<<
>>

Наука в России: стратегический ресурс развития (беседа)

В. А. Красильщиков: Константин Васильевич, наверное, все согласны с тем, что наука, научно-технический потенциал — один из существенных «козырей» России, один из главных факторов ее возможного экономического роста.

Вместе с тем, российская наука сейчас переживает серьезный кризис. Как Вы оцениваете масштабы этого кризиса? Как быть с непрекращающейся «утечкой мозгов» за рубеж, которая продолжается уже добрый десяток лет?

К. В. Фролов: Вы абсолютно правы, когда говорите, что наука, научно-технический прогресс, новые технологии действительно являются определяющей компонентой, одним из решающих факторов подъема экономики, стабильности и процветания России, да и не одной России, а любой страны. Этому учит нас общемировой опыт. Наука и технологические инновации — единственный рычаг экономического развития, но не только. Для здоровья общества не менее, а, пожалуй, даже более, чем экономика, важны моральные, духовные ценности. В их формирование и вносит огромный вклад наука. Наука, научные исследования возвышают человека, поднимают его над самим собой. В процессе исследовательской деятельности складываются нематериальные, непреходящие ценности. Благодаря ей мы отчетливо видим, что не хлебом единым, не рублем и не долларом жив человек, что есть нечто высшее, во имя чего, может быть, он и создан. И именно это высшее, на мой взгляд, и позволило экономически развитым странам достичь своего высокого уровня благосостояния.

Что касается состояния российской науки, то в нем мы видим слишком много такого, что вызывает печальные и тревожные мысли. И очень грустно наблюдать, как само общество, не только власть, начинает относиться к научным исследованиям.

Необходимо отметить, что сами по себе научные исследования ярких ученых по существу являют собой пример для молодежи, начиная со средней, даже начальной школы и кончая институтом. Сегодня же образ исследователя, первооткрывателя, чудака-ученого, бескорыстно служащего своему делу, потерян.

В известной мере потерян и пафос творческой деятельности. И проблема российской науки, да и российского общества в целом, заключается не только в недостаточном финансировании науки, распаде научных коллективов, фактической ликвидации многих исследовательских институтов, невостребованности науки, но и в утрате этого пафоса, в потере многих духовных, нравственных ценностей. Если мы обратимся к нашим средствам массовой информации, особенно к телевидению, то по всем каналам с утра до вечера увидим, как убивают Человека, унижают его человеческое достоинство, втаптывают его в грязь. А мальчики и девочки 12-14 лет, которые еще почти ничего не видели в жизни, воспринимают это как эталон для подражания, как «норму» жизни. Телевидение становится своего рода университетом жизни —* разумеется, в отрицательном смысле. Ведь когда подростки начинают задумываться, почему тот или иной киногерой проиграл, потерпел неудачу, то вывод зачастую напрашивается сам собой: потому что он был привержен моральным ценностям.

Мы часто говорим о борьбе с терроризмом, о Чечне и т. д. А у нас целыми днями показывают, как какой-нибудь «герой»-террорист где-нибудь на 130 этаже в Нью- Йорке, захватив заложников, держит в напряжении весь квартал города. И люди,

смотрящие фильм про него, невольно оценивают его как героя (уже, к сожалению, без кавычек). Но мы не показываем почти ничего, что имело бы отношение к истории науки, касалось бы роли российских ученых в развитии мировой науки, вклада бывшего Советского Союза и Академии наук в приумножение знаний человечества о мире, огромного влияния России на мир. Общество по существу изолировано от сферы научных исследований, сгг научного сообщества, от тех проблем, которые решают ученые.

И сегодня дело не в том, что у нас плохо работает промышленность или не осуществляются такие крупные проекты, как, скажем, создание атомной энергетики и первых спутников, которые ставили перед учеными большие задачи, а в том, что само общество словно хочет подчеркнуть, что ему не нужны ученые, люди, стремящиеся и способные к творческой деятельности, что заниматься наукой попросту становится непрестижно.

Это особенно важно для молодых талантливых людей.

Тем не менее, когда мы говорим о кризисе российской науки и массовом отъезде талантливых ученых за рубеж, то, как это часто бывает в условиях кризиса, склонны паниковать и несколько преувеличивать остроту ситуации.

Честно говоря, мне не нравится выражение «утечка мозгов» — его привнесли в наш обиход журналисты, которые всегда любят искусственно привлекать внимание к тому или иному явлению, очень часто за счет неточности и некорректности выражений. Однако реальная проблема, связанная с этим явлением, безусловно, существует. Я бы выделил два ее аспекта.

Аспект первый состоит в том, что бывший Советский Союз долгое время был отгорожен, изолирован от внешнего мира, от Запада «железным занавесом». Я помню, насколько трудно было ученым поехать за границу на конференцию или для ознакомления с работой своих иностранных коллег по их приглашению. Мне как вице-президенту Академии наук СССР приходилось подписывать всевозможные ходатайства о гарантиях, поручительства и т. д., что такой-то имярек достоин поездки, что он не может замышлять ничего предосудительного, и прочее, и прочее. Поездки ученых за рубеж во многих случаях были скорее исключением из правил, чем правилом.

А как живет западный мир, точнее, его научное сообщество? В университетах каждый преподаватель, не только профессор, раз в 3-4 года, может быть, раз в 5-6 лет имеет так называемый sabbatical year — свободный от работы год, когда он может поехать в любую страну для знакомства на месте с ее научными достижениями и школами, получая при этом зарплату в своем университете. Это делается для того, чтобы ученый мог установить новые контакты, расширить круг своих связей, поднять престиж университета или научного центра, привлечь из-за границы талантливых молодых людей. Такой практики у нас в советское время никогда не было.

У нас существовала сфера науки и технологических разработок, где были особенно высокие достижения в области естественных, точных и технических наук.

Как вы. вероятно, догадываетесь, это та сфера, которая была связана с военно- промышленным комплексом. Но для ученых, занятых в ней, выезд за границу тем более был существенно ограничен. Это не столько позволяло сохранять наши секреты, сколько лишало нас возможности получать, как говорится, из первых рук информацию о состоянии аналогичных отраслей науки за рубежом и поддерживать престиж советских научных школ.

И вдруг, буквально в одночасье, ситуация изменилась. Многие запреты были сняты. Ученые стали ездить за границу, и сложилось впечатление, что они в массовом порядке покидают Россию. На самом деле поездки за границу — нормальная практика для ученых, особенно молодых. Ведь это позволяет поддерживать обмен мнениями и идеями, принимать участие в научных дискуссиях со своими коллегами из других стран, получать новую информацию, знакомиться с другими научными

школами, да и просто познавать мир в целом, что крайне важно для исследовательской, творческой деятельности. Ибо на самом деле — горе тому, кто разучился познавать, горе вдвойне, если он смолоду не умеет этого.

Второй аспект проблемы, о которой идет речь, действительно является весьма прискорбным. Молодой ученый должен получать такое жалованье, чтобы он мог содержать свою семью. Сегодня же он получает зарплату, которая не позволяет ему прокормить самого себя, не то что семью. Однако необходимо не только существенно повысить заработную плату ученых, но и кардинально поднять престиж науки, деятельности ученых в глазах общества. Тогда и уезжающая за границу молодежь, проработав там несколько лет, будет возвращаться на Родину, обогащенная новыми знаниями и новым опытом. Нужно сделать так, чтобы ученые, особенно молодые, ехали на Запад не за заработком, а ради обмена идеями, установления новых контактов и связей, расширения собственного кругозора, да и ради того, чтобы кое- чему поучить тамошнюю молодежь, поддерживая тем самым престиж отечественной науки и страны в целом.

Таким образом, ситуация, которая сложилась в российской науке, при всей своей сложности отнюдь не является катастрофической.

Ее вполне можно исправить, но для этого нужна прежде всего политическая воля правительства, руководства страны.

В. Л. Красильщиков: И все же, вероятно, в некоторых направлениях научных исследований потери за последние десять лет были весьма существенные. Что, какие направления российской науки, на Ваш взгляд, еще можно восстановить и затем продвинуть вперед, а что, может быть, утеряно безвозвратно?

К. В. Фролов: Конечно, у нас серьезно пострадали те направления, которые были связаны с так называемыми прикладными науками (хотя, должен заметить, этот термин, как и выражение «утечка мозгов», у меня тоже не вызывает восторга). Мне не нравится также и термин «фундаментальные науки». На самом деле есть фундаментальный результат.

Позволю себе, может быть, скорее, в виде шутки, одно отступление, чтобы проиллюстрировать, что это такое. Когда мне, например, в Корее показывали, как фламинго в зоопарке исполняют танец под музыку из балета «Лебединое озеро», я мог сказать, что эта музыка Чайковского — фундаментальный результат. Так и в науке. Фундаментальный результат рано или поздно становится достоянием всего человечества, со временем начинает относиться к разряду тех вечных ценностей, без которых немыслима цивилизованная жизнь общества. Вот почему крупные научные открытия, неважно, в какой стране и кем они осуществляются, рано или поздно станут достоянием всех стран, всего человечества. Вот почему не так страшна «утечка умов», как ее малюют.

Говоря о потерях в российской науке, обусловленных кризисом последних десяти лет, следует сказать, что наиболее ощутимые потери понесли те отрасли знания и технологических разработок, которые так или иначе были связаны с военно-промышленным комплексом. Это — аэрокосмическая техника, исследования космоса, авиа- и судостроение, создание композиционных материалов, новые методы упрочнения материалов с помощью химических и физических процессов. Резко упал спрос на результаты научных исследований в этих отраслях, соответственно, сократились и масштабы проводимых в них исследовательских работ.

Но Россия — страна парадоксов. В целом можно сказать, что несмотря на сокращение численности ученых, работающих в системе Академии наук, примерно на 30 % (отраслевую науку я здесь не рассматриваю), вопиющие материальные условия работы, нищенское финансирование, за последние годы появились более интересные и часто даже более яркие результаты по сравнению с теми, что были достигнуты в последние годы существования советской системы. И несмотря на резкое сокращение спроса, падение интереса

к научным исследованиям со стороны власти, даже в указанных областях науки и технологических разработок у нас есть некоторые фундаментальные результаты, достигнутые именно в последние годы. В частности, появились очень интересные проекты в области космических исследований и аэрокосмической техники — я имею в виду прежде всего проект решения ряда проблем по микрогравитации, проекты новых подвижных стартов и другие. Получены очень интересные результаты в теоретической механике, математике, в том числе и прикладной, в теоретической физике, в некоторых областях химии, в разработке программного обеспечения и оптимального использования компьютеров, в области биотехнологии. Причем это результаты, которые сегодня буквально поражают мир.

Однако оценить их значение в сегодняшней России могут только сами ученые. На практике они как бы никому не нужны. Промышленность во многих отраслях не работает совсем или работает еле-еле, у Министерства обороны нет денег, чтобы использовать полученные результаты в производстве военной техники, и т.д. К сожалению бывает и так, что наши научные достижения перекочевывают на Запад — в виде научных статей в журналах, благодаря выезжающим туда, пусть на время, российским ученым.

Я уже говорил о том, сколь важно материально поддерживать ученых, особенно молодых. Но не менее важно поддержать материальную базу научных исследований, изыскать средства на новое оборудование и приборы. В этом отношении мы действительно очень сильно отстаем от США и стран Западной Европы, где в самих научных исследованиях используются новейшие достижения современных технологий, тогда как мы часто работаем с приборами и стендами 15-20-летней давности. А ведь современный эксперимент — основа достоверных знаний.

В. Л. Красильщиков: А какие направления отечественной науки и разработанные у нас технологии, на Ваш взгляд, могли бы в каком-то смысле стать прорывными, обеспечить качественный рост как внутри страны, так и в плане включения России в международное разделение труда в качестве не сырьевого придатка развитых стран, а серьезного субъекта мировой экономики?

К В. Фролов: Я бы прежде всего выделил так называемые нанотехнологии в приложении к новым задачам техники, разработке и использованию новых материалов. Они дают колоссальный экономический эффект. Далее, у нас есть очень хорошие достижения, как ни странно, в области развития элементной базы информационных технологий, в области микроэлектроники. Я говорю «как ни странно», потому что все знают, сколь печально положение дел в нашей электронной промышленности. Тем не менее, ученые в этом направлении работают и находят оригинальные решения многих проблем. Наконец, у нас совершен в буквальном смысле слова прорыв по части создания новых материалов. Мы имеем крупные достижения с точки зрения их прочностных свойств, гашения шумов и вибрации, уменьшения удельного веса материалов (что, конечно же, очень важно для аэрокосмических и наземных транспортных систем), защиты от коррозии и т.д. У нас также очень много интересных достижений в сфере разработки и создания новой приборной техники, технической диагностики, новых сенсоров, обеспечения надежности материалов и машин, хотя здесь, надо заметить, эти достижения, главным образом, аккумулируют разработки и решения научных проблем, полученные еще в советское время. Ведь не стоит забывать, что наша страна — пионер в освоении космоса, в развитии аэрокосмической техники, где техническая диагностика и обеспечение надежности имеют первостепенное значение. Мы сумели, в частности, создать средства диагностики с использованием лазерной техники и процессов электронной эмиссии.

Необходимо отметить и наши крупные достижения в разработке программного обеспечения для ЭВМ, того, что называют soft-wear, причем в очень широкой области применения.

У нас получены прекрасные результаты в такой отрасли современной науки, как биотехнологии, в ряде случаев превосходящие достижения западных ученых. И если бы были созданы соответствующие условия для продолжения исследований в этом направлении, мы могли бы далеко продвинуться в этой перспективнейшей области научного знания.

Мы добились крупных достижений и в физике. Это — новые сферы применения лазерных технологий, исследования и разработки, основанные на использовании ультра- и инфра-излучений.

Российские ученые преуспели в развитии комплекса наук о Земле. Здесь и новые методы прогнозирования погоды, изучение динамики климата, исследование процессов, происходящих в земной коре. Многое сделано и в плане изучения метеоритов, астероидной опасности (т. е. опасности столкновения нашей Земли с каким-нибудь астероидом). Мы фактически уже научились предсказывать с очень высокой степенью точности не только погоду, но и землетрясения, и вулканические извержения. Конечно, для простого обывателя достигнутая точность предсказания эпицентра землетрясения с отклонением от его фактического места на 100 километров в ту или иную сторону может показаться недостаточной. Однако, с точки зрения науки, такая точность является большим достижением — ведь еще недавно это казалось немыслимым.

Наконец, нельзя не сказать о наших крупных, даже выдающихся результатах в математике, как теоретической, так и прикладной. Речь идет, в частности, о новых решениях в области алгебры и нелинейных дифференциальных уравнений, а также — о новых подходах к решению так называемых обратных задач. В целом же, говоря о математике, следует подчеркнуть, что сейчас, в связи с развитием информатики и компьютеризацией, фактически создается новая вычислительная математика, и наши ученые занимают здесь достойное место.

В. А. Красильщиков: Константин Васильевич, как известно, наша страна долгое время была лидером в освоении космического пространства. На мой взгляд, аэрокосмическая отрасль в широком смысле слова — и как собственно создание космических кораблей и станций, и как использование космических условий для производства многих промышленных изделий, и как развитие гражданской авиации — потенциально могла бы дать нам очень большой шанс достойно войти в XXI столетие. Как бы Вы сегодня оценили возможности и перспективу развития космической техники, аэрокосмической индустрии в России? Что, в частности, могли бы дать нам спутниковые технологии?

К. В. Фролов: К сожалению, сегодня в нашем обществе заметно явное недопонимание значения космических исследований и аэрокосмической индустрии для будущего России. Часто раздаются голоса: «А зачем нам все это нужно, когда не хватает денег для зарплаты учителям, инвестиций в промышленность и т.д.?» На самом деле, инвестиции в космос, если можно так выразиться, прямо связаны с решением вполне земных проблем. Мы научились сейчас — с помощью спутников — довольно точно предсказывать погоду, мы пользуемся мобильными телефонами — часто тоже благодаря спутникам, без спутников была бы невозможна и устойчивая работа телевидения, особенно в отдаленных районах страны. Благодаря фотоснимкам земной поверхности, сделанным из космоса, можно, например, очень точно определить глубину водоемов и места, где возможны наибольшие затопления берегов во время весенних паводков. Это позволяет принять соответствующие меры по предупреждению беды. Такие снимки помогают искать месторождения полезных ископаемых — по окраске листвы или почвы в данном месте. Наблюдения со спутников позволяют моментально определять места лесных пожаров и природных катастроф, отслеживать экологическую ситуацию. Так что все рассуждения о ненужности космических ис

следований и аэрокосмической индустрии нужно решительно отвергнуть как, мягко выражаясь, некомпетентные и поверхностные.

Реальный недостаток в развитии этой сферы науки и технологических разработок — и он, между прочим, присущ не только нам, но и другим странам — состоит в том, что мы сейчас вкладываем слишком мало денег не столько в собственно космические исследования, сколько в развитие земного применения результатов, получаемых благодаря космическим исследованиям, в обработку информации, поступающей к нам из космоса. Необходимо развивать наземные информационные и технологические, системы, позволяющие эффективно использовать результаты космических полетов. Достаточно сказать, что огромная часть информации, полученной в ходе работы космической станции «Мир», до сих пор не обработана надлежащим образом, хотя ее использование могло бы принести колоссальный эффект. А ведь станцию собрались — об этом даже страшно подумать — утопить в океане...

Развитие космических исследований и связанных с ними технологий непосредственно способствует развитию многих отраслей промышленности — способствует, я бы сказал, в двояком смысле. Во-первых, оно предъявляет определенные, весьма высокие требования к технологическому уровню производства, создает спрос на новые изделия и новые технологии, повышая тем самым и общий уровень экономики. Во-вторых, исследование и освоение космоса открывает широкие возможности для того, чтобы использовать его результаты в модернизации промышленности, прежде всего, конечно, авиационной индустрии, что имеет самое прямое отношение к земным делам. Однако эти результаты можно использовать и в еще более «земных» отраслях: в химическом и транспортном машиностроении, пищевой промышленности, даже в сельском хозяйстве.

В целом можно смело утверждать, что развитие космических исследований и аэрокосмической отрасли индустрии дает нам уникальный шанс радикально повысить конкурентоспособность отечественной промышленности на мировых рынках и найти достойный ответ на вызовы глобализации. Именно поэтому я считаю, что расширение космических исследований и поддержка данной отрасли должны стать одним из важнейших приоритетов национальной промышленной и научно-технической политики.

В. А. Красильщиков: В заключение нашей беседы мне хотелось бы задать Вам два взаимосвязанных между собой вопроса, касающихся организационно-экономической стороны обсуждаемых проблем. Во-первых, что, с Вашей точки зрения, можно сделать, чтобы существенно улучшить финансирование науки и технологических разработок в условиях, когда у государства после десяти лет «реформ» имеются весьма ограниченные возможности — даже при гипотетическом предположении, что наше правительство наконец-то одумается и пересмотрит свое отношение к науке и образованию? И, во-вторых, какие, по Вашему мнению, сейчас необходимы реформы научных учреждений? Например, Академии наук? Ведь проблемы российской науки заключаются не только в потрясающей нехватке средств для исследований и разработок, но и в неадекватном сегодняшним реалиям управлении исследованиями, в несовершенном характере организационных структур, которые необходимы, чтобы эффективно использовать выделяемые на науку скудные ресурсы.

К. В. Фролов: Я начну с ответа на Ваш второй вопрос. На самом деле, реформы всегда нужны, но очень важно, чтобы они были разумные, чтобы провозглашаемые добрые намерения и высокие цели реформирования не превращались в способ устранения конкурентов и неугодных лиц. Не секрет, что нередко под предлогом реформ мы без всякой необходимости разрушаем то, что создавалось десятилетиями, а потом вдруг спохватываемся и начинаем восстанавливать разрушенное, что порой делать очень трудно. Например, очень трудно создать свою научную школу, новое направление науки и технологических разработок. Что такое, скажем, эффективно

работающая лаборатория? Это не просто группа сотрудников, формально объединенных под одной крышей, приходящих каждый день в одно и то же место. Это — целая семья, сложный социальный организм, где выдвигается свой лидер, у него есть помощники, продолжатели дела, в этой семье складывается функциональное разделение обязанностей и т. д. Чтобы лаборатория хорошо работала, требуется иногда целое десятилетие, минимум пять-шесть лет; чтобы хорошо работал большой научный коллектив, скажем, крупный институт, требуется не менее пятнадцатидвадцати лет. А вот разрушить все это в угоду сиюминутным, конъюнктурным интересам можно очень легко. Примеров такого разрушения за последние годы можно привести великое множество.

Однако реформирование, безусловно, нужно. Оно нужно даже не потому, что мы вошли в рыночные отношения; науке просто жизненно необходимо постоянное оживление, способствующее притоку новых сил, появлению новых направлений. Без этого она увядает, гибнет — под давлением авторитетов, выработавшихся стереотипов, монополии старых научных школ. К сожалению, пока у нас в государстве не создано такой атмосферы, такой обстановки, которая бы способствовала постоянному самообновлению системы научных исследований. В этом отношении в США, других западных странах существуют более благоприятные условия. У нас же, как впрочем, и в некоторых других странах — Корее, Японии, Китае, Индии — очень многое зависит от точки зрения научного руководителя. Обычно там сказанное «шефом» воспринимается другими сотрудниками как молитва, как непререкаемое указание. А наука по своей природе не терпит мнения «в последней инстанции». С учетом этого императива и нужно проводить реформы системы научных исследований.

Однако, помимо проведения реформ этой системы, науке требуется, чтобы государство, правительство, само общество ставили перед ней крупные, стратегические задачи, вытекающие из практической деятельности. Например, можно было бы назвать целый ряд проблем, решению которых могли бы помочь ученые и которые связаны с ухудшением экологической обстановки в крупных городах: это и рост числа онкологических заболеваний, и несовершенство технологии производства двигателей внутреннего сгорания, и качество самого топлива, и планирование строительства транспортных сетей. Очень важна сегодня проблема природно-техногенной безопасности, над которой успешно работают институты Академии наук. Эти и, конечно, другие проблемы должны быть сформулированы в рамках определенной научно-технической политики, которая бы сделала результаты научных исследований востребованными и государством, и обществом, и бизнесом, которая бы стимулировала финансирование науки и технологических разработок не только и, может быть, не столько из государственного бюджета, сколько за счет средств коммерческих предприятий, компаний, заинтересованных в повышении эффективности производства, в расширении спроса на ту или иную продукцию.

Увы, сегодня в России практически нет научно-технической политики. Формально есть орган, который вроде бы занимается ее разработкой, но на деле перед учеными никто не ставит никаких серьезных задач. А раньше подобные задачи ставились. К примеру, задача создания атомной бомбы или задача освоения космического пространства. Все было поставлено на службу ради решения таких задач. И эта задача была блистательно решена. После войны перед учеными были поставлены и задачи, связанные с развитием гражданских отраслей промышленности. Они также были решены. Были созданы, например, уникальные паровые и гидротурбины.

Кстати, в такой рыночной стране, как те же Соединенные Штаты, есть целый ряд президентских, федеральных программ, над выполнением которых работают ученые. Скажем, программа поиска альтернативных источников энергии. Или программа развития биотехнологий. В России сегодня таких президентских программ нет.

Для развития науки очень важен прогноз, очень важно определить, что же все-таки мы ожидаем от тех или иных исследований, в каком направлении может пойти мировая научная мысль в ближайшие десять-пятнадцать лет. В СССР такие прогнозы составлялись, я сам участвовал в их разработке. Над ними работали и академические институты, и Госкомитет по науке и технике. Лично я вел программу развития машиностроения, которая охватывала очень широкий спектр отраслей народного хозяйства. Но при этом выбирались приоритеты, решалось, как одна, приоритетная, отрасль может «вытащить» другие отрасли экономики, как, скажем, развитие автоматизации или робототехники будет способствовать развитию транспортного машиностроения. Короче говоря, была, плохая или хорошая — другой вопрос, научно-техническая политика. Сегодня, повторю это еще раз, такой политики нет.

И последнее, о чем мне хотелось бы сказать, завершая нашу беседу, и что непосредственно относится к заданному Вами вопросу о реформе науки: Академия наук обязана трепетно охранять чистоту науки. У нас сейчас появилась масса лжеученых, далеких от какой-либо науки, но умело привлекающих к себе внимание «общественности». А многие люди, к сожалению, верят во всякую околесицу, внимают всевозможным лженаучным публикациям и пророчествам. Здесь и «новые поля», и беседы с инопланетянами, и многое другое. И Академия наук должна быть в государстве своего рода высшим экспертом по любой наукообразной глупости, чтобы вовремя пресекать ее распространение в обществе и массовом сознании, чтобы воспрепятствовать трате государственных денег на реализацию заведомо неосуществимых идей и проектов.

В. А. Красильщиков: Зачастую наукообразие и псевдонаучные концепции представляют собой форму коррупции...

К. В. Фролов: Совершенно согласен. И в развитие данной темы приведу пример из собственной практики.

Много лет назад, еще в советские времена, ко мне на прием явился один «чудотворец», который предложил проект решения одним махом всех наших аграрных проблем. Каким образом? А вот таким. Он предложил подвесить на геоцентрической орбите над Прибалтикой очень мощный источник света и тепла. Там, дескать, выпадает много осадков, высокая влажность воздуха, и такой источник позволит создать климат, близкий к тропическому, а в этом климате можно будет выращивать урожай, которого хватит, чтобы накормить весь Советский Союз. Представьте себе, что получилось бы, сумей автор сего проекта убедить высокопоставленных чиновников в целесообразности осуществления своего замысла.

Было и другое, не менее «захватывающее» предложение: транспортировать с помощью нашего флота куски айсбергов из Северного ледовитого океана к берегам Саудовской Аравии, Кувейта и Объединенных эмиратов, где ощущается, как известно, нехватка питьевой воды, и, таким образом, наладить выгодные нашей стране экономические связи.

К сожалению, сегодня Академия наук не выполняет объективно предназначенную ей роль высшего научного эксперта, органа, который мог бы поставить заслон на пути глупости и уберечь высших руководителей государства от искушения позволить увлечь себя абсурдными идеями и сомнительными «прожектами». И, может быть, целесообразно начинать реформу системы организации науки и научных исследований в России с того, чтобы придать Академии статус такого органа.

<< | >>
Источник: В. Г. Хорос, В. А. Красильщиков. Постиндустриальный мир и Россия.. 2001

Еще по теме Наука в России: стратегический ресурс развития (беседа):

  1. Классификация ресурсов является одной из основных методологических задач наряду с выработкой общейконцепции и концептуальных подходов изыскания и мобилизации экономических ресурсов для реализацииструктурообразующих программ развития региона.
  2. ВОЗМОЖНОСТИ СТРАТЕГИЧЕСКОГО УПРАВЛЕНИЯ ПРОЦЕССОМ РАЗВИТИЯ МАЛОГО ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬСТВА В СУБЪЕКТЕ ФЕДЕРАЦИИ А. Е. Курило
  3. Беседа 17 (дневная). НТО ТАКОЕ НАУКА И КУДА ОНА ДВИЖЕТСЯ!
  4. О. Н. Смолин Проблемы образования в России (беседа)
  5. 2.2 КЛАССИФИКАЦИЯ РЕСУРСОВ РАЗВИТИЯ РЕГИОНА
  6. Возникновение и развитие информационных ресурсов
  7. Артюшина Анна Владимировна. Сетевые взаимодействия в условиях конкуренции за ресурсы на примере молекулярно-биологических лабораторий в России и США, 2014
  8. Вызовы, последствия и проблемы развития человеческих ресурсов
  9. 3.3 ОРГАНИЗАЦИОННАЯ ИНФРАСТРУКТУРА СИСТЕМЫ УПРАВЛЕНИЯ РЕСУРСАМИ РАЗВИТИЯ РЕГИОНА
  10. 3.2 ИНФОРМАЦИОННОЕ ОБЕСПЕЧЕНИЕ ПРОЦЕССА УПРАВЛЕНИЯ РЕСУРСАМИ РАЗВИТИЯ РЕГИОНА
  11. Глава 3 ОСНОВНЫЕ ВОПРОСЫ ПОСТРОЕНИЯ СИСТЕМЫ УПРАВЛЕНИЯ РЕСУРСАМИ РАЗВИТИЯ РЕГИОНА
  12. 3.1 НОРМАТИВНО-ПРАВОВАЯ БАЗА ПОСТРОЕНИЯ СИСТЕМЫ УПРАВЛЕНИЯ РЕСУРСАМИ РАЗВИТИЯ РЕГИОНА