<<
>>

От биографии к истории

ВЯ: Не мог бы ты показать на примерах, как ты выскочил за границы жизни отдельного героя и решил рассматривать длительные периоды времени?

БД: Если говорить о принципе, то такое движение мне подсказал сам биографический материал.

Я его внимательно читал и пытался понять, как я могу использовать информацию о жизни человека в раскрытии его профессиональной деятельности. Полагаю, что во многих случаях было бы сложно сделать подобный шаг, но мне повезло с первым объектом моего историко-биографического анализа - Джорджем Гэллапом.

В одном из биографических справочников я прочел, что Гэллап - американец в десятом поколении, и мне сразу показалась интересной мысль о связи времен, об ответах на вызовы предков и так далее. Проверка этого краткого сообщения вывела меня на Ассоциацию членов семьи Гэллапов (The Gallup Family Association) и на поиски людей, к которым я мог бы обратиться с просьбой о новой информации об этом клане. Я стал изучать сайт этой организации и обратился к некоторым людям, чьи рассказы об их предках показались мне наиболее интересными. Так я познакомился с Джоном Гэллапом (John Hoagland Gallup), в то время одним из активистов Ассоциации, и он подарил мне уникальную книгу по генеалогии семьи Гэллапов [40], содержащую краткие заметки о тысячах представителей этой семьи, представляющих ее 14

поколений. Первым был Джон Галлоп I, достигший берегов Нового Света 30 мая 1630 года. Он принадлежал к пуританской общине, оказавшейся самой важной и наиболее влиятельной среди всех, прибывших в Северную Америку. Община привезла с собою пуританскую, или протестантскую этику, определившую специфику американского капитализма, именно в ней и выходцами из нее были выработаны фундаментальные принципы организации и функционирования властных институтов и заложены основы американской демократии. Сам Джон был авторитетным человеком в среде первых поселенцев Новой Англии, владельцем и капитаном первого корабля, построенного в Америке.

На картах Бостона и прилежащей территории в середине XVIII века были отмечены места, названные его именем: верфь Галлопа, аллея Галлопа. Есть остров Галлопа в гавани Бостона, сейчас он является исторической частью города.

Для монографии о Гэллапе, которую я, может быть, когда нибудь напишу, у меня готова серия очерков о членах этой огромной семьи. Изучая только ее можно многое увидеть в процессе зарождения американского общества и американской культуры. Гэллапы всегда стремились знать и помнить своих предков, результаты первого исследования истории американской семьи были опубликованы в 1893 году, а в 1902 году была образована The Gallup Family Association. В частности, интересовались генеалогией отец Джорджа Гэллапа и он сам, знают ее и его дети. Я не удивился, увидев строки выдающейся американской поэтессы Эмилии Дикинсон: «Успех всегда так сладок / Не ведавшим его» в начале книги сыновей Гэллапа. Дикинсон - представительница девятого поколения Гэллапов.

Трудно удержаться от того, чтобы не привести еще один факт из истории семьи Гэллапов. Внучка Джона Гэллапа I из четвертого поколения в 1821 году вышла замуж за Оба- ди Буша, предки которого по материнской линии прибыли в Америку с первой группой пилигримов 11 ноября 1620 года на легендарном «The Mayflower». В 1988 году их правнук Джордж Буш-старший (представитель 11-го поколения Гэллапов) стал 41 президентом Америки, а в 2000 году - его сын Джордж Буш-младший - 43 президентом.

Я писал о сумме обстоятельств, предопределивших начало проведения Гэллапом регулярных опросов общественного мнения в США, о его глубоком демократизме, огромном опыте маркетинговых опросов, но, несомненно, одним из значимых факторов является и его причастность к истории страны. Чувства членов этой семьи отражены в письме вышеназванного активиста Ассоциации Джона Гэллапа: «...конечно, Джордж Гэллап был самым настоящим американцем. Длительная история нашей семьи заставляет нас принимать близко к сердцу все, происходящее в стране, усиливает чувство причастности к ней.

Мы гордимся тем, что являемся частью истории великой страны. Мы ничуть не больше американцы, чем все остальные, но, живя здесь с 1630 года, знаем, кто мы такие и какова наша роль в этом великом потоке истории» [41].

Сюжет с долгой историей семьи Гэллапа мог бы стать лишь красочной иллюстрацией к его биографии, но он приобрел статус базового при определении того, насколько следует углубляться в прошлое при изучении истории выборочных опросов.

ВЯ: История семьи Гэллапов хорошо иллюстрирует не новую мысль, а именно: решающие различия русской и американской ментальности в общем виде заключаются в том, что американцы в силу самой истории страны видят цель прогресса в расширении степеней индивидуальной свободы, отсюда - индивидуализм как черта национального характера, а русский образ идеального общества - не индивидуалистический, но коммунитарный - царство справедливости. Здесь и коренится проблема особого пути России в миросообщество. Впрочем, это не только проблема России. Что ты об этом думаешь?

БД: На оси «индивидуализм» - «коллективизм» (название полюсов бывают разными) страны Европы, Северной и Южной Америки заполняют весь континуум, и Россия расположена в области «высокого коллективизма». Это фиксируют как культурные антропологи, так и социологи, применявшие методы многомерного шкалирования при изучении ценностных ориентаций национальных общностей. Хотя ряд тенденций глобального характера, такие как, например, рост гедонизма, с одной стороны, и угрозы терроризма - с другой, заметно сказываются на изменении ценностных структур разных групп населения.

Вместе с тем отмечу, что в России природа американского индивидуализма понимается плоско - как эгоизм; в действительности индивидуализм следует рассматривать в связке с ответственностью, уважением к другой личности и толерантностью к другим культурам. Многие из моих героев уже в 7-9 лет начинали работать в домашнем бизнесе или на стороне, чтобы помочь семье, они рано уходили из дома и начинали жить самостоятельно, неся полную ответственность за себя.

Не достигнув двадцати лет, они открывали свое дело, то есть отвечали уже не только за себя, но и своих работников, преподавали, пробовали себя в проповеднической деятельности. После первых крупных успехов в своем деле они активно участвовали в благотворительных акциях и проектах, финансировали значительные суммы на развитие культуры и науки, часто за символическое вознаграждение работали в правительстве или консультировали его. Хэдли Кэнтрил, один из первых в изучении общественного мнения, писал о Джерарде Ламберте, выдающемся бизнесмене и рекламисте: «Джерри был в высшей степени талантливым и творческим партнером в той огромной работе, которая делалась для Рузвельта во время войны, а его щедрая финансовая помощь давала мне возможность проводить те исследования для Рузвельта, которые я считал необходимыми, вне зависимости от того, будут ли они поддержаны каким-либо правительственным фондом» [42].

ВЯ: Позволь заметить, что в отличие от расхожего мнения обществоведы вовсе не считают индивидуализм, присущий западной культуре, элементарным эгоизмом, они отмечают развитое на Западе чувство персональной ответственности (в «научение» молодым, да и немолодым тоже). Теперь вопрос. Ты говорил, как перешел от анализа биографий к исследованию исторических процессов. Мог бы ты развернуть это в понятиях социологии и истории науки, передачи опыта в науке?

БД: Расскажу итоги одного микроисследования, фактически длившегося четыре года [43]. В начале работы над биографией Гэллапа обнаружилось несовпадение данных в разных энциклопедических словарях о том, когда он учился в Айовском университете и какие ученые степени им были получены. Для внесения ясности в этот вопрос я отправил запрос в архив университета. Ответ оказался в высшей степени неожиданным и в значительной мере стимулировавшим последующие исследования жизни и творчества Гэллапа. Это была ксерокопия трехстраничного текста (выписка из «личного дела») студента Джорджа Гэллапа, содержащего исчерпывающую информацию о том, какие курсы в какие годы он изучал и как были оценены его знания.

Замечу, мне не известны историко-науковедческие работы, в которых этого рода документы анализировались бы с целью «измерения» процесса передачи научного опыта.

Ознакомившись с выпиской, я понял, что недостаточно знать, какие предметы изучал Гэллап, крайне важно, кто их преподавал. Я отправил новый запрос в архив университета и через некоторое время получил документ с указанием фамилий и инициалов преподавателей. В некоторых случаях по фамилиям и инициалам можно было отыскать в справочниках и в Интернете базовые данные о заинтересовавших меня ученых, но когда имеешь дело с распространенными фамилиями, типа Knight, Haynes и подобными, найти релевантную информацию практически невозможно; пришлось вновь обращаться в архив.

Гэллап поступил в университет 26 сентября 1919 года и завершил свое образование 23 августа 1928 года, получив степень доктора наук (Doctor of Philosophy) по прикладной психологии. Кроме того, он имел специальную подготовку в теоретической психологии и экономике. Отталкиваясь от этих данных, я выбрал одиннадцать профессоров и преподавателей, обучавших Гэллапа психологии, и начал изучать их жизненные пути и творчество. Я искал необходимую информацию в энциклопедических справочниках, в книгах по истории психологии, в воспоминаниях людей, работавших в те годы в Айовском университете и учившихся примерно в те же годы, что и Гэллап. Я приобрел многие книги этих ученых, чтобы понять, что мог знать Гэллап по избранной им профессии.

Оказалось, что одна группа профессоров Гэллапа (старших по возрасту) принадлежит к ведущим психологам Америки, основателям ряда направлений психологических исследований, они учились у основоположников американской психологии и у крупнейших европейских ученых. Другая группа -

это ученики профессоров из первой группы, которые тоже стажировались в ведущих психологических лабораториях США, Германии, Франции и Англии.

В целом обнаружилось, что Гэллап имел блестящее по тому времени психологическое образование, и удалось выделить «траектории преемственности», соединяющие Гэллапа через его преподавателей с классиками психологической науки Гальтоном, Джемсом и Фехнером.

Безусловно, научный опыт передается через множество каналов: книги и статьи, научные форумы, письма, архивные документы и прочее, но наиболее эффективными в течение столетий были и остаются сейчас прямые контакты учителя и ученика, преподавателя и студента. В этой коммуникации передается не только собственно научная информация, не только навыки исследовательской работы, но сам дух, этика профессионального сообщества.

Преемственность в науке имеет множество аспектов и составляющих, она не сводится лишь к прямым формам коммуникации между учеными разных поколений. Однако трудно говорить о преемственности, если ученые новых поколений оказываются плохо или вообще не знакомыми с работами своих предшественников.

ВЯ: Нынешняя система университетского обучения у нас все более обезличивается. Профессор нередко общается со студентами по электронной почте, семинар на дому профессора, что я еще застал, будучи студентом, немыслим, тексты рефератов и эссе доминируют над разговором лицом к лицу. В Америке те же тенденции?

БД: Я не большой специалист по американской системе образования, но уверен, что студенты, ориентирующиеся на личное общение с профессорами, всегда имеют возможность побеседовать с ними. К тому же многие студенты постоянно общаются с преподавателями, работая вместе с ними в лабораториях, на кафедрах, ведь в США наука делается прежде всего в университетах.

ВЯ: Насколько я понимаю, ты придаешь принципиальное значение построению и анализу коммуникационной сети, связывающей всех твоих героев: тех, кто создавал и изучал рекламу и тех, кто заложил основы современной практики изучения общественного мнения. Как ты выстраивал коммуникационную сеть, с чего начинал?

БД: Использование коммуникационных сетей в науковедении - дело давнее, и к нему обращаются многие науковеды. Это помогает понять роль формальных и неформальных связей между учеными, раскрыть механизмы формирования научных школ и направлений, описать пути распространения нового знания и новых методов. В целом мне все это знакомо, но в начале работы у меня не было плана создания такой конструкции, ибо исходно исследование планировалось как историко-методическое, я не думал, что оно будет историкобиографическим.

Реально импульсом к построению коммуникационной сети стал небольшой фрагмент одного из последних интервью Гэллапа, где он подводил итоги сделанного более чем за полвека [44]. Там ничего не говорилось о становлении системы измерения общественного мнения или об элементах стиля деятельности Гэллапа, но был указан один из ключевых моментов его жизни и названы имена людей, много значивших в его личной и творческой судьбе. Сначала этот короткий диалог помог мне построить изучение биографии Гэллапа по принципу: «к Гэллапу от Гэллапа и от людей, окружавших его». Далее, реализуя этот план, я пришел к необходимости изучения широкого круга людей, контактировавших с основными героями моего исследования.

Очевидно, что априори было невозможно очертить архитектуру коммуникационной сети ни в отношении числа ее уровней, или слоев, ни в отношении ее профессионального состава. Был виден лишь главный критерий для включения того или иного человека в эту сеть: причастность к поискам приемов создания эффективной (продающей) рекламы, изучения установок и поведения, и совершенствования процедур изучения общественного мнения. Понятие причастности трактуется мною очень широко и в «пользу» субъекта; лучше включить тех, кто - по мнению иных исследователей - «не причастен», чем не указать действительно заслуживших право присутствия в истории.

Исторический процесс - итог взаимодействия людей, и потому методологически ошибочно сводить анализ динамики многовекового процесса к освещению деятельности ограниченного числа акторов, каким бы значимым их личный вклад в эту историчность не был.

Существующая сейчас коммуникационная сеть включает сотни людей, ее частью являются генеалогические цепи основных героев исследования. Значительная часть «точек» сети -

это ученые, наследие которых оказалось важным для первых поколений аналитиков рынка и общественного мнения, а также профессора, готовившие их к самостоятельной исследовательской деятельности. Многое в истории проведения рекламных кампаний определялось капитанами бизнеса, которые выступали заказчиками рекламы и инициаторами привлечения науки к изучению механизмов воздействия рекламы на потенциальных покупателей. Если говорить о становлении опросов общественного мнения, то здесь во многом решающее значение имели позиции журналистской элиты и политиков. Они - тоже члены этой коммуникационной сети.

Численность элементов сети и ее ярусность, по сути, определяют «толщину» и границы настоящего, о чем я говорил выше. Замечу одно принципиальное свойство строения коммуникационной сети: вообще говоря, ее можно создавать, начиная движение с любой точки, процесс ее конструирования - сходящийся, и результат, финальное строение сети, при соблюдении определенных критериев слабо зависит от ее строителя. Я начинал исследование истории опросов общественного мнения и возведение коммуникационной сети с изучения биографии Гэллапа, но я имел бы тот же результат, если бы первым на моем пути были Роупер, Кроссли, Кэнтрил или любой аналитик, оставивший заметный след в изучении мнений, в проведении опросов.

ВЯ: Какого рода связи ты артикулировал и анализировал?

БД: В данном исследовании было непродуктивно выделять формальные и неформальные связи - ведь стремление к творчеству, желание быть независимым в бизнесе, успешность карьеры практически всех моих героев по сути означает, что чисто функциональный тип отношений между ними - явление крайне редкое. Здесь целесообразнее говорить о прямом, непосредственном диалоге субъектов коммуникации и диалоге внутреннем, или мысленном.

Прямой диалог означает личное знакомство и предполагает существование различных форм коммуникации между его участниками: профессиональной, дружеской и проч.; такие контакты могут быть непосредственными или опосредованными, например - обмен письмами. Мысленный диалог тоже может быть формой общения знающих друг друга людей, однако в рамках этого исследования под подобной формой коммуникации подразумевались, прежде всего, «мысленные разговоры», «внутренние диалоги» живущих, активно действующих людей с их предшественниками, размышления по поводу жизни и наследия последних. В таких диалогах реальное «я», не порывая с собою, постоянно спрашивает о чем-то лично незнакомое ему «историческое» «не-я» и самостоятельно пытается ответить за него на эти вопросы. В момент внутреннего диалога реальный субъект общения «удваивается»: он говорит за «я» и за «не-я».

Я подробно рассматривал многолетний и в высшей степени плодотворный мысленный диалог Гэллапа с лордом Брайсом, понимание которым природы и истории американской демократии стимулировало проведение Гэллапом «выборочных референдумов», то есть опросов общественного мнения. Редко цитируемая книга Гэллапа «Грядущее чудо» [45] о психобиологических основах мышления и памяти - свидетельство его, как сказали бы сегодня, «виртуального общения» с Фрэнсисом Бэконом. Возможно, об этом диалоге можно было бы здесь и не говорить, но признание ценности бэконовских принципов науки и научного знания, опора на них в эмпирических поисках - одна из составляющих сущности и стиля работы Гэллапа [46].

Однако создание богатой, многослойной коммуникационной сети является лишь частью методологии исторического исследования, базирующегося на биографическом материале. Второй круг методологических проблем - это создание биографий, например, отбор биографических данных. Такой проблемы нет, если биографических сведений мало, но в ряде случаев необходима селекция подобной информации.

Здесь принципиально заметить, что обсуждаемое историко- науковедческое исследование имеет дело не вообще с биографией, а с профессиональной биографией, показывающей человека в профессии и для профессии. Такая биография должна рассказывать о выборе человеком профессии, об овладении ею и собственно о том, что им было сделано, содержать анализ мотивации его деятельности и описание его профессионального окружения. Заметный выход за эти рамки, стремление к описанию внешности биографируемого, образа его жизни, внутреннего мира (помимо идеалов), его семьи и прочего грозит переходом из области написания «биографии ради изучения истории» в область биографической литературы и создания художественного портрета. Хотя в действительности, удержаться в заданных себе границах иногда бывает очень трудно; влияние личности героя может быть настолько сильным, что хочется говорить о нем не только как о профессионале. Тем более, что во многих случаях профессиональное было почти тождественно личностному.

ВЯ: Ну что же, мне кажется, нам удалось прояснить твою методологию. Видно, что здесь слитно присутствуют профессионализм социолога и историка (науки). Не будучи историком, не могу себе представить, как бы стал рыться в архивах и справочниках в поисках сведений о некоем, в сущности, побочном для «целевого» персонажа ученом или ином деятеле. Я вижу, что мы в беседе, возможно, несколько перебрали во взаимных реверансах. Эта манера присуща людям искусства, у них реплика «Старик, ты гений!» - норма. Да проститься нам, представителям иной профессии. И скажу вполне серьезно - ты действительно разработал особую методологию интервью с экспертами. Ее можно адаптировать и к иным областям, то есть за пределами социологии и истории науки - в сферах изучения развития предпринимательства, управления и т. д.

И еще. Мне хотелось бы взять у тебя интервью на другую тему: как из Америки ты стал бы обсуждать нашу проблему будущего России, имея в виду радикальное различие американской и российской (точнее русской) культур? Мы эту тему затронули и, мне показалось, могли бы продолжить. Подумай.

Сердечное спасибо, Боря, за полезный для нашего дела разговор. Старик, ты молодец!

<< | >>
Источник: Докторов Б.З.. Современная российская социология: Историко-биографические поиски. В 3-х тт. Том 3: Биографическое и автобиографическое. - М.: ЦСПиМ. - 400 с.. 2012

Еще по теме От биографии к истории:

  1. От биографий к истории
  2. Раздел II ИСТОРИЯ КУЛЬТУРОЛОГИИ В ЛИПАХ: БИОГРАФИИ И ТВОРЧЕСТВО
  3. Докторов Б.З.. Современная российская социология: Историко-биографические поиски. В 3-х тт. Том 1: Биографии и история. - М.: ЦСПиМ. - 418 с., 2012
  4. ГЛАВА 2 ИЗУЧЕНИЕ БИОГРАФИЙ И ВОССОЗДАНИЕ ПРОШЛОГО
  5. Глава 1 ИЗ БИОГРАФИИ Я.Я. ШТЕЛИНА
  6. Биография и судьба
  7. Матрица биографий
  8. Биографии
  9. Краткая биография
  10. Вехи творческой биографии
  11. Изучение биографии: личностное и поколенческое
  12. О биографии ученого