ГОСТЬ ИЗ ЗАГРОБНОГО МИРА (ИЗ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ УМЕРШЕГО ИНОКА)

«В восьмидесятых годах прошлого века жил я в числе братии Троице-Сергиевой Лавры. Одновременно со мною здесь же подвизался и простой, смиренный и неграмотный монах Смарагд, из крестьян Рязанской губернии, проходивший послушание при свечном ящике Троицкого собора. Всегда молчаливый и сосредоточенный, как бы ушедший в себя, он не был близок со всеми; но постоянным его доверием пользовался инок Лавры отец Г., по просьбе Смарагда писавший ему иногда письма к его родному брату, крестьянину, посильно помогать которому материально Смарагд считал своей обязанностью. Всегда неизменно аккуратный и ревностный в исполнении возложенных на него послушаний, Смарагд несколько дней подряд не показывался в церкви, и, когда я осведомился о причине, мне сказали, что Смарагд, вследствие быстротечной жесточайшей простуды, мирно предал дух свой Господеви, напутствованный всеми спасительными Таинствами Св. Церкви. Смерть в среде монашествующих не вызывает глубокой и безутешной горести о почившем и если бывает причиной чего — то это молитвы об умершем И глубокие размышления о неизбежности смертного часа.

А я вчера ночью едва не побежал было к тебе, и только один Бог укрепил меня в решимости остаться у себя в келье. —

Что за причина? — спрашиваю • —

Видишь ли, — продолжал о. Г., — как и тебе прекрасно известно, вчера о покойном Смарагде ни у тебя, ни у меня не было даже и мысли. Когда ты ушел, я, не имея охоты ко сну, тем не менее прилег отдохнуть на постель в своей спальне, оставив в зале на столе горящую лампу. Мысли, одна разнообразнее другой, вереницей проносились в голове моей. Вдруг я инстинктивно почувствовал, что в комнате есть кто-то посторонний. Взглянул, и в дверях залы вижу стоящим в мантии и клобуке покойного Смарагда. Он молчал, молчал и я, не чувствуя в то же время ни страха, ни смущения. Молчание первым нарушил Смарагд. —

А я к тебе, о. Г., — сказал он. —

Вижу, — отвечаю, — но ведь ты же, о. Смарагд, умер и каким образом здесь, со мною? —

Умер-то я умер, но телом, — отвечает, — а душою, по милости Божией, жив. —

Как ты себя чувствуешь там? —

По неизреченному человеколюбию и милосердию Божию — хорошо. Потрудись, о. Г., написать брату о моей кончине, пусть помолится с домашними о душе моей. —

С готовностью исполнил бы твое желание, о. Смарагд, но адреса не помню и письмо с адресом давно затерял. —

Письмо это лежит в твоем письменном столе, в нижнем ящике, под бумагами. —

Видел ли ты кого-либо из святых Божиих на небе? —

Был я у святителя Димитрия Ростовского и получил его благословение. —

А видел ли ты Бога? —

Видел и поклонился Ему. —

Заклинаю тебя: скажи, что есть Бог? Но, очевидно, вопрос мой был настолько высок и, пожалуй, дерзок, что явившийся мне загробный гость мой или не мог, или не хотел ответить на него.

Конечно, много было, есть и, веруем, будет таких или подобных ему явлений, ясно удостоверяющих нас в той непреложной истине, что смерть для людей благочестивых, ходящих в делании заповедей Божиих, есть не более, как успение — сон.