Латинская Америка: от индустриализации к неолиберализму[291]
Исторические, экономические, культурные и политические различия между странами Латинской Америки затрудняют анализ региона как однородного целого. Тем не менее, специфика внутренних проблем отдельных стран не отменяет того факта, что главные аспекты колонизации, рабства, обретения независимости, консолидации национальных государств были обусловлены общими характеристиками экономической и политической интеграции региона в современный ему мир.
Уже в колониальный период и тем более — в эпоху первой индустриальной революции главные страны-метрополии региона, Испания и Португалия, не принадлежали — с XVII века — к числу сильнейших государств мира. И с момента обретения независимости страны Латинской Америки оказались подчиненными интересам сначала британского, а затем северо-американского империализмаДвумя основными целями данной статьи являются: обсуждение гипотезы, согласно которой в период 1929-1979 гг. некоторые латиноамериканские страны обладали большим суверенитетом в осуществлении своей экономической политики по отношению к развитию. Однако после 1979 г. США, за которыми последовали другие развитые страны, возобновили свои наступательные действия в русле «вашингтонского консенсуса», основанного на господстве международного финансового капитала. Это вновь резко сузило сферу нашего суверенитета и навязало нам — с согласия нашей местной элиты — либерально-консервативное возрождение; объяснить, как, начиная с «кризиса внешней задолженности», курс, проводившийся под гегемонией США (и поддержанный значительной частью латиноамериканской элиты), привел к принятию экономической политики, в высшей степени подчиненной интересам метрополии. При этом внутренняя поддержка этой политики в Латинской Америке не была единообразной — ни во времени, ни в пространстве (начиная с пионерского — в этом плане — опыта Чили в 1973 г. и в Аргентине — в 1976 г.).
Однако в течение 1980-х гг. стала очевидной растущая — в рамках региона в целом — однородность этой политики.Повсеместно наблюдались:
а) процесс ослабления бюджетных и финансовых возможностей и способности национального государства проводить свою собственную экономическую политику;
б) растущая мощь вновь возникающих экономических групп, тесно связанных с международными финансовыми объединениями;
в) ослабление традиционных классовых объединений, особенно в политической сфере;
г) консолидация новой международной технократии, которая осуществляет по всему региону общую экономическую политику с общими либеральными установками. 1929-1979 гг.: длительный «исключительный период»
Кризис, начавшийся в 1929 г., означал для Латинской Америки разрыв с прежней моделью накопления (потребления и роста), основанной на экспорте сырья. Как глубина этого кризиса, так и продолжительность его делали невозможным как сохранение прежних моделей потребления и накопления, так и практику пассивного приспособления к реальностям депрессии.
В 1929-1937 гг., несмотря на глубину депрессии и вопреки гигантскому оттоку международного капитала, латиноамериканские страны могли рассчитывать на более широкую, чем ранее, степень свободы при решении своих проблем. Дело в том, что экономика Центра находилась в состоянии упадка, торговля и международные финансы переживали ситуацию «раздрая», какая-либо возможность четкой про- или антиимпериалистической ориентации действий международных игроков была по существу исключена.
Регион в целом достиг в этот период качественно нового уровня развития («индустриальный сдвиг»). Правда, малые его страны практически ограничились практикой простейших усовершенствований сельскохозяйственного и промышленного производства. Но средние и крупные преуспели в консолидации или инсталляции таких секторов промышленности, выпускающих продукцию конечного спроса, как текстильная, швейная, мебельная, обувная, а также в развитии металлообработки, химической промышленности, производстве строительных материалов.
Потребность в пересмотре таможенных тарифов во многих случаях не только стимулировала необходимые протекционистские меры, но и вызвала к жизни общую рационализацию экономики. С другой стороны, поскольку налоговая система базировалась как на им*рртных, так и на экспортных тарифах, сокращение импорта в финансовом плане резко ослабило государство, которое оказалось вынужденным изменить саму структуру налоговых поступлений: отныне она в большей мере базировалась на налогах на производство, продажи и потребление, хотя и оставалась столь же регрессивной, что и прежде. Меры по защите экономики и новый подход к экономической политике имели еще одним своим результатом обучение того слоя, который в будущем предстал как местная «планирующая» бюрократия, и растущее государственное вмешательство в экономику, контрастировавшее с прежней доминирующей практикой либерального государства.
Хотя Вторая мировая война потребовала от Латинской Америки многих жертв, период 1937-1945 гг. позволил расширить и до определенной степени качественно изменить к лучшему процессы, начавшиеся в первой половине 30-х гг. Еще не оправившиеся от депрессии страны Центра (мировой экономики) оказались прямо или косвенно вовлеченными в войну, «оставив» нам большую свободу решать свои внутренние дела.
С этой, второй фазы «исключительного периода» восприятие «новой эры» стало более четким. Местная легкая промышленность окрепла во многих странах; почти все средние и крупные государства уже создали некоторые развитые индустриальные сегменты — прежде всего в сферах металлообработки и химии. В ситуации нестабильного внешнего спроса мы должны были диверсифицировать внутренние источники снабжения и производить не только отдельные части машин, но и оборудование, которое до тех пор вообще не производилось в регионе. В ряде случаев развитие химии и металлообработки опиралось и на прямую поддержку экономик самого Центра, стремившегося создать в Латинской Америке базы поддержки своих
усилий, связанных с нуждами войны.
В итоге мы получили 15-летие (кризис -ь война) экономической экспансии и диверсификации.Развитие промышленности сопровождалось в наших странах процессом «преждевременной» («раннеспелой») урбанизации; и промышленность, и города в целом привлекли большое число рабочих и мигрантов, которые обеспечили процессу индустриализации важную базу политической поддержки. Вместе с тем, прежние политические учреждения, администрация, налоговая и финансовая системы лишь в минимальной мере оказались адаптированными к новой реальности, что завещало будущему серьезные проблемы экономического и особенно политического порядка.
Традиционные проблемы и заботы вернулись в регион в первое послевоенное десятилетие. В эти годы империализм почувствовал себя в опасности в связи с консолидацией СССР и продвижением социализма в Центральной и Восточной Европе. Победа Мао Цзэдуна в Китае (1949 г.) и Корейская война (1950-1953 гг.) оказали еще более глубокое влияние на отношения между Востоком и Западом. С 1946-1947 гг. развитие этих процессов вылилось в «холодную войну», глубоко изменившую поведение США по отношению к Латинской Америке: они приступили к организации и поддержке репрессивных акций всякого рода против национализма и прогрессивных политических сил. Наступил период «разрывов» и «перерывов постепенности», военно-политических переворотов, призванных обеспечить «возврат к демократии» довоенного образца.
Внешние давления сопровождались определенной параллельной реакцией в самой Латинской Америке, не дававшей возможности государству осуществить назревшие реформы — или выразившейся в попытках возвращения к «ортодоксальной экономической политике». Однако и «возврат к прошлому» оказался иллюзией.
Как убедительно объяснил Фуртаду, консервативная политика — внутренняя и внешняя — не могла увенчаться успехом, поскольку за 20 лет (1930-1950 гг.) наша доля в мировом экспорте сократилась, в то время как наш ВНП — удвоился. В этих условиях было невозможно вернуться к импортному коэффициенту 1929 г.2gt; И потому невозможно было приступить к либерализации импорта, не восстановив прежней способности к поддержанию торгового равновесия (в сфере обмена продуктов).
В результате всех этих процессов и проблем многие националистические и «индустриализирующие» лидеры в наших странах столкнулись во второй трети века с сильным давлением извне и изнутри. Примерами этого могут служить Карденас в Мексике, Перон — в Аргентине, Ибаньес — в Чили, Варгас — в Бразилии, Веласко Алварадо — в Перу, а впоследствии Кальдера (1971 г.) — в Венесуэле.В 50-е гт. давление США на Латинскую Америку усилилось — вначале из-за необходимости объединить вокруг себя регион политически (в связи с конфликтом в Корее), затем — по мере успеха плана Маршалла — резко возросла заинтересованность США в том, чтобы снять протекционистские барьеры, возникшие вокруг «защищаемых» латиноамериканских рынков.
С другой стороны, давление либерализма не только грозило «разрывом» объективному процессу индустриализации, но и вызвало сознательное внутреннее сопротивление. Латиноамериканские правительства продолжали продвигаться по пути индустриализации так далеко и быстро, как могли. Государство компенсировало и слабость национального частного капитала, и безразличие (незаинтересованность) капитала иностранного; оно развивало добычу нефти, производство стали и базовых химических продуктов, создавало инфраструктуру, банки, транспорт, телекоммуникации[292]. Больше того — в этот период (50-е гг.) битва за индустриализацию в растущей мере стала осознаваться как главная, национальная задача всех стран Латинской Америки.
Прогрессивность этой цели помимо прочего определялась тем, что до начала 1960-х гг. урбанизация и индустриализация были главными рычагами снижения социальной напряженности, порожденной в регионе растущим «исходом» из деревни. Для мигранта речь шла и о возможности добиться улучшения условий занятости, и о попытке преодолеть социальное мерзозапустение сельской жизни. Но и для элиты миграция представляла долгосрочный (постоянно действующий) «предохранительный клапан», позволявший снизить остроту социального исключения (в деревне) и дискуссий о необходимости аграрной реформы[293]*.
Период между 1955 и 1973 гг. был временем максимального подъема и начавшегося истощения одного из самых длительных периодов количественного роста и структурных сдвигов в развитых странах; временем ассимиляции «американской индустриальной системы» в Западной Европе и Японии. Уже в начале 60-х гг. США столкнулись с первыми признаками перехода длинной волны цикла экспансии в нисходящую фазу (падение темпов прироста производства, слабости внешней торговли и бюджетной политики) — в то время как Европа и Япония вступили в фазу наибольшего подъема.
Оба этих вектора — каждый по-своему — способствовали ускорению экспансии — производственной и финансовой — международного капитала: вначале американские предприятия резко расширили свои прямые инвестиции по всему миру (главным образом — в Европе), а вскоре за этим европейские и японские капиталы пошли тем же путем. В течение 15 лет страны и предприятия Центра системы были в высшей мере заинтересованы в расширении своих позиций также в некоторых зонах Периферии, а для тех, в свою очередь, производственные инвестиции извне оставались крайне важными — чтобы продолжить процесс индустриализации, углубить его за счет развития более сложных — по технике и технологии — отраслей: таких, как транспортные средства (автомобили и пр.), производство промышленного оборудования, электротоваров, товаров нефтехимического комплекса и т.д.
С другой стороны, финансовый и торговый дефицит США, их помощь Европе и Японии и потоки иностранных инвестиций породили процесс усиленного накопления финансовых излишков и кредитов в долларах — особенно в Европе, создав рынок евродолларов, вызвавший затем «лавинный эффект» в процессе формирования международной финансовой системы5).
Тем временем в Латинской Америке власти сталкивались с необходимостью переформулирования своей политики и практики первых десятилетий индустриализации, с императивами улучшения техники администрирования, планирования и проектирования, улучшения инструментов экономической политики и т.д. Одновременно растущие трудности и препятствия на пути продолжения процесса индустриализации привели к растущему внутреннему политическому напряжению. Последнее породило политические схватки вокруг «базовых реформ» (аграрной, городской, региональной, налоговой, финансовой, административной и политической), которые неоднократно приводили к репрессиям и военным переворотам, таким, как тот, который — при поддержке США — низложил в 1973 г. демократическое правительство в Чили.
В 1973-1979 гг. процесс индустриализации еще продолжался — все более медленно и, главное, неравномерно. Ни в Чили, ни в Аргентине (ставшей жертвой кровавого военного переворота в 1976 г.), ни в Перу, где после 1975 г. были осуществлены радикальные сдвиги «вправо» в экономической политике, новых «прорывов» в развитии индустриализации достигнуть не удалось.
В других странах процессы данного пятилетия (1974-1979 гг.) также утрачивали свой прежний темп. По всему региону экономика страдала от нарастающей инфляции и увеличивающегося дефицита текущих платежных балансов[294]. В среднем ежегодный прирост ВВП в регионе почти не изменился с 60-х гг. к 70-м (5,5 % и 5,6%). Однако доля Латинской Америки в объеме мировой торговли упала с 7,7 % в 1960 г. до 5,5 % — в 1970 г. и 1980 г. И это последнее — несмотря на то, что экспорт региона рос в 70-е гг. в 3,6 раз быстрее, чем его ВВП; вопреки тому, что структура этого экспорта выделялась растущим удельным весом продукции обрабатывающей промышленности.
Подводя общий итог развития Латинской Америки в 70-е гг., можно сказать, что главные ее страны сумели — при всех «но», о которых шла речь ранее — извлечь преимущества, которые были связаны с двумя международными экономическими кризисами (производственным и финансовым), как через привлечение большего, чем в прошлом, объема прямых иностранных инвестиций, так и — в еще большей мере — используя доступность заемного капитала на мировых рынках. С начала 1970-х гг. Латинская Америка все более широко прибегает к внешним займам.
Отвлекаясь пока от издержек этого процесса (обслуживание долга, рост коррупции, военные перевороты), можно признать, что внешние заимствования сыграли определенную роль в развитии некоторых национальных проектов (в таких сферах как сельское хозяйство, нефть, импорт промышленного оборудования, тяжелая промышленность, инфраструктура и т. д.), изменили в некоторых странах как производственные структуры, так и структуру их экспорта (в пользу изделий обрабатывающей промышленности). Это относится прежде всего к Бразилии — стране, сумевшей в наибольшей мере использовать внешние возможности момента и создавшей наиболее интегрированный — в Латинской Америке — индустриальный комплекс. Вместе с тем, обострение инфляции, структурный дефицит платежного баланса и высокие — будь то относительно национальных резервов валюты или величины экспорта — расходы на обслуживание национального долга свидетельствовали о нарастании структурного неравновесия — и, следовательно, об угрозе кризиса гигантских размеров.
Еще по теме Латинская Америка: от индустриализации к неолиберализму[291]:
- ЛАТИНСКАЯ АМЕРИКА
- §4. СТРАНЫ АЗИИ И ЛАТИНСКОЙ АМЕРИКИ В НАЧАЛЕ XX ВЕКА
- 43. НАЦИОНАЛЬНО—ОСВОБОДИТЕЛЬНЫЕ ДВИЖЕНИЯ В ЛАТИНСКОЙ АМЕРИКЕ
- ЛИТЕРАТУРЫ СТРАН ЛАТИНСКОЙ АМЕРИКИ
- Латинская Америка: неолиберальный вариант модернизации
- § 53—54. Страны Латинской Америки: реформы и революции
- 6. Страны Латинской Америки в 1980—1990-е годы
- Католическая мысль Латинской Америки о путях "освобождения"
- Латинская Америка в 2020 году: вызовет ли глобализация раскол региона?
- §25. СТРАНЫ ЛАТИНСКОЙ АМЕРИКИ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XX — НАЧАЛЕ XXI ВЕКА: РЕФОРМЫ И РЕВОЛЮЦИИ
- Пределы догоняющей модернизации в постиндустриальную эпоху (опыт индустриальных стран Азии и Латинской Америки)
- § 17. Освободительное движение в странах Азии и Латинской Америки на пороге новейшей истории
- Современный системный кризис мирового капитализма и его воздействие на общества Периферии (Латинская Америка)
- § 291