Начало пути к себе

Через полтора месяца после приезда в Америку мне исполнилось 53 года, к тому времени я четверть века проработал в социологии, почти десять лет был доктором наук, имел тридцатилетний преподавательский опыт и звание профессора и воспринимал себя членом профессионального социологического сообщества. Но более пяти последующих лет я был полностью оторван от какой-либо науки, и мой возврат к исследовательской деятельности был весьма проблематичным. Потому слова «путь к себе» имеют простую, операционали- зацию. Подразумевается возврат в профессию.

В моем «вахтенном журнале» изредка все же прорывается настроение первых лет американской жизни. В записях 1000го дня (22 января 1997 г.) есть слова: «Это гнетет ежедневно. Никогда не думал, что жизнь так сложится». И еще через 66 дней — то же настроение, но и какое-то облегчение: «Безумно тяжело. Не думал о такой судьбе и таком повороте. Было очень тяжело. Но потом успокоился. Что-то нашел в себе...». Поскольку несколько лет я измерял время прожитыми днями, постольку и границами этапов выбраны дни.

Этап первый (дни: 1-1796) — освоение нового социокультурного пространства и поиск самоидентифкации.

Этот период начался 30 апреля 1994 года, когда я с женой Людмилой, она тоже математик и многие годы проработала в социологии, и ее мамой прилетели в Америку, и закончился 30 марта 1999 года. Без месяца — пять лет. Он включил освоение новой географии и привыкание к новому климату, переход от жизни в столичном Ленинграде/Петербурге к жизни в крошечном калифорнийском городке Фостер-Сити (30 тыс.

На 14-й американский день я записался в ближайшую языковую школу для взрослых; сначала мы с Люсей ходили туда пешком, но на 18-й день я сдал письменный экзамен по правилам движения, а на 81-й — с первого захода, не водив машину в России, экзамен по вождению. Сын отдал мне свою старую машину, и мы стали посещать другую, лучшую школу. Через год жизни в США, став резидентом штата, я получил право учиться бесплатно ($1 в семестр) в public колледже. Обучение продолжалось четыре года и дало мне очень многое для понимания американской жизни и себя.

Еще по российской жизни я был знаком с рядом ведущих «советологов» Стэнфорда, расположенного в получасе езды от меня. Я посетил несколько их семинаров, меня приглашали на домашние parties, но я сразу понял, что этот университет и немного более удаленный Беркли мне «не светят». Не надеялся и не просил о помощи. Возраст, «сверхквалификация» и отсутствие американского опыта работы стали основной причиной того, что мои резюме не имели положительного отклика. Чтобы выжить, получать «велфэр» — программу государственной помощи, включавшей «фудстемпы» (купоны для оплаты в магазинах продуктов питания), пользоваться государственной медициной и т. д., я должен был работать в системе survival (для выживания) работы, представляемой государством безработным. Там белого, здорового мужчину практически невозможно встретить. Поскольку я учился в колледже, я мог работать там неполную неделю, лишь два дня.

В начале августа 1996 г.

В мои обязанности входило хорошо учиться и в течение трех месяцев после завершения семестра устроиться на работу. Первое зависело лишь от меня, второе — нет. Отсутствие опыта работы стало для меня непреодолимым барьером. Я позвонил сотруднице Центра занятости и сказал, что готов на любую работу, если моей жене дадут сразу, а не через полгода работы, медицинскую страховку. Думаю, это было одним из самых правильных решений в моей жизни. Через пару дней мне позвонили и спросили, согласен ли я работать секьюрити. Ничего не спрашивая, я согласился. Оказалось, что место моей работы — огромное 23-этажное офисное здание. в трех минутах от моего дома. Пройдя инструктаж и получив нарядную форму, я 30 марта 1997 г. (на 1068-й день) впервые за время пребывания в Америке вышел на нормальную работу. Это привнесло позитивные качественные изменения в нашу жизнь и позволило мне хоть немного раскрепоститься.

Контракт с Центром занятости был выполнен полностью, и в августе 1997 г. я получил его высшую награду — звание Alumni Super Star. Это были бронзовая настольная звезда, грамоты от представителя нашего избирательного округа в Конгрессе США, калифорнийского сенатора и члена законодательной ассамблеи штата, в которых ключевыми словами были: “The People of the State of California salute your indomitable spirit in overcoming the odds”.

Программа подготовки по Business Administration включала множество предметов, в том числе — курс по методам инвестирования. Меня сразу привлекла своей элегантностью схема mutual funds (в России — паевые инвестиционные фонды), и я стал читать специальную литературу, планируя написать о них эссе по курсу и когда-нибудь статью для российского читателя. Так я познакомился с деятельностью сэра Джона Темплетона, выдающегося американского финансиста и филантропа, первого, кто стал инвестировать в разрушенную войной промышленность Японии. В начале октября 1997 г. я наткнулся на изданные под его редакцией «фолианты» Looking Forward и Worldwide Laws of Life. Их суперидея — оптимизм правит миром и сознанием человека. В той ситуации, в которой я уже долго пребывал, мне ничего не оставалось делать, как поверить ему. 7 ноября 1997 г. (1288-й день) я отправил в The John Templeton Foundation заявку на грант для разработки курса лекций «Законы оптимизма для России». Через три месяца Фонд попросил меня развить и конкретизировать мою заявку, а еще через некоторое время пришло письмо от доктора Деклана Морфи, которому было поручено связаться со мною и по-возможности помочь мне. В то время по поручению Фонда он изучал вопрос поддержки Бизнес школы Петербургского университета и занимался поиском денег на восстановление усадьбы Бобринских на Галерной улице.

К сожалению, Морфи не удалось этого сделать, но в благодарность за то, что я познакомил его с рядом интересных людей в России, он пригласил меня поучаствовать в конференции «Будущее Свободы в России», которая проходила 16 февраля 1999

г. (1754-й день) в Вашингтоне. Там он представил меня сэру Джону, которому было около 90 лет, и я впервые после отъезда из России услышал рассказы людей о происходившем в стране. Тогда я понял, что все это интересно мне в исследовательском отношении и уже во время полета из Вашингтона подумал о возвращении в профессию и о восстановлении моих связей с российскими социологами.

Этап второй (дни: 1796-3074), когда не исследования были главными в моей жизни.

В первый день этого временного интервала (30 марта 1999) у моего сына Саши была операция в Стэнфордском госпитале по удалению жировика в районе виска; на следующий день анализ показал — злокачественная опухоль. Время вновь раскололось: «до» и «после»; в вахтенном журнале: «Все черно».

Потом было еще несколько операций, радиационная терапия, специальная система питания. Его жена вынуждена была уйти с работы, моя жена с утра до вечера была с ними, я — на подхвате: куда-то поехать, что-то купить. В середине апреля 2000 г. я прекратил работу секьюрити, на нее не оставалось времени. Нас всех заряжало мужество и оптимизм Сани. Но чуда не случилось, в конце августа 2002 г. его не стало. Был вечер, приехал батюшка, пришли друзья...

.На следующий день Лизуше исполнялось четыре года, как любой ребенок, она ждала этого дня, в детский сад, куда она ходила, был заказан клоун. если бы такой сюжет включил в свое произведение писатель, его обвинили бы в дурном вкусе, но так все и было. Лишь клоуна попросили дать представление парой дней позже. 28 сентября 2002 г. было «40 дней». Эту точку я назначаю окончанием этого этапа жизни и началом новой, очень трудной поры. В январе 2003 г., описывая свою жизнь Б.М. Фирсову, я отмечал: «.это все, дорогой друг, внешняя часть жизни. Во внутреннюю я сам боюсь забираться. <.> Но дома мы пытаемся быть в форме, не скулить и не жаловаться друг другу...».