Как Вам в голову пришло в Университет ехать, в Ленинград, и вообще на философский?

Словом, пришло время ставить философские вопросы: «Зачем живешь?», «Что такое жизнь?» и так далее. И у меня этот процесс происходил бурно, например, в девятом классе, в первую четверть, у меня не сложились отношения с преподавателем литературы, я помню его прозвище, Горбонос, это небольшого роста еврей, и у него не было ко мне никаких плохих чувств, но меня понесло. .Явообще-то хорошо учился тогда, очень хорошо, мне все легко давалось. Он вызывает меня к доске, я говорю «А я не выучил сегодня, я не готов». Двойка. На следующий день он опять меня спрашивает. «Я не готов». То ли кол, то ли двойка. И тут уже началось противостояние. Он каждый день меня спрашивал. Яс каждым днем все решительнее говорил, что я не готов, я не учил. У меня было семь колов и одиннадцать двоек в первой четверти по литературе.

Плохой он был учитель, хотя он перед этим мне нравился, потому что мне нравилась литература. Но он на меня давит - и я сопротивляюсь, и чем сильнее он на меня давит, тем сильнее я сопротивляюсь. Это пример того самого года, когда я вызываю своего товарища по классу, Николая Шубина, на дуэль, стреляться на пистолетах.

Ну да... тогда конечно.

Я проспал время дуэли... я не чувствовал позора. Я просто проснулся, вспомнил: «Так я же должен был быть там, в лесу, е-мое!» И вот это бурление, это не брожение, это бурление психики целый год продолжалось. А затем мне надо было решить вопрос, например, «Бог существует или нет?» Я не рассказывал?

Нет.

Главное событие семнадцатилетнего возраста было - спор с Богом. Мать говорила по отношению к Богу так: «Я не знаю, есть Бог, нет Бога, какой Бог. Но я точно знаю, что что-то есть!» И я придерживался такой же версии. До 17 лет. Почему? А потому что в августе 44-го года женщины, включая мою мать, гадали: круг, чашка ползает по кругу и дает ответы. Ну, руки на стол и вызывается медиум, и ему задают вопросы. Главный вопрос был - о наших отцах. Мать спросила, жив ли он. Повестка-то у нас была.

Похоронка?

Он летом 43-го. Да, похоронка была. И все-таки ... Они спрашивали про мужей, но задали и вопрос, в августе 44 года: «Когда кончится война?» -Они получили ответ: «Война кончится в мае 45-го».

Как это - ответ?

Блюдце ползает, и там буквы ..., как-то постепенно выстраивается ответ. В августе 44-го мать мне сказала, что они гадали, война кончится в мае 45-го. Клянусь, что я не выдумываю. Вот такое запомнилось на всю жизнь. Поэтому у меня не было однозначного мнения - есть Бог, нет Бога, какие-то, так сказать, другие силы, потому что вот это - было. Было ещё событие ... Была женщина, очень нервная, соседка. Я сказал про нее: «Но она же сумасшедшая!» Через месяц она сошла с ума. Тоже запомнил это. Я боялся говорить.

Но Вы же видели, что у нее тенденция-то была?

Я же не говорю, что я чудотворец. Просто я говорю, какое сильное впечатление на меня это произвело. Я сказал - и она стала. Это же ужас. А потом у меня вообще сильно развилось это чувство, например, возвращаясь после летних каникул в университет, мы встретились в трамвае с Толиком, был такой тоненький мальчик.

Нет.

Я голодал до второго курса, и это очень усиливает психическую подсознательную деятельность. Мне нравилась булочница в магазине, где я покупал хлеб, на Сенной площади. Она хорошенькая, молоденькая, наверное, тоже лет 19-20. Мы познакомились. Я ее пригласил на студенческий бал по поводу окончания первого курса, на Фонтанке, где сейчас Молодежный театр, Измайловский сад.

Мы были с ней и задержались. Я ее провожал, а трамваи уже не ходили. Проводил до Кировского завода. Налево стояли три или четыре многоэтажных дома сталинской постройки. Она сказала: «Дальше не ходи, могут увидеть, мама ищет, наверное, ночь уже. Так что простимся здесь» - на трамвайной линии у Кировского завода. Она пошла домой, я пошел назад. Когда через пару дней я захотел ее увидеть, то побежал в булочную, а ее нет. «Где она?» - «Унее сегодня выходной». А мне невмоготу. «Где она?» - «Дома, наверное». И я поехал к ней. Доехал трамваем до Кировского завода, сошел и пошел в сторону домов. Иду как локатор и ищу её. Прохожу первый дом - «ее здесь нет». Второй дом, прохожу первый подъезд - нет, второй подъезд - я остановился: «она здесь». Захожу, как сомнамбула, в подъезд, и поднимаюсь: на первом этаже: «ее нет», на втором: «нет», третий этаж, квартира, звоню. Она открывает дверь. Это было абсолютно так, как я рассказал.

Постоянная сенсибилизация.

Был случай, когда я напугал до смерти курьера из Москвы в Смольный.

То, что Вы стали есть досыта, не повлияло? Это чувство развилось на всю жизнь?

Постепенно исчезло. Но прошло много лет, перестройка, и я еду из Москвы поездом, в купе. Пожилая женщина, молодая женщина студенческого возраста, я и человек лет тридцати, спортивно-военного вида, в темном костюме, элегантный, очень спокойный. Такой, я бы сказал, КГБшник. Когда я в хорошем настроении, я очень легко общаюсь в поезде. Завязывается беседа, выходим из купе с этим великолепным человеком. Да, я помню, у него чемоданчик-дипломат. Я болтаю о том, о сем, рассказывал вот эти случаи. И то ли он задал вопрос, то ли я сам сказал, я говорю, что знаю, что Вы, например, едете с поручением, везете документы, мне кажется, в Смольный.

Ну что Вы!

Шок у него абсолютный. «А от кого Вы? Вы что, за мной следите? Приставлены, что ли, ко мне?» - «Да нет же! Это я просто Вам продемонстрировал, что могу легко разгадать людей» - «Не может этого быть. Вы просто. За дурака меня считаете, что ли?» - «Ну, хорошо, спросите меня про других людей, я буду Вам рассказывать про них всё, что я знаю.». Убедил его, что можно. «Ну, вот про эту давай», про молоденькую девчонку. «Ну, кто она?» - спрашивает он сердито. Я говорю: «Во-первых, у нее есть мать и отец, оба с высшим образованием, у них хорошая квартира, во всяком случае, у нее отдельная комната. Да, и у нее высшее образование. Всё. Спроси». Спрашивает. Всё совпало. Тогда он немного успокоился, но до того момента, пока мы не разошлись после поезда, он все оглядывался, не иду ли я.

Итак, Вы решили ехать в Ленинград...Это внезапно или Вы долго собирались? Именно в Ленинград?

Нас было четверо друзей в классе, мы считали себя элитой. После тех двоек в девятом классе меня оставляют на второй год, и я, конечно, ухожу из дневной школы в вечернюю.

Кончилась школа, что делать? Поступать всем надо. А куда? Конечно, в самый лучший ВУЗ. Где лучшие ВУЗы? В Москве.

Вечером, гуляя, мы принимаем решение, поехать в Москву и посмотреть, куда нам поступать. Поезд идет в 11 вечера с чем- то. В 10 часов мы приняли решение, гуляя в том самом парке, где меня бомбили, что надо поехать в Москву. Ну, хорошо, деньги у тебя есть? Рублей 20 есть. А билеты? Какие билеты, поезд ходит каждый день, туда-сюда. Билеты! «Всё, поехали!» Это Сергеев Саша, самый смелый.

Решено, время у нас есть, вокзал рядом с домом. Берем по 10 рублей, залезаем в поезд и сидим в тамбуре. Не помню, чтобы проводник нас выгонял. Идет контролер, два контролера: «А вы что здесь в тамбуре?» - «Так мест нет» - «А билеты есть?» - «Нет» - «Ага. Понятно. Ну, давай, сваливай» - «Мы едем поступать в институт. Только что школу кончили. Откуда у нас деньги? Денег нет, а поступать надо. Едем в Москву, выбирать там, куда.» - «Ну, вы даете, ребята! Хрен с вами, я выписываю штраф, возьмите квитанцию и езжайте дальше. Если пойдут контролеры, скажете, что вы уже заплатили штраф, что два раза штраф платить не надо». И ушли. Мы доехали до Москвы. Пошли по институтам, разумеется, только в элитные институты.

А Вы прежде где-нибудь бывали?

Только в Горьком, в Москве - впервые. Москва меня поразила! На Курском вокзале огромное количество мешочников, из деревень, из других городов. Это мне сразу не понравилось. Но Саша нас повел: «По институтам надо, зачем приехали? Чтобы вокзал посмотреть? Пошли!» В Бауманское училище, в Университет, он - в Институт международных отношений. В общем, походили. Мне не понравилась Москва. Едем обратно. Познакомились. Задача выполнена.

Мама знала, что Вы едете?

По-видимому, знала, деньги-то у меня от нее. Один день мы там питались, и возвращаемся обратно. Это было такое время, когда все позволено, потому что почти ничего невозможно.

На обратном пути нас так же «штрафовали», то есть выписали квитанцию - и всё. Это интересно; прожито 77 лет, и никто повторить мою жизнь не сможет. Мы вернулись, и я подаю документы в Горьковский университет, на исторический факультет. Подал. Возвращаюсь в Дзержинск и встречаюсь с учительницей немецкого языка. Я не помню, кто она была. Во всяком случае, скорее всего, не немка, потому что она свободно себя чувствовала, а немцы. Словом, она встречает меня: «Как у тебя дела?» Я учился немецкому языку прилично. «Вот, - говорю, - съездили в Москву, не понравилась Москва, подал документы в Горьковский университет на исторический факультет» - «Да, Москва мне тоже не нравится, - говорит она, - но вот Ленинград! Это мечта. Если ты хочешь учиться, езжай в Ленинград. Это правильное решение».