ПРОТИВ СВОБОДЫ СОВЕСТИ

Выступая против всех декретов, всех постановлений Советского правительства, церковники наиболее ожесточенно боролись против политики Советской власти в религиозном вопросе.

О каком же «правовом положении» православной церкви шла речь в постановлении собора? Прежде всего, конечно, в нем говорилось о том, что православная церковь должна занимать в Российском государстве «первенствующее среди других исповеданий публично- правовое положение». «Двунадесятые праздники» и «особо чтимые православной церковью дни» (это, конечно, не пролетарские праздники, отношение к которым со стороны духовенства мы уже видели на примере 1 Мая) государство должно объявить «неприсутственными». Необходимо, заявлял собор, чтобы государство признавало лишь «свободу исповедания и проповедания православной веры» и «под страхом уголовного наказания» запрещало публичную критику православной веры или неуважительное к ней отношение, чтобы «глава Российского государства, министр исповеданий и министр народного просвещения и товарищи их» обязательно были православными, чтобы обязательное преподавание закона божьего было сохранено не только в низших и средних, но и в высших учебных заведениях, а во всех воинских соединениях по-прежнему оставались должности священников.

Не забыли члены собора и о материальном обеспечении церкви. Они требовали не только сохранения всего принадлежащего ей имущества, но и предоставления права беспрепятственной коммерческой (!) деятельности. Ну и, конечно, духовенство хотело, чтобы право- славная церковь по-прежнему получала «из средств государственного казначейства по особой смете, составленной высшим церковным управлением и утверждаемой в законодательном порядке, ежегодные ассигнования в пределах ее потребностей» (Священный собор православной российской церкви.

Собственно говоря, в постановлении собора речь шла о таком «правовом положении» православной церкви, какое она и занимала в дореволюционной России, с той лишь разницей, что церковники хотели избавиться от всякого контроля со стороны государства, от всякого вмешательства во внутреннюю жизнь церковных организаций.

Это постановление коренным образом противоречило требованиям революционных масс. Еще в 1905 году в статье «Социализм и религия» В. И. Ленин писал: «Полное отделение церкви от государства — вот то требование, которое предъявляет социалистический пролетариат к современному государству и современной церкви» Он разъяснял, что государству не должно быть дела до религии; религиозные общества не должны быть связаны с государственной властью; всякий должен быть свободен исповедовать какую угодно религию или не признавать никакой; любые различия между гражданами в их правах в зависимости от их религиозных верований совершенно недопустимы; всякие даже упоминания о вероисповедании граждан в официальных документах должны быть уничтожены; не может быть никакой выдачи государственных сумм религиозным обществам, которые должны стать совершенно свободными, независимыми от власти союзами граждан-единомыш- ленников. «Только выполнение до конца этих требований,— заявлял В. И. Ленин,— может покончить с тем позорным и проклятым прошлым, когда церковь была в крепостной зависимости от государства, а русские граждане были в крепостной зависимости у государственной церкви...» 20

Вскоре после победы Октября отделение церкви от государства и школы от церкви осуществилось. Юридической основой этого отделения был соответствующий декрет Советского правительства. Данный декрет явился итогом целого ряда законодательных актов Советской власти.

Уже 26 октября 1917 года Второй Всероссийский съезд Советов в Декрете о земле объявил о национализации церковных и монастырских земель. Все монастырские и церковные земли не только отчуждались в пользу трудового народа, но и впредь ни частные лица, ни какая-либо религиозная организация не могли иметь земельной собственности.

18 декабря 1917 года ВЦИК и СНК приняли декрет «О гражданском браке, о детях и о ведении книг актов состояния». Этот декрет, как и принятый 16 декабря 1917 года декрет «О расторжении брака», положи- ли конец узаконенному вмешательству церкви в семей- но-брачные отношения. В январе 1918 года специальными постановлениями Советского правительства были упразднены государственные учреждения, ведавшие делами духовенства,— такие, как ведомство придворного духовенства и управление духовного ведомства в армии. Тем самым армия очищалась от людей, осуществляющих активное реакционное влияние на солдат.

Руководствуясь в своей политике в религиозных вопросах принципами свободы совести, Советское правительство предоставило войсковым комитетам право оставлять у себя священнослужителей, если того хотел личный состав воинских частей, управлений и т. д. Расходы по их содержанию в таком случае, естественно, должны были нести сами войсковые комитеты. Но, как и следовало ожидать, солдаты, к этому времени достаточно ясно разглядевшие, чьи интересы защищает духовенство и кому оно служит, как правило, выносили решения ликвидировать должности священников в своих частях. Характерно, что одной из первых воинских частей, отказавшихся от священника, был 56-й полк. Солдаты этого полка, участники октябрьских боев в Москве, в частности защищавшие Кремль, видели, что среди тех, кто стоял за спинами юнкеров, осаждавших Кремль, были и священники.

Декрет «Об отделении церкви от государства и школы от церкви» подтвердил и расширил требования, содержащиеся в указанных выше постановлениях Советского правительства, дополнил их новыми. Впервые в истории человечества он провозгласил право гражданина не только исповедовать любую религию, но и не исповедовать никакой, вести антирелигиозную пропаганду, быть атеистом. Декрет был закреплен Конституцией РСФСР, принятой 10 июля 1918 года на Пятом Всероссийском съезде Советов. Статья 13 Конституции гласила: «В целях обеспечения за трудящимися действительной свободы совести церковь отделяется от государства и школа от церкви, а свобода религиозной и антирелигиозной пропаганды признается за всеми гражданами»

Отделение церкви от государства пресекало узаконенное вмешательство духовенства в политическую жизнь страны. Прекращение государственных субсидий, экспроприация церковных земель, капиталов и других имуществ ликвидировали экономическое могущество церкви. Национализация церковной собственности и передача церковных зданий и предметов, предназначенных специально для богослужебных целей, в распоряжение самих верующих прекращали фактическую зависимость верующих от хозяйничания церковной иерархии в сфере распоряжения церковным имуществом. Изъятие из рук духовенства актов гражданского состояния и передача их в руки государственных органов освобождали граждан от вмешательства церкви в их личную жизнь. Отделение школы от церкви ликвидировало прямое влияние церкви на воспитание молодого поколения.

Декрет создавал возможности для устранения трений и установления взаимодоверия между верующими различных исповеданий, между ними и неверующей частью населения, обеспечивая их общее сотрудничество в социальном творчестве, способствуя идейно-политическому единству народа.

Еще в период подготовки декрета духовенство развернуло усиленную агитацию против него, выступая против самого принципа отделения церкви от государства.

Чтобы предотвратить появление декрета, церковники действовали самым решительным образом. Петроградский митрополит Вениамин направил 10 января 1918 года в Совет Народных Комиссаров письмо, которое являлось своеобразной предупредительной нотой Советскому правительству. В этой «ноте» было выдвинуто требование — не приводить в исполнение проект декрета, так как, мол, «осуществление этого проекта угрожает большим горем и страданиями православному русскому народу» и православные люди, узнав о подготовке декрета, «стали сильно волноваться». Церковники не без угрозы предупреждали «людей, стоящих в настоящее время у власти», что волнения могут принять силу «стихийных движений».

В подкрепление своей «ноты» духовенство организовало и случаи «народного» сопротивления действиям Советской власти. Когда, например, в соответствии с распоряжением наркома государственного призрения 13 января 1918 года представители власти явились в Алек- сандро-Невскую лавру, чтобы подготовить ее помещения для инвалидов и больных, лаврское духовенство не только ответило решительным отказом, но попросту выгнало этих представителей. Когда же попытка занять помещения лавры была повторена уже с помощью небольшого вооруженного отряда, церковники организовали сопротивление. Они ударили в набат и с помощью явившегося «народа» — религиозных фанатиков, полупьяных купцов, приказчиков и других хулиганов — пытались обезоружить и избить представителей Советской власти. В результате столкновения имелись жертвы.

14 января петроградское духовенство устроило многолюдное «пастырско-мирянское собрание». Основным вопросом этого собрания было пресловутое «гонение» на церковь. Участники собрания решили «твердо заявить народным комиссарам, что православный русский народ не допустит отобрания имущества у монастырей и храмов... не допустит поругания его заветных святынь, встанет на их защиту». Чтобы поднять «православный народ», собрание постановило развить усиленную антисоветскую агитацию «не только в храмах, но и на рынках, площадях», среди матросов и солдат, разъясняя, что «церковь православная терпит открытое гонение» (Церковные ведомости, 1918, № 1, Прибавления, с. 27). На 21 января была назначена своеобразная антисоветская демонстрация — крестный ход к Александро-Нев- ской лавре.

Для подготовки крестного хода церковники произносили во всех петроградских церквах погромные проповеди. На рынки, площади и улицы города для ведения подобной же агитации были направлены кликуши и юродствующие. Сеялись слухи, что, мол, крестного хода большевики не допустят, что будут стрелять в верующих. Священники призывали «умереть, но идти вперед». Мало того, по распоряжению митрополита Вениамина совершались общие исповеди и массовые причащения, как перед смертью. Все было рассчитано на то, чтобы вызвать эксцессы.

Но затея церковников сорвалась. Главным образом потому, что основная масса пролетарского населения Петрограда, а также солдаты и матросы, на участие которых в крестном ходе рассчитывало духовенство, отнеслись к этой контрреволюционной затее резко отрицательно. Немаловажную роль сыграло и то, что комендантом города были своевременно выпущены воззвания, разоблачающие вымыслы церковников о том, будто Советская власть запретила крестный ход. Духовенство же было весьма своевременно, как вспоминал В. Д. Бонч- Бруевич, предупреждено, что если внутри процессии случатся какие-либо недоразумения или столкновения, оно ответит перед законной властью по всей строгости суровых революционных законов

Апогеем этой антисоветской кампании в рассматриваемый период явилось послание патриарха Тихона к верующим от 19 января 1918 года. Послание было наполнено клеветническими нападками на Октябрьскую революцию, проклятиями и угрозами по адресу большевиков. Оно, как отмечал И. И. Скворцов-Степанов, было «с большой злобой и ненавистью писано. Каждая строчка в нем клокотала яростью. Попытайтесь выбрать из него крепкие выражения, и вы быстро получите хороший букетик: «зверский», «изверги рода человеческого», «грозное слово обличения», «безумцы», «дело сатанинское», «огнь геенский в жизни будущей», «страшное проклятие потомства в жизни настоящей», «анафематствуем вас» и т. д.» 22.

Негодуя по поводу действий Советской власти, Тихон заявлял, что после Октябрьской революции «благодатные таинства, освящающие рождение на свет человека или благословляющие супружеский союз семьи христианской, открыто объявляют ненужными, излишними... чтимые верующими обители святые (как Алек- сандро-Невская и Почаевская лавры) захватываются безбожными властелинами тьмы века сего и объявляются якобы народным достоянием; школы, содержащиеся па средства церкви православной и подготовлявшие пастырей церкви и учителей веры, признаются излишними и обращаются ими в училища безверия или даже прямо в рассадники безнравственности. Имущества монастырей и церквей православных отбираются под предлогом, что это — народное достояние...» Далее Тихон анафематствовал Советскую власть и в конце воззвания призывал верующих встать «на защиту оскорбляемой и угнетаемой» церкви и, «если нужно будет, и пострадать за дело Христово», а духовенство — организовывать паству для этой борьбы. «Немедленно устрояйте духовные союзы, зовите... становиться в ряды духовных борцов» против власти, которая «проявляет всюду только самое разнузданное своеволие и сплошное насилие над всеми, и в частности над святою церковью православной» (Священный собор православной российской церкви. Деяния, кн. 6, вып. 1, с. 4—5; Церковные ведомости, 1918, № 2, с. 11—12).

Подвергая большевиков церковному проклятию, Тихон использовал для этой цели самое «страшное» оружие в руках церкви — анафему. Но не безбожников- большевиков рассчитывал испугать патриарх, расчет Тихоиа был другой. Большевики, писали по этому поводу в порыве откровенности церковники, «конечно... анафемы не испугаются, но еще вопрос, как отнесутся миллионы малых сих — верующих — к утверждению все- церковному, всенародному, что большевики — анафемы, люди вечным проклятием проклятые, слуги дьявола... Не крестить, не погребать, не причащать — вот что значит церковная анафема в действии».

Поместив на своих страницах воззвание патриарха, церковная печать призывала верующих последовать призыву Тихона, восстать против Советской власти. «Истина христова, провозглашенная патриархом,— писали, например, «Церковные ведомости» (1918, № 3-4, Прибавления, с. 156, 151),— требует решительной борьбы с революцией вплоть до жертвенного подвига».

Однако на эти призывы откликнулись лишь представители свергнутых эксплуататорских классов. Например, матерый черносотенец, крупнейший помещик граф Олсуфьев заявил 20 января 1918 года на заседании церковного собора, после того как было зачитано послание Тихона: «Мы должны всем сердцем приветствовать выслушанное послание патриарха» (Священный собор православной российской церкви. Деяния, кн. 6, вып. 1, с. 5). Постоянный совет объединенных дворянских обществ выразил Тихону «сыновнюю преданность и сердечную благодарность» за «ободряющий и отрезвляющий призыв, раздавшийся в эти дни растерянности и общего колебания» (Церковные ведомости, 1918, № 7- 8, Прибавления, с. 324).

Что же касается рядовых верующих, рабочих и крестьян, совершивших Октябрьскую революцию и всецело поддерживавших свое Советское правительство, то им контрреволюционные призывы патриарха были чужды. Тем более эти призывы, ультимативные ноты, а также спровоцированные к этому времени духовенством кое-где кровавые эксцессы не могли напугать Советскую власть. В ответ на контрреволюционную деятельность церковников Советское правительство ускорило подготовку декрета об отделении церкви от государства. В частности, на ультимативной ноте митрополита Вениамина, врученной 10 января 1918 года в Совет Народных Комиссаров, Ленин наложил резолюцию, в которой просил коллегию Народного комиссариата юстиции ускорить разработку декрета об отделении церкви от государства 23. И уже 21 января 1918 года, как писалось выше, этот декрет был опубликован в «Известиях» ВЦИК, а позднее и в других советских газетах.

После опубликования декрета «Об отделении церкви от государства и школы от церкви» начинается новый этап церковной контрреволюции. В ходе борьбы против этого декрета духовенство рассчитывало под флагом защиты религии и церкви поднять верующих против Советской власти и добиться ликвидации ее, как и всех остальных завоеваний Октябрьской революции. Именно для этого и появились на свет божий новые послания патриарха и церковного собора.

22 января 1918 года собор принимает постановление, в котором выражает полную солидарность с патриаршим воззванием от 19 января и обращается к духовенству и верующим с призывом «объединиться ныне вокруг патриарха, дабы не дать на поругание веры нашей» (Церковные ведомости, 1918, № 5, с. 24). Спустя три дпя, 25 января, церковный собор принял специальное постановление, которое так и называлось: «По поводу декрета народных комиссаров об отделении церкви от государства». Очевидно, в расчете на то, что неграмотные в своей массе верующие узнают о декрете прежде всего из уст многотысячной армии духовенства, в постановлении злостным образом извращалась суть декрета. Церковники называли этот декрет покушением «на са- мое существование православной церкви», заявляли, что он продиктован «сатанинским умыслом» и призывает к «открытому гонению» на церковь и религию. «Под предлогом «отделения церкви от государства» Совет Народных Комиссаров пытается сделать невозможным самое существование церквей, церковных учреждений и духовенства. Под видом отобрания церковных имуществ декрет стремится уничтожить саму возможность церковного богопочитания и богослужения»,— утверждали церковные деятели, хотя отлично знали, что в декрете Советского правительства не говорилось ни слова об отобрании церковных имуществ, необходимых для богослужения. Эти имущества лишь объявлялись народным достоянием. И хотя в декрете черным по белому было написано: «Здания и предметы, предназначенные специально для богослужебных целей, отдаются, по особым постановлениям местной или центральной государственной власти, в бесплатное пользование соответственных религиозных обществ», церковники заявляли, что по декрету «православные храмы... становятся общей собственностью всех граждан без различия вероисповедания — христиан, евреев, магометан и язычников»

Вопреки декрету, соборное постановление указывало и на то, что он будто бы «посягает и на пастырей церкви... обрекает их к несению воинской повинности, воспрещенной им 83-м правилом св. апостола». Между прочим, это самое правило не мешало «пастырям» с оружием в руках сражаться на стороне контрреволюции. В конце постановления члены собора заявляли, что «всякое участие как в издании сего враждебного церкви узаконения, так и в попытках провести его в жизнь несовместимо с принадлежностью к православной церкви и навлекает на виновных лиц православного исповедания тягчайшие церковные кары вплоть до отлучения от церкви». Призывая «суд божий» на «хулителей и гонителей церкви», церковники звали «весь народ православный» «сплотиться вокруг храмов и монастырских обителей для защиты попираемой святыни» (Священный собор православной российской церкви. Деяния, кн. 6, вып. 1, с. 71—72).

На борьбу с Советской властью собор звал верующих и в специальном воззвании «К православному народу», принятом 27 января 1918 года: «Объединяйтесь же, православные, около своих храмов и пастырей, объединяйтесь все, и мужчины и женщины, и старые и малые, составляйте союзы для защиты заветных святынь... Лучше кровь свою пролить и удостоиться венца мученического, чем допустить веру православную врагам на поругание» (Церковные ведомости, 1918, № 3- 4, с. 19—20).

Свои антисоветские призывы церковная власть поспешила подкрепить и более конкретными указаниями о том, каким образом духовенство на местах должно осуществлять общие директивы соборного воззвания и постановления, как должно противодействовать различным декретным мероприятиям. На этот счет состоялось особое постановление синода и патриарха от 15 (28) февраля 1918 года. Постановление рекомендовало прежде всего при всех церквах организовывать союзы прихожан и богомольцев, которые и должны «защищать святыни и церковное достояние от посягательств». В случае «покушения на захват священных сосудов, принадлежностей богослужения, церковных метрик и прочего имущества церковного» патриарх и синод давали указание «призывать православный народ на защиту церкви, ударяя в набат, рассылая гонцов и т. п.». Исполняющих же декретные предписания постановление приказывало подвергать церковному отлучению, причем не только отдельных лиц, но целые общества и селения.

Духовенству рекомендовалось запрещать верующим всякое общение с отлученными и строго следить за исполнением этого запрета (Церковные ведомости, 1918, № 7-8, с. 32—35).

Конкретные меры по организации масс верующих в контрреволюционных целях содержались и в «патриаршем призыве пастырям церкви». Обращаясь к духовенству, Тихон писал: «Не теряйте же времени, собирайте вокруг себя стадо свое. По одному, по два созывайте их на пастырские беседы... Отбирайте сначала лучших людей, не пренебрегайте беседами с благочестивыми женщинами, которые часто удерживают своих мужей и братьев от беззаконных поступков и защищают церковь божию. Составляйте из благонамеренных прихожан братства, союзы, советы,—'что найдете полезнее по местным условиям». Под всеми этими «братствами, союзами, советами» Тихон имел в виду различные антисоветские общества и организации, недаром он предлагал составлять их из «лучших людей», «благонамеренных граждан», то есть прежде всего из представителей свергнутых революцией классов: помещиков, капиталистов, а также кулаков и их прихвостней. Спасение России только «в объединении различных слоев русского народа вокруг церкви»,— заявлял патриарх (Церковные ведомости, 1918, № 5, с. 26).

Контрреволюционеры всех мастей возлагали большие надежды на организующую роль православной церкви по сплочению антисоветских сил. «Итак, война открыта. Суровая, беспощадная, как все религиозные войны... Вокруг церкви начнут собираться не только «верные чада», свято почитающие церковь, как мистическое тело Христово, но и чисто политические элементы»,— писала газета «Наш век», центральный орган партии кадетов, 21 января 1918 года, через день после того, как патриарх в своем воззвании предал анафеме Советскую власть.

Как утопающий хватается за соломину, так и представители свергнутых революцией эксплуататорских классов ухватились за возможность представить борьбу с Советской властью как религиозную войну. Призывы «защищать церковь», бороться с Советской властью «во имя божие» стали их излюбленным приемом воздействия на массы. «Клич борьбы «во имя защиты русского бога»,— писалось в «Известиях» ВЦИК 15 февраля 1918 года,— это клич не одного только духовенства. За ним стоят все те, кто еще живет верою в возвращение прежнего строя, надеждою на воцарение дома Романовых».

В эти дни в одном из подпольных листков, изданных типографией Рябушинского, имя которого В. И. Ленин часто использовал в своих произведениях как нарицательное для обозначения русских капиталистов, писалось: «Во имя божие, во имя христово, во имя матери нашей, церкви православной, объединимся поскорее в стройные братства христовы, каждый в отдельности слаб, но, собранные вместе, мы будем сильны, потому что с нами будет Христос».

Другая антисоветская листовка Рябушинского гласила: «Скорее, скорее без всякого промедления... Последние времена. На святую церковь открыто гонение. Неужели это потерпим, неужели станем сообщниками служителей сатаны... Прочь страх, прочь равнодушие... Разве не знаете, что из Руси святой хотят сделать Русь сатанинскую... Пора, пора. Объединяйтесь без промедления. Объединяйтесь, как зовет нас всех наш святейший патриарх. Не медля ни одной минуты записывайтесь около своих храмов, в свои приходские общины, записывайтесь в братства, в православные союзы. Умрем за Христа... со Христом и во Христе, объединившись, все сделаем для церкви, если надо, и умрем» 24.

Между прочим, сам Рябушинский был старообрядцем, то есть представителем того религиозного течения, которое на всем протяжении своего существования подвергалось гонениям со стороны официальной православной церкви. Именно Октябрьская социалистическая революция и ее декрет об отделении церкви от государства решительно положили конец этим гонениям. Но, как видно, интересы классовые дороже религиозных, которые можно и забыть во имя единства в контрреволюционной борьбе.

Особенно горячо поддерживали деятельность церковников кадеты, которые, как отмечал В. И. Ленин, к этому времени «впитали в себя все имущие классы; с ними слились элементы, стоявшие правее кадетов»

В это время кадеты, как и непосредственно в предоктябрьский период, оставались наиболее близкой к православной церкви партией. Так, «на соборе кадетская партия имела большое влияние не только на ход соборных постановлений, но и на те послания, которые собор от своего имени посылал, и даже на ход административно-церковной соборной работы»,— признал впоследствии, выступая на смоленском судебном процессе над контрреволюционным духовенством (1923), епископ смоленский и дрогобужский Филипп25.

Изображая декрет «Об отделении церкви от государства и школы от церкви» как гонение на религию, кадеты, руководящая сила контрреволюции, рассчитывали с помощью церкви поднять верующие массы на борьбу с Советской властью. С этой целью, как явствует из следственного материала по делу кадетов, опубликованного в «Известиях» ВЦИК 4 июля 1918 года, Центральный комитет партии кадетов дал указание местным комитетам принять активное участие в «защите церкви».

Он рекомендовал им устраивать «народные собрания» с разъяснением «подлинного смысла декрета большевиков», принимать активное участие во всех церковных организациях, распространять воззвание к народу. В этом воззвании в унисон с духовенством кадеты призывали верующих восстать «против того поругания народной души, которое совершается ныне», заявляя, что «чаша испытания переполняется, и только твердость духа и сила веры могут спасти Россию».

Выступили против декрета и мелкобуржуазные партии меньшевиков и эсеров. Так, в меньшевистской печати распространялись клеветнические измышления о том, что большевики будто бы ничего не сделали для идейной подготовки трудящихся масс к проведению декрета, заявлялось, что декрет — преждевременный акт и он не будет осуществлен и т. п. Недаром подобные заявления меньшевиков перепечатывались церковниками (Церковные ведомости, 1918, № 2, Прибавления, с. 95).

«Отныне нужно положить конец взаимным укорам,— писали церковники, призывая к единству все антисоветские силы — от кадетов и октябристов до эсеров и меньшевиков,— забыть партийные деления и упреки, справедливые и несправедливые, покончить взаимные счеты, и всем церковно и государственно мыслящим слоям общества, т. е. положительным и творческим элементам жизни (так духовенство всегда называло эксплуататоров.— Р. Я.), идти к величайшему единению в дружной работе на спасение России, на борьбу с ее врагами и предателями, губящими ее своими опытами социалистического устройства, гонением на церковь и веру, явными стремлениями обратить русский народ в зверя — обезверить его и обездушить» (Церковные ведомости, 1918, № 21-22, Прибавления, с. 644).

Стремясь во что бы то ни стало поднять массы на борьбу с революцией, церковники развернули активную антисоветскую агитацию, используя все имеющиеся в их распоряжении средства, и прежде всего многочисленные храмы, соборы, церкви. Одним из приемов этой агитации было придание церковному богослужению антисоветского характера. Само богослужение должно было по замыслу духовенства возбуждать у верующих мысли о том, что все бедствия, которые обрушились па них в связи с причиненной войной разрухой, а также в связи с активными действиями контрреволюции — голод, эпидемии и т. п., есть не что иное, как «наказание божие» за то, что они доверились большевикам и терпят их у власти.

Пользуясь невмешательством Советской власти в вопросы отправления религиозного культа, духовенство ввело в богослужебный обряд новые молитвы. Такова, например, молитва «О спасении церкви православной», текст которой, установленный церковным собором 27 января 1918 года, в частности, гласил: «...господи... на церковь твою святую воздвижется лютое гонение, во еже уставы ея разрушити, учение закона твоего ос- корбляти и изгоняти... охрани и ныне отечество наше от врагов губящих его, воспламени в сердцах наших любовь к церкви твоей святой и научи нас крепко, даже до смерти стояти за святую веру и за славу имене твоего святого...» (прот. А. И. Введенский. Церковь и государство. М., 1923, с. 191).

Широко использовалась церковниками в контрреволюционных целях и религиозная проповедь. Так, например, протоиерей И. Восторгов, выступая со своими проповедями в московских церквах, призывал паству к вооруженной борьбе с Советской властью: «Дерзайте убо, люди божии! Врагу оскудевают оружия... Близится день нашего избавления. Дерзайте убо, люди божии, ибо тот победит врага, яко всесилен! Аминь» (Церковные ведомости, 1918, № 21-22, Прибавления, с. 645—646).

«Лучшие» проповеди как «образцовые» печатались в руководящем органе православного духовенства — «Церковных ведомостях», издавались специальными сборниками. Так, в 1918 году был издан «Сборник проповедей протоиерея И. Восторгова».

Духовенство должно проповедовать «всегда и везде, где можно,— заявлялось на церковном соборе,— все должны говорить, что необходимо защищать святую веру, надо кричать об этом в трамваях, кинематографах, на железных дорогах, где встречаются неверующие люди, что это ведет к развалу, к погибели нашей родины» (Священный собор православной российской церкви. Деяния, кн. 6, вып. 1, с. 60).

Широко использовалась церковниками в контрреволюционных целях и печать. Многочисленные церковные газеты, журналы изо дня в день злобно клеветали на Советскую власть, звали на борьбу с нею.

В огромных количествах распространяло духовенство и антисоветские листовки, прокламации. «Необходимо по всем монастырям и приходам, где только возможно, заводить хотя бы самые простые печатные машины, чтобы на них можно было изготовлять сотни тысяч и миллионы поучительных листков»,— заявляли «Церковные ведомости» в статье под характерным заголовком «Готовьте печатные машины» (Церковные ведомости, 1918, № 5, Прибавления, с. 192).

Таким образом, как писала «Правда» 31 января 1918 года, «церковь... при первом шаге трудового народа в ее сторону... мобилизовала все силы, сразу перешла в наступление, поняв, что Советская власть не шутит, а неуклонно и последовательно проводит программу социализма в жизнь. Загремела анафема, пошли уличные демонстрации, слышатся угрозы запереть храмы, отлучить целые области...».

Под уличными демонстрациями «Правда» имела в виду почти повсеместно организованные духовенством крестные ходы. «Крестные ходы докажут всем,— говорилось на соборе,— что верующий народ объединяется».

Выше уже писалось о крестном ходе в Петрограде 21 января 1918 года. Такой же крестный ход с благословения и при деятельном участии самого патриарха Тихона и членов собора состоялся 28 января в Москве. Накануне этого дня московское духовенство проводило торжественные всенощные и всеобщую исповедь, как перед боем. В день крестного хода в Москве состоялось «общенародное» моление об избавлении православной церкви «от воздвигнутого на нее народными комиссарами гонения».

В обращении Президиума Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов Москвы и Московской области «Ко всем гражданам» накануне этого крестного хода разъяснялось: «...крестный ход на 28 января назначен против власти рабоче-крестьянского правительства. Граждане увидят, как вся буржуазия присоединится к этому шествию. Потому что сейчас духовенство восстало на защиту вовсе не храмов и свободы веры. Этому никто и ничто теперь не угрожает. Оно восстало на защиту богатств, имений, земель, жалования в 200 тыс. рублей митрополитам, в защиту миллионов, накопленных в монастырской казне, в защиту сытой, спокойной и бездельной жизни сотен тысяч праздных и богатых людей» К

Крестные ходы состоялись и в других городах и селах России. Причем в провинции в силу малочисленности рабочего класса и меньшей, чем в Москве и Петрограде, налаженности государственного аппарата духовенству удалось придать этим демонстрациям особенно ярко выраженную политическую окраску.

В Пензе, например, как сообщала газета «Известия» Пензенского Совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов 17 февраля 1918 года, крестный ход превратился в контрреволюционную демонстрацию, во время которой были спровоцированы кровавые столкновения. Столкновениями сопровождались крестные ходы в Харькове, Саратове, Нижнем Новгороде, Орле, Вятке, Владимире, Воронеже и многих других городах.

Под видом крестных ходов духовенство возглавляло порой самые настоящие восстания против Советской власти.

Так, в Туле духовенство под руководством местного епископа Ювеналия наметило следующую программу крестного хода. Начавшись в Кремле, он должен был направиться вверх по главной Киевской улице к тюрьме и освободить содержащихся там контрреволюционеров, далее намечалось пройти на Николаевскую улицу, чтобы разгромить сначала Военно-революционный комитет, а затем и губернский Совет. Для поддержки мятежа были даже вызваны юнкера из Москвы.

Однако эта контрреволюционная вылазка церковников, организованная 2 февраля 1918 года, была сорвана в самом начале благодаря решительным действиям Советской власти, поддержанным тульскими рабочими.

«Православная Русь всколыхнулась,— торжествова- вали в те дни церковники,— Петроград, Москва, Рязань, Саратов, Одесса и многие другие города, даже Орехово-Зуево, этот издавна беспокойный фабричный центр, их грандиозными крестными ходами показали силу быстро пробудившегося религиозного чувства» (Церковные ведомости, 1918, № 15—16, Прибавления, с. 528).

Духовенство истолковывало крестные ходы как доказательство «силы быстро пробудившегося религиозного чувства», как выражение «молитвенного настроения» верующих, удрученных якобы «гонением на церковь». В действительности же ни один из многочисленных тогда крестных ходов не проходил по инициативе верующих. Вдохновителями и организаторами этих ан- тисоветских демонстраций всегда были церковники, основной же массой их были купцы, приказчики, бывшие офицеры, чиновники и т. п.

Крестные ходы устраивались и ночью при блеске свечей, в сопровождении колокольного звона и церковного пения. Все это должно было экзальтировать верующих, возбуждать религиозный фанатизм. Той же цели служили и ночные моления. Вот что писалось в «Церковных ведомостях» об одном из таких молений в пригороде Петрограда: «В Екатерининской екатерингофской церкви моление продолжалось всю ночь. Была совершена всенощная, после нее акафист с общенародным пением, затем огненное слово настоятеля храма прот. А. Васильева и общая исповедь... С большой торжественностью, при громадном стечении народа было совершено такое же моление в Покровской, Коломенской церквах», то есть уже в самом Петрограде. Отметив эти факты, руководящий церковный орган заявлял: «Было бы очень похвально сколь можно шире использовать это новое могучее средство в деле религиозного (читай: контрреволюционного.— Р.П.) воздействия на православную паству» (Церковные ведомости, 1918, № 9-10, Прибавления, с. 379—380).

С целью подобного же «религиозного» воздействия на массы в сентябре 1918 года перед праздником Воздвиженья петроградский митрополит отдал распоряжение совершить во время всенощного богослужения особый чин «всенародного» покаяния и соборования.

«Общенародные» моления в период с 27 августа по 5 сентября 1918 года были организованы и в Москве. Они начались с паломничества в Троице-Сергиеву лавру. Именно там состоялось богослужение, в котором участвовали патриарх Тихон и другие руководители православной церкви. После моления был объявлен всероссийский трехдневный пост и особая повсеместная литургия с чтением специально составленного воинствующим монархистом епископом пермским Андронником так называемого покаянного прошения.

Для того чтобы объединить антисоветские силы, при храмах, соборах, церквах создавались различные организации, приходские советы, братства по защите церковного имущества, союзы защиты веры и церкви и т. п.— те самые братства, союзы и советы, организовывать которые предлагал Тихон в своем «патриаршем призыве пастырям церкви».

Наиболее разветвленная сеть различных церковных организаций возникла в Петрограде и в Москве. В Петрограде, например, помимо Братства защиты Александ- ро-Невской лавры, созданного еще до опубликования декрета, организовывались приходские союзы для отстаивания храмов и церковного имущества. Члены этих союзов связывали себя торжественным обещанием насмерть стоять, защищая храмы и их имущество. Особые «домовые уполномоченные» этих союзов вели учет верующих по квартирам и записывали их в «приходские книги». Эти же уполномоченные должны были сообщать своим священникам о всех «неверующих», то есть о большевиках и сочувствующих им, очевидно для того, чтобы расправиться с ними в случае переворота, хотя на языке духовенства это называлось «заботиться об обращении заблудших». Недаром, рассказывая об этом примере, «Церковные ведомости» рекомендовали выделить таких «домовых уполномоченных» по всей России. Видимо, не без интриг и угроз церковникам удалось вовлечь в петроградские приходские союзы около 60 тысяч членов.

Помимо этих союзов в Петрограде в епархиальном масштабе было создано Братство приходских советов Петрограда и епархии. Руководитель братства протоиерей Николай Рудинский ездил специально советоваться с Тихоном, и, очевидно, именно по директивам патриарха этот союз был превращен в боевую организацию. Петроград был разделен руководителями братства на районы по месту нахождения церквей, были разработаны формы сношения с сельскими приходами, схема связи между членами братства и между церквами и Рудинским, был также приобретен ротатор для печатания контрреволюционных листовок. При братстве было организовано 60 детских кружков, которыми руководили монахи Адек- сандро-Невской лавры. Духовенство активно привлекало детей к участию в крестных ходах и в различных контрреволюционных богослужениях.

Приходские союзы, а также их объединение, называвшееся Союз объединенных приходов, были созданы и в Москве. Союз этот был создан 30 января 1918 года на собрании представителей приходских советов, созванном, как сообщили «Московские церковные ведомости», «для обсуждения современного положения православной церкви и, в частности, для решения вопроса о том, какими способами можно защитить храмы Москвы и их святыни от ожидающихся покушений на них со стороны представителей народных комиссаров» (Московские церковные ведомости, 1918, № 3, с. 5). На этом же собрании были выбраны депутация к патриарху с письменным выражением полной солидарности с его погромным воззванием от 19 января 1918 года, а также руководящий орган — совет объединенных приходов во главе с А. Д. Самариным.

А. Д. Самарин, бывший обер-прокурор синода, крупный помещик и капиталист, уездный и губернский предводитель дворянства, являлся также активным деятелем церковного собора и даже был избран товарищем председателя. Будучи привлечен к суду за свою контрреволюционную деятельность, А. Д. Самарин заявил следствию, что он «всегда был для России убежденным монархистом и сознательно служил этому строю», что таким же «идейным монархистом» он остался и после Октябрьской революции

ПГҐАОР, ф. 353, он. 2, ед. хр. 713, л. 171 об.

Под стать Самарину были и другие члены совета: Емельянов, бывший крупный торговец; известный черносотенец священник Полозов; активный деятель контрреволюции Кузнецов и т. д.

Московский совет объединенных приходов распространял антисоветские воззвания собора и патриарха, а также собственные обращения к верующим, листовки и прокламации, различные брошюры контрреволюционного содержания, многие из которых были написаны священником Полозовым. С целью возбудить верующих против Советской власти совет направлял в Совнарком клеветнические заявления на местных работников, которые якобы глумились над служителями церкви, оскорбляли чувства вёрующих. На одном из заседаний этого совета были выработаны конкретные меры по борьбе с проведением в жизнь декрета Советского правительства об отделении церкви от государства. В постановлении совета, в частности, говорилось: «При национализации церковных и монастырских имуществ... тревожным звоном (набатом) созвать прихожан на защиту церкви. Если есть поблизости другие храмы, то желательно войти с ними предварительно в соглашение, чтобы и в них раздавался тревожный звон, по коему население окрестных приходов могло бы прийти на помощь и своей многочисленностью дать отпор покушению на церковь» К

Набатным звоном церковники собирали толпу верующих и возбуждали ее с помощью кулаков, лавочников и других контрреволюционеров против представителей Советской власти. Таким образом ими были спровоцированы кровавые эксцессы в Звенигороде, в Павловском Посаде, где кулаки подожгли здание местного Совета, и в других местах.

Наряду с Союзом объединенных приходов в Москве были созданы также Пастырский союз, Союз духовенст- ва и мирян, Союз ревнителей и проповедников православия и другие контрреволюционные объединения церковников. Одной из основных задач, например, Союза ревнителей и проповедников православия была, как писалось в его уставе, борьба за церковное достояние, за нрава церкви и защита веры от врагов. Под «врагами веры» имелись в виду, разумеется, большевики, Советская власть. Устав этот поступил на утверждение и благословение патриарха Тихона, который написал на нем: «Господь да поможет ревнителям — совершить то дело, кое так нужно ныне»

По призыву патриарха различные антисоветские братства, союзы, советы создавались не только в Москве и Петрограде, но и в других городах России. Вот что, например, сообщали «Церковные ведомости» о заседании новгородских приходских советов: «Заседание открылось в консистории, но потом за многолюдством перенесено было в св. Софию (главный, кафедральный собор Новгорода.— Р. П.). По поводу декрета правительства, лишающего православные приходы решительно всякой собственности, как-то: земель, капиталов, домов, объявляющего государственной собственностью даже св. храмы, изгоняющего из школ закон божий и проч., постановлено: защищать и не отдавать на расхищение не только духовные ценности православия, но и материальное достояние церкви, ибо достояние это есть собственность не всего народа, а только православных русских людей, завещанная им от предков».

Духовенство, таким образом, стремясь во что бы то ни стало сохранить в своих руках так называемое материальное достояние церкви, то есть земли, капиталы, дома, пыталось внести раскол в ряды трудового народа, лицемерно объявляя церковные богатства собственностью «только православных русских людей».

Следуя указаниям патриарха, собрание новгородских приходских советов постановило: «1) Во всяком приходе организовать братства православных, мужей и жен, дабы захватчики церковной собственности имели дело не с одним священником, а со всем приходом... 4) Организовать особые братства из желающих для защиты таких общегородских, или, лучше сказать, общенародных святынь» (Церковные ведомости, 1918, № 13-14. Прибавления, с. 481—482).

Антисоветскую деятельность развил и архангельский Союз духовенства и мирян. Союз этот, как говорилось во втором параграфе его устава, ставил своей целью «защиту правового и имущественного положения церквей и духовенства как теми способами, какие представляются для сего законом, так и теми, какие по обстоятельствам времени являются наиболее целесообразными» К Недаром, когда на севере нашей страны была свергнута Советская власть, архангельский союз стал активным пособником интервентов и белогвардейцев.

Различные контрреволюционные братства и союзы создавались и при монастырях. Так, например, монахи Александро-Свирского монастыря сразу же после издания декрета об отделении церкви от государства «в силу распоряжения патриарха и синода» организовали из крестьян окрестных деревень Союз защиты Александро- Свирского монастыря. Такой же союз с привлечением местного крестьянского населения был организован при Новоиерусалимском монастыре и т. д.

Однако беднота редко участвовала в подобных организациях. Как сообщал, например, Воскресенский исполком Звенигородского уезда Московской губернии, члены братства Новоиерусалимского монастыря состояли либо in служителей культа, либо из местной буржуазии и ку-

Лаков ближайших селений. Никого из трудящихся элементов в этом братстве не было26.

Для непосредственного руководства всеми этими братствами, союзами, советами собор постановил учредить при патриаршем престоле всероссийский совет приходских общин. Исполнительный комитет этого совета разработал даже проект организации новой государственной власти и государственного строя. Под этой «новой» властью имелся в виду, конечно, старый государственный аппарат эксплуатации и угнетения трудящихся масс. Пункт 1 проекта гласил: «Все выборы и всякое представительство в России должны осуществляться через приходские общины, чтобы таким образом создать действительную, могущественную и единую власть в стране, каковой может быть только власть, опирающаяся на религиозное чувство масс» 27.

Для разрешения вопросов, связанных с установлением этой «новой» государственной власти, для организации «спасения родины», борьбы с революцией как в тылу, так и на фронте исполнительный комитет подготавливал всероссийский съезд приходских общин. Служители культа заявляли, что «только религиозная власть может быть в настоящее время твердой и истинно народной властью». Они стремились противопоставить свои церковноприходские советы Советам рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, утверждая, что последние — «это власть не объединяющая Россию, а ее разъединяющая». Советы рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, внушали церковники верующим, есть сила, разрушающая жизнь русского народа. «Спасение,— заявляли они,— в церковноприходских советах. В них и ученые люди, и буржуи, и духовенство — все могут и должны объединиться и работать иа пользу народа: и умом, и образованием, и капиталами, н советом» (Заволжский летописец, 1918, № 6, с» 165).

Духовенство пыталось и постановления своего церковного собора противопоставить декретам Советской власти. В противовес декрету Советского правительства «Об отделении церкви от государства и школы от церкви» члены собора не только приняли 18 апреля 1918 года решение издать и распространить в народе ранее упоминавшееся соборное определение «о правовом положении православной российской церкви», но и продолжили политику полного игнорирования этого декрета в своем церковно-организаторском творчестве. Так, например, спустя некоторое время после издания декрета «Об отделении церкви от государства и школы от церкви» собор принял новое положение об епархиальном управлении, составители которого будто и не слышали об этом декрете. Вопреки тексту декрета Советского правительства собор вменял в обязанность епархиальным архиереям «наблюдение за преподаванием закона божьего в светских учебных заведениях», по-прежнему предусматривал ведение духовенством метрических книг, собирание обязательных церковных налогов, разверстку церковных земель, распоряжение церковным имуществом и т. п.

Абсолютно игнорировало декрет «Об отделении церкви от государства и школы от церкви» и принятое 20 апреля 1918 года соборное определение о православном приходе. В нем, вопреки декрету, говорилось о принадлежащем храмам движимом и недвижимом имуществе, которое может быть «приобретаемо, продаваемо, отчуждаемо, обмениваемо, отдаваемо в залог, сдаваемо в аренду и под застройку», о церковных капиталах, о денежном и натуральном обложении прихожан, а также об обязательном преподавании закона божьего как в церковноприходских, так и в «профессиональных, как-то сельско- хозяйственных, ремесленных, рукодельных» и других школах.

Даже 6 сентября 1918 года, то есть почти через семь с половиной месяцев после принятия декрета «Об отделении церкви от государства и школы от церкви», собор принимает определение «О церковном имуществе и хозяйстве», в котором продолжается разговор о движимом и недвижимом имуществе, об обложении прихожан на общецерковные нужды и т. д.

Принимая подобные постановления, в корне противоречащие советским законам, православное духовенство вовсе не чувствовало себя вне времени и пространства. Таким образом оно стремилось показать, что смотрит на Советскую власть как на временное явление и твердо уверено в восстановлении старых порядков.

Общее руководство всей контрреволюционной деятельностью духовенства осуществлял патриарх Тихон, особенно после окончания в сентябре 1918 года заседаний собора, когда он по существу единолично стал уп- правлять Русской православной церковью.

Для усиления антисоветской деятельности церкви, для возбуждения масс Тихон выезжал даже на места. Так, с 23 мая по 3 июня 1918 года он находился в Петрограде. Дни больших церковных праздников были выбраны для патриарших богослужений в Александро- Невской лавре, в Исаакиевском и Казанском соборах; зал при Троицкой церкви на Стремянной был использован для организации массового собрания. Все эти «молитвенные» собрания были не что иное, как своеобразные митинги, носившие явно контрреволюционную окраску. Так, во время богослужения в лавре после произнесенных Тихоном и митрополитом Вениамином антисоветских речей выступил настоятель Исаакиевского собора протоиерей Смирягин. «Уповаем,— заявил он, обращаясь к Тихону,— что ваша святыня ободрит и побудит нас в эти тяжелые минуты еще более и более бо- роться с гонителями церкви православной». Характерен и состав верующих, приветствовавших патриарха. В Казанском соборе, например, Тихону поднесли хлеб-соль от имени православного «народа» граф Гейден, княжна Щербатова и другие подобные им лица.

Патриарх не преминул посетить и Кронштадт, очевидно, с целью соответствующего «религиозного» воздействия на находившихся там моряков Балтийского флота.

Масло в огонь контрреволюционной борьбы непрестанно подливали и патриаршии послания к верующим, которые по-прежнему носили самый что ни на есть антисоветский характер. В воззвании от 8 августа 1918 года, например, Тихон писал: «Еще продолжается на Руси эта страшная и томительная ночь, и не видно в ней радостного рассвета. Изнемогает наша родина в тяжких муках, и нет врача, исцеляющего ее». В Великой Октябрьской социалистической революции рабочие и крестьяне России, как и трудящиеся всего мира, видели зарю новой эры, утро новой счастливой жизни. Для Тихона же, как и для всех представителей эксплуататорских классов, это была, конечно, «страшная и томительная ночь». Уничтожение власти эксплуататоров — это, по выражению патриарха, «грех, тяготеющий над нами», за то, что «мы захотели создать рай на земле, но без бога и его святых заветов». Тихон призывал верующих смыть этот «грех» и ждать «печального звона церковных колоколов» 1.

А вот что говорилось в послании Тихона, приуроченном к первой годовщине Великого Октября. Обращаясь к большевикам, он писал: «Вы разделили весь народ на враждующие между собой станы и ввергли его в небывалое по жестокости братоубийство. Любовь Христову

' АВОКТ, ф. ГАИЗ, рукопись И. Шпицберга «Церковь в годы гражданской войны», с. 84.

БЫ открыто заменили ненавистью и вместо мира искусственно разожгли классовую вражду... Не России нужен был заключенный вами позорный мир с внешним врагом, а вам, задумавшим окончательно разрушить внутренний мир... Во всяком потворстве низменным страстям толпы, в безнаказанности убийств и грабежей заключается дарованная вами свобода... По вашему наущению разграблены или отняты земли, усадьбы, заводы, фабрики, дома, скот; грабят деньги, вещи, мебель, одежду. Вы наложили свою руку на церковное достояние, собранное поколениями верующих людей... Выбрасывая из школ священные изображения и запрещая учить в школах детей вере, вы лишаете их необходимой для нравственного воспитания пищи» и т. д.28 Простой перечень претензий патриарха Тихона к Советской власти был бы поистине бесконечен.

Несмотря на контрреволюционные призывы и постановления церкви, несмотря на постоянные грозные напоминания ее руководящих органов о том, что те, кто нарушит церковные постановления, навлекут на себя «гнев божий» и церковное осуждение, трудящиеся верующие не поддержали православную церковь в ее борьбе против декрета Советского правительства. Во многом способствовала такому поведению верующих та агитационная кампания, которая была развернута партией большевиков в связи с опубликованием декрета «Об отделении церкви от государства и школы от церкви». «Чтобы декрет мог быть проведен в жизнь, надо вести за него усиленную агитацию, и агитацию упорную, неустанную, чтобы население поняло декрет и не противилось его проведению»,— отмечала Н. К. Крупская29. Именно такая агитация и осуществлялась повсеместно большевиками. Она включала в себя непременно следующие основные моменты: доведение до самых широких масс содержания декрета, разъяснение сути его, разоблачение клеветнических измышлений церковников но поводу декрета.

Доведение до сведения трудящихся масс содержания декрета осуществлялось не только путем опубликования его во всей центральной и местной советской и партийной прессе, но и путем издания огромного количества листовок в центре и на местах, содержащих как текст самого декрета, так и тексты циркуляров и инструкций по его осуществлению.

Что касается неграмотных, составлявших в то время большинство трудящегося населения России, то на этот случай резолюция VIII съезда РКП (б) «О политической пропаганде и культурно-просветительной работе в деревне» указывала: «Для неграмотных должны быть устроены периодические чтения в школах, помещениях волостного Совдепа, избах-читальнях и т. п., для чего отделами народного образования при содействии местных партийных ячеек создаются особые кружки чтецов, включая местное учительство, на началах особой повинности грамотных. Предметом чтения должны быть декреты и обязательные постановления с популярными, особо для того издаваемыми и рассылаемыми центром (партийным или советским) толкованиями, и статьи постоянно обновляемой и пополняемой народной хрестоматии»

Уже в этих популярных издаваемых и рассылаемых на места партийными и советскими органами толкованиях содержалось подробное объяснение положений декрета «Об отделении церкви от государства и школы от церкви», его значения. С подробными разъяснениями декрета выступали на митингах, собраниях, конференциях трудящихся партийные агитаторы и пропагандисты. В числе их были и такие видные представители большевистской партии, как Н. К. Крупская, А. В. Луначарский, И. И. Скворцов-Степанов, П. А. Красиков, Емельян Ярославский и многие другие.

Политику Советской власти в религиозном вопросе неоднократно разъяснял в своих выступлениях перед трудящимися В. И. Ленин. «Религия — частное дело,— говорил он, например, в своей речи на митинге в Пресненском районе 26 июля 1918 года. — Пусть каждый верует во что хочет или ни во что не верит. Советская республика объединяет трудящихся всех наций и отстаивает интересы трудящихся без различия нации. Советская республика не знает никаких религиозных различий. Она находится вне всякой религии и стремится отделить религию от Советского государства»

Сущность декрета «Об отделении церкви от государства и школы от церкви» постоянно разъяснялась в этот период на страницах партийной и советской печати. На эту тему публиковались многочисленные статьи, печатались листовки, в большом для того времени количестве издавались книги. Много места уделялось правильному толкованию декрета на страницах издаваемого Народным комиссариатом юстиции (НКЮ) в 1919— 1924 годах журнала «Революция и церковь»30.

Разъяснение содержания декрета тесно увязывалось в партийной агитации и пропаганде с разоблачением клеветнических измышлений О TOMv что он будто бы является «гонением на веру», показывались истинные причины борьбы духовенства против этого декрета революции.

В Москве и Петрограде, во многих других городах России печатались многочисленные листовки. Они расклеивались на заборах, на стенах домов, распространялись среди верующих у церквей и соборов, во время крестных ходов. Вот что, например, говорится в воспоминаниях В. Д. Бонч-Бруевича о распространении такой листовки в Петрограде во время крестного хода 21 января 1918 года: «...чтобы воспользоваться этим крестным ходом для агитационных целей, мы отпечатали воззвание к гражданам, в котором подробно разъясняли им о Советском правительстве и о тех законах, которые оно издавало и будет издавать по поводу господствующей православной церкви и всех других видов культа. Мне хотелось, чтобы эта, самая некультурная, самая серая, фанатичная толпа, которая шла за духовенством в крестном ходу, познакомилась бы с сущностью декрета об отделении церкви от государства. Эти прокламации мы широко раздавали в крестном ходу, и я сам наблюдал, с какой жадностью их читали вслух тут же на улице и не бросали, а брали с собой»

Гонений на веру в Советской России нет — в этом верующих убеждали не только слова, но и вся политика Советской власти и большевистской партии в религиозном вопросе. Основой этой политики являлось последовательное и полное обеспечение подлинной свободы совести. «...Несмотря па все отрицательное отношение к самой сущности религии, религиозной мысли, мы, представители Советской власти,—говорилось в письме управляющего делами Совнаркома В. Д. Бонч-Бруевича священнику Леониду Федорову 31 марта 1919 года,— найдем всегда в себе силу твердости наших убеждений стать на страже свободы совести... потому что знаем ч твердо убеждены, что бороться с убеждениями надо опытом жизни, анализом ее проявлений, широчайшей пропагандой, требованием новых форм общественной жизни, которые сами по себе носили бы залог отрицания старого мира»

Открыто и ясно провозгласив курс на полную победу атеизма, большевики в то же время тщательно следили за тем, чтобы верующие массы в любой момент, при любых обстоятельствах могли беспрепятственно отправлять свои религиозные потребности. В резолюции VIII съезда РКП (б) (1919 г.) «О политической пропаганде и культурно-просветительной работе в деревне» указывалось: «...Конституция Советской России признает полную свободу вероисповедания за всеми гражданами, и съезд обращает внимание на совершенную недопустимость каких бы то ни было ограничений этого права и даже тени насилия в вопросах религии. Лица, посягающие на свободу веры и богослужения для граждан всех вероисповеданий, должны быть подвергаемы строгому взысканию»31.

Это указание партии нашло свое отражение в целом ряде инструкций и циркуляров центральных и местных органов Советской власти, в советском законодательстве. Так, в разъяснеиии НКЮ № 157 1920 года указывалось: «Местная власть должна оградить спокойное и свободное отправление религиозных потребностей граждан в той лояльной форме, какая им угодна, и привлекать к ответственности лиц, нарушающих законы РСФСР» 32. Статья 125 Уголовного кодекса РСФСР, принятого в 1922 году, гласила: «Воспрепятствование исполнению религиозных обрядов, поскольку они не нарушают общественного порядка и не сопровождаются посягательствами на права граждан, карается принудительными работами на срок до 6 месяцев».

В самое тяжелое для Советской Республики время большевистская партия, Советская власть, лично В. И. Ленин проявляли внимание к нуждам верующих.

Так, в начале 1919 года группа граждан Ягаиовской волости Череповецкого уезда и Череповецкой губернии обратилась к В. И. Ленину с просьбой разрешить закончить строительство храма, начатое в 1915 году, он ответил: «Окончание постройки храма, конечно, разрешается...» 33. Именно В. И. Ленин, во избежание какого- либо нарушения гражданских прав верующих, к пункту 3 проекта декрета «Об отделении церкви от государства и школы от церкви» написал следующее примечание: «Из всех официальных актов... всякое указание на религиозную принадлежность и непринадлежность граждан устраняется». Это примечание вошло в окончательный текст декрета. В. И. Ленин был непримирим к любому нарушению этого указания декрета. Так, 11 мая 1920 года на заседании Совнаркома он решительно выступил против включения в программу всероссийской переписи вопроса о вероисповедании.

Несмотря на антисоветскую позицию многих служителей церкви, Советское правительство, привлекая к ответственности особенно активных церковников-контрреволюционеров, внимательно относилось к нуждам духовенства. Деятельность духовенства, «находящаяся в пределах закона, не будет подвергаться и не подвергается преследованию со стороны Советской власти, и наоборот, всякие попрания ее прав будут восстановлены»,— говорилось в указанном выше письме В. Д. Бопч- Бруевича священнику Леониду Федорову. Церкви была предоставлена возможность подготовлять служителей культа. Хотя при этом и было установлено, что подготовка к духовному званию может начаться не ранее восемнадцатилетнего возраста, когда мировоззрение человека в основном уже оформляется и он сам может определить свой жизненный путь.

В случае собственноручной обработки земли за служителями культа и членами их семей оставались находившиеся в их распоряжении наделы или им выделялись новые на общих с прочими трудовыми землепользователями основаниях, причем, как указывалось в соответствующем циркуляре Наркомзема, получение служителями культов вознаграждения за совершение обрядов «не должно... служить причиной лишения их права трудового землепользования» \ Наравне со всеми гражданами священнослужителям и членам их семей было предоставлено право на пенсионное обеспечение в старости и в случае нетрудоспособности. В условиях существовавшей в этот период в Советской Республике всеобщей трудовой повинности Советское правительство указывало, что при назначении работ духовенству должны быть принимаемы во внимание бытовые условия их жизни и занятий. Случалось, что на местах органы власти вообще освобождали служителей культа от трудовой повинности. Так, в циркуляре, направленном в 1919 году отделом юстиции Петросовета во все районные Советы, указывалось: «...после надлежащих сношений с комендантом Петрограда и заведующим городским отделом труда выяснено, что духовных лиц ...занятых культом, привлекать к общественным работам вообще не следует»34. Несмотря на вышеприведенные и многочисленные другие подобные широко известные факты, современные «советологи» стремятся представить знаменитый декрет Советского правительства как насилие над священнослужителями, разграбление имущества монастырей, церквей и соборов — словом, «физическое уничтожение церкви». Так, один из них, Н. Струве, в своем объемистом труде «Христиане в СССР» пишет: «Под видом конфискации церковного имущества декрет об отделении церкви от государства имел целью уничтожить возможность отправления культов и служб»

Клерикально-буржуазные авторы рисуют картины проявления народной поддержки православной церкви и ее первосвященпика, протеста против провозглашенной в начале 1918 года официальной политики Советского правительства в отношении религии и церкви.

Однако осуществлявшаяся партией большевиков широкая разъяснительная кампания, практическая деятельность Советской власти в отношении церкви ясно показывали верующим лживость измышлений духовенства о «гонениях на веру и церковь».

Для верующих было непонятно, из-за чего, собственно, идет борьба, ради чего их призывают жертвовать своей жизнью. Православные храмы, соборы и церкви по-прежнему были открыты, богослужение совершалось беспрепятственно.

Что же касается установления полной свободы совести, ликвидации государственной опеки над церковью, национализации церковного имущества, то есть передачи его в руки трудового народа, то эти решения Советского правительства трудящиеся верующие, рабочие и крестьяне, только приветствовали. Основная масса верующих не только одобрительно отнеслась к декрету Советского правительства «Об отделении церкви от государства и школы от церкви», но и активно способствовала его практическому осуществлению. Не помогло духовенству и грозное «определение» церковного собора, в котором говорилось, что миряне, виновные в содействии проведению в жизнь декрета об отделении церкви от государства и подобных ему актов, подлежат отлучению от церкви — самой суровой мере церковного наказания.

Отношение трудящихся к декрету «Об отделении церкви от государства и школы от церкви» выражалось в многочисленных письмах руководящим деятелям партии и Советской власти, в партийные и советские органы печати, высказывалось на собраниях и митингах.

Так, в резолюции Первой московской конференции женщин-работниц, состоявшейся в начале 1918 года, говорилось: «...конференция считает необходимым энергично проводить в жизнь декрет об отделении церкви от государства и школы, так как этот декрет уничтожает все религиозные гонения, существовавшие до сих пор, обеспечивает полную свободу совести, свободу вероис- поведований, делает религию делом совершенно свободного выбора, не обещающим никаких привилегий и не грозящим никакими стеснениями, обеспечивает воспитание детей в духе истинного знания науки»

Трудящиеся верующие не только не поддержали антисоветские призывы духовенства, по и выступили с их решительным осуждением. Примеров можно привести много. Так, в Тверской губернии рабочие Калашников- ского стекольного завода, после того как архиепископ тверской и кашинский Серафим произнес антисоветскую проповедь, сообщили об этом факте в губернский отдел юстиции и просили принять меры против подобной антисоветской агитации местного иерарха. Показательным является и письмо церковному собору священника Томской епархии Николая Троицкого «о печальном случае», имевшем место в его храме после прочтения одного из контрреволюционных посланий собора. В письме рассказывалось, что по прочтении послания из толпы молящихся несколько человек заявили: это агитация, подобных пещей читать народу не следует. «Вы, священники, ведете народ не к свету, а к тьме— прежнему режиму».

В ответ па это и подобные письма в «Церковных ведомостях» был напечатай «Патриарший призыв пастырям церкви — мужественно сносить испытания», составленный Тихоном 30 января 1918 года. Уже само опубликование этого ответа и дата его написания свидетельствуют о том, что такого рода жалоб с мест руководители церкви получали немало и приходить они стали с первых же дней объявленной духовенством Советскому правительству войны. В своем послании патриарх Тихон призывал духовенство: «...не будем впадать в уныние, взывать о защите и помощи, а будем сами укреплять сдое стадо п ограждать его от развращения и вечной погибели. В нем ведь теперь и паша поддержка и наше спасение. Если оно разбежится от нас, оставив пас одних, то никто уже не защитит нас, и мы будем выброшены вон, как соль негодная» (Церковные ведомости, 1918, ЛЬ Г>, с. 24). Ничего не скажешь, руководители церкви отчетливо сознавали и свое незавидное положение, сложившееся после Октябрьской революции, когда они лишились поддержки и защиты буржуазно-помо- щичьего правительства, и тем более свои незавидные перспективы, связанные с освобождением трудящихся Mil с с от религиозных предрассудков в процессе построения коммунистического общества.

Уже сама борьба с церковной контрреволюцией в первые же дни Октября в немалой степени способствовала освобождению трудящихся масс от религиозного дурмана. Очень характерна, например, резолюция, принятая общим собранием сельских Советов Макарьез- схой волости Вссьегонского уезда Тверской губернии. Участники собрания заявляли в пей: «Наравне с уничтожением рабства экономического мы должны освободиться и от рабства духовного. Приветствуем декрет

Совнаркома, дающий свободу совести, и смело заявляем, что время веры в попа, бога и черта прошло и настало время веры в себя и свои силы, которые нужны для борьбы с врагами»1.

Поддержанное в своей политике трудящимися массами, Советское правительство, несмотря на церковную оппозицию, неуклонно проводило в жизнь все касающиеся церкви постановления, и прежде всего основной декрет «Об отделении церкви от государства и школы от церкви».

Имея в виду указания партии, созданный в мае 1918 года для непосредственного руководства проведением декрета специальный, так называемый VIII отдел Народного комиссариата юстиции давал решительный отпор всяким попыткам со стороны духовенства саботировать декрет. Так, когда с мест (из Костромы, Рязани, Вологды, Пензы и т. д.) поступили сообщения о том, что созданные по постановлению Всероссийского церковного собора вместо бывших консисторий епархиальные советы выполняют в нарушение декрета об отделении церкви от государства функции чисто гражданского характера (собирают налог, занимаются брако- разводами, налагают различные взыскания и т. д.), VIII отдел НКЮ 18 мая 1920 года принял соответствующий циркуляр, опубликованный в «Известиях» ВЦИК 27 мая 1920 года. В нем предлагалось всем губисполкомам прекратить деятельность епархиальных советов там, где эти последние вопреки советским законам присваивают себе права юридических лиц и выполняют судебные, розыскные, карательные, налоговые, финансовые, хозяйственно-административные функции. В циркуляре указывалось, что лиц, виновных в подобных преступлениях, следует привлекать к судебной ответственности.

Следует отметить, что, запрещая духовенству сборы, имеющие принудительный характер, Советское прави-

1 Революция и церковь, 1919, № 2, с. 34.

тсльство отнюдь не запрещало складчины, то есть сборы добровольного характера, производимые на нужды определенного храма, часовни, молитвенного дома.

В соответствии с циркуляром VIII отдела НКЮ от 18 мая 1920 года на местах состоялся ряд судебных процессов по делам о незаконной деятельности епархиальных советов. Таково, например, дело новгородского епархиального совета, рассмотренное в губревтрибуна- ле в феврале 1921 года. К ответственности были привлечены новгородский митрополит Арсений, викарный епископ Алексий и другие деятели новгородского епархиального совета. Подсудимым было предъявлено обвинение в нарушении декрета «Об отделении церкви or государства и школы от церкви», в ведении контрреволюционной пропаганды через «Епархиальные ведомости», в присвоении епархиальным советом прав юридического лица, административных, хозяйственных, налоговых и иных функций, во взимании при церковном разводе принудительно «бракоразводной» пошлины и т. д. Всех обвиняемых трибунал признал виновными, приговорив их к условному лишению свободы на пять лет каждого. Епархиальный совет было постановлено закрыть1.

Напуганное решительной позицией Советского правительства, руководство православной церкви, то ссгь пагриарх Тихон и члены так называемого высшего церковного совета и синода, вынуждено было дать подписку о том, что епархиальным советам будет указано прекратить вышеуказанную деятельность.

Потерпев поражение в борьбе против декрета революции «Об отделении церкви от государства и школы от церкви», церковники пробовали тактическим путем обойти революционное законодательство. Так, во многих местах церковники старались подобрать группу верующих, принимающих в свое пользование храм и богослужебное имущество с таким расчетом, чтобы фак-

' Революция и церковь, 1922, № 1-3, с. 70—71.

тическими хозяевами оставались они. Однако местные власти указали, что им принадлежит право устранять из числа граждан, подписавших договоры, тех из них, которые почему-либо не внушают доверия.

Для спасения монастырских хозяйств духовенство с благословения патриарха стало создавать фиктивные трудовые артели и коммуны. Эти «коммуны», в состав которых входила вся монастырская братия, вплоть до игумена, претендовали на передачу им монастырских земель, сельскохозяйственного инвентаря и т. д. Так пытались- поступить монахи Казанского мужского монастыря, монахини Иоанно-Предтеченского женского монастыря Череповецкого уезда, Кинешемского Успенского женского монастыря и многих других монастырем. Уставы таких «коммун» предоставляли право быть их членами исключительно православным, только мужчинам или только женщинам. В списках «работоспособных» землевладельцев числилась вся престарелая братия, подчас под 90 лет, с игуменами и игуменьями во главе, причем члены этих «коммун» предпочитали обрабатывать землю не сами. Однако духовенство недолго пользовалось этой лазейкой. Против монашеских лжекоммун Советская власть приняла соответствующие меры: «трудовые» объединения, преследующие религиозные цели, регистрировать не стали.

Рассчитывая сохранить влияние на воспитание молодого поколения, духовенство пыталось заменить школьное обучение детей закону божьему частноцерковиым. С этой целью церковные власти попытались организовать религиозное обучение вне школы, в храмах или в других помещениях. Но и эта попытка духовенства обойти декрет не удалась. Руководящие советские органы указали церковникам, что детям до 18 лет, то есть до периода зрелости, когда граждане могут сознательно разобраться в религиозном вопросе, преподавание всех вероучений не разрешается и частным образом. Не удалось духовенству удержаться в школе и путем преподавания других предметов. 18 марта 1919 года в «Известиях» ВЦИК было опубликовано постановление Нар- компроса, которое гласило: «1. Воспретить лицам, принадлежащим к духовенству всех его родов, всех вероисповеданий, занимать какие бы то ни было должности во всех школах. 2. Лица, принадлежащие ранее к составу духовенства, по оставлении сана, могут занимать таковые должности лишь с особого каждый раз разрешения Наркомпроса».

Нечто подобное случилось и со свечным доходом, занимавшим всегда видное место в церковном бюджете. Сначала церкви и церковные учреждения пользовались этим доходом беспрепятственно. С национализацией свечных заводов они стали покупать свечи по установленным ценам, а продавать по-прежнему по повышенным. Советские органы нашли, однако, ненормальным, чтобы путем перепродажи продукта государственного производства духовенство извлекало доход, и последовало разъяснение, что подобные продукты церковного обихода (свечи, вино, ладан, парча и т. д.) должны отпускаться церкви с непременным условием — не перепродавать iix верующим по завышенным ценам.

Уже к 1920 году, несмотря на трудности военного периода, была проведена огромная работа по практическому осуществлению декрета «Об отделении церкви от государства я школы от церкви». В опубликованном в 1920 году отчете VIII отдела НКЮ сообщалось, что у церковников к этому времени было изъято 7150 млн. руб., крестьянству было передано 827 540 десятин только монастырской земли. К этому же времени было национализировано 84 монастырских завода, 704 гостиницы и подворья, 1112 доходных домов, 436 молочных ферм, 602 скотных двора, 311 пасек1. Следует отметить, что отчет не включал в себя сведений по Украине, Сибири

гСм.: Революция и церковь, 1920, № 9-12, с. 71, 104. и Кавказу, где вследствие гражданской войны этот декрет был осуществлен позднее.

В статье «К четырехлетней годовщине Октябрьской революции» В. И. Ленин писал: «Возьмите религию или бесправие женщины или угнетение и неравноправие нерусских национальностей. Это все вопросы буржуазно- демократической революции... Полтораста и двести пятьдесят лет тому назад обещали народам передовые вожди этой революции (этих революций, если говорить о каждом национальном виде одного общего типа) освободить человечество от средневековых привилегий, от неравенства женщины, от государственных преимуществ той или иной религии (или «идеи религии», «религиозности» вообще), от неравноправия национальностей. Обещали — и не выполнили. Не могли выполнить, ибо помешало «уважение» к «священной частной собственности». В нашей пролетарской революции этого проклятого «уважения» к этому трижды проклятому средневековью и к этой «священной частной собственности» не было»

Поэтому именно в нашей стране впервые в мире удалось осуществить действительное и полное отделение церкви от государства.

1 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 44, с. 146—147,

Борьба духовенства против декрета Советского правительства «Об отделении церкви от государства и школы от церкви» сама по себе говорит о многом, характеризует подлинную роль церковников в истории нашего государства. Православная церковь отказалась признать декрет, который был продиктован интересами демократии и прогресса, являлся объективной потребностью поступательного развития общества.

?