Несостоявшийся взлет

В 70-е годы прошлого века науковедению отводилась роль не просто науки о науке, а своего рода «науки наук», или метанауки — системы знания, одновременно обобщающей закономерности развития науки и способной служить катализатором ее развития.

Причины несостоявшегося восхождения науковедения на вершину иерархии научных дисциплин сами по себе заслуживают науковед - ческого анализа. Они, как и те причины, которые науковедение обнаруживает в развитии других наук, могут быть разделены на две категории: внешние и внутренние по отношению к самой науке, в данном случае к науковедению.

Первая внешняя причина состоит в том, что общественный интерес к науковедению пропорционален интересу к самой науке и колеблется вместе с ним. В те времена, когда наше общество было заражено своеобразным «романтическим сциентизмом» [15], когда самым популярным литературным жанром была научная фантастика и будущее нашей цивилизации виделось не на Земле — в скучных склоках между политиками, а в космосе — в увлекательных контактах с другими цивилизациями, когда советские родители мечтали видеть своих отпрысков не банкирами, а учеными и космонавтами (были такие вре

мена!), казалось, что науке по силам решить все основные проблемы человечества, а его главная задача состоит в том, чтобы ускорить развитие самой науки, познав его закономерности. Именно эта задача ставилась перед науковедением, которое таким образом выдвигалось в эпицентр социального прогресса.

Снижение же интереса к науке, характерное для современной России, где профессия ученого стала одной из самых непопулярных, намного уступающей даже таким «профессиям», как проститутка и фотомодель [2], естественно, отразилось и на науке о самой науке, а главная задача науковедения — познание закономерностей развития науки — сейчас в отличие от прежних времен не воспринимается массовым сознанием в качестве одной из приоритетных.

Вторая внешняя причина несостоявшегося взлета науковедения в отличие от первой имеет интернациональный характер и связана с тем, что в современном мире основную траекторию развития науки определяют не короли и министры, а... обыватель — в качестве избирателя и налогоплательщика. Современному обывателю, живущему по принципу «здесь и теперь», довольно-таки безразлично, есть ли жизнь на Марсе, он не любит, когда его деньги тратятся на сомнительные проекты, имеющие отдаленные перспективы реализации [14]. В результате даже в благополучных странах сворачиваются глобальные исследовательские проекты, щедро финансируется лишь то, что сулит быстрый практический эффект, фундаментальная наука переживает непростые времена, а наиболее крупные исследовательские лаборатории создаются не при университетах, как раньше, а при таких корпорациях, как «Дженерал Моторе» и «Панасоник», финансирующих в первую очередь прикладные исследования. Как пишет И.Ф. Кефели, «время научных открытий сменилось временем использования плодов этих открытий, когда науке дается временная (надо полагать) отставка» [7, с. 23]. Тем самым «временная отставка» дается и науковедению как изучающему в основном закономерности развития фундаментальной науки, а не практическое использование ее результатов, которые внедряются в практику и без его помощи.

Внутренние причины кризиса отечественного науковедения многочисленны и тоже носят как интернациональный, относясь ко всей науке о науке, так и «национальный» характер, коренясь в специфических чертах отечественного науковедения.

Советский предшественник современного российского науковедения взял на себя явно завышенные обязательства, посулив обществу ускорение (средствами науковедения) развития науки и вообще всего научно-технического прогресса, в то время как, и это очень убеди

тельно показали события прошедшего десятилетия, происходящее с наукой и возможности практического использования научного знания определяются отнюдь не науковедением.

На судьбу советского науковедения во многом повлиял и его марксистский характер, который в прежние годы, естественно, считался его преимуществом и главным отличием от западной науки о науке.

Разумеется, в 80-е годы прошлого века подобные утверждения во многом носили ритуальный характер, а идеологическая надстройка советской социогуманитарной науки уже была не слишком тяжелой и не так придавливала ее, как прежде. Тем не менее в подобном контексте изучение науковедческих проблем нередко сводилось к их ист- матовскому «забалтыванию», что не могло не отражаться на общей результативности науковедческих исследований. Сейчас оценка реальных достижений советского науковедения затрудняется необходимостью их вычленения из марксистской «трухи» — того специфического фразеологического и идеологического контекста, в котором они сформулированы. А один из главных недостатков отечественного науковедения и отечественной истории науки, состоящий в том, что они в отличие от зарубежных исследований науки не породили концепции ее развития, сопоставимой с теориями Т. Куна, П. Фейерабен- да, И. Лакатоса, во многом, если не в первую очередь, объясняется тем, что это место уже было заполнено марксистской концепцией развития науки, хотя в отличие от упомянутых теорий трудно определить, в чем именно она заключается.

Вероятно, на судьбе отечественного науковедения сказалось и то обстоятельство, что оно традиционно было ориентировано на обобщение опыта естественной науки[3] и выдачу ей рекомендаций по по

воду того, как правильнее развиваться, при очевидном игнорировании социогуманитарной науки как второстепенной.

Определенную роль, по-видимому, сыграла и общая тональность науковедческих оценок современного состояния отечественной науки. При всех многочисленных достоинствах наших науковедческих работ нельзя не заметить, что они, во-первых, удивительно однообразны и строятся по стандартной схеме[4], во-вторых, сфокусированы на кризисных явлениях на фоне явной недооценки более нетривиальных — неоднозначных и позитивных — тенденций. Такое науковедение не слишком интересно и самим науковедам, поскольку постоянно повторяющиеся сюжеты до боли знакомы каждому из них, и массовому читателю, ждущему от науковедов высвечивания ярких фактов и выявления свежих тенденций. В результате постоянно траурный настрой нашего науковедения, предопределенный заботой о спасении отечественной науки, парадоксальным образом ухудшает и отношение к науковедению, и общественный интерес к науке. Здесь уместно вспомнить Ходджу Насреддина, который объяснял спасенному им утопающему, что у него было бы больше шансов спастись, если бы он тянул руку к потенциальным спасителям со словами не «дай», а «на».

Однако все же главной внутренней причиной кризиса отечественного науковедения явилось то, что несмотря на интегративные декларации 70-х годов прошлого века оно вместе с мировой наукой о науке так и осталось пестрым конгломератом дисциплин, не сумев стать единой дисциплиной.

В общем, если главную внешнюю проблему современного отечественного науковедения можно определить как снижение общественного интереса к самой науке, то его основную внутреннюю проблему — как разобщенность на субдисциплины, отсутствие сколь-либо интегрированного общедисциплинарного знания.