Самовольная иерархия

Псаломские степени (лики) царепророка Давида.

ского войска авторитет царя являлся объектом веры, то для «самовольного» запорожского — могущество атамана было очевидной вещью, не требующей преклонения, но отнюдь не утрачивающей при том сакральности.

«Архангел Михаил — родоначальник рыцарства, — отмечал Йоханн Хейзинга, — которое подобно “воинству земному и рыцарству человеческому”, являет собою земной образ ангельского воинства, окружающего престол Господень». При избрании кошевого сичевики охватывали кругом, выстроенным по «военным ступеням», (ср. псаломские степени царепророка Давида) Покровскую церковь, превращая её алтарь в духовное средоточие своего упования. Так православное рыцарство воспроизводило предвечное и всякий раз новое рождение Эммануила, стерегомого воинством Архистратига и благодатно воплощавшегося в образе сичевого атамана.

Дистанция набравшего большее количество голосов (в прямом смысле, т.к. голосовали выкриками) подчеркивалась не возвеличиванием его, а ритуальным уничижением. Упирающегося избранника выталкивали на площадь со словами: «Иди, скурвий сину, бо тебе нам треба, ти тепер наш батько, ти будешь у нас паном». Ритуал инаугурации кошевого явно напоминал православное таинство помазания на царство, обращая его в сплошной негатив. Вместо святого мира бритую макушку новоиспеченного батька сивоусые диды мазали площадной грязью. Здесь припоминается не только поговорка: «из грязи да в князи», но и последование панихиды: «земные убо от земли соз- дахомся, и в землю туюжде пойдем».

Чин «пана-отца» кошевого соответствовал Grand- Maitre[62] западного ордена, совмещавшего гражданский, военный и духовный суд. Во время богослужений атаман пользовался в храме особым местом, боку- ном, или стасидией[63], резного дерева, окрашенного зелёной краской. На имя «его вельможности» адресовались не только монаршии, но и цер-

«Бодрое защищение святого Михаила воеводы». Посвящение в память генерального обозного Василя Дунина-Борковского

Запорожский аналой периода Алешковской Сичи. XVII—XVIII вв.

ковные грамоты. Служившее на Низу священство так же, как и казачья «армата», несло свой votum obedientiae[64] избранному кошевому.

Думается, что золоченая тростниковая булава атамана свидетельствовала скорее не о бедности или смирении, как полагают некоторые исследователи, а была указанием на «трость», которую «не переломит» Возлюбленный Отрок и которая на время Страстей появляется в правой руке Христа, чтобы затем стать золотым модулем Небесного Града в Апокалипсисе. Белый флаг над станом кошевого поднимался в случае его пребывания в Сичи и опускался, когда тот отсутствовал. Белый стяг устанавливали и над свежей могилой усопшего сичевика, что говорит о глубоком внимании к данному цвету и находит аналогии среди других европейских орденов, для которых он имел первостепенное значение.

В полном составе ежегодно переизбирались и прочие члены войсковой старшины: судья, писарь, есаул. Четверо seniores («стариков») образовывали как бы тетраморф[65] ордена — ведь в мистике число символизирует обладание сторонами света, минимальную полноту и в конечном счете рациональную организацию. Во время военных действий статичный капитул заменяла походная старшина из 3-х человек (полковник, или «сердюк», есаул и писарь), соотносящаяся с треугольником вершиной вниз, символом архангельской атаки с Неба.