<<
>>

Математическое приложение к монографии «Человек и его работа» - это твоя первая публикация?

Это приложение называется «Статистический аппарат анализа первичных данных» и до сих пор является образцом классической прикладной работы - все изложено последовательно, с четкими и реальными примерами (кстати, написала я этот труд через пару лет после своего неблестящего окончания матмеха).
Многие социологи в нашей стране использовали нашу монографию как учебное пособие в двух отношениях: и для систематической разработки методологии своих исследований - здесь они пользовались содержательными главами книги, и для систематического освоения инструментария математического анализа данных - это мой большой раздел. Лет через двадцать, встретив меня на одной из конференций в Москве, один из известных социологов страшно удивился - Как? Эту работу написала женщина и она еще и такая молодая, а я-то всегда считал, что ее написал заматерелый ученый.

Ты участвовала в проекте В.А. Ядова по ценностным ориентациям только как математик или уже осваивала некую новую роль?

Был такой бесконечный проект под названием «ЦО» - Ценностные ориентации. Мы его у Ядова начали обсуждать, когда еще шло исследование «Человек и его работа». Помню, одно время мы имели кров во дворце, который занимал политпрос какого-го района на наб. реки Мойки рядом с Невским проспектом. А.Г. Здравомыслов от нас тогда уже ушел. Как раз в то время нами руководил И.С. Кон, Владимира Александровича тогда отстранили от руководства сектором из-за каких-то политических претензий к нему. Обычно наши запланированные заседания проходили по такому формату - Игорь Семенович, поддерживая канонические академические традиции, всегда давал нам 15-20 минут на разминку, опоздания и пр., сибаритствовал, рассказывал анекдоты, мы обменивались новостями. В конце концов, надо было обратиться к научно-академической части, переход к чему оформлялся И.С. такой сакраментальной фразой «А теперь обратимся к нашим баранам» и передавал бразды правления Владимиру Александровичу, чтобы обсуждать уже сам проект.

А у В.А.

уже давно зародилась наполеоновская идея, во много раз круче, чем «Человек и его работа» - разработать с нуля социологическую теорию и подтвердить ее действенность эмпирическими данными и проверками. Чтобы доказательство было неотвратимым, нужно было эти ЦО прихватить со всех сторон - во-первых, выстроить их на всех возможных уровнях (набралось таковых как минимум пять) и, во-вторых, учесть все существенное вокруг их - реальные условия в труде и досуге, поведение в сфере труда, в сфере досуга, (позже приплюсовали еще и семью), эффективность в работе, психологические характеристики респондентов и др. Ну, в общем 20 разных методик и в сумме потом получилось 1000 разных признаков на душу одного респондента, не считая обширного интервью (из которого мы выуживали только два показателя). Ну конечно, нужно было разработать надежные методики по всем этим делам, провести солидный пилотаж всего этого исследовательского хозяйства и организовать опросно-исследовательский десант наверное на полгода на 13 или около того проектных институтов Ленинграда. Ну, а в итоге доказать, что ЦО и прочие установки влияют на то, какие результаты у человека получаются. Инженеры были самой подходящей публикой, чтобы то, что у них в голове и в их намерениях, как-то корреспондировало с тем, что они делают.

Распределили каждому сотруднику разработку методик с учетом его интересов. Я автоматом включилась в проверку каждой методики на устойчивость и обоснованность - как ее отдельных признаков, так и итоговых показателей, вносила предложения по коррективам.

У меня до сих пор полно данных тех проверок. Могу удостоверить, что устойчивость М. Рокича была никакая - эксперимент был и на 12 студентах, и на 50 более серьезных респондентах. Методика состояла из двух автономных списков по 18 ценностей, и респондент должен был дважды уверенно расставлять таковые ценности на 18 мест по их индивидуальной значимости. Большинство ценностей при повторном опросе улетали на 6-8 и более рангов вверх или вниз.

Но весь мир до сих пор пользуется Рокичем, доказывает то, чего нет у многих респондентов, и естественно не замечает того, что у них есть, тем более что поменялась и эпоха, и ценности, и смысл жизни. Польза от всего этого огроменного материала по проекту ЦО в том, что есть на чем обучать студентов и продвигать аспирантов.

Пожалуй, для меня самая добротная и разумная методика была разработана В.В. Водзинской на изучение ценностных установок и реального поведения человека в сфере свободной от работы - в досуге. Методика в значительной степени не устарела и даже спустя 35 лет студенты, анализируя методику, легко находят ее достоинства и с удовлетворением их отмечают.

В проекте ЦО мне досталась разработка собственной в паре с Ядовым методики ЦО-6 (вроде называлась «Ценностные ориентации в работе»), и была она «прожективной», потому что все вопросы задавались в форме «если бы вам пришлось выбирать между.». Она стала одной из самых компактных и обоснованных методик, с весами на каждый предлагаемый ответ -

просто конфетка, хотя конечно весьма искусственная.

А потом три наших славных хлопца - Эдик Беляев, Дима Шалин и Павел Буторин - почему-то в один момент покинули нашу славную родину, перебравшись на ПМЖ за границу. Что поимел из-за этого Ядов, хорошо знает он сам и всякие райкомы-обкомы. Но методики ребят оказались без хозяина, и большинство их досталось мне. Я с чувством зашкаливаемой ответственности подняла эти упавшие было научные «знамена» и гордо пронесла их до самой нашей генеральной публикации «Саморегуляция и прогнозирование социального поведения личности». Ядов, когда расписал все наши участия во введении к книге, ахнул: «Саганенко (называл меня то по имени, то по фамилии), у тебя чуть ли не больше всех!».

Еще в этот проект по ЦО я впервые пристроила причинный анализ, насчитала и нарисовала этих причинных моделей видимо-невидимо. До сих пор есть у меня целый альбом этих научных изысков, вот только сейчас до таких тонкостей никто не добирается.

Студентам показываю как диковинку - вот до чего мы раньше упирались в нашей научной наивности.

Было в нашей книге «Саморегуляция.» мое убедительное доказательство - значимость влияния фактора (на примере регрессионных моделей) зависит от той совокупности признаков, среди которых он включен в анализ. Ну, например, влияет ли на размер зарплаты такой фактор как, к примеру, общий стаж или такой фактор как возраст. Вот если брать их по отдельности, то о-го-го как влияет и тот, и другой фактор, а если включить оба в одно уравнение - то от возраста не остается ничего, еще и отрицательная нагрузочка у него обнаружится.. Я считаю, что это очень важный методологический момент. Но большинство наших аналитиков от социологии запросто игнорируют такие выяснения и произвольно демонстрируют нам простейшие доказательства и «неопровержимые» связи.

В 1974году ты защитила кандидатскую диссертацию по надежности социологических исследований, в 1979 и 1983 годах появились твои книги по этой проблематике. Эта тема у тебя возникла как обобщение твоей повседневной работы или, наоборот, были общего характера сомнения в качестве исходной информации и результатов социологических исследований, и ты решила посмотреть, что там есть в действительности?

Я же уже говорила - в те времена была этакая очумелость от науки, от ответственности, от способности и возможности все доводить до конца. К тому же с самого первого шага я «подсела» на качество социологических данных. Самую первую работу (помимо диплома), которую предложил мне Ядов, была «дифференцирующие возможности разных шкал» (мы с Ядовым выступали с этими результатами в Сухуми на конференции «Количественные методы в социологии»). На одних и тех же респондентах (30 + 30 человек, две студенческие группы философского факультета, кстати, Валентина Ломовицкая, будущий дока в социологии науки, училась тогда в одной из них) на скромном списке из 7 ценностей мы сравнивали оценки по пяти шкалам (5 баллов, 10 баллов, 5 упорядоченных номинальных формулировок, ранжирование, парные сравнения), материал собирали раз в неделю, итого потратили на опросы целый месяц.

Проверяла я для Ядова все вдоль и поперек, и появлялась у меня масса разных идей, как эффективно анализировать данные.

А также вводила в наш научный арсенал все больше и больше математических методов. Когда нас, разные рассыпанные по Ленинграду научные сектора московских учреждений АН, собрали в 1975 году под крышей ИСЭПа, появился у нас тогда такой важный ресурс, как Вычислительный центр на 100 сотрудников (раньше они относились к Математическому институту им. Стеклова). Но они только хотели обучить всех нас языку программирования АЛГОЛ и отправить «на самообслуживание». Но я выдержала на ученых советах института буквально битву за достойное программное обеспечение для социологов. Зав вычислительным отделом В.И.аршавский - вот, мол, Саганенко - математик, а чурается программирования. А я - мы, мол, научимся только выполнять простейшие арифметические действия на БЭСМ-6, а нам нужно сделать доступные стандартизированные программы обработки для любых наших эмпирических массивов и для любого уровня продвинутости исследователей. В результате у нас оказался- таки передовой для того времени пакет разнообразных методов обработки социологических массивов, на него был спрос в стране, В.Т. Перекрест не раз представлял его в Москве.

В общем, сначала появилась книга по изучению сути и качества первичных данных - в первую очередь, стандартизированных опросов, контент-анализа. Материал, на котором мы дотошно сидели 3-7 лет в проекте ЦО. Эти разработки были сначала оформлены как кандидатская «Измерение уровня надежности исходной информации в социологическом исследовании». Книга же называлась более длинно «Социологическая информация. Статистический аппарат анализа первичных данных социологического исследования» и вышла в 1979 году.

Пригласили в 1978 г. польские методологи Лютинские шесть советских социологов на методологическую конференцию в Варшаву (москвичи, конечно, собирались заполнить все эти места сами), но случайно поляки добрались до Ленинграда и обнаружили, что у меня есть масса чего по теме. Излагала я на той конференции множество разработанных мною приемов, как проверять всякую надежность социологических данных, которые потом были описаны в моей первой книжке, выступала перед самим президентом Международной социологической ассоциации Стефаном Новаком, мой доклад длился два с лишним часа (!!), он сетовал, что на следующий день не сможет принять участие в дискуссии, но прибыл-таки (это у них такое отношение, если что-то по существу и впервые!)...

Лет 10 после того, как провели полевой этап, я с дикой страстью анализировала первичные данные по нашим бесчисленным методикам, консультировала социологов в городе, писала статьи.

И у меня появилось много идей, что же за материю мы получаем на выходе социологического исследования. Поэтому родилась вторая книга «Надежность результатов социологического исследования». Отмечу, все эти изощренные методология, методы, приемы относились только к стандартизированным вопросам и методикам.

Книгу мы делали с тем же, что в первой книге, редактором издательства «Наука», Ленинградское отделение Татьяной Богдановой; последние штрихи были ею внесены в рукопись, когда я уже вызвала скорую, чтобы ехать рожать Лену. Лена родилась 25.02.83, а книга была сдана в набор 28.03.83. Можно считать, что партнером по этому проекту был мой готовый объявиться миру ребенок.

Во второй книге более креативным, как сейчас говорят, оказался раздел, посвященный выборке и отбору данных, репрезентативности и пр. В принципе был еще хороший материал на третью книгу по устойчивости и надежности результатов от разных математических методов и вообще по сравнению смысла результатов, полученных на одном и том же материале. Но до такой книжки руки так и не дошли.

Что помешало?

Пришла перестройка и сумасшедшая динамичность общества. Для меня стало очевидно, что никакими стандартизированными методами и закрытыми вопросами перемены в мире, стране, личной жизни не схватить и не отследить, и я по уши ушла в новую технологию, стала специалистом по открытым вопросам, классификациям и анализу массивов текстовых суждений, эффективным компьютерным разработкам, обеспечивающим поддержку качественных исследований.

Свыше 10 лет длились супер-трудоемкие, но благостные ежегодные опросы читателей Государственной публичной библиотеки им. М.Е. Салтыкова-Щедрина (ныне ее имя - Российская национальная библиотека) об очередных переменах в стране, что я старалась проводить ежегодно по одним и тем же методикам с открытыми вопросами. Исследование каждого года «садилось на голову» предыдущего, еще не сошедшего «на продажу» с моего «конвейера». Материал был сложный, но ситуация в стране и личной жизни людей менялась стремительно, и мне хотелось как-то ее зафиксировать. Именно об этом я каждый год объявляла ученым в залах в ГПБ на Садовой при очередном опросе - «Ваши высказывания - уже свидетельства реального времени и я, прежде всего, фиксирую их и сохраняю для истории». Нужно было разбираться с массой массивов, начать хоть как-то классифицировать высказываемые респондентами идеи примерно по 30-40 признакам, каждый раз это 6-8 тысяч суждений, самое трудное - научиться все это проговаривать гуманитарным текстом, находить и выстраивать новую терминологию.

Началось также преподавание (тогда, слава богу, был всего один курс - «методика и техника социологических исследований». Сейчас у меня 7 или 8 курсов). Пошли проекты, поддержанные разными фондами. Начались поездки за рубеж.

Мне кажется, что в середине 80-х или чуть позже ты стала отходить от количественного определения уровня надежности социологического измерения к более общей интерпретации этого понятия. Не этому ли была посвящена твоя докторская диссертация, защищенная в 1991 году?

Под докторскую у меня была опубликована монография и сделано множество новых разработок. Идеи разрастались в своем разнообразии и объеме, - материалы уже вылезали как тесто в хорошей квашне из любой нормальной тары, стекали на стол, стулья, на пол. Нужно было что-то решать. Стратегии, как справиться с этим «осьминогом», у меня не было. Но тут вдруг соединись три благостные вещи. Первое - напряги от студентов и лекций. Второе - вдруг открывшаяся возможность представить диссертацию в виде доклада - можно было отложить на потом миссию спасения всея методология в стране и мире и выбрать какую-то одну четкую перспективу. И третье - учение Шри Чинмоя - современного индийского философа; на встречу с его последователями нас по радио заманивала кафедра иностранных языков Финэка. По пункту 1: я запросилась в «академку» от тягот преподавания, хотя бы на пару месяцев, что, мол, надо бы завершить докторскую (о диссертации удачно напомнил директор Б.М. Фирсов). Оказалось, что сидеть за своей конкретной (хотя и безбрежной) научной темой в сто раз проще, чем крутиться на 360 градусов перед студентами с преподаванием всего и вся по методологии и методам. По пункту 2: оказалось, можно защищаться по докладу и я выбрала только одну глобальную идею - уже упоминаемые мною три уровня эмпирической доказательности в социологии, которые так замечательно усиливали друг друга. По пункту 3: я действительно дошла до той встречи и медитации. Все хорошо легло на мое настроение ощущать себя в этом мире: вставать рано, со всеми здороваться, медитировать, с радостью относиться к миру, легко двигаться в мире своих идей. И вот на колоссальном драйве, в один присест я написала каркасный текст «Уровни эмпирической доказательности в социологии». Я боялась даже объявить, что написала свой «шедевр» за три недели. Естественно, это был очень сырой драфт, но я уже поставила его обсуждение на заседании сектора социальной политики, в котором я тогда числилась. Никита Серов, один из немногих кто читал и более того квалифицированно разбирался в читаемом, - отметил как уникальные некоторые мои постановки, среди них «конкретность исследовательской ситуации». Самым непримиримым критиком моей методологии оказалась Лиля Бозрикова, которая пыталась приписать мне игнорирование значимых фигур социальной мысли того славного времени. Но тут у меня был убедительный аргумент - моя диссертация была в форме доклада, и тем самым все проблемы со скромным объемом текста и отсутствием цитирования выдающихся персон снимались. В общем, сектор диссертацию одобрил и сделал соответствующее заключение.

Я уже вовсю переписывала текст. В те времена у нас не было персональных компьютеров, и самым почитаемым работником в научной среде была профессиональная машинистка. Еще в предшествующий период своей научной одиссеи я выработала «принцип трех итераций» - три перепечатки и ни на одну больше. Излишнее совершенство вредит произведению. Так я писала кандидатскую, после третьей итерации обнаруживала опечатки, но не убирала их, считая, что они придают некоторое очарование сухому академическому тексту. С докторской я обошлась по тому же формату.

Я попросила поставить мое выступление на ученом совете нашего филиала, хотя по ВАК-овским нормативам этого и не требовалось. Обсуждение на Ученом совете в Филиале было в конце мая 1990 г. - там уже ранг присутствовавших был намного выше. И текст был уже другой. Пиетет к моей персоне был высоким, никто не думал наезжать на меня из личностных пристрастий, ставить меня на место. Отмечали в основном мои первопроходческие заслуги, делали замечания по отдельным оборотам, уточняли суть моих уровней эмпирической доказательности в социологии.

В начале июня с третьей итерацией текста я была уже в Москве, в Институте Социально-политических исследований АН СССР, делала доклад на заседании диссертационного совета, которым руководил Геннадий Васильевич Осипов. Там уже собралось четыре директора института (Осипов, В.И. Ядов, предшественник Ядова - В.Н. Иванов, и кто-то еще), А.Г. Здравомыслов, в общем вип-персоны от социологии. Я уже была почти на равных с этими реномированными персонами и методологические заслуги мои считались бесспорными, я убедительно объясняла слабости методологических позиций, которые были задействованы в отечественной социологии. Геннадий Васильевич предложил мне самой назначить день защиты, я подсчитала - что только с осени все закрутится, распечатка реферата, рассылка и все такое и выбрала 30 октября.

Моими оппонентами были Геннадий Батыгин и Владимир Панниотто из Киева, тогда еще был Советский Союз, и было единое научное пространство. Батыгин сообщил мне, что отзыв написал (но не передал его ученому секретарю совета Марине Покровской), Паниотто считал, что отправлять отзыв по почте или привезти его с собой - то на то и получится. В итоге ученый секретарь М. Покровская заявила, что раз нет отзывов, она не будет делать рассылку членам Диссертационного совета и что вообще обычно все это делают сами диссертанты и пр., и пр. Я сказала - нет проблем, завтра приеду. Пошла на вокзал, мест не было, удалось договориться только на третью полку за полную стоимость в плацкартном вагоне. Когда я устраивалась на ночь на верхней полке, сосед по купе смотрел на меня с глубоким удивлением и сочувствием. Я утешила его, что ситуация на самом деле смешная, а не драматическая. И успешно прибыла в Москву на свою докторскую защиту.

Были ли какие-либо неожиданные предложения после защиты?

Кстати я вспомнила о более ранних «неожиданных» предложениях. Перед защитой еще кандидатской я выступала на семинаре в Институте социологии в Москве. Г.В. Осипов сразу же отметил методическую выверенность и полезность моих разработок и сделал мне сразу два предложения. Первое - тут же прочесть цикл лекций для аспирантов Института Социологии, чтобы повысить методическую грамотность будущих специалистов. Все аспиранты были собраны как по тревоге, их было целый зал, и я прочла за ближайшие пару дней часов на 6 лекций.

Второе, благодаря моему докладу, Осипов вдруг обнаруживает, что его детище, уже почти готовая к публикации «Рабочая книга социолога», имеет существенный пробел - отсутствие раздела о методах выявления качества первичных данных, и попросил меня срочно засесть за его написание. Я, естественно, согласилась. Он вызвал меня командировкой в Москву, поселил меня на месяц в «купеческой» гостинице «Спутник», приставил ко мне «цербером» Владимира Андре- енкова, и я стала готовить материал. В общем «Рабочая книга» вышла с полным «боекомплектом».

Когда я выступала на докторской предзащите, Г.В. Осипов предложил мне работать в его институте экспертом по методическим вопросам, и я не отказалась. Проработала я у него года так три. По моей концепции и разработанной мною методике было проведено исследование «Ситуация в общественных науках» (о настоятельности проведения такого исследования было тогда Постановление Президиума АН и Г.В. Осипов взялся провести требуемое исследование). Общая численность тогда высшего слоя АН СССР (членов-корреспондентов и академиков) была вроде 886 человек. Г.В. Осипов кого-то послал в командировку в Дальневосточное, Уральское и Сибирское отделения Академии наук, кого-то - в научные центры на юг. Я опрашивала в Ленинграде.

Но началось мое исследование с общения с А.А. Фурсенко, он был тогда заместителем Ж.И. Алферова, а я должна была выступить лишь «эмиссаром» - передать 86 анкет в Ленинградский научный центр (столько тогда было академиков и чле- нов-корреспондентов в нашем городе). Встретились, беседуем, все нормально. Выкладываю анкеты и вдруг: «Нет, нет и нет, исследование вам только навредит.». Я удивилась - «Но это же не мое исследование!». Оставила анкеты, считая, что вопрос будет решаться не мною. Но А.А. Фурсенко тут же отбыл в отпуск, а анкеты осели у какого-то клерка.

Звоню Г.В. Осипову в Москву и рассказываю о ситуации. Он спокойно отреагировал на мое сообщение и предложил мне: «А вы, Галя, опрашивайте сами. Есть такой справочник Who is who, там вы все имена найдете».

Это была особая для меня коллизия - общаться с учеными этого уровня по данному поводу в данном формате. Сначала я страшно «заскучала» - как это лезть к ученым с какими- то анкетами и «скучала» долго, недели так две-три. Потом вдруг подумала - а чего ты так страдаешь? да, когда ты еще сможешь провести такого уровня исследование - опрашивать академиков? тебе ведь такое уникальное поле подготовили! В общем, поменяла я установку со страдательной на заинтересованно-познавательную. Нашла я этот справочник, выписала имена и фамилии 86 потенцильных респондентов, адреса институтов и телефоны. Еще несколько раз повздыхала перед первым звонком и начала с Александровых. Их в моей картотеке оказалось трое.

Самое трудное, мне казалось по началу, передать персонально анкеты и, когда я в Ленинграде довела выборку человек до пятидесяти (дальше выборка окончательно забуксовала), я поняла, что самое трудное - не раздать анкеты, а получить их обратно с ответами. Всего я получила 34 заполненные анкеты. Очень прилично, учитывая загруженность, разъезды, возраст, болезни и даже две смерти академиков. Всего по стране было собрано 202 заполненные анкеты, от академиков и член- корреспондентов. Ответили тогда на анкету ведущие ученые, социологи, экономисты, филологи. - анкеты, как правило, были подписаны - интересно было читать ответы Т.И. Заславской, А.Г.Аганбегяна, А.Д Александрова. К сожалению, когда я уже не могла регулярно появляться в Москве и, прощаясь с ИСПИ, я не догадалась попросить отдать мне анкеты. Я храню все собранные мною анкеты с открытыми вопросами по разным исследованиям, плюс у меня есть все их электронные базы данных. Сегодня это учебный, научный и даже исторический материал.

<< | >>
Источник: Докторов Б.З.. Современная российская социология: Историко-биографические поиски. В 3-х тт. Том 2: Беседы с социологами четырех поколений. - М.: ЦСПиМ. - 1343 с.. 2012

Еще по теме Математическое приложение к монографии «Человек и его работа» - это твоя первая публикация?:

  1. СВЯЗИ «МАРСЕЛИЗМА» Познание индивидуального бытия неотделимо от акта любви, т. е. caritasблагодаря которому это бытие проявляется в том, что делает его существом неповторимым или — если угодно — образом бога. Габриель Марсель Первичный опыт человека является опытом другого человека... Акт любви — самое полное утверждение человека. Неопровержимое экзистенциальное cogito43. Я люблю — значит, существует бытие и есть смысл жить. Эмманюэль Мунье
  2. §1. Закулисная работа математической лшели.
  3. 1. Первая, наипростейшая форма движения – это механическая, простое перемещение.
  4. Жизнь - это не только работа
  5. ЧЕЛОВЕК, ЕГО ДУША И ЕГО СОБСТВЕННОСТЬ. КРИТИКА КОММУНИЗМА
  6. Мораль - это «система ценностей, ориентирующих человека на идеал единения, который выражается в примирённости, солидарности, братской (милосердной) любви» не только к ближнему и достойному любви, уважения, но и к тем, с кем приходится человеку общаться. (Р.Г. Апресян).
  7. РАБОТА НАД БИОГРАФИЕЙ - ЭТО ОБЩЕНИЕ С ТЕМ, О КОМ ПИШЕШЬ8
  8. ОСНОВОПОЛАГАЮЩАЯ ОСОБЕННОСТЬ ОБЩЕСТВЕННОГО СТРОЯ АНГЛОАМЕРИКАНЦЕВ —ЭТО ЕГО СУГУБО ДЕМОКРАТИЧЕСКОЕ НАЧАЛО
  9. Приложение 3 МЕТОДИЧЕСКИЕ РЕКОМЕНДАЦИИ ПО ПОДГОТОВКЕ И ОФОРМЛЕНИЮ КУРСОВЫХ И ДИПЛОМНЫХ РАБОТ ПО ПЕДАГОГИКЕ ОПРОСА1 I. Требования к курсовым работам по педагогике
  10. 51. Что такое субстанция и почему это имя в разных значениях относится к Богу и к его творениям
  11. Как складывалась твоя карьера с конца 1970-х гг.?
  12. Часть первая Метод и его применение
  13. ПЕРВАЯ ГЛАВА: ЧЕЛОВЕК
  14. Ч асть первая Метод и его применение
  15. ПРИЛОЖЕНИЕ 12 ПРОТИВОРАДИАЦИОННОЕ УКРЫТИЕ РАМНОЙ КОНСТРУКЦИИ НА 20 ЧЕЛОВЕК