Немного о результатах исследований почти сорокалетней давности

БФ: Все это - в Центральном государственном архиве историко-политических документов Санкт-Петербурга, расположенном в центре города, в очень красивом месте - Таврическая ул., 39. Есть там Фонд, называющийся: «Разработка информационно-вычислительной системы Ленинградской областной партийной организации. Материалы социологических исследований. 1967-1986». Опись включает в себя описание основных единиц хранения документов в рабочем архиве Общего отдела Обкома КПСС, являвшегося заказчиком социологических исследований.

БД: В первой половине марта 2009 года ты впервые увидел, что было тобою сделано 35-40 лет назад и многое из того, что ты с тех пор не видел... На мой взгляд, это - чудо. Испытывал ли ты какие-либо эмоции в момент этой встречи? Не мог бы ты это кратко описать.

БФ: Эмоции были, их не могло не быть. Я мгновенно вспомнил, что по капризу, по самодурству «первого лица», руководителя Ленинградского обкома КПСС, на нашу интенсивную и высокопрофессиональную деятельность, связанную с исследованиями общественного мнения в интересах партийных органов, был наложен секвестр. Урок для альтруистов и романтиков-шестидесятников весьма поучительный! Не вышло из нас Гэллапов, ибо Гэллапы партии были не нужны! Потому и выкинули нас с крыльца Смольного на академический двор, сопроводив депортацию крепкими подзатыльниками.

БД: Два десятилетия назад ты по наводке Юрия Асеева начал знакомиться с Этнографическим архивом князя Тенишева [4]

- материалами о быте великорусских крестьян в конце XIX

века... потом ты написал книгу об этом твоем путешествии в прошлое. Постарайся на миг забыть, что содержащееся в архивных материалах сотворено нами... представим, что ты - социолог или историк, который в середине нового века изучает жизнь и сознание советских людей начала 1970-х... что дадут ему наши исследования? Или он в силу причин, которые ты уже сейчас мог бы назвать, откажется от анализа этих манускриптов?

БФ: Принимая на себя предложенную тобою роль, оговорюсь, что при этом я оставлю за собою право что-то знать о реконструируемом объекте в условиях «сложного прошедшего» времени. Без этих рамочных представлений предложенный тобою мысленный эксперимент окажется невозможным. Итак, если допустить, что гипотетический социолог (историк) обладает способностью читать советскую эпоху начала 1970-х, то, я думаю, у него будет повод, суммируя результаты наших исследований сказать, что то далекое для него прошлое становится более понятным, более осязаемым, поддающимся анализу.

Начну с проекта «Общественно-политическая активность рабочих и мнение руководителей предприятий о проблемах управления» (1970 г.); тогда мы опрашивали свыше 400 бригадных, цеховых и заводских руководителей, представлявших на каждом из трех уровней «четырехугольники»: администрацию предприятий, их партийных, профсоюзных и комсомольских руководителей.

Реальным субъектом исторического действия стали в сознании людей КПСС и гипертрофированный партийно-государственный аппарат.

БД: Мне кажется, целесообразным, и я поищу, как это сделать, узнать мнение о написанном тобою у наших коллег, занимавшихся в то время или несколько позже, сознанием рабочего класса и заводской элиты. В какой мере обнаруженное на группе ленинградских предприятий было характерно для страны в целом? Хотелось бы узнать, а каким образом современный рабочий класс и те, кому принадлежат предприятия и кто организует труд людей, смотрят на пути решения внутрипроизводственных проблем. Может быть, то, что обнаружилось почти сорок лет назад и, я помню, горячо обсуждалось тобою, Ядовым, Здравомысловым и Шкаратаном, имеет универсальный характер: встречается повсеместно. Возможно, правда, в каких-то иных масштабах и формах проявления.

Мы говорили выше, что одним из результатов этого опроса стало решение партийного руководства Ленинграда о создании системы регулярного изучения общественного мнения работающего населения города. Но этот опрос не был «нашим». А что интересного ты нашел в 100-процентно наших, «фирменных» опросах об отношении людей к съездам КПСС и к итогам пятилеток?

БФ: Ты прав, эти исследования и по тематике, и по технологии можно назвать фирменными, они - наша визитная карточка.

Не без колебаний «заказчики» приняли нашу идею - впервые в истории КПСС выявить на основе представительной выборки отношение рабочих служащих к очередному съезду партии. Сравнительно легко согласовав техническую и организационную сторону дела, мы натолкнулись на одно неожиданное препятствие. Заказчик возражал против формулировки ответов на «настроечный» вопрос: анкеты «В какой мере вы знакомы с материалами XXIV съезда КПСС, опубликованными в печати?». Мы предложили традиционную для таких случаев равномерную шкалу ответов («ознакомился полностью», «ознакомился частично», «не ознакомился»), не подозревая (пишу обо всем совершенно искренно), что действительное распределение этих ответов является предметом серьезного служебного беспокойства заказчика: «Вдруг доля людей, выбравших второй и, «страшно подумать», третий ответ, будет настолько большой, что станет свидетельством равнодушного отношения трудящихся города, носящего имя великого Ленина, к главнейшему событию в жизни партии и страны! Может быть этот «настроечный» вопрос лучше убрать?» Смущала заказчика «естественность» третьего ответа: «Возможно ли, чтобы советский труженик не удосужился прочесть материалы съезда “без уважительных причин”»? В окончательной редакции злополучный ответ выглядел так: «не успел ознакомиться с материалами партийного съезда». По легенде «смекалистого» заказчика это должно было означать, что респондент хотел, было, прочесть партийные документы, но какие-то внезапно возникшие обстоятельства помешали ему это сделать.

И все же прорыв к сакральному знанию состоялся. Рабочие и служащие были достаточно хорошо осведомлены о материалах съезда. Это обстоятельство не скрыло определенных отклонений от показателей высокой информированности о событии. Наименее осведомленными оказались: беспартийные и члены ВЛКСМ в сравнении с членами партии; рабочие и служащие без специальной подготовки в сопоставлении со специалистами и руководителями трудовых коллективов; лица с образованием до 9 классов в сравнении с участниками опроса, имеющими высшее образование; молодежь в возрасте до 22 лет в сравнении с лицами старше 40 лет; женщины в сравнении с мужчинами.

Весьма дифференцированным оказалось мнение о фактических достижениях в различных областях жизни страны. К числу отраслей, чьи достижения оценивались высоко не менее чем двумя третями опрошенных, были отнесены промышленность, наука и техника, жилищное строительство, культура, образование и просвещение. Вторую группу (от половины до двух третей положительных оценок) образовали отрасли, по преимуществу связанные с обслуживанием: транспорт, торговля, организация отдыха, охрана здоровья. Сюда же общественное мнение отнесло и сельское хозяйство. Наиболее резкую критику (менее половины положительных ответов) вызвали организация труда и привлечение трудящихся к управлению делами своих коллективов.

Еще один вопрос касался личных ожиданий связанных с будущим. Нас интересовали стороны жизни респондентов, на которые более всего повлияют решения съезда. Наибольшие ожидания в личном плане связывались с ростом количества и повышением качества промышленных товаров, расширением ассортимента продуктов, охраной здоровья. Уверенные ожидания перемен к лучшему в этих областях выразили свыше 50% респондентов. От 40 до 50% опрошенных связали свои надежды с улучшением уровня жизни, ростом доходов, улучшением жилищных условий, работы транспорта, организации отдыха. Наиболее пессимистично общественное мнение отнеслось к перспективам изменения условий для роста квалификации (29%) и расширения возможностей личного участия рабочих и служащих в управлении производством (26%). В моей книге о разномыслии есть место, где я вспоминаю о том, что большевистская пропаганда 1930-х гг. называла стахановцев людьми, которые ассимилировали манеры поведения и ценности образованных слоев, среды порождения среднего класса. Позднее, в хрущевское время и брежневское время то же самое говорили об участниках соревнования за коммунистический труд. Однако кем бы ни были рабочие и служащие, исходя из формальных признаков, они оставались государственно-зависимыми работниками, занятыми в народном хозяйстве по воле монополиста-работодателя в лице советского государства. Латентная доминанта настроений тех лет - удаленность сознания рабочих от понимания принудительной природы советской системы, которая постоянно отдаляла от рычагов управления жизнью производственных коллективов. Похоже, что не раз мы держали в руках нити к открытию этой горькой истины, однако сказать об этом не смогли. Возможно, что сказался дефицит социологического воображения.

БД: Да, грустно... но что поделаешь? Мы намечали, что ты посмотришь архивный том, в котором собраны результаты нашего опроса об отношении работающих ленинградцев к проекту Конституции, принимавшейся в 1977 годку. Добрались руки до этих материалов?

БФ: В опросе «Ваше мнение о проекте Конституции СССР» (1977 г.) участвовало 2170 человек, представлявших работающее население Ленинграда, занятое в 12 основных отраслях народного хозяйства. Как обычно, наша выборка репрезентировала эту генеральную совокупность по социально-профессиональному положению, полу, возрасту и партийности. Мне кажется, что тогда нам удалось нащупать одну важную болевую точку «сложного прошедшего». А именно: степень признания важности политических прав (свобод, гарантий), включенных в текст «брежневской» Конституции, оказалась ниже в сравнении с аналогичными оценками социально-экономических прав. В среднем важность последних подчеркнули 95% участников опроса, а в каждой группе респондентов - не ниже 90%. Тот же показатель (важность) для политических прав составил в среднем 81% (71% для свободы творчества, 78% для права участия в управлении, 67% для права объединяться в общественные организации и свободы совести). Для оценки общественной атмосферы и климата общественного мнения в период застоя эти биения, перепады оценок следует признать значимыми.

Как показал анализ, люди испытывали определенные затруднения в понимании существа отдельных конституционных принципов (статей), заново включенных в проект текста Конституции, или же считали, что их собственная жизнедеятельность оставалась (складывалась) вне сферы реальных общественных отношений и норм, отражавшихся этими положениями. Суммируя эти ответы с ответами и реакциями, выраженными в форме комментариев к ответам, удалось выделить ряд характерных мотивов, объясняющих отношение рабочих и служащих к отдельным статьям проекта Основного закона: 1.

Мотивы неподготовленности респондентов к использованию прав. Например, суждение по поводу права гражданина СССР на участие в управлении обществом (статья 48): «Не считаю себя подготовленным к такой работе». 2.

Мотивы, связанные с неосознанием права или свободы. Например, суждение о свободе совести (статья 52): «Не использовал в своей жизни эту свободу»; суждение по поводу свободы слова, печати, собраний (статья 50): «Не приходилось сталкиваться с этой свободой, то есть организовывать митинги и шествия и т.д.» 3.

Мотивы, связанные с устранением (отказом) от использования права. Например, суждение в связи с правом граждан объединяться в общественные организации: «В общественных организациях я не участвую». 4.

Мотив отключения от сферы действия права. Например, суждение в связи с гарантией неприкосновенности личности (статья 54): «Меня это не беспокоит».

Конечно, степень устойчивости и распространенности такого рода мотивов нуждалась в дополнительной проверке, «заказ» на которую не последовал, хотя весь массив полученной информации давал основания сделать вывод о необходимости интенсивно формировать правовое сознание трудящихся (населения в целом), стремиться к повышению правовых знаний и правовой культуры. На их острый дефицит прямо указывали наши данные.

* * *

БД: Не мы первые обращаемся к собственным исследованиям многолетней давности. Борис Грушин в своем «че- тырехкнижии» задумывал дать широкую картину сознания населения страны в годы правления Хрущева, Брежнева, Горбачева и Ельцина. Судьба не позволила ему реализовать все запланированное, но даже сделанное - внушительно в методологическом плане и в собственно социологическом. Менее известны, но очень содержательны около десяти толстенных книг Франца Шереги, построенных на анализе материалов его опросов 70-х - 90-х годов и современных исследований. И все же - еще довольно редким оказываются обращения российских социологов к собственным давним данным и к материалам других исследователей. Что бы ты, посвятивший ряд последних лет анализу разномыслия в СССР и изучению истории российской социологии, сказал о перспективах подобного ретроспективного анализа? О его сложности, ограниченности и актуальности.

БФ: Такого рода анализ актуален уже потому, что от ностальгии по советскому прошлому продолжает страдать значительная часть россиян, будучи лишенными средств интерпретации этого прошлого. Ограниченность анализа, о котором ты спрашиваешь, активным и грамотным познающим субъектам не является помехой. Все-таки СССР, это не Атлантида. Сложность - фактор значимый, но он не должен останавливать пытливых и упорных в своем стремлении исследовать уходящую советскую натуру. Подозреваю, что мы могли уже сильно утомить читателей нашего диалога, который для каждого из нас двоих является особой формой сохранения взаимной привязанности в условиях пространственной разделенности. Потому скажу коротко: нужно создать новое и перспективное направление социологических исследований - социологию СССР. Есть много умных и талантливых российских и зарубежных ученых, которые могли бы создать высокую репутацию и обеспечить успех этой отрасли социологического знания в союзе с другими социальными и гуманитарными науками. Соглашусь для пиара назвать ее постмодернистской советологией!

Литература 1.

Фирсов Б.М. История советской социологии 1950-1980-х годов. Курс лекций. - Спб.: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2001. 2.

Фирсов Б.М. Разномыслие в СССР. 1940-1960-е годы. СПб: Изд-во Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2008. 3.

Докторов Б.З. Фирсов Б. М. Правилом является разномыслие. Б. Фирсов рассказывает о своей новой книге Б. Докторову // Социологический журнал. 2008. №3. С. 152-174. 4.

Быт великорусских крестьян-землепашцев (по материалам Этнографического бюро кн. В.Н.Тенишева) / Сост. и авт. вступительной статьи, описания материалов Владимирской губернии и научносправочного аппарата Б.М.Фирсов и И.Г. Киселева.- СПб.: Изд-во Европейского дома, 1994. 5.

Докторов Б., Козлова Л. «Телескоп» смотрит в прошлое. Беседа об изучении истории современной российской социологии // Телескоп: журнал социологических и маркетинговых исследований. 2009. № 1. С. 2 - 15 . 6.

Алексеев Б.К., Докторов Б.З., Фирсов Б.М. Изучение общественного мнения: опыт и проблемы // Социологические исследования. 1979. №4. С. 23-32. 7.

Алексеев Б.К., Докторов Б.З., Фирсов Б.М. Изучение общественного мнения: вопросы организации исследований // Социологические исследования, 1981, №1. С. 78-85. 8.

К генезису современной российской социологии: второе рождение, а затем - возрождение (Интервью О. Свешниковой с Б. Докторовым) . 9.

Б. М. Фирсов: «...О себе и своем разномыслии...» // Телескоп: наблюдения за повседневной жизнью петербуржцев. 2005. № 1. С. 2-12. . Борис Максимович, такие книги, как твоя, пишутся по итогам прожитых лет... Трудно допустить, что так просто, проснувшись как-то утром и выпив чашку кофе, ты сказал себе: «а не сотворить ли мне повестушку?» На мой взгляд, можно говорить о трех обстоятельствах, которые привели тебя к ассмотрению проблемы разномыслия в СССР. Первое, стремление обобщить все, что сделано тобою по части анализа сознания людей: изучение аудитории телевидения и развития массовой коммуникации в целом, анализ общественного мнения, размышления по поводу качества современного населения страны, погружение в мир россиян, живших на рубеже XIX и XX веков, наконец, - осмысление истории советской социологии [2, 5, 6, 12-14]. Второе: стремление понять свой собственный жизненный путь. Третье: особенности нынешнего состояния России и сознания россиян. Так ли это? Что из названных обстоятельств наиболее подвинуло тебя к анализу разномыслия? Может быть, ты увеличишь перечень этих факторов?