, исключительности, ведь определить что-либо мы можем, сказав, чем оно не является, а человечность не является животностью. Коротко говоря, первый класс и некоторые зачатки второго мы можем наблюдать и у животных, а третий класс является исключительным, неповторяемым более нигде, кроме поля человеческого бытия. Следовательно, на наш взгляд, важно, чтобы сказка культивировала именно этот класс.

Учитывая все три рассматриваемых класса, нами выявлены следующие эмотивно-оценочные периоды литературной сказки: