Снова о криминологии и девиантологии

Ну, во-первых, именно пассионарные токи - меня наука, теория всегда интересовали больше практики.

Во-вторых, насчет «очень хлебной работы». Не было ее у меня! Я никогда не умел зарабатывать деньги, я стеснялся брать деньги, даже честно заработанные. У меня был крайне низкий заработок адвоката, строго по «таксе» (3 руб. за совет, 5

руб. за заявление, 25 руб. за уголовное дело и т.п.). Не буду ханжой и лицемером: конечно, мне иногда оставляли на столе 5-10 рублей; это не опечатка. Я дважды получил сверх таксы (я думаю, за давностью я не подлежу сейчас за это чистосердечное признание уголовной ответственности) огромную для меня сумму 50 рублей (не опечатка): первый раз - за спасение от смертной казни за убийство, которая была заменена 10 годами лишения свободы, и второй раз - за оставление на свободе, замена реального лишения свободы условным, лица, обвинявшегося в крупном хищении.

Мне не кажется исчерпывающим объяснение начала твоих поисков в области девиантного поведения тем, что в 1960-е годы ты прочел ряд статей и книг.

В 1926 г. Михаил Николаевич Гернет (1874-1953) писал: не надо искать тысячи причин преступности. Есть всего лишь одна причина - «весь социально-экономический строй». Прав был Гернет? Да, конечно. И - конечно, нет. Ибо «весь социально-экономический строй» порождает все социальные феномены, а не только преступность и даже не только девиантность в целом.

Вот так же и с моим приходом к девиантологии. Есть одна общая причина - «Я», точнее, «девиантность во мне» или «я - девиант». Мне с детства были противны серость, одинаковость, «мещанство», «филистерство» и т.д., и т.п., и проч. Я ведь до переводных социологий читал киников, Ницше и др. Ведь с детства «Я отрицаю все, и в этом суть моя». Кстати, конечно же, не только специальная литература - философская, социологическая, криминологическая - «воспитывала» меня, но и художественная, а следовательно, и Гете, и Фейхтвангер, и Хемингуэй, и несть им числа. Еще одно «кстати»: в числе моих наипервейших «научных» работ (рукописей) был не только «Критический диалектический и исторический материализм», но и «Об уничтожении семьи, частной собственности и государства» - разумеется, как реакция на энгельсовское «О происхождении.». Девиантное, анархистское, ницшеанское, отрицающее всегда бродило во мне. Почему? Тайна сия велика есть.

Ты, конечно, хитрец большой, хочешь, чтобы я открыл секрет творчества. Поступай ко мне в аспиранты, я ищу такого, по позитивным девиациям.

Я, атеист, который под влиянием агрессивности нашей РПЦ скоро станет «воинствующим безбожником», и не верю в божественное откровение. Но то, что творчество человеческое содержит какой-то инсайт, «откровение», «озарение», - ясно.

Еще одно «кстати»: может я потому («дьявольскому», мефистофельскому, сидящему во мне) и уголовщину как профессию выбрал, а не какую-нибудь почтенную филологию.

Немного яснее, но что к чему достраивалось?

Исторически, по времени я не столько криминологию достраивал до девиантологии, сколько криминологию вписывал в де- виантологию. Мои первые статьи по девиантности появились в 1969-1971 гг., но думал об этом я несколько раньше. Монография под докторскую по криминологии была написана в 1983, издавать ТАКОЕ до перестройки никто бы не стал, и я ее депонировал в ИНИОНе в январе 1984 г. Здесь я в наиболее сформировавшемся, диссертабельном виде обосновывал преступность как вид девиантности, а, следовательно, криминологию как элемент социологии девиантности. Опять же все это связано с моей изначально общей философской позицией - от общего к частному. Кроме того, замечу, в ЛГУ я не был испорчен университетской криминологией. Мы ее, как буржуазную лженауку, не изучали. Я - профессор криминологии без криминологического образования.