Нормальный кризис или нечто большее?

Учитывая не столько симптомы, сколько переломность нынешнего этапа эволюции человечества, более точно будет говорить не о «нормальном» (очередном, циклическом) или системном, но о глобальном кризисе, а в нашей терминологии — кризисе глобальной общности человечества.

искусственного аналога[155]* и даже — становлением Нового Хомо Сапиенс. Речь идет о выходе, возможно, к Антропологической границе, как следствии антропологической динамики, отличной от прежних социально-исторических изменений, динамики, преобладающей над социальными и культурными сдвигами (С. Хоружий)[156]*.

Разрешение такого — антропологического — мега-кризиса возможно по ряду сценариев, один из которых, намеченный В. И. Вернадским (концепция ноосферы, «заменяющей» биосферу), кажется ныне чересчур оптимистичным и даже узкорационалистическим, как это отмечает Н. Н. Моисеев (оставаясь, правда, на позициях рационального общества). Сценарий катастрофический, хотя и отдаленный во времени, вполне возможен практически; вариант стагнации или выживания, основанный на адаптации человечества к изменяющимся условиям, ныне преобладает, что означает, соответственно, скорее приспособление к прежним признакам глобальной общности, нежели стимулирование сдвигов в ее параметрах. Поэтому стратегия адаптации может лишь кумулировать частичные кризисы, переводя их в «грозящую катастрофу». Таковая, однако, на нынешней фазе эволюции не выглядит неизбежной: прежняя форма глобальной общности все же явно подвержена самотрансформации, что и позволяет избежать катастрофического хода событий. * *

Резюмируем изложенную схему, описывающую ту историческую форму бытия человечества, что складывается на рубеже XX-XXI вв. Стержень этой схемы — идея социальности, подавляющей все другие ипостаси человека и человечества, ставящей пределы развитию человечества и в этом смысле — исчерпывающей свою динамическую роль. Эти три макро-идеи развернуты в более частных представлениях: возвышение на нынешнем, переломном этапе эволюции субъектно-деятельностного начала и тенденции к превращению человечества в одного субъекта, как и — параллельно — тенденции к «индивидуализации человечества»; закрепление полисистемной организации глобальной общности и усложнение ее целостности; принципиальная разнородность состава и вытекающая из этого тенденция к избыточному разнообразию; формирование глубинных воспроизводственных единиц в виде так называемых океаническо-континентальных связок; преобразование жестко артикулированных функциональных образований Центр—Периферия в гибкие зональные единицы с подвижными границами и неустойчивым составом, где основные признаки пе- риферийности, зависимости и отсталости находятся в состоянии декомпозиции; обретение историей, выходящей за рамки истории социальной, ее действительной полноты (исторический полиморфизм) за счет как возврата и возрождения старого, так и за счет восполнения утерянных ранее ее вариантов; трансформация глобальной общности индустриально-модернизаторского типа в новую историческую разновидность и создание ситуации хаоса в ходе этих процессов с перспективой антропологического мега=кризиса.

Очевидно, что концепция глобальной общности здесь намечена лишь в своих основах: силы ее логики пока недостаточно, чтобы отделить норму 2-го исторического типа от реалий переходности; акцент, сделанный на возможности разрешения противоречий, отодвинул в тень собственные противоречия глобальной общности; наконец, далеко не разведены логическое и историческое в трансформации глобальной общности.

И тем не менее, кажется, что разработка подобных теоретических конструкций полезна для нынешнего отечественного научного сознания. Таковое требует ныне особой активизации теоретического мышления, восстановление его эпистемологического статуса, подорванного марксистской догматизацией, нивелирующим универсализмом либеральной мысли и поспешными попытками придать научному знанию прямую пользу в процессе преобразования России. Наряду с чисто познавательными задачами, научное мышление должно сконцентрироваться на проблемах оптимизации знания, т. е. на поисках унификации закономерностей, точных симметрий, устранении избыточных теоретических средств, и особенно — отказе от предопределенности, заданности теории эмпирическими данными. Эти способы означают развитие научного знания не как знания, производящего новые вещи и образы, но как самоцели, в достижении которой рациональные методы обретают свою эстетичность[157]*. Нам трудно судить о том, насколько концепция глобальной общности реализует эту программу оптимизации знания, но, во всяком случае, мы сознательно стремились к этому, чтобы попытаться переломить нынешние крены как в сторону эмпирики, текущих проблем, так и в сторону общефилософских размышлений о «судьбах России».

Очевидно, что предлагаемая схема достаточно широка[158]* и может служить рамочной конструкцией, включающей различные «частичные» теории — от постиндустриализма и информационной цивилизации, от глобализирующегося капитализма и неоэкономики до поликультурализма. В частности, идея исчерпания социальной доминанты и ее исторической формы отчуждения (овеществленного богатства) вкупе с представлениями об информационных связях позволяют разорвать логическую, но не историческую (!) связь глобальности с капитализмом и соотнести логически глобальность и посткапитализм.

Такая широта («рамочность») нацеливает теоретическую мысль не только на выделение альтернативных позиций, но и на поиск разрешений противоречий между ними. В этом плане концепция позволяет трезво взглянуть на важнейшую оппозицию современного общественно-научного знания, имеющего вид Глобальное— Локальное. В рамках нашего видения кажется ложным противопоставление этих двух понятий в духе прежнего дихотомного мышления в виде, например, Рынок- Идентичность. Точно так же ложно и сведение глобальности к одной из компонент этой общности, понимаемой как «Запад» или как особый вид цивилизации. Эти толкования, имеющие чисто идеологический характер, находят свое основание в некоторых ошибочных методологических процедурах, когда целое сводится к части, а всеобщее отрывается от особенного и единичного. К сожалению, эти просчеты вызваны тем, что представление о глобальности как, о целом не доведено до анализа отдельных уровней этого целого; не учитывается и то, что с изменением характера «уровней», обретающих не структурно-артикулированный, но «плавающий» характер, мировой «сетевой» социум-целое отличен от расчлененного на отдельные завершенные «сферы» социального организма. Разработки этих теоретико-методологических проблем (особенно в понимании глобальности как одной или множества моделей) позволит сформулировать идеологию нового универсализма, опирающуюйся на три тезиса: глобальное «целое» образовано не отдельными частями (компонентами), но их взаимосоотнесенностью; компоненты глобальной общности обладают не только своими субстратно-определенными качествами, но и теми, что даны их взаимодействиями и целостностью (интегральностью); хотя компоненты остаются особенными и единичными, принципы их соотнесенности носят всеобщий или

универсальный характер[159]*. Последний тезис изложен Б. Капустиным, когда он указывает на необходимость изучения отбора способов общения, делающих возможным со-бытие самобытных элементов, которые функционируют не столько по «правилам» их традиций и нормативных порядков, но в связи со «способами их соотнесенияj»[160]* (курсив наш.

Предлагаемая выше концепция должна быть проверена применительно к нынешней конкретной ситуации и по отношению к той критике, которой подвергается' идея глобализации.

Что же касается критики в адрес идеи глобализации, особенно ее экономиче- ски-центристских mainstream’овских версий, то подобная критика выглядит крайне

разнородной. Оставляя в стороне чисто реактивные, почвеннические, изоляционистские, социо-радикальные[163] разновидности, позитивная, так сказать, критика стремится сочетать императивы глобализации в сфере экономики с идеями социальной справедливости, равенства и — заметим — эффективности. Выражая эту позицию, Дж. Миттельман считает, что подобное видение заключается «...не в возврате к “до- глобальным условиям”», но в изучении глобализации через «взаимопроникновение различных субъектов на разных уровнях анализа»54*. Так или иначе, опираясь то ли на субъектов, то ли на структуру и «условия», понятия «глобальность» и «глобализация» не могут быть утеряны в нынешней атмосфере их негативного восприятия. Напомним, что речь идет о научном освоении невиданного по глубине антропологического сдвига, корни которого уходят в историю эволюции человечества.

'.¦У

*г».lt;