«Кластеризация» науковедения
И все же восприятие науковедения как несостоявшейся научной дисциплины, полностью утратившей свой прежний запал, было бы неверным. Это объясняется прежде всего тем, что на науковедческом поле независимо от того, где проходят его границы, родились такие, например, понятия как «парадигма» или «исследовательская программа», и было взращено знание о логико-философских, социологических, психологических и других закономерностях развития науки, которые, весьма обогатив саморефлексию науки, распылены практически по всем научным дисциплинам, образуя каркас их социального и методологического самоопределения.
Можно отважиться на утверждение о том, что если бы не существовало концепции научных парадигм Куна, фальсификационизма Поппера, «методологического анархизма» Фейерабенда, работ Мертона о «нормах» или Митроффа об «антинормах» научной деятельности и т.п., то любая из современных наук, особенно социогуманитарных, была бы немного другой. Иначе говоря, науковедческое знание, внедряясь в науку, оказывает имплицитное влияние на нее. И в этом смысле науковедение действительно представляет собой метанауку, создающую если не плацдарм, то по крайней мере опорное рефлексивное поле для развития всех наук, особенно наименее совершенных, находящихся в поиске собственной идентичности, которая обретается в постоянных и довольно болезненных сопоставлениях с «благополучными» дисциплинами. А его значимость для выработки нормативных представлений о том, что такое «наука вообще» и как она должна быть организована, равно как и для трансляции методологии из «благополучных» в «неблагополучные» науки[10], например, посредством философских концепций науки, трудно переоценить.
В плане отношений между науковедческими дисциплинами науковедческая «империя» тоже не представляется распавшейся. Более того, за те годы, которые выглядели как кризис или вообще «отсутствие» отечественного науковедения, в его структуре произошли существенные и вполне конструктивные изменения.
Во-первых, протекал своего рода «естественный отбор» науковедческих дисциплин и основных разделов науковедения, в результате которого исходное количество претендентов (вспомним, что их насчитывалось до 16) оказалось сокращено. Во-вторых, налаживались и отшлифовывались органичные, а не форсированные, декларативные связи между ними, способные служить реальным, а не мифическим контекстом их интеграции. В-треть- их, происходило перераспределение приоритетов и относительного «веса» разделов науковедения, в результате которого одни разделы оказались на периферии, а другие — в центре общественного внимания.В структуре современного науковедения можно выделить четыре «сгустка» науковедческого знания и, соответственно, четыре эпицентра его производства: 1) история науки, 2) философская методология науки, 3) изучение социопсихологических проблем науки, 4) изучение эко- номико-правовых и организационных проблем науки. Эти «сгустки» выглядят вполне интернационально, выражены как в отечественном науковедении, так и в его зарубежном аналоге, и их можно считать основными составляющими (элементами) современного науковедения.
Нетрудно заметить, что подобная структура науковедения сформировалась в результате «кластеризации» выделявшихся ранее разделов, тяготения таких его традиционных фрагментов, как социология и психология науки, экономика, организация и изучение правовых вопросов науки, к общим проблемным полям. При этом наблюдались и другие интеграционные процессы, знаменовавшие общую модернизацию науковедческого поля. Так, наукометрия, хотя и сохранила некоторые самостоятельные цели, в своей основной части все же оказалась «распределенной» между другими разделами науковедения[11] вследствие их интенсивной квантификации, ориентации на количественные методы. Сейчас редкое социологическое, психологическое или экономическое исследование науки обходится без опоры на существующие наукометрические данные или генерирование новых данных, и
наукометрию вряд ли можно считать самостоятельным разделом науковедения.
Похожее произошло и с научной политикой, поскольку экономические, правовые, социологические и даже психологические исследования науки имеют одним из своих главных ориентиров оценку отечественной научной политики и, как правило, увенчиваются формулированием ее основных положений.В принципе, «кластеры» науковедческого знания разграничены достаточно условно. В настоящее время любое экономическое исследование науки уделяет большое внимание социологическим, а нередко и психологическим вопросам, а работы социологов и психологов науки затрагивают вопросы ее организации, опираются на экономические данные и правовые документы. В результате социопсихологический «кластер» сближается с другим, образованным экономико-организаци- онным и правовым изучением науки, и налицо тенденция к дальнейшей «кластеризации», а, возможно, и к долгожданному объединению науковедения путем срастания его «кластеров». Мало кто из изучающих науку не использует историко-научные данные, грань между историей и современностью очень зыбка и условна (то, что было вчера, — уже история), и, в принципе, история науки, как и наукометрия, «распределена» между другими разделами науковедения[12]. Да и логикофилософское знание нередко представлено на страницах социологических и психологических работ, а философские концепции науки, в свою очередь, построены на историко-научном материале. Тем не менее границы между «кластерами» науковедческого знания пока прочнее, чем объединительные связи между ними, и можно констатировать существование четырех основных разделов современного науковедения.
Достаточно заметны и объединительные тенденции внутри «кластеров», что происходит в первую очередь за счет видоизменения традиционной проблематики науковедческих дисциплин. Так, двумя традиционными объектами психологических исследований науки традиционно служили личность ученого и научная группа, и эта дисциплина занималась преимущественно «внутренней» психологией науки [1]. Однако жизнь заставила сместить фокусы ее психологического ана
лиза. Сейчас в центре интересов психологии науки, по крайней мере в нашей стране, находятся такие проблемы, как мотивы утечки умов, психология взаимоотношений между обществом и научным сообществом и др., да и зарубежную психологию науки сейчас внешние проблемы науки, возникающие в сфере ее отношений с обществом, интересуют явно больше, чем внутренние — то, что происходит в головах ученых или в научных группах [14]. Такая «внешняя» психология науки куда ближе к социологии науки, чем традиционная психология, и граница внутри социопсихологического «кластера» исследований науки постепенно размывается.
Еще по теме «Кластеризация» науковедения:
- Часть I.НАУКОВЕДЕНИЕ В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ
- Эволюция дисциплинарной структуры науковедения
- Дисциплинарная структура науковедения как «открытая система»
- Проблема дисниплиниризаиии и специфика политического науковедения
- А. В. Юревич Науковедческая «БАШНЯ», МАИ ЕЩЕ РАЗ О ПРЕДМЕТЕ И СТРУКТУРЕ НАУКОВЕДЕНИЯ[2]
- А. Г. Аллахвердян, Н.Н. Семенова, А. В. Юревич. Науковедение и новые тенденции в развитии российской науки, 2005
- Б.И. Козлов Политическое науковедение (к ПОСТАНОВКЕ ПРОБЛЕМЫ)[19]
- Междисциплинарная структура науковедения и формы интеграции субнауковедческих дисциплин
- Негативное отношение к науковедению отечественных исследователей разного ранга и положения
- А.Г. Аллахвердян, Н.С. Агамова ЭВОЛЮЦИЯ ДИСЦИПЛИНАРНОЙ СТРУКТУРЫ НАУКОВЕДЕНИЯ И СТАНОВЛЕНИЕ «ДЕМОГРАФИИ НАУКИ» КАК НОВОЙ СУБНАУКОВЕДЧЕСКОЙ ДИСЦИПЛИНЫ[15]
- Сведения об авторах
- Перспективы интеграции
- Науковедческая «башня»
- Несостоявшийся взлет
- Заключение
- Ю.В. Грановский ЧТО ОЖИДАЕТ ОТЕЧЕСТВЕННЫХ НАУКОВЕДОВ ?
- 6 Безмасштабные сети: робастное значение показателя степени у
- Что дальше ?