Кто из родителей на тебя более повлиял: отец или мать?

Среда чекистов - интересная, их я наблюдала, конечно же, больше всего в личной жизни. Любопытно, что мне никогда не предлагали с ними сотрудничать в качестве осведомителя, лишь один раз я работала на них в качестве стенографистки.

В силу обстоятельств мы много путешествовали.

Потом мы жили - с 1954 г. по 1974 г., - в уникальной коммунальной квартире на углу Маяковского и Невского. А до этого почти год прожили в маневренном фонде во флигеле дома 108 по Невскому проспекту. Любопытно, что ныне в этой квартире на первом этаже находится офис туристической фирмы «Бон Вояж», которая организует все мои турпоездки. Вот такие параллели.

В общем путешествие по жизни с родителями привело меня к интересу к самой жизни, к интересу к повседневности. Я вообще по жизни наблюдатель. Кстати, недавно я прочла несколько работ Владимира Ильина, где он представляет свою концепцию социологии как образа жизни, «интеллектуально переваренной социологом эпохи», говорит о принципе двойной рефлексии.

Очень интересно, чуть позже указанного тобою времени я жил в огромной коммуналке в нескольких минутах ходу от тебя, на Поварском переулке, вблизи Владимирской площади...

Жильцы моей коммунальной квартиры представляли собой срез тогдашнего ленинградского общества. Женщина-доцент Техноложки, семья рабочего с пятью детьми. Пожилая пара: он - бывший гусар с усами, она дворник, и работала дворником во время войны. А потом она была фактически частным предпринимателем - стирала и гладила на дому вещи соседей. Также в этой квартире жила семья еще одного военного, мясник с Кузнечного рынка, пенсионеры с сыном-уголовником. Довольно безобидным. Но когда напивался, то, как всякий русский мужик, становился невменяем, бил родителей и орал, мы его регулярно «сажали». Отсидев годик в тюрьме, он возвращался. Как ни в чем ни бывало. В 1956 году вернулись репрессированные родственники хозяина дома. Мы жили в его бывших апартаментах (на втором с половиной этаже - это было типично): в них было комнат 10, но поскольку они были разделены - комнат стало около 15-ти, да и квартира с роскошными каминами и сквозными дверями, была разделена на две. Одна часть имела выход во двор - бывший «черный» вход, другая - с «белым» входом - выходила на Невский. Мы жили в этой части. Приехавшие родственники бывшего домовладельца были его сестра и племянник. Племянник работал учителем труда в профтехучилище, сестра уже была пенсионерка.

Может быть теперь ты вспомнишь о школьных годах, скорее всего ты училась в одной из школ в центре города... Какие у тебя воспоминания остались об этом периоде?

Я окончательно оказалась в Ленинграде в 1953 году, где и пошла в школу. Школа находилась на ул. Восстания, 8, № 209, огромный дворец с огромными классами и потолками высотой метров шесть. В 90-е годы, как-то придя на вечер встречи выпускников, а он всегда проходит 2 февраля, я узнала историю нашего учебного заведения.

В школе я училась образу жизни по-ленинградски (или по-питерски). Вообще говоря, я довольно рано осознала, что Ленинград - это вам не Москва и не Россия. Он - особый. Это я поняла еще тогда, когда в нашем дворе дома в Чите, где жили в основном военные, появились семьи из Ленинграда. И дети, и их родители были другие, непохожие. Это я запомнила очень хорошо. А когда обосновалась в Ленинграде, я это осознала еще лучше. Мне приходилось многому учиться. И до сих пор, хоть я и прожила в этом городе более полувека, у меня нет идентификации с ним. Я другая, мне ближе Москва. Ее менталитет. Стиль поведения, образ мысли. Люблю ли я этот город - не знаю; это город декаданса. Им можно болеть, но любить вряд ли. Однако - так случилось. Я тут живу.

В первом классе - школа была еще женская. Со второго - началось совместное обучение. Однако еще в первом классе у нас сложилась тесная компания. Хотя состав школы был очень смешанный: дети кухарок, потомки дворян и интеллигентов, но наша компания была достаточно однородной. Во- первых - мы все были отличницами, во-вторых, семьи были очень интересные. Одна моя подруга была из семьи архитек- тора-реставратора и художницы, а предки - были дворяне. Единственные, они этого не скрывали. Вторая подруга имела деда профессора. Помню, меня совершенно потрясло, что в их семье выпускали домашнюю стенгазету. У еще одной подруги дед был известный часовщик, отец - инженер-судостроитель, мать врач. Это была семья евреев-интеллигентов с питерско- украинскими корнями. У четвертой моей подруги родители были учителя, но, как выяснилось совсем недавно, оба деда были священнослужители.

В этой школе девушек обучали эксклюзивной специальности - стенографистка-машинистка. А мальчиков - помощник машиниста. На женские специальности был конкурс. Я его прошла. Поскольку была отличницей.

Кавказ, в Украину, Карпаты, Прибалтику. Именно там на туристской тропе, в компаниях у костра - возникало ощущение личной свободы.

Чтобы покончить со школой, скажу, что жизнь наша была достаточно интеллектуально бурной, с хождениями в музеи и театры. Постоянно торчали в ТЮЗе на Моховой. У нашей всеобщей бабушки-дворянки там была знакомая и давала нам контрамарки. А брат одной моей одноклассницы - курсант Дзержинки -

был помешан на современных поэтах и постоянно таскал нас на концерты чтецов - в частности, Михаила Павлова. Он читал много неопубликованных стихов Евтушенко, Вознесенского, Рождественского и других. Мы с помощью стенографии их записывали, а потом размножали. В ту пору я очень любила Вознесенского (за форму), Евтушенко и Аксенова. Последних двух за социологичность, как это можно сейчас назвать.

Вообще говоря, мой интерес к разным сторонам жизни связан именно с тем, считаю ли я их «социологичными». Это касается и повседневной жизни. И интереса к тем или иным людям, отношения к спектаклям, книгам, песням.

А еще была «Литературная газета», на которую в 60-е годы я стала подписываться. Самой интересной была 16-я страница, помню гениальный текст Григория Горина «Остановите Потапова», он у меня хранится до сих пор. Это абсолютная социология. Там описаны сутки одного служащего. Конечно же, московского. Как он прыгает с места на место. Успевая поработать. Встретиться с массой людей. В том числе с любовницей. Сходить в театр. Решить кучу проблем .и вернуться домой.

Вернемся к школе... ведь ее все же предстояло закончить...

11-й класс был в моей жизни очень тяжелым периодом. Все-таки 11 лет школы, особенно нашей, было слишком большим испытанием. Весь 11-й класс я воевала с учительницей математики. Все дело в том, что я слишком рано стала подкрашиваться, и еще в 9-м классе чуть не довела до обморока нашу классную руководительницу, когда выкрасилась в рыжий цвет хной. А в 11-м все уроки математики начинались с того, что математичка подходила ко мне, пристально на меня смотрела и говорила - опять накрасилась, за дверь.

Но тут случились математические олимпиады, они тогда были популярны. Не помню, как я попала на районную олимпиаду, но я оказалась в числе победителей, была отправлена на городскую и там заняла призовое место. Как-то особенно красиво решив очередное тригонометрическое уравнение. Представители РОНО или чего-то там еще пришли в школу меня награждать на урок. А меня нет, я за дверью, читаю Аксенова. Скандал. Опять же вмешался папаша, меня вернули в класс, попросили потерпеть и быть скромнее. Однако в школе я была чуть ли не единственной победительницей Олимпиады. И меня терпели. Но в апреле я заболела каким-то супер-гриппом. Огромная температура. Непонятные симптомы, и меня отправили в Боткинские бараки, очень, кстати, приличные по тем временем. Отдельные боксы. У меня был второй случай в городе - лечили «на разрыв аорты». Но появилась в школе я только в мае. А тут экзамены. Сначала я хотела оформить по болезни отказ от экзаменов, хотелось лучших оценок. В итоге сдала все очень прилично.

Нужно было определяться. Я очень устала от борьбы, от болезни и хотела отдохнуть, подумать и оглядеться.

И тут опять вмешалась моя семья. В основном мама. Родители уже старели, и им не хотелось надолго меня от себя отпускать. В итоге после длительных уговоров я подала документы, конечно же, на филологический, на английское (переводческое) отделение. Это при том, что английский я знала не очень, да еще имела характеристику с записью - комсомолка, но активного участия в общественной жизни не принимала. Сейчас я осознаю, что по-видимому это был подспудный протест и намерение провалиться. Так и случилось. Конкурс был огромный, надо было набрать 20 баллов из 20, а я, получив пятерки по сочинению и русскому, получила трояк по истории. В общем, не прошла по конкурсу.

Догадываюсь, и здесь пригодилась профессия стенографистки, которую ты осваивала в школе. Так?

Я не расстроилась. Расстроились мои родители. Три недели я отдыхала, но помню, что мне даже в голову не приходило, что можно не работать. И мама работу мне нашла очень быстро. Она в ту пору работала референтом прокурора города и знала многих начальников отделов кадров. В том числе «Большого университета». Они там посовещались. Я к ней пришла, и она меня отправила на философский факультет, где требовалась стенографистка-машинистка Ученого Совета.

Я пришла, приняла меня Светлана Николаевна Иконникова. Разулыбалась. Сказала, ой, какая хорошенькая девочка. А у нас так много мальчиков. Потом заканчивая разговор, спросила, а стенографирую-то я как? Да нормально, имею диплом съездовой стенографистки, скорость хорошая. Ну, и хорошо, если надо, поможем. Так я с 17 сентября 1964 года получила рабочее место в деканате философского факультета. Мне там нравилось. Новый круг общения, это при том, что слово философия я вообще-то даже по-моему и не знала. Приличная зарплата, как сейчас помню - сначала 69 рублей. А потом 75. Это делало меня достаточно независимой от семьи.

Круг общения у меня остался прежний. Прежние компании, прежние подруги. Самая моя близкая подруга в ту пору тоже, наконец-то ушла из той сферы деятельности, куда ее отправил отец-инженер. Она закончила судостроительный техникум и вознамерилась поступать в Мухинское на отделение моделирования одежды, которое только-только открыли. Куда вскоре и поступила, предварительно поработав в Доме моделей, где я постоянно у нее торчала. Вот такой был наш круг общения. Факультет был предметом наблюдения, но не более.

В составе факультета тогда было отделение психологии и мини-лаборатории. В том числе инженерной психологии. Я участвовала даже в каких-то экспериментах. У нас проводились разные интересные мероприятия, пел Евгений Клячкин. Но главным событием в те годы были лекции Игоря Семеновича Кона по социологии личности, это на меня повлияло в части профессионального определения. Помню зал истфака, когда люди висели чуть ли не на водосточных трубах.